Почему я не стал Генералом! - 3 глава - 18
Так , в работе и учебе, незаметно прошла зима 1938 - 1939года.
Я заканчиваю 4 курс с оценкой отлично, по всем дисциплинам, я сам иногда удивлялся своей прилежностью и упорством в учебе.
Но у меня была твердая цель. Я должен окончить техникум и получить диплом.
Я теперь частенько вспоминаю слова своего папы о том, что «учись, пока родители живы, от тебя ничего не требуют, только учись».
Но у меня тогда эти слова, пролетали мимо ушей, я ударился в личные удовольствия и « любовь».
Помнил я и слова своего брата Шурика, когда он, окончил Военное училище ВЦИК (сейчас оно имени Верховного совета).
Он мне говорил:
- Вот видишь я окончил училище, я лейтенант, а ты никто, так как видно и будешь недоучкой.
Все это очень влияло на меня. Да кстати, читая мои записи, видишь, что я нигде не поминаю слово отец.
Я все время называю папа, мама и мне претит, когда кто – то называют своих родителей: отец, мать и что противно, что это есть и по телевизору, при показе кинокартин.
Герои фильма довольно пренебрежительно своим самым дорогим родителям:
«Послушай отец, перестань мать» и так далее, это называется воспитатели молодежи…
Но, я опять отвлекся и ударился в философию.
Вот в один из майских дней вдруг приходит телеграмма о том, что папа Н.К. Иван Петрович по суду освобожден и оправдан.
И ищет где его семья, как видно мама Н.К писала письма знакомым в Купино, где она раньше жила и те знали ее сейчас адрес.
Было решено, что она немедленно поедет в Купино. Она уехала через два дня, приехала вместе с Иваном Петровичем.
Он рассказывал: Арестовали его ночью, не объясняя ничего, привезли в город Славгород и тут началось обвинение его в участии заговора против Советской власти.
Совместно со всеми руководителями железно дорожного предприятия, то - есть начальником депо Громовым, начальником вагонного депо, начальником станции Купино и другими работниками железной дороги.
Но признаваться ему было не в чем, на все предъявленные ему обвинения отвергал, а за это его посадили в шкаф.
Где можно было только стоять, так как со спины , боков и спереди подпирали стенки, в этом шкафу даже нельзя было подогнуть коленки, только стоять как столб.
Держали там по 4 - 6 часов, после чего когда шкаф открывали, человек буквально вываливался из него, порой уже без сознания и снова допросы, допросы, требующих признания во вражеской деятельности.
Многие не выдерживали - подписывали все то, что насочиняли их следователи.
Были и другие методы, добровольно - принудительные признания: посадят тебя на угол табуретки, на копчик и сиди час, два не вертухайся, а то по морде «контра» заработаешь.
А следователь, усмехается, говорит:
- Ну, будешь, признаваться, сука или нет?
Кроме, этого есть еще и тепловая камера в запасе, где все: стены, пол, потолок дышат жаром, а пить не дают.
Столкнулся раз, в такой камере в Областном НКВД, Лапин - начальник снабжения Пароходства с бывшим Председателем Омского Облисполкома - Кондратьевым.
Как говорил Лапин, его втолкнули а такую теплушку .
- Я, - говорит он, - от вежливого пинкаря, полетел на пол и чувствую. Что от жары, «уши вянут», а кругом полная темнота и слышу шепот:
- Ползи сюда, здесь у двери есть небольшая щелка и из нее свежим воздухом немного тянет.
- А ты кто? – спросил я
- Кондратьев, - а ты?
– Я Лапин из Пароходства.
Так они вместе пробыли два дня, а затем Лапина перевели в другую камеру.
Чтобы закончить о Лапине, скажу, что в 1939 году его выпустили, сняв все обвинения, так как эпидемия заканчивалась и кое - кого, которые выжили за два года и еще не были осуждены, были реабилитированы.
Я этот разговор с ним вел в городе Куйбышеве в том же 1939 году, где Лапин уже работал, с занозой в сердце.
Но, продолжу о И.П. так как он ни в чем не признавался, он сидел в следственной тюрьме (изоляторе) при отделении НКВД железнодорожном в городе Славгороде.
Прошел уже там год, начался второй, однажды попросился он у следователя сходить по своим естественным надобностям, в уборную.
Его повели в свою служебную во дворе НКВД, а там он только сел на стульчик, видит внизу лежит какая то бумажка, я бы говорил он и не обратил на нее внимание, да на ней в углу стояли буквы Секре........
Поднял я ее, вытер об стенку, так как кто – то ей уже попользовался, расправил на руках, а там написано:
- Приказываю, прекратить массовые вербовки по ст.58 , срочно пересмотреть заведенные дела и так далее.
Документ этот был не целый, а оторванный. Зашел, говорит он я обратно к следователю, а точнее завели меня обратно к нему, я достал из кармана этот обрывок бумаги и говорю ему:
- А Вы, что разбрасываетесь приказами своего начальства.
- Где ты взял ее ?
- Да в вашей же уборной.
Тут он допрос мой прекратил, а меня снова отправили в камеру одиночку.
Целый месяц, после этого никто из них не интересовался мной и только спустя еще десять дней, посадили меня, а также наших Купинских, бывших руководителей и куда – то повезли, в арестантском железнодорожном вагоне.
Смотрим, ба! Да нас снова в Купино привезли. Доставили нас в суд и оказалось, что нас будут судить тут, где мы работали.
Смотрю я на суд, а там и судья не наши - другой и прокурор незнакомый.
Начался суд, начались судебные допросы, по ходу их явно вырисовывалось, что все воздвигнутые против меня и моих товарищей, обвинения, оказываются дутые – сочиненные ретивыми следователями.
