Новый портрет короля

Мало кто сейчас вспомнит королевство Сан-Виньето, а ведь когда-то это было  процветающее государство, о котором знали решительно все. И прославилось оно по той причине, что все в нем было на редкость красиво – и горы, и море, и сады, и садовницы. Но самым прекрасным был король Арчибальд Великолепный. Красота царствующей особы составляла не только гордость нации, но и являлась гарантом благосостояния народа. Сан-Виньето не располагало сколько-нибудь значимыми природными ресурсами, подходящими для продажи, не производило практически ничего. И единственным источником дохода оказывались средства, вырученные от продажи портретов Арчибальда Великолепного. Несмотря на то, что продавались они по баснословной цене, покупатели всегда находились. На ежегодном аукционе выставлялась всего одна картина, но давали за нее столько, что денег хватало на год.

В государстве, не обременявшем народ  запретами, закрепленными законодательно, был принят специальный закон об охране  культурного достояния,  которым объявлялся сам король и всевозможные его изображения. Там четко определялось, кем и когда должны производиться портреты короля, каков их допустимый формат, техника исполнения и прочее. Специально оговаривалось, что в целях сохранения полотен  для истории портрет должен быть выполнен маслом  и заключен в позолоченную раму.

Король Сан-Виньето отличался не только красотой, но и своенравием – если он чего-то желал, то  не исполнить было нельзя. И хотя Арчибальд не имел привычки казнить подданных, гнева его боялись пуще всякой казни. Да и как можно прогневить Его Величество! В гневе король был страшен, его редкая красота блекла и почти исчезала. И именно этой потери опасались больше всего подданные – ведь утрата красоты, единственного богатства королевства, влекла за собой неисчислимые бедствия. И все старались угодить монарху. Почти все. Исключение составляли разве что художники, люди независимые и неисправимые вольнодумцы, позволяющие себе то, что другим бы и в голову не пришло. Например, спорить с королем, а то и просто своевольничать. Но их обычно укрощал министр национальной безопасности.
 
Художников выписывали иноземных, из разных стран. Каждый год эта честь оказывалась новому мастеру.  И однажды пригласили художника из самой Фланеции –  Лоренцо Кьянти. Он явился ко двору, был представлен Его Величеству, и началась многодневная работа над портретом. Позировал король профессионально – равнодушно и долго, не испытывая при этом неудобства, скуки, не проявляя нетерпения. Время от времени он выражал разного рода пожелания, например, хотел быть изображенным верхом на верблюде, или в пасти крокодила, или желал предстать на полотне в костюме индийского раджи, или папуаса. Его посещали разнообразные фантазии, и он желал, чтобы каждая из них нашла достойное воплощение на портрете.
 
Художникам часто приходилось по много раз переписывать картину, но что поделаешь, желание короля – закон. Когда Лоренцо уже заканчивал карандашный вариант портрета, король мечтательно посмотрел в окно и изрек: «А хорошо бы нам запечатлеться на берегу озера…» Художник поднял глаза на властителя. Хоть он и был иноземцем, но точно знал, что озер в Сан-Виньето нет. Ни одного. Это  отчасти облегчало ситуацию, так как никто не мог бы упрекнуть его  в отсутствии сходства. И он смело набросал другой рисунок: берег, пинии, кипарисы, Его Величество под пальмой…

Король не имел обыкновения интересоваться промежуточными результатами процесса создания картины, его интересовал только конечный результат, и портретисты были благодарны ему за это – ведь нет ничего хуже, чем вмешательство в творческий поиск. Арчибальд был так великодушен, что предоставлял художникам свободу, разумеется, не считая тех запретов, которые были прописаны в упомянутом законе. При этом он считал  себя вправе выражать пожелания относительно антуража, запечатленного на картине. И озеро, приснившееся ему накануне, было не последней его фантазией. На очередном сеансе Арчибальд Великолепный вдруг вспомнил о своей давней мечте – иметь флотилию и потребовал изобразить на картине четыре парусных судна, пристань и стаю чаек. Потом в памяти его всплыла другая заветная мечта, и он велел живописцу добавить еще кое-что: воздушный павильон, висящий над водой, крепость с башней, парочку дорических колонн и все, что к ним полагается по законам стиля. Но венцом  королевских фантазий было  невиданное существо,  парящее над озером на широко раскинутых крыльях. Само собой разумеется, что на берегу  предполагалась толпа подданных, с восхищением взирающая на это чудо.

