Знакомство с сыном

F:\system work\скачанные файлы.jpg   

       - Бог мой! Какая встреча! – двое зрелого возраста, ещё полных сил, но уже седовласых мужчин, раскрыли объятия, скупо,  по-мужски обнялись и задержались в рукопожатии.

        Тот, кому принадлежал возглас – высокий,  статный, энергичный в движениях. В модной дорогой одежде. Всё: рубашка, брюки, туфли, модный замшевый пиджак и короткий плащ – всё  отражало веяние моды, дань брендам и дорогим салонам. Весь облик его безошибочно давал представление состоявшегося удачливого человека. У него даже привычной стала снисходительная интонация в голосе.
 
      – Куда пропал, старик?  – заговорил он, сверху вниз окинув давнего однокурсника. («Наверное, с работы», – додумывал Алексей. – «Интересно, кто он теперь, где пристроен? Кстати, Егор, кажется…») Перед ним стоял солидный человек, неброско, но добротно  одетый. Так одеваются люди, не придающие большого значения моде, но считающие за правило быть чистым, опрятным, в свежей рубашке и неизмятом костюме. В том, как держался этот человек, чувствовалась внутренняя уверенность, степенность и небольшая усталость.

       Привычный атрибут нынешних деловых людей – портфель, что был в правой руке Егора, – не нов, чуть потёрт, но сколько жизненных историй верно и преданно хранил он в памяти своей, меж кожаных переборок! Вот так же хотелось думать и о хозяине портфеля – что богат тот судьбою, своими историями, своими ценностями, которые хранит он в своей жизни и оберегает так же преданно и верно, как этот старенький портфель – свои…
 
       –  Давай зайдём в кафешку, - отозвался Егор, -  здесь рядом.  Тридцатник, как последний раз виделись… Что вспомним, что пропустим, расскажешь о себе…  У меня тоже есть что тебе сказать.

       Они устроились в кафе,в уютном уголке у окна. Улыбались… Егор  продолжил:
       – Знаешь, Алексей я давно уже стараюсь не возвращаться в прошлое. Слишком много находишь своих ошибок, начинаешь переживать, плохо спишь… А ведь уже всё ушло, ничего не поправить!..  Ну, давай, рассказывай, я весь внимание!

       – Да ты меня, Егор, как охотник – за рога! Я ведь только что из аэропорта, – Алексей показал глазами на увесистую дорожную сумку, что снял с плеча перед тем, как сесть за стол, – и я несколько смущён, поскольку нахожусь ещё под впечатлением конференции в Германии, и во власти своего доклада, который не перестаю анализировать.

        Да, не жалуюсь.  Хотя вся жизнь в колесе, научная карьера сложилась на «ура» ! И в личной жизни  – тоже. Есть дети, внуки… Так и живу – Америка, Германия, симпозиумы, форумы, студенты, институт… Забываю про отдых. И если бы не жена, мой страж здоровья, наверное, было б худо. Что у тебя?

       – Ну, со мной чуть-чуть попроще. Коммерческое предприятие, разрабатываем новые технологии медицинского оборудования… Да, ладно об этом!  С кем-то из наших держишь связь? Ты помнишь Ларку? Ларису Зубову? Вспомнил? С нашего факультета?

       Мы оба тогда были в неё влюблены. И какие только каверзы ни вытворяли, лишь  бы помешать друг другу с нею дружить! А наша показушная храбрость, которой мы пытались щеголять: прыгали с моста, срывали лекционные пары, на спор перед поездом перебегали железнодорожное полотно!..  Детство. Ну, или конец детства…

       Помолчали. Заговорил Алексей.
       – Да-а, было дело. Ларка…  Я её любил. Но она уехала в Америку. Внезапно, впопыхах, не объяснив причины. А наше заявление уже лежало в ЗАГСе. Мы, правда, от всех скрывали, что-то мешало открыто радоваться. Понимаешь, Егор, я только становился на ноги. Нищета, съёмная квартира, работа на другом конце города…
Возможно, я был неправ.  Но я об одном просил Ларку, одна-единственная была просьба – с рождением ребёнка немного подождать. Она замкнулась. И как-то я пришёл с работы, а на столе записка, где она писала, что уезжает в Америку, заключила контракт…

       Потом, правда, доходили слухи, будто приезжала в деревню к матери, мальчоночка при ней был… Но мне не позвонила, и я решил, что это действительно слухи. Так был потерян след. Сам же я не искал.
 
       Но годы шли. Я женился. Пошли дети… А потом, как воронка, засосала карьерная лестница, я будто голову потерял, ни о чём больше не думал, пока не получил этот институт. Ты осуждаешь меня, Егор?