И ни один факт, ни одно обвинение не подтверждается.
Прошел один день суда, нас под конвоем привезли и под конвоем доставили снова в вагон.
На следующий день суд продолжался и оказалось на нем, что поклеп – то на нас возводил начальник депо Купино Громов, которого первого посадили, а от него требовали указать своих сообщников по заговору о вредительстве.
А иначе, как говорил он, следователи угрожали расстрелять меня, как падлу, если укажешь кто был с тобой за одно, то просто срок получишь.
Закончился опрос нас, свидетелей, а таковые и не подтвердили ничего из предъявленных нам обвинений, а Громов отказывался от своих ранее данных показаний и тут суд объявил перерыв и удалился на совещание.
Смотрим мы и охрана наша куда – то ушла, конвоиры исчезли, ну мы посмотрели, что люди пошли покурить и тоже свободно пошли на крыльцо, так сказать перекурить.
Никто нас не остановил, ни кто не задержал. Целый час длился перерыв, после чего нас всех пригласили обратно в зал суда.
Мы, а нас было шесть человек, прошли на свои места, предназначенные для подсудимых.
Но, что было ярко заметно, около нас, по бокам, где мы сидим не оказалось наших конвоиров.
Вот и суд идет в полном составе, но в нем уже отсутствовал прокурор.
После краткого вступления зачитывается приговор: - «Исходя из того, что ни одно из обвинений, как показал опрос свидетелей и обвиняемых не подтвердилось.
Суд считает освободить от судебного преследования такого -то и такого - то и признать их невиновными, в якобы совершенных преступлениях.
Суд считает, что по делу гражданина Громова надлежит дополнительно расследование за клевету на граждан такого - то и такого - то и до окончательного решения его вопроса взять с него подписку о невыезде.
Остальных граждан освободить и восстановить во всех гражданских правах с выплатой им компенсаций согласно закона».
А компенсация - то выплачивалась только за 3 - 4 месяца, а остальные месяцы кто заплатит? И за что же они сидели? Перенесли столько мучений, пыток?
Приговор суда был встречен присутствующими, как говорится «бурными аплодисментами», а сами «кандидаты» в Зэка, сияли, как месяц на чистом небе.
Вот, так заканчивались суды, уже в 1939 году. Но не всех посетило такое счастье, многие уже были на Колыме, в Соловках, а многие в без известных могилах и таких было сотни тысяч людей.
И.П. был восстановлен в партии. Получил компенсацию, но работать там уже не остался, а приехал в Омск к нам.
Примерно через недели три, наша «семейная жизнь» опять дала «трещину», все чаще стали перебранки с Н.К. по разным мелочам.
Она, не хотела идти работать, или учиться, на чем я настаивал, тем более, что ее мама сидела дома.
Правда, было обстоятельство, о котором я не упоминал, у меня родился сын, которому в это время было уже 6 - 7 месяцев.
К великому сожалению, я совершенно не чувствовал себя отцом семейства и родившейся ребенок мне почти был даже как – бы безразличен, я совершенно не имел ни какого чувства отцовства.
Он, как бы просто присутствовал, но ни каких эмоций у меня не возбуждал.
Может быть потому, что рано мне было быть отцом, а может быть такая безалаберная жизнь с ней была виновата в этом.
Так как я уже стал, даже тяготится, такой семейной жизней и был, откровенно говоря рад, когда И. П. решил уехать на свою родину в Белоруссию.
Взаимоотношения мои с ним не сложились, и он явно был настроен против меня, даже как – то в разговоре сказал:
- Разве моей дочери такой муж нужен? Ей нужен муж – горный инженер!
А почему горный, я не вдумывался, а сам думал, что по сути дела ей и меня, много, чем это она такое заслужила?
Разве, что своим самолюбивым, эгоистическим характером, воспитана она, одной доченькой в семье, где все было для нее.
Своими разговорами, конечно без меня, он Н.К. склонял к тому, чтобы она уехала с ними и покончила все со мной.
Да, собственно я ничуть не жалел об этом, я уже жаждал свободы от всех семейных передряг.
Однажды мы остались с Н.К. вдвоем дома и тут я спросил у нее :
- Так ты, что решила ехать с родителями?
- Да нет, я не знаю, я не хочу ехать, а папа настаивает, ехать с ними и кончать жить с тобой, но я не поеду, я останусь с тобой.
Я, хотя и не был в восторге от этого, но считал, что все же если она останется мы сумеем как - то все взаимоотношения наладить, так как нас уже связывал ребенок, хотя я не чувствовал себя отцом.
Она продолжила:
- Папа мне даже как – то грубо сказал, что ты за его держишься? Что тебе «мужик» нужен? Да как он, ты сотню иметь будешь, да еще и лучше.
Я все же решил с ним поговорить при удобном случае, когда мы с ним будем один на один.
Такой случай вскоре представился, так как жили мы все вместе, но между собой не разговаривали, и инициатива исходила, конечно, от них.
Они готовили и кушали втроем. А я столовался в заводской столовой, а после работы, даже домой не заходил.
Брал в библиотеке книги и шел читать в сад водников, а там заваливался между кустами и читал, пока не стемнело.
Иногда устраивался, где ни - будь, поближе к фонарям освещения и читал, читал до 10 -1 1 вечера, и только тогда шел домой спать.
Приходил, расстилал свою шинель на полу у входной двери, второй полой шинели накрывался, кулак под голову и засыпал до семи часов утра, а там снова работа на заводе и опять книги, книги….
Продолжение следует - http://www.proza.ru/2016/02/24/1534
Свидетельство о публикации №216022202027