Комлев. роман. 16

Еремей набрал в себя поток легкого игристого воздуха, и им обратно выдувал неспешно и однообразно набор звуков, постепенно цепляющихся друг за друга и составляющихся в замысловатые спирали. Не спеша вышагивал по земле, которая старалась продлить каждое соприкосновение и обнять его ноги. Свет просачивался через Еремея и дальше летел искристым горохом. Пространство вокруг дышало и гудело. Оно было бесконечно. Взгляд во все стороны убегал в бескрайность. И Еремей был его частью, важной и необходимой. Он связывал его сельскохозяйственными мантрами прочными, всепроникающими нитями. Голубой водоём поднимал все предметы, находившиеся в нем, вверх, и они парили по непересекающимся траекториям вместе с птицами и облаками.
 Всё вокруг неторопливо разговаривало с Еремеем, прислушивалось к нему, каждый голос добавлялся своим тембром к другим, и это посвистывание, потрескивание, блеяние, мычание, угуканье, поквакивание, вздыхание, гудение, цоканье,  не перебивало друг друга, складывалось в плотное, прочное полотно.
 Серая марионетка, претендующая на самостоятельность, ходила с Еремеем, приседала, съеживалась. Потом удлинялась, кралась не спеша за ним. То плоская, то изгибалась в разные стороны, или играя или кривляясь. Показывала трюки, исчезая на время совсем, и вдруг появляясь, ползла змеей, потом валялась стиральной доской. Иногда мгновенно подпрыгивала, могла не спеша наклониться, замереть.
 Не замечал целого дня метаний, но в конце-концов наткнулся на нее, и приостановился, спирали и кольца, выходящие и продолжающиеся из него, закачались, заколыхались, пружинясь. – «Коля…».