Не скрипит журавль

Тоскливы деревни, когда  на голых ветках деревьев только слёзы частых дождей и жалкие редкие остатки бывшей когда-то пышной лиственной шевелюры.

Старикам тоскливо. Одиноко и грустно. Они исчерпали свой ресурс и неинтересны государству, являясь обузой и расходной статьей в бюджете.

К ним редко приезжают родные люди. У каждого свои семьи, заботы и дела.
А старики никуда не спешат, у них есть всё время мира. И слишком мало тех, с кем можно его провести.

У некоторых в морщинах на лице скрылся вздорный характер, но всё же хочется верить, что у большинства в этих складочках спряталась мудрость.

Мне жаль, что она редко востребована.

В сухих старческих руках нет былой силы. Глаза многих потеряли остроту зрения, ослаб слух, некоторым трудно передвигаться.

Быть немощным страшно, в наше время особенно. В погоне за материальными благами, подогреваемой и стимулируемой на всех уровнях, современный человек с колоссальной скоростью теряет чувство сострадания к ближнему.

Стариков грабят, притворяясь социальными работниками, забирая последние, «гробовые» сбережения, обманывают с экранов телевизоров, суля лекарства от всех болезней за «небольшие» деньги. Многие доверчивы, словно дети, и попадаются в ловушки таких мошенников.

Жаль их, жаль нас - как общность, как народ, как государство, которое не способно обеспечивать «достойную старость».

Мысленно возвращаюсь в детство.

Приятно было идти зимой по родному посёлку и видеть струящийся из печных труб дымок -  уютом и теплом веяло от домишек, словно сошедших с лубочных картинок. Явственно представлялось, как гудят дрова в печи, на сковородке подрастают румяные блины, на столе стоит крынка с густой простоквашей, а на подоконнике греется пушистый серый кот в ожидании порции жирной сметанки. В многочисленных кадушках засолены грибочки-груздочки, хрустящая квашеная капустка с клюквой или брусникой, а в бочках аппетитные огурчики.
Но деревни вымирают. Не струится дым из труб, не пахнет блинами, не скрипит колодезный журавль. Жить там нелегко, всё меньше становится рабочих мест, оттого бежит молодёжь в город или за границу, а та, что осталась, спивается или выживает, как может.

Опустевшие  дома стоят, смотрят в небо чёрными глазницами окон, вздыхают о былом, вспоминают хозяев, переселившихся в иной мир. Кто бы вдохнул в них новую жизнь? Так хочется возрождения, цветущих и ухоженных садов и огородов.  Вместо этого всё чаще видишь заколоченные окна или проплешины на месте снесённых жилищ и хозяйственных построек. 
Куда идём, к чему придём, что с нами станет?