Художник не мог ослушаться и, переписывая всякий раз картину в свете высочайших соизволений, разместил на ней все плоды королевского воображения. И надо сказать, что сделал это умело и со вкусом. А когда он почувствовал, что фонтан Арчибальдовых фантазий иссяк, приступил к работе масляными красками. Тут его ожидал неприятный сюрприз: в масле работа смотрелась ужасно. Спасти положение могла только графика. Лоренцо не растерялся и   сделал гравюру. Это решение являлось единственно верным в сложившейся ситуации, но одновременно оно было  отступлением от традиции и, что важнее всего, противоречило букве закона. Лоренцо Кьянти, непревзойденный  мастер своего дела, гордость Фланеции – нарушал закон Сан-Виньето! Лоренцо знал, на что идет, и он готов был рискнуть ради искусства.

Сроки ежегодного аукциона приближались, пора было предъявлять шедевр.
Когда портрет был готов и показан Его Величеству, тот схватился за голову: с одной стороны, картина была очень хороша, с другой стороны… король никак не мог найти на ней самого себя! Экзотический пейзаж, флотилия, крепостная стена с причудливой башенкой, роскошный дворец, ликующий народ, пернатое чудо, парящее над озером, какие-то  глазастые золотые рыбки, выглядывающие из озерных вод – все это было умело сплетено в причудливую композицию. «Разве я заказывал рыб?» – спросил себя Арчибальд Великолепный. Припоминая это, он продолжал шарить взглядом по картине, пытаясь обнаружить свое изображение. Но, увы, тщетно!

 Король созвал государственный совет. Вопрос обсуждался только один, но вопрос чрезвычайной важности: что делать? Картина не была произведением живописи, что противоречило закону, в то же время она  прекрасна и величественна. Но самое главное – она не была портретом! И как надлежит поступить с Лоренцо Кьянти –  наградить его или наказать, прославить или изгнать с позором? А, может,  заточить в крепость как преступника, нарушившего закон? Все эти вопросы гневно бросил в лицо  собравшимся подданным Его Величество. Подданные молчали. Напряжение росло. Мелкой дрожью позвякивал колокольчик на колпаке шута. Придворные обступили картину тесным кругом и пристально вглядывались в нее, точно желали прочесть на полотне ответ на королевские вопросы. Арчибальд Великолепный терял терпение. Было видно, что он готов уже перейти к непопулярным мерам.
 
Первым почувствовал надвигающуюся грозу министр национальной безопасности. Ему совсем не хотелось терять свое престижное место и репутацию человека, способного найти выход из любой безвыходной ситуации. Он приосанился, выступил вперед и произнес бодрым голосом:
– А в чем тут проблема, господа? Ничего ужасного не произошло, напротив, все складывается очень даже удачно. Мы имеем высокохудожественное полотно, которое в скором времени выставим на аукционе, и оно, несомненно, будет приобретено каким-нибудь состоятельным ценителем высокого искусства, как это бывало и раньше. И нашему маленькому государству на целый год будет обеспечено благосостояние.
 
– Но это графика, а не живопись! – задорно пискнул кто-то. – А по закону…
– Закон для того и существует, чтобы его иногда нарушать, – резко парировал министр. – Но мы этого делать не станем. Мы внесем поправку к статье номер семь, где объясним, что графика  не только не уступает живописи, но даже имеет преимущества – количество копий может быть практически неограниченным. И каждая – равноценна оригиналу! Представьте, какой экономической подъем нас ожидает, если мы реализуем не один портрет, а хотя бы несколько!

– Но это не портрет, – отчаянно выкрикнул срывающийся голос.
– А вот этого я бы на вашем месте утверждать не стал, – строго заметил министр. – На вашем месте я бы поостерегся делать такие безответственные заявления.  Вы хотите сказать, что не видите на картине нашего дорогого короля, наше наисветлейшее Величество, нашего Арчибальда Бельведерского?  Вы хотите сказать, что на портрете короля нет короля? А нет ли здесь непозволительного вольнодумства? А нет ли измены, господа? Не следует ли нам незамедлительно принять меры по усилению национальной безопасности?

– Ну как вы могли подумать, господин министр! Я совсем не это хотел сказать. Я лично прекрасно вижу их Величество, вон на том  паруснике.
– Я тоже вижу, –  уверенно подтвердил хрипловатый голос, – Его Величество в павильоне.
– Да нет же, господа, наш король беседует с послом Ирана во дворце!
– Нет, он проверяет посты в крепости!
– Он прячется от солнца в тени кипариса…
– Он на другом берегу озера…
Художник Лоренцо Кьянти, гордость Фланеции, стоявший все это время под окнами зала заседаний государственного совета, облегченно вздохнул и понял, что родился под счастливой звездой.