Глава 5. Армейские дни
- Я бы на твоём месте туда не лег, солнце светить будет.
Повернувшись на голос, в тумане еще не ушедшего сна я увидел дверной проем и стоявшего в нём толстоватого, в годах человека в форме со старшинскими петлицами. На кровати рядом от подушки поднимал бритую голову некий человек в белой рубашке.
- Товарищ старшина, это вы? – спросил человек, не поворачивая лица.
- Я, кто же еще… Вставайте бойцы, сегодня без физзарядки идите умываться. Потом я кое-чего вам покажу.
- А который час?
- Половина восьмого. Повезло вам с утра, поспать вам дал…
И тут я вспомнил, что не так давно я попал в РККА, что моё звание красноармеец и что этот человек в старшинских петлицах – старшина Мерзликин, а молодой, бритый практически наголо человек рядом со мной – это Сергей Лесов, мой сослуживец на ближайшие два года.
- Ну же, солдаты, на раз-два – поторопил старшина – одевайте шаровары, сапоги и вперед.
- Умываться товарищ, старшина?
- Я уже сказал – вымыть лицо, что надо еще там вам – побриться, например – старшина скользнул взглядом по моему лицу – Идите, я вам вчера показывал, где что.
Со вздохом, мы откинули одеяла и начали спешно одеваться. Сергей начал копаться в тумбочке, доставая «мыльно-рыльные» принадлежности. У меня они были собраны в одном месте – в привезенном еще с Воронежа несессере.
- Какая интересная коробочка – сказал Мерзликин, осматривая несессер – да застежка какая-то незнакомая.
- Это застежка-молния – пояснил я – у нас она мало распространенна.
- Откуда тогда у тебя такая штука? – спросил Лесов, закрывая дверцу тумбочки.
Я обратился к старшине, вертевшему в руках мой набор:
- Можно?
- Конечно – ответил он и протянул несессер. Я потянул за молнию и открыл его; на тыльной стороне крышки виднелись блеклые, бывшие когда-то темно-красными, буквы.
- Это какой-то ненашенский язык – протянул Мерзликин, внимательно рассматривавший крышку – что там написано?
- « No passaran! Miombrass del Komsomol USSR communista Espania. Madrid, endo 1937» - прочитал я, кривя слова (испанского-то я не учил!).
- А теперь переведи
- «Они не пройдут! Членам Комсомола СССР от коммунистов Испании, Мадрид, май 1937 года» - вроде так
- Откуда у тебя?
- Был на встрече с делегацией гостей из Испании. Мы им передавали ряд помощи, ну и свои подарки – а они на память подарили нам разные вещи. Этот же несессер мне подарила испанка Мария, молодой член Компартии Испании, тогда еще, в июле тридцать седьмого.
- А карточка её осталась? – жадно спросил Лесов
- Осталась – отрезал я – но в райкоме комсомола, там групповой снимок.
- Жаль – искреннее огорчился Лесов – хоть красивая была?
- Ага – мечтательно протянул я.
Разговор бы может и дальше продолжился, но тут старшина рубанул:
- Хватит! Идите дела делайте, потом мне помогать будете.
Мы с Лесовым быстренько похватали полотенца и ринулись в сторону санкомнаты.
Выходя оттуда, гладко выбритые, умытые, мы посмотрелись в зеркало, висевшее в прямо напротив двери санкомнаты. Украшенное надписью «Боец! Будь аккуратным и опрятным!», сделанной прямо по зеркалу белой масляной краской, оно бесстрастно отразило двух молодых людей – бритых налысо, с веселыми глазами, в чуть промокших нательных рубашках. Разнился только рост – я всегда был роста не очень большого, Лесов же был выше меня на голову. Насмотревшись на себя, мы отправились в комнату, где старшина задумчиво смотрел в окно, за которым выл холодный ветер.
- Вы уже тут? – он осмотрел нас с ног до головы – сейчас вам должен кое-что показать, по большой дружбе, можно сказать.
