Фалькины рассказы

   Вообще-то полное мое имя Феликс. Но папа с мамой обычно звали меня  по-домашнему Фалик или Фалька. И уж если родители говорили мне Феликс, значит, я что-то натворил и они мною недовольны. Так, наверное, у всех детей. Не станет же какая-нибудь мама Ксюшу дома называть Ксенией, а Мишу – Михаилом. Разве что, когда они не слушаются. Потом, сам уже став папой, я тоже порой говорю своему сыну Андрюшке: «Андрей! Когда ты, наконец, оторвешься от компьютера и сядешь за уроки!».
   Сегодня я с большой теплотой вспоминаю свое детство, то время, когда меня звали не Феликсом, а Фалькой. Поэтому и рассказы – Фалькины. Они как раз оттуда – из моего детства.       

                Поездка к Финскому заливу

   Сразу после войны мы некоторое время жили в Эстонии, в небольшом городке Раквере, расположенном в двадцати километрах от Финского залива. Мои родители, военные врачи, служили в госпитале. Кроме меня, из детей военнослужащих никого больше не было. Эстонских ребят тоже было не видать. Наверное, местные жители боялись выпускать детей на улицу. Но отсутствие сверстников меня не тяготило. Мне уже было почти пять лет,  я считал себя вполне самостоятельным человеком, и моя вольная жизнь «волка-одиночки» меня вполне устраивала. В общем, пока мои родители трудились в госпитале, я был предоставлен самому себе. Недалеко от нашего дома находилась авторота воинской части. Я частенько туда наведывался, торчал в гаражах – смотрел, как солдаты ремонтируют машины, залезал в кабинки, воображая себя шофером.  Однажды, когда я сидел вот так в кабине грузовика, дверца открылась, и веселый голос произнес:
- А ну-ка, малый,  подвинься.
Распахнув дверцу кабины, на меня смотрел молодой солдат. У него были коротко стриженые светлые волосы, слегка вздернутый нос картошкой и веселые глаза. Я с сожалением оторвался от руля и передвинулся на место пассажира.
 - Вова, - представился он.
 - Феликс Андреевич, - солидно ответил я.
Вообще-то дома меня уменьшительно ласково звали Фаликом, но сейчас мне страшно хотелось выглядеть взрослым и дать понять этому Вове, что я здесь находился не просто так, а тоже занимался важным мужским делом.
- Но можно и Фалик,- уже более благосклонно добавил я, - меня так папа с мамой зовут.
- Ого! Да ты, я смотрю, парень серьезный. Сейчас поедем. Хочешь?
Еще бы не хотеть!
- Конечно, хочу, а куда?
- На море.
   На море, так на море. Никогда не видел. Интересно. Мне показалось, что ехали мы долго, наконец, появилась полоска воды, которая ширилась, ширилась и вдруг передо мной открылась бесконечная, до самого горизонта, водная гладь. Это потом я узнал, что мы приехали к Финскому заливу. Мы остановились  в расположении какой-то воинской части, мой водитель приказал мне не вылезать из кабины, а сам куда-то исчез. Потом машину чем-то загрузили, и мы стали разворачиваться к отъезду.  Дальше перед нами, шагах в десяти, земля кончалась и была видна только вода.
