Почему я пишу?

У меня нет ясных идей и вообще, стоит ли о них говорить. Есть отдельные лоскута, порывы, блоки, и все это ищет формы, но вдруг в игру вступает ритм, я схватываю ритм и начинаю писать, повинуясь ритму, движима этим ритмом, а вовсе не тем, что называют мыслью и что творит прозу, литературную или какую-либо другую.
Сперва есть только неясная ситуация, которую можно определить лишь в словах.
От этих потемок я отталкиваюсь, и если то, что я хочу сказать (если то, что хочет высказаться), обладает достаточной силой, то незамедлительно возникает swing, ритмическое раскачивание, которое вызволяет меня на поверхность, освещает все, сопрягает эту туманную материю, и свинг, выстрадав ее, перелагает в третью, ясную и чуть ли не роковую, ипостась: во фразу, в абзац, в страницу, в главу, в книгу.
Это раскачивание, этот свинг, в который переливается туманная материя, для меня – единственна верное и необходимое, ибо едва прекращается, как я тотчас же понимаю, что мне нечего сказать.
А также единственная награда за труды: чувствовать, что написанное мною подобно кошачьей спине под рукой – оно сыплет искрами и музыкально-плавно выгибается.
Я пишу и, таким образом, спускаюсь в вулкан, приближаюсь к материнским Истокам, прикасаюсь к Центру, чем бы он ни был. Писать для меня означает нарисовать свою мандалу и одновременно обойти ее, измыслить очищение, очищаясь.