Мы с Лесовым напряглись, старшина же, подойдя к кровати Лесова, склонился над ней и невозмутимо продолжил:
Я вам покажу, как надо уметь постель застилать. У нас так пошло, что постель в армии – дело святое.
Я едва не поперхнулся слюной, и спросил:
- Разрешите подойти, товарищ старшина?
Не разгибаясь, старшина сказал:
- Не каждый раз встретишь новобранца, который с первого раза правильно обращается, по уставу. У тебя что было по военной подготовке?
- «Отлично», товарищ старшина – ответил я и про себя подумал, что это был один из немногих предметов, который мне всегда удавался на «отлично», как в школе, так и в техникуме. Только вот неприязнь к начальнику райотделения ОСОАВИАХИМа и нелюбовь к способу преподавания физической культуры везде, где я учился помешала мне продвинуться как-нибудь по оборонно-спортивной линии.
- Ну подойди, да и твой сослуживец тоже пусть подойдет. Смотрите, как надо – больше вам, да и другим, этого не покажут.
Руки старшины медленно задвигались над кроватью. Сначала была аккуратно расправлена простынь, затем взбита и уложена подушка, после чего на постели аккуратно разложена простыня, и сверху положено одеяло, которое было аккуратно завернуто под простынку.
Сделав всё это, Мерзликин со стоном разогнулся и, потирая поясницу, спросил:
- Всё ясно?
- Так точно, товарищ старшина! – нестройным хором ответили мы.
- Чья кровать?
- Моя! – отозвался Лесов.
- Всё запомнил?
- Да!
- Не «да!», а «так точно». Уяснил?
- Так точно!
- Отлично. Теперь – старшина сдернул одеяло и подушку на пол, смял простынку – приведи всё в порядок.
Слегка изменившийся в лице Лесов ничего не сказал, но вернул всё назад.
- Отлично – удовлетворенно проговорил старшина – теперь ты.
У меня было изначально всё незаправлено, поэтому старшина на пол ничего бросать не стал.
- Повторять не надо? – осведомился Мерзликин.
- Никак нет, товарищ старшина – ответил я
- Приступай тогда – кивнул он.
С пять минут помучавшись, я всё-таки привел в порядок свою постель. Старшина всё это время удовлетворенно кивал, а потом, когда всё кончилось, заявил:
- Ничего, натренируетесь еще. Это скоро наработается. А теперь одевайте рубахи – и за мной.
Мы с Лесовым переглянулись, оделись до конца. Старшина всё это время терпеливо ждал, а когда мы закончили, он, не говоря не слова, выдвинулся из комнаты – мы же двинулись вслед за ним.
У вещкоманты он остановился, оглядел нас, затем машинально одернул свою цигейковую безрукавку и с жалостью произнес:
- Подбушлатники хоть наденьте, замерзнете.
Через несколько минут мы уже были у здания казармы. На удивление, при выходе из неё никого не было и вообще, часть сохраняла свою странную пустынность – такое ощущение, что не было людей вообще – лишь в здании перед плацем на втором этаже в одном из окон горел свет.
- Ишь, работает - пробормотал Мерзликин про себя.
Спустя некоторое время, поплутав по части, мы пришли в маленький дворик, образованный углом бани и котельной. И баня, и котельная блестели тусклыми окнами, в которых не горел огонь, из труб не шел дым.
Прямо у котельной виднелась деревянная крыша с табличкой «Угольная яма», рядом с ней – дровяной навес, полный аккуратных чурочек. Старшина осмотрел навес.
- Ну что, ребятушки. Я человек старый, мне помочь надо. Скоро зима, и котельная, и баня нуждаются в топливе – надо же как-то обогревать.
Я покосился на крышу, но решил лишний раз ничего не спрашивать. Мерзликин тем временем упоенно продолжал –
Поэтому мне надо дрова наколоть. Вы молодые, здоровые – для вас труда не составит. Ремешки снять можете, на хозработах. Топор и пилу сейчас выдам.