- Сейчас будем прыгать с обрыва, - совершенно серьезно сказал  Вова, - не боишься?
А чего бояться? И не страшно совсем. Ведь рядом сидит большой, добрый, сильный и веселый дядя-солдат. Если он собирается прыгать на машине с обрыва, значит так надо. Взрослым лучше знать.
- Нет, не боюсь, - бодро ответил я.
- Ну, ты, молодец, храбрый пацаненок! Это я пошутил насчет обрыва. Вот развернемся и поедем домой. Есть хочешь? Проголодался, поди?
Я согласно закивал головой. С самого утра ничего не ел, а день уже был в самом разгаре. У меня давно от голода стало подводить живот, но я молчал.
- Сейчас мы с тобой перекусим. Тут мне ребята жареной рыбы дали, сами здесь наловили.
Вова достал из бардачка хлеб, потом развернул бумажный сверток. В нем была большая рыбина. От ее аппетитного вида и запаха у меня потекли слюнки.
- Налетай, не стесняйся, - Вова разломил рыбину и с помощью ножа стал отделять мясо от костей, - бери вот этот,  без косточек, - сказал он, пододвигая ножом основательный кусок.
Я жадно  принялся есть рыбу, заедая ломтем черного хлеба. Мне казалось, что я в жизни не ел ничего более вкусного. Не осилив отведенный мне кусок, я захотел пить.
- Вот, пей, - как, догадавшись, Вова протянул мне фляжку с водой.
   Сытный обед сморил меня, и я проснулся, лишь когда мы въезжали в расположение части. Меня там уже поджидал отец. Он хмуро посмотрел на Вову и я догадался, что моему другу грозит большая неприятность. Вова стоял вытянувшись, по его безусому, почти юношескому лицу было видно, что его тревожили последствия этой истории с поездкой.
- Виноват, товарищ капитан, но уж больно ваш сынишка хотел съездить, море повидать.
- Пап, не ругай его, он хороший, добрый, мы с ним рыбу вкусную ели, - вступился я за Вову, и для убедительности  добавил, - мы так больше не будем.
Отец неожиданно улыбнулся:
- Не будем, - передразнил он меня, - тоже мне защитник нашелся. Пошли домой, скоро вечер, мама волнуется, куда ты пропал.
- Вольно, - сказал он, все еще стоявшему по стойке смирно Вове.
      В это время подошел дежурный офицер, старший лейтенант. Я помнил, что он бывал у нас дома, звали его Николай. Он вопросительно посмотрел на отца.
- Все в порядке, Коля, не наказывай парнишку, - попросил его отец.
   Мы отправились домой, я оглянулся – Вова помахал мне рукой. Я ему в ответ тоже. Все- таки, классно мы с ним съездили. Спасибо тебе Вова, что ты взял меня с собой и не побоялся нарушить воинский устав! Долго еще я буду вспоминать и эту поездку, и вкуснейшую рыбу.