       – Да какое право я имею тебя судить, если даже Бог нам прощает грехи. Судить тебя может твоя совесть, твоя душа, ты сам… Я выслушал твою историю. И расскажу тебе другую. Говорят, случайностей не бывает. И, видимо, встреча наша тоже не случайна, и надо использовать все её возможности, чтобы не жалеть потом о несказанном, несделанном, не простив, не отблагодарив… А то исчезнешь снова на тридцать лет…

       Красное солнце  катилось к закату, который грозил спалить горизонт, вечерняя нега ещё больше расслабляла и располагала к беседе.  Егор продолжал:

       –  Так вот, слушай меня, Лёшка, внимательно, не упусти ни одного словечка. Это будет уже моя исповедь.

       Америка, о которой ты говоришь, куда уехала Ларка, была придумана ею. Ей не с кем было поделиться, и она открыла мне душу и свои планы, взяв предварительно с меня клятву молчания.  И показала мне ваше заявление, которое забрала из ЗАГСа.       Отказаться от рождения ребёнка она не могла. И, зная, что этим может испортить тебе карьеру, а значит – всю жизнь, она сама и приняла такое решение.

       … И в глухомани, в сибирской деревушке, где жила её мать, Лариса родила сына. Я получил от неё телеграмму с этой радостной вестью, где было ещё одно признание – назвала его Алёшкой.
 
       Мать её вскоре умерла. И поскольку  Ларисе уезжать было некуда, а с работой как бы всё сладилось, она и осталась там. Немаловажно, что там был детский сад, куда через пару лет Ларка смогла определить сына.

       Потекло время, изредка получал от неё весточку, изредка помогал сам: то –деньгами, то –  посылками для мальчонки. Она радовалась, что Алёшка растёт очень смышленым ребёнком, его хвалили в саду.

       Когда Алёше исполнилось шесть лет, случилось несчастье. Лариса поехала рейсовым автобусам в район. Разгулялось ненастье. И селевым потоком автобус и ещё несколько машин унесло в пропасть… Разверзлись земля и небо! Меня всю дорогу трясло, пока летел к ним.

       … Оформление документов не заняло много времени. Ни детсад, ни опека, ни райцентр препонов не ставили. У Ларки во всём свете, оказалось, кроме меня никого не было.

       - С Алёшкой мы быстро подружились. Я ведь один. Женатым никогда не был.

       Так сложилось, что бывая летом в командировках на Севере, в Сибири и в Новгородской области, несколько раз брал Лёшку с собой. (Обычно-то он лето проводил в детских оздоровительных лагерях или у моей матери на Украине.  А уж позднее стал ездить в молодёжно-спортивные лагеря).

       В этих, мало тронутых рукой человека местах, он полюбил лес, реки, тайгу…  Бродил просто по лесу или собирал ягоды, слушал пение птиц… Мы познакомились с местным егерем, и Лёшку нельзя было оторвать от него -  так он вцепился в «лесного человека» с расспросами и разговорами. Егерь, Иван Степанович, не возражал, чтобы мальчишка бывал у него. Но парень и вовсе к нему переселился. На мои возражения, Иван Степанович успокоил, сказав, что полностью берёт ответственность на себя, поскольку парнишка всегда находится под его присмотром. А то, что побродит с ним по лесу – так это только на пользу.

       И Лёшка научился различать голоса лесных птиц, знал их оперенье и внешний вид, умел отличать хоженые и нехоженые тропы… У различных нор раскладывал разную еду: где ягоды, где грибы, а где и хлебные сухарики. Иногда помогал Степанычу подправить сооружённые из жердей клети для подкормки оленей.

       Однажды егерь показал мальчишке медведицу с медвежатами, когда принёс им рыбу, которую перед этим сам Лёшка наловил в прозрачном ручье. Медведица, видимо, давно привыкла к егерю, потому на его присутствие реагировала спокойно. Даже позволяла шалящим медвежатам приближаться к ребёнку. Медвежата гонялись друг за другом, переворачивались через голову, ловко прыгали на стволы деревьев… Егерь зорко наблюдал за всем. А Алёшка был счастлив, что ему удалось даже погладить этих шаловливых зверушек на глазах у медведицы.
 
       И хотя уверял меня Степаныч не беспокоиться, беда всё-таки случилась.
Как пришло в голову этому пострелу Лёшке привязать на среднюю ветку лиственницы туесок с мёдом, чтобы заманить туда медвежат, до сих пор толком не понимаю. Ему вдруг захотелось проверить их обоняние, сообразительность и выносливость!!!
Вопросы выстраивались один впереди другого.