Закончив эту тираду, старшина нырнул за навес. Раздался продолжительный скрип – я и Сергей непроизвольно заглянули за навес: там оказался хорошо спрятанный сарай, из которого довольный старшина выносил топор и пилу.
- Это раз – сказал он, отдавая мне инструмент – товарищ красноармеец – Мерзлиикн обратился к Лесову – пойдем за мной.
Лесов вскрылся за навесом, я же начал осматривать выданный инструмент. Даже мне, не жившему в деревне, было ясно, что дрова таким топором не наколешь. Удивление выразил и вернувшийся Лесов, устанавливая чурбак для колки, и вертя в руках топор.
- Товарищ старшина, а колуна нет?
- Нет. Чем богаты, тем и рады. Значит так – колете отсюда – старшина махнул рукой где-то около конца поленницы – и до конца. Потом вас заберу. А сейчас – работайте.
И, не прощаясь, Мерзликин развернулся и бодро потопал по направлению к казармам.
Мы с Серёгой посмотрели ему вслед, и когда он скрылся за поворотом, Лесов повернулся и спросил:
- Ты дрова хоть раз колол?
- Давно дело было – пожал плечами я – еще в школе нас заставляли, а после я уже готовые поленьица брал.
- Значит, вспомнишь, одному мне не управится. Давай так – ты носишь, я колю, а как устану – тогда сменимся. Договорились?
- Договорились – ответил я и двинулся к навесу.
Работа закипела. Где-то через 10 минут мы уже сняли ремни, через полчаса к ремням отправились ватники. Лесов колол хорошо – поленья так и разлетались, я еле успевал носить еще не колотые чурбаки и собирать поленья.
Так, с коротенькими перерывами на отдышаться, прошел где-то час – час двадцать. Потом мой сослуживец сел прямо на землю, вытер пот со лба и заявил:
- Всё. Перекур. У тебя курево с собой?
- Откуда бы – плюхаясь рядом с ним, спросил я – всё в тумбочке.
- Эх ты – укоризненно протянул Лесов – на, кури – он достал из кармана спички и тонкий деревянный портсигар.
Я вытянул чуть желтоватую беломорину, смял и с наслаждением затянулся.
- Ты только «Беломор» куришь? – спросил я
- Как правило – его – выпуская клубы дыма, ответил Лесов – а так, даже «Герцеговину» пробовал.
Я, затянувшись, молчал и вспоминал об оставленной в тумбочке полной пачке «Казбека» и набитым такими же папиросами портсигаре.
- А ты что употребляешь?
- Я-то? «Казбек» люблю. Свобода!
- Тоже неплохие. Ты носи портсигар с собой, не забывай.
- Больше не забуду – ответил я, и замолчал.
В тишине мы закончили курить. Я встал с земли, порвал гильзочку и втоптал в землю.
- Теперь коли ты, а я буду подносить – Лесов торжественно вручил мне топор.
- Да, ну и служба – пробормотал я; примеряясь.
- Помнишь как?
- Вроде да – неуверенно произнес я.
- Ну и хорошо. Ты коли, я подкорректирую.
Я размахнулся и ударил по чурке, отчего та разлетелась на два полена.
- Неплохо – отметил Сергей – давай теперь эти поленья, только так не размахивайся.
Я примерился и полено раскололось. Повторив процедуру, я вошел в раж, и колол уже не хуже Лесова.
Так, активно работая, прошло часа три. За это время горка неколотых чурбаков резко уменьшилась, а гора поленьев – выросла.
Всё бы продолжалось и дальше, если бы не раздались торопливые шаги и появился старшина. Он осмотрел нас – раскрасневшихся, мокрых (несмотря на довольно прохладную погоду) и гору поленьев, аккуратно сложенных под навесом и удовлетворенно ухнул.