                Праздник

   В 1946 году отца перевели служить в Феодосию. Жили мы на самой окраине, в поселке Сарыголь, сейчас это станция Айвазовская.  Устроились в саманной хате с двумя маленькими комнатками с глинобитным  полом. В простенке между комнатами стояла печка, а во дворе еще находилась летняя кухня.
   В отличие от Эстонии моя жизнь в Феодосии была совсем другой. Здесь было полно моих сверстников  мальчишек, мы гурьбой гоняли по улицам, ловили марлей маленьких рыбешек и мальков в речушке Байбуге и целыми днями пропадали на море.
   А еще в Феодосии был у меня друг Петька, с которым мы вместе учились в первом классе. Но самое главное – его отец работал машинистом настоящего паровоза! Иногда, тайком от своих родителей, я бегал с Петькой  на станцию, и нам разрешалось залезать в будку паровоза. Помню, как в  первый раз меня поразило множество переплетающихся медных трубок, рычагов, колесиков, манометров с прыгающими в них стрелками. Паровоз время от времени с шумом выпускал пар, в топке бушевало пламя и восхитительно пахло машинным маслом! Правда, прокатиться нам все никак не удавалось –  это было запрещено правилами. Но однажды нам повезло.
   Было 1 Мая - большой весенний праздник. Мать с утра надела на меня новый байковый костюмчик и выпустила погулять. Петька, поджидавший меня во дворе, предложил отправиться на станцию к его отцу, который по случаю праздника обещал покатать нас на паровозе. Знакомая черная махина уже стояла под парами.   Поднялись в кабину к машинистам. Их было двое – отец Петьки и его помощник. Паровоз вот-вот должен был совершить несколько маневров на путях, и нам разрешили выйти из кабины на специальную площадку. Мы крепко ухватились за поручни, паровоз поехал, а нашему восторгу не было предела. Но через некоторое время отец Петьки отправил нас домой. Мы солидно, не торопясь, вытерли свои руки паклей, и «устало», как и полагается после тяжелой смены, спустились по ступенькам на землю под завистливые взгляды мальчишек. Дело в том, что наш паровоз остановился всего шагах в десяти от металлической ограды, отделявшей железнодорожные пути от города. И здесь всегда было полно набежавшей ребятни, которая, уткнувшись в железные прутья ограды, наблюдала за вагонно-паровозной жизнью станции. Но на этот раз повыше мальчишеских голов я увидел еще одну – она принадлежала дяде в парадной военной форме. Сердце екнуло. Это был мой отец. Он без улыбки смотрел на меня, приглашая согнутым указательным пальцем подойти к ограде. Вот это я влип! Ведь мне строжайшим образом было запрещено ходить на станцию, а уж тем более кататься на паровозах. Да и мой новый костюмчик выглядел не лучшим образом. Как я ни старался уберечься, но нескольких пятен мазута и машинного масла избежать не удалось. За спиной отца я увидел большую группу офицеров – то ли они собрались здесь для какого-то торжественного мероприятия по случаю праздника, то ли, наоборот, мероприятие уже закончилось.  Ну, бывают же в жизни такие злосчастные совпадения! Я подошел к ограде. «Немедленно домой!», - строго приказал отец и в это время его позвали. А мы с Петькой и так собирались идти домой.
   В одном месте дорога проходила через большой пустырь. И тут мы увидали домашних гусей. Серые и белые, большие, упитанные, они, не спеша, вперевалочку ходили по пустырю, пощипывая травку. Вот повезло! Это ж какое удовольствие гонять гусей, заставляя их взлетать! Мы с Петькой тут же принялись за дело. С криками, размахивая руками, подбежали к гусям, те с недовольным гоготом, после долгого разбега, наподобие бомбардировщиков, взлетели и, пролетев на высоте метра с десяток шагов, тяжело плюхнулись на землю. Так продолжалось долго. «А ну, прекратите!»,- услышал я до боли знакомый голос. Так и есть, отец! Доигрались. Пока мы с Петькой гоняли гусей, отец успел нас нагнать. Да что же это за день такой! Отец подошел, ничего не говоря, взял меня за руку, и так, не отпуская, привел в дом. Потом, так же молча, снял с себя офицерский ремень, а с меня новые байковые штаны и зажал мою голову между своих ног. «Это тебе за паровоз! Это тебе за гусей! Это тебе за паровоз! Это тебе за гусей!», - приговаривал он, опуская ремень на мою задницу. Больно мне особенно не было, и я молча перенес экзекуцию. Все произошло очень быстро. Рядом стояла мать, очевидно, ничего не понимая и даже не успев вмешаться. «Ты представляешь?», - сказал отец, - «он не только на паровозе катался, но еще и гусей хозяйских гонял».
   Это было первый раз, когда отец поднял на меня руку.  Были, конечно, и раньше легкие шлепки, но больше всего я боялся тягостных разговоров, когда, сидя на стуле, отец подзывал меня и начинал объяснять «что такое хорошо и что такое плохо». Я стоял, переминался с ноги на ногу, изучал потолок и тоскливо думал: «Хоть бы ремнем отстегал, и то было бы лучше». Ну вот,  мечта  сбылась. Получил и ремнем. А все-таки классно я провел праздник!
               