       Как и когда этот партизан набрал у Степаныча мёда? Когда и как залез на дерево и закрепил, на приличной высоте от земли туесок, дно которого выстелено лопуховыми листьями, и - доверху наполненный мёдом? Берестяная ёмкость всё-таки подтекала. На земле эти капли пропитали траву и привлекали душистым запахом.
Остаётся  ещё вопрос - как мог Лёшка набраться терпения не проговориться, а потом терпеливо в засаде ждать результатов своего безобразия? Всё это  так и осталось тайной.

       Далее уже рассказывал сам Иван Степанович. Он услышал вдруг пронзительный крик. По звуку сразу определил, что кричит медвежонок, крик был жалобным, призывным. Пару раз окликнув парнишку и не дождавшись от него отзыва, егерь поспешил в лес. 
Перед ним открылась картина, какую, возможно, не смог бы написать даже художник И.Шишкин!

       Видимо, зацепившись когтем или пальцем задней лапы за какой-то сучок, медвежонок висел вниз головой, и как бы ни был он гибок и как бы ни старался «в клубочек» подтянуться передними лапами к месту, которое держало его заднюю ногу, ничего у медвежонка не получалось. Он уже выбился из сил и висел вниз головой, жалобно, на весь лес издавая истошные крики…
       А рядом с ним покачивался туесок, из которого тонкой струйкой на землю стекал душистый мёд…  Второй медвежонок метался по ветке от ствола к собрату и обратно, фыркая и изрыгая ещё какие-то звуки.
Медведица, как скала, стояла прямо под медвежонком. Очеловечив её мысли, можно было за неё додумать – если сынишка сорвётся, то упадёт на неё, она смягчит его падение и убережёт от лишних травм…

       Только теперь Степаныч увидел Алёшку. Тот стоял неподалёку, за большим деревом. Глаза были наполнены ужасом, лицо – мокро от слёз. Он вытирал их, а они текли… Однако, Степанычу было не до него. Приказав, чтоб не шевелился, егерь побежал на свою заимку. Из восьмёрки катанки соорудил обруч, натянул и привязал по краю рыбацкую сеть, связал внизу узлом, и, прихватив острогу и стремянку, побежал к месту разыгравшейся трагедии.

        Медведица, не спуская глаз с него, подпустила егеря к дереву.  Медленным, плавным шагом поднимался по стремянке знаток леса и лесных законов, потом ещё медленнее подтянулся, и лег на ветку, на которой висел страдалец.  Степаныч протянул и подставил под медвежонка сачок и накрепко привязал древко сачка к ветке дерева своим ремнём. Таким образом, голова и передние лапы малыша-медвежонка уже оказались в сачке. Зверёк начал цепляться за рыбацкую сетку, не понимая, зачем ему её накинули. А егерь, острогой подцепив застрявшую лапу снизу, пару раз дёрнул в стороны, вверх – и медвежонок свалился в подготовленную для него люльку. Иван Степанович отвязал черенок  и медленно опустил люльку вниз, прямо в объятия медведицы…

       Надо было видеть эту картину!
Медвежонок, хромая, бросился к матери. Пушистый меховой комочек, как щенок попискивал, тычась в живот медведице. А та, прижав его одной лапой к себе, тёрла о медвежонка свою морду…

       Взяв за шиворот Алёшку, Степаныч, нагрузив его острогой, буркнул: «Идём!», и пошёл впереди с сачком и стремянкой. В доме ни о чём не говорили. Было видно, каким стрессом оказалась для Алёши спровоцированная им лесная трагедия…
Со мной Лёша тоже молчал. Я всё знал только от Ивана Степановича. И понимал, что мальчишке пришлось получить и осмыслить ещё один жизненный урок.

       С тех пор парень изменился. Исчезла пустая детская болтливость. Много стал читать, рыться в энциклопедиях, научных справочниках… И вдруг всерьёз стал интересоваться моей профессией. Нашей с тобой профессией. Я только способствовал – а вдруг проявится в этом твоё начало.!?
            
       Алёша закончил ту же школу, в какой учились мы с тобой… Защитился с честью… И сейчас он в твоём институте занимает ответственный пост…

       Стемнело.  В кафе, встав из-за столика, лицом к окну стоял Алексей, с которого слетела вся его импозантность. Скупые мужские рыдания выдавали  вздрагивающие плечи…

       Они вышли из кафе, тихо брели по вечернему городу – два седых человека в короткий миг из однокурсников и соперников юности  ставших родными. У подъезда остановились, присели на скамью,

       –   Здесь я и живу… Здесь обитель наших с Лёшкой сердец…

       Из подъезда вышел Алексей Алексеевич Зубов, крепкой выправки молодой мужчина, подошёл к скамье, на которой сидели пожилые люди. Немало удивился, признав в одном из них своего шефа,  и обратился к Егору:

       – Я изволновался. Есть проблемы?
       – Нет, Алёша. Всё в порядке...
         Но ты уже взрослый.  Знакомься,  это –твой отец.