- Молодцы! Хвалю. Заканчивайте на этом, вы мне в другом месте нужны будете – произнес он и отобрал инструмент.
- Воды бы, товарищ старшина – сказал Лесов, натягивая ватник.
- В бане возьми, в ведре – крикнул старшина из сарая.
Закончив дела, мы вышли из дворика и прошли к хозчасти. Остановившись между двумя зданиями казарм, старшина внезапно произнес «Забыл!», и, оставив нас, бросился бежать куда-то к штабу части. Мы же остались стоять, недоуменно переглядываясь, пока не обратили внимания на двор.
Ворота КПП были открыты, во дворе стояли две телеги, запряженные лошадьми. У них стоял небольшой строй солдат, одетых полностью по-зимнему, на них разве что не было снаряжения.
Внезапно от здания штаба части вышел уже знакомый политрук с полотняной сумкой в руках. Подойдя к строю, он молча отдал честь и начал выдавать какие-то конверты стоявшим бойцам, которые те быстро хватали и прятали в вещмешки.
Закончив эту процедуру, политрук отошел от строя и громко, надрывно крикнул «Благодарю за службу!». Бойцы нестройно ответили «Служим трудовому народу!». Политрук снял буденовку и махнул ей – по этому странному сигналу бойцы сели на телеги. Лошади недовольно захрапели, и двое, судя по одежде, гражданских, дернули поводами. Телеги тронулись и двинулись прямо в открытые ворота и скрылись за ними.
Политрук с полминуты постоял и лично закрыл ворота, после чего развернулся и, никого не замечая, двинулся в сторону штаба.
Сбоку раздались шаги. Я вздрогнул и обернулся – это был запыхавшийся старшина.
- Что, бойцы – тяжело дыша, спросил он – отправление увидели?
- Какое отправление? – растеряно уточнил я.
- Как какое? Демобилизовавшихся отправили… - протянул старшина – и то не всех. Основную массу уже утром отправили, пока вы там дрова кололи. А завтра и вся часть вернется с окружных маневров… Заболтались! Шагом марш в хозчасть! – и старшина неторопливо зашагал в сторону хозчасти. Лесов вздрогнул и пошел за ним, я дернулся следом.
В хозчасти, после обеда у доброй Макаровны, старшина опять забрал нас на второй этаж, напоминавший чердак старого дома – куда ни глянь, всюду какие-то вещи, темные окна и огромное пространство. От чердака отличал лишь относительный порядок, в котором располагалось лежавшее там барахло.
- Ну теперь за другое возьмемся! – радостно произнес старшина и двинулся к довольно большому предмету непонятного происхождения, накрытого пыльным полотном.
Я и Лесов скептически посмотрели на этот предмет, с которого старшина пытался аккуратно стянуть полотно – но аккуратно не получилось и оно легко скользнуло вниз, подняв облако пыли.
Мерзликин громко чихнул, у меня зачесались глаза. Когда я наконец оторвал руки от них, то увидел, что старшина стоит у очень больших плакатов, аккуратно выстроенных стопочкой и приставленных к колонне – на первом плакате виднелось большое изображение красноармейца и грозная надпись « Строго учи Строевой устав РККА! ». Сами же «плакаты» были сделаны на прибитой к деревянной раме фанерке, где на светло-зеленом фоне были различные картинки из Строевого устава.
- Что это? – с некоторым страхом в голосе спросил Лесов.
- Это? – спокойно ответил старшина, стирая рукой пыль – это плакаты с плаца. Вам предстоит их вынести и прибить на место.
- Нам?! – хором с Лесовым спросили мы.
- А что в этом такого? – удивился старшина – они легкие…
Уже через полчаса мы с Лесовым поняли, какие они легкие, вытаскивая на плац второй плакат. Лично у меня болела спина и тряслись руки, лоб же Сергея покрылся испариной, он тяжело отдувался.