                Фалькина сказка               
               
                Ольха

      Воспитательница в нашем детском садике как-то задала нам вопрос, кто какие знает деревья? Дома я привлек на помощь папу. Стали вспоминать, какие деревья растут в лесу рядом с нашей дачей, а потом начали  придумывать всякие истории про деревья. То про дуб и рябину, то про березу и сосну.  Больше всего нам понравилась история про  кедр, дуб, клен, тополь и ольху. Но мама нас раскритиковала. Кедр у нее, видите ли, не растет вместе с ольхой, и вообще, говорит, слишком много нюней. Ох, уж эти научные сотрудники! Мы ей – но ведь это же ска-а-зка! И не стали ничего менять, ведь в сказке все бывает. И вот, что у нас получилось.               
     На окраине одного села, неподалеку от речки росли тополь, дуб, клен, кедр и ольха. Никто не помнил, как эти деревья тут оказались. Взрослые во время покоса любили в жаркий летний день отдохнуть в их тени, а девушки и парни водить здесь праздничные хороводы. Деревья еще с детства, как могли, заботились друг о друге. Особенно они берегли красавицу ольху, в ненастье  прикрывая ее своими могучими кронами. Все они были влюблены в ольху, и каждый втайне мечтал стать ее женихом. Тополь радовал глаз своей стройностью и красотой. Легкий, веселый, кудрявый клен развлекал песнями, сказами и прибаутками. Дуб был приземист, кряжист и силен. Он успешно торговал своими желудями и считался завидным женихом.
      И тополь, и дуб, и клен оказывали ольхе всяческие знаки внимания, каждый пытался хоть чем-то угодить ей, но красавице ольхе был по сердцу  кедр с его необычной  длинной мягкой хвоей, кедровыми шишками и вкусными орешками. Около него всегда было много детишек, которые играли в его тени и лакомились этими орешками. Все это очень нравилось ольхе, и она представляла себе, каким хорошим мужем и добрым заботливым отцом он мог бы стать.  Но кедр был из знатной и богатой семьи, а его родители проживали на   каком-то далеком неведомом Алтае. Поэтому ольха не питала никаких надежд на то, что они когда-нибудь поженятся. А между тем, кедр тоже нет-нет, да и бросал любящие взгляды на красавицу ольху и иногда присылал ей полную корзину своих замечательных орешков.
      Однажды наступил особенный день – это был день рождения ольхи. Омытая ночью теплым летним дождиком, стройная и прекрасная, украшенная длинными золотистыми сережками, стояла она в окружении своих друзей.
         В это утро луг как-то особенно сверкал под лучами восходящего солнца, даря ольхе мириады бриллиантов капелек росы. Друзья устроили имениннице роскошное поздравление. Тополь украсил праздничный стол серебристым пухом, а дуб и кедр завалили его свежими желудями и кедровыми орешками. Клен был тамадой. Он произносил здравицы в честь именинницы и веселил всех своими прибаутками.
        Наступил вечер. Огромное красное солнце медленно опускалось за горизонт, освещая своими теплыми закатными лучами праздничный стол, и луг, и речку, и легкие вечерние облака.  Вдруг к ольхе подошел кедр, склонил перед ней свою красивую могучую крону и сказал: «Милая ольха, я полюбил тебя всей душой. Прошу тебя, будь моей женой. Получил я с далекого Алтая родительское благословение на наш брак, они с радостью принимают тебя в нашу семью». Ольха была счастлива. Она нежно обвила любимого ветвями и всей своей листвой уткнулась в его мягкую чуть колючую ароматную хвою.
Ольха и кедр сыграли пышную свадьбу. Ольха стала доброй и любящей матерью и женой, а кедр – заботливым мужем и отцом.

               
Фалькины стишки

Куд-кудах-кукареку,
Ходит ёжик на боку.
Вышел из лесу опёнок,
Спит в кроватке поросёнок,
С кошкой мирно дремлет пёс,
Дед Митяй жуёт овёс,
Овцы с волком спят в обнимку,
Бык мышонку чешет спинку,
Лошадь лопает котлеты,
А козёл поёт куплеты.
Фалька с солнышком проснулся,
Сну смешному улыбнулся.
Нет, не буду я вставать,
Буду с зайкой Филимоном
Сон смешной смотреть опять.
               
Едет кошка Ласка
С горки на салазках,
А Ласкины котятки
С щенком играют в прятки

Мышка глянула из норки:
«Не дадите хлеба корки?».
- Нет, - ответил дед Егор,   
- Есть лишь свежий сыр рокфор.