- Эти плакаты страсть какие тяжелые – сообщил он, когда мы поставили второй плакат к столбикам на плацу – сколько их еще там?
- Штук пять еще – ответил я и плюхнулся прямо на холодную землю. Следом упал и Лесов.
Просидев минут пять и успокаивая дыхание, мы встали и пошли за остальными плакатами. Перетаскав все, мы вернулись в здание хозчасти, где довольный старшина приставлял к стенке какие-то зеркала и доски.
- А чего вы вернулись? – удивился он – Плакаты прибили?
Я икнул, а Лесов дрожащим голосом спросил:
- Что значит прибили?
- Ну ё-моё – протянул старшина – там столбики видели?
- Видели – осторожно ответил Лесов
- Скобы на плакатах видели?
- Так точно.
- Теперь их надо одеть на столбики и прикрутить к ним!
Я опять икнул, а Лесов дернулся. Старшина же, не замечая произведенного впечатления, продолжал:
- Все они с кормы пронумерованы, вам надо по порядку их вставить, начиная с первого, заканчивая последним. Ставить со стороны ворот... Да что с вами такое? Сейчас инструмент дам и готов будет, вы только до вечера успейте!
Березников!
- Я! – отозвался я, с совершенно непредаваемой интонацией.
- Ты навроде плотник?
- Так точно, по трудовой школе – плотник.
- Тогда тебе легко будет, товарищу своему покажешь что да как… А вот и инструмент!
Старшина, улыбаясь до ушей, протянул мне ящик с торчавшими из него рукоятками молотков, пил и чего-то еще.
- Как закончите, возвращайтесь сюда, будет для вас еще работка.
- Так точно, товарищ старшина – ответил Лесов и медленно развернулся. Я козырнул и пошел вслед за ним.
Уже на улице, проходя мимо штаба, Лесов воскликнул:
- Ну и пройдоха этот старшина!
Я только хотел согласится, как из-за спины раздался крик «Смир-НО!». Мы встали как вкопанные, причем я чуть не уронил ящик.
Раздался тихий смешок и чьи-то кончики пальцев дотронулись до плеч.
- Да «вольно», «вольно», пошутил я! – повторил тот же голос, перебивая смех.
Мы расслабились и дружно обернулись. За спиной хихикал уже знакомый по «встрече» политрук, одетый на этот раз в шинель. В ней он окончательно стал похож на Колобка из сказки – явно не по размеру, она скрывала ему сапоги, закрывая ноги полностью. Ремень с портупеей обтягивал необъятный живот, и что странно, абсолютно плоскую спину.
- Здравствуйте, товарищи – принялся он за своё – вы меня помните? С прежней горячностью он принялся трясти руки, треща как пулемет и задавая десять вопросов и отвечая на них сразу же. Наконец, он остановился и задал первый дельный вопрос:
- А это вас старшина направил, так?
- Так точно, товарищ политрук. Плакаты ставить.
- Плакаты ставить? Те, что на плацу? Так? Я правильно вас понял? – в обычной манере застрочил политрук.
- Так точно, товарищ политрук.
- Да что вы заладили, «так точно», «так точно»… Так пойдемте!
- Вы… с нами? – удивился Лесов.
- А что? – в ответ удивился политрук – делать нечего, всё равно шел к Горбоносу чай пить…
И политрук покатился вперед, попеременно наступая на полы шинели. Мы с Лесовым в который раз переглянулись и двинулись за ним.
По дороге политрук успел во второй раз представиться Машниковым Юрием Захаровичем, добавив своё звание – младший политрук и рассказав о должности заведующего клубом соседней части, где стоял саперный батальон.
Так, ведомые политруком, мы добрались до плаца. Солнце еще освещало землю, но готовилось уходить за горизонт.
- Давайте же, за работу! – подпрыгнул политрук и стукнул по первому плакату. Плакат угрожающее заскрипел и стал потихоньку оседать.
Лесов ойкнул и бросился к нему. Подхватив практически на лету, он придержал его и поставил к столбикам.
Но Машников ничего не заметил. Он посмотрел на оборотную сторону плаката, нагнулся и постучал по скобам.
- А давайте так! Вы, товарищи, поставите по моей команде скобы на столбики, а потом кто-нибудь поддержит и я с кем-нибудь прикручу. Хорошо?
- Слушаюсь… - выдохнули мы.
- Ну так за работу! Подняли, раз!
Политрук шлепнулся прямо на живот и с детской непосредственностью начал командовать. Когда плакат поставили, он, всё так же лежа, схватил молоток и гвозди и стал прибивать плакат.
С Машниковым работа и правда пошла веселее. Раздавая дельные команды и помогая прибивать плакаты, он рассказывал кучу разных историй из его жизни и из жизни вообще, при этом успевая посмеяться над самим собой.
Наконец, остался последний плакат. Машников лежал на животе, и орудовал молотком. Серёга, надрываясь, держал плакат, я же, присев, прибивал с другой стороны.
- А вот еще был случай … - завел политрук, как со стороны раздалось:
- Что здесь происходит?
Это шумел вышедший из хозблока старшина.
- Бойцы, почему смеемся, работа не сделана!
- А вы левее посмотрите, Степан Тимофеевич – прямо с земли, как ни в чем не бывало, произнес политрук.
Мерзликин автоматически повернул голову налево, прищурился, потом сообразил, что что-то тут не то, и повернулся направо. Увидев на земле, в наступающих сумерках, блестевшие золотом пуговицы командирской шинели он бросился к ней.
- Товарищ командир, что же с вами, а! Упали?
- Ну, скажем, не командир – сказал Машников, поднимаясь с земли и отряхивая полы шинели.
- Юрий Захарыч? Не признал, виноват! Что же вы, как же вы…! Вас заставили?
- Глупости говорите, товарищ старшина. Я сам вызвался помочь, вы плакаты-то видели?
- Видел, конечно.
- Нехорошо, старшина, так бойцов перегружать. Они же вон какие тяжелые!
- А вы что… - позеленел старшина – еще их и таскали?
- Нет – спокойно ответил политрук и достал из кармана курительную трубку – у нас просто такие же стоят, а перед этим, как их прикрутили, они мне в холле клуба мешались.
С этими словами, Машников вытряхнул из трубки лишний табак, постучал ей о живот, и спрятал в карман.
- Вот как, товарищ младший политрук… А я, того, этого – не знал!
- Вот теперь знаете. Мы вроде бы закончили, товарищ старшина… Бойцы – обратился Машников к нам – собирайте инструмент и за нами. Ведь так, товарищ Мерзликин?
- Так точно, тащ младший политрук!
В густеющих сумерках мы собрали инструмент и направились за опять шедшим впереди политруком, за которым шел озадаченный старшина.
У здания хозблока Машников сказал:
- Старшина, бойцов накормите, а я к Горбоносу. Ну дальше сами знаете…
- Знаю, товарищ младший политрук!
- Ну вот и ладушки – с этими словами младший политрук довольно потер ладони и скрылся за дверьми.
- Идите, чего стоите – буркнул старшина. Мы зашли в хозблок.
В теплом здании хозблока политрук приподнял полы шинели, и, придерживая их словно платье шумно потопал в сторону лестницы. Старшина посмотрел ему вслед, после чего развернулся и кивнул головой в ту же сторону:
- Давайте, за мной… На склад.
Мы опять пошли в это таинственное помещение. Снова щелкнул выключатель, но на этот раз старшина ушел куда-то вглубь. Вернулся он, неся в руках две объемные сумки – или чехлы.
- Вот, значит… Это плакаты с указанием распорядка дня, политические и занавески в казарму. Значит, сейчас пойдете туда и на второй этаж, к себе, значит…
На этом месте старшина начал шумно вдыхать носом воздух, закрыл глаза, запрокинул голову и оглушительно чихнул. Сумки упали на пол, но он, в отличии от моих ожиданий не затрясся – значит, сумки не такие были уж и тяжелые.
Мерзликин потер глаза, чихнул еще раз – на этот раз довольно тихо – и продолжил давать указания дальше.
- Пройдете по комнатам, где нет занавесок – там их повесите, после, в коридоре, на свободные гвозди развесите плакаты. Всё понятно?
- Так точно, товарищ старшина!
- Потом проверю. Свободны! – и он сделал широкий жест рукой.
Мы, подхватив сумки и развернувшись через левое плечо, почти строевым шагом пошли вниз. Уже на подходе к казарме, мы сбавили темп и в здание вошли аккуратно, даже тихо. Оно нас встретило такой же тишиной и полным мраком – ведь на улице уже стемнело, а фонари еще не зажгли. Темнота здания навевала таинственность и некий страх, мне даже стало как-то не по себе.
- Ты помнишь, куда идти? – шепотом осведомился Лесов.
- Давай пойдем вперед, а там разберемся – так же шепотом сказал я.
По зданию мы блуждали не очень долго. Большинство дверей были закрыты, поэтому путь лежал только через коридор, к блестевшей в темноте лестнице.
Без потерь поднявшись на второй этаж, мы в темноте нашли собственную комнату и я зажег свет. Лампочка со скромной «тарелкой» осветила помещение.
Сергей поставил сумки на пол и сел на коврик. Я же сел на свою кровать и расстегнул ворот гимнастерки.
- Давай посмотрим, что тут старшина приготовил – с этими словами Лесов открыл сумки. В одной обнаружились идеально отглаженные тюлевые занавески, а в другой – тесно прижатые друг к другу плакаты.
- У меня есть предложение. Давай с плакатов начнем? – сказал я
- А что бы и нет, давай – согласился Серёга и достал первый плакат, завернутый в газету. Повертев его в руках, он протянул его мне. Аккуратно развернув обертку, я увидел портрет Сталина.
- Этот-то то куда вешать? – удивился Лесов.
- Наверное, над входом – сказал я – когда мы были с агитвизитом в части, он висел именно там. Ладно, что там дальше?
А дальше оказался портреты Ворошилова и Калинина, распорядок дня, внешний вид бойца Красной Армии, цитаты из УВС-37 и просто художественные картины, с изображенными танками, летевшими вперед – в самом авангарде шел красавец Т-35 – атакующая конница и эпизод из Гражданской войны. Плакаты были аккуратно приклеены на тоненькую фанерку, прибитую к тощей раме.
- Пошли вешать. Сказали в коридоре – будем вешать в коридоре
- Пошли-то пошли, Дим, но в темноте многого не повесишь. Где свет включать?
- Выключатель, по логике, должен быть около входа с лестницы.
- Пойдем включать свет!
- Пошли уж, фонарщик…
Темноту коридора разбивал свет, льющийся из нашей комнаты и в этом свете коридор терял свои пугающие очертания. Еще чуть-чуть и мы стояли около входа с лестницы – света всё равно не хватало, и я принялся щупать руками шершавую стену.
- Береза, мы дураки – раздался голос из темноты.
Я машинально повернул голову еще на школьное прозвище и увидел силуэт Лесова и его странные движения руками. Внезапно раздалось чирканье и темноту разрезал крохотный огонек, впрочем, отблесков которого хватило на то, что бы увидеть в темноте черную карболитовую рукоять. Схватившись за неё, как за последнюю надежду, я с громким щелчком повернул рукоятку. Коридор озарил свет таких же стандартных тарелок.
- Опачки – радостно воскликнул Лесов – да будет свет. Посмотрим, что у нас тут...
С этими словами он начал аккуратно дергать двери и многие поддавались. Правда, они были украшены табличками «Спальная комната № …» и скрывали за собой застеленные кровати, по четыре-шесть штук в комнате.
- Пока ты там шаришь, посмотри, где занавески надо вешать! – крикнул я Лесову, уходя за поворот, где скрывалась оружейная комната. Вход в неё был закрыт оббитой железом дверью с окошечком.
Безрезультатно подергав дверь, я свернул в другой поворот, где обнаружилась дверь с интересной табличкой «Хозяйственная кладовая». Дернув эту дверь, я обнаружил небольшое помещение, насквозь пропахшее хозяйственным мылом и хлоркой. Щелкнув выключателем, я увидел полки с ящиками, стул, ведра, развешанные тряпки, а главное – лестницу-стремянку. С ней-то я и вышел в коридор, где уже вовсю свистел Лесов, оглядывая стены.
- О, вернулся – скосив на меня глаз, сказал он – смотри сюда.
И он широко развел рукой вдоль стены. Я пригляделся, но ничего не увидел.
- Что там углядел?
- Да вот же, смотри, не видишь что ли?
- Не вижу!
- Слепой что ли… Гвозди торчат.
Я прищурился и увидел торчавшие из стены шляпки гвоздей, практически сливавшиеся со стенами.
- И что ты предлагаешь?
- Давай на них вешать, на какие не сумеем – заколотим и прибьем как нам надо.
Я кивнул и двинулся в сторону нашей спальной комнаты. Уже там вручив Лесову портрет Сталина, я жестом повел его за собой, приведя в хозкомнату, откуда вынесли стремянку.
- Давай портрет сюда, а сам лезь, посмотри, может и там есть гвоздь – сказал я, прилаживая лестницу к стенке.
- А коли нет?
- А коли нет, в хозкомнате я ящик с инструментом видел. Вобьешь.
- Митя, ты ж плотник
- А ты что, гвоздь не сумеешь вбить?
Сергей промолчал и сказал - а тут и не надо, давай портрет.
Я протянул его вверх. Лесов торжественно повесил портрет на гвоздь, аккуратно выровнял и спрыгнул вниз.
- Ну как?
- Отлично – протянул я – теперь пошли остальное развешивать.
Работа закипела. Через полчаса между комнатами хранения вещимущества и второй спальной комнатой образовался целый стенд – портрет Ворошилова с грозной надписью «Народный комиссар обороны Союза СССР, Маршал Советского Союза К.Е.Ворошилов», рядом с ним уютно устроился портрет всесоюзного старосты с менее официальной надписью «Председатель Верховного Совета СССР тов. Калинин М.И.», потом широкая доска с надписью «Красноармеец, стойко переноси все тяготы и лишения воинской службы, будь бодр, мужественен и решителен!» , а после неё – три плаката «Внешний вид красноармейца», «Распорядок дня» и с правого бока «Знай Устав внутренней службы!». На соседних стенах были развешаны картины, которые дал старшина и которые были найдены в комнате хранения вещимущества.
Закончив в коридоре, мы сели прямо на пол и осмотрели дело рук своих.
- И как тебе? – спросил Лесов
- Отлично – ответил я – особенно мне стенд понравился, только чего-то не хватает.
- Я даже знаю чего – ответил Сергей – часов. Но их нет.
- На нет и суда нет, Серый. Пошли шторы вешать.
- Пошли…
Шторы в комнатах крепились на стандартных «крокодильчиках», поэтому их было крепить сравнительно легко. Но всё равно, возились мы с ними долго – сказалась дневная усталость.
Повесив в последней комнате штору – это была вторая спальная комната, Лесов спрыгнул с подоконника и сказал мне:
- Всё, Митяй, пошли, давай сворачивать. Я уже сегодня устал.
- Солидарен с тобой… - протянул я.
- Чего?
- Согласен в смысле. Пошли к себе.
Уже у себя, мы аккуратно свернули бумагу и упаковали сумки. Только разделавшись с этим, мы услышали тихое фырканье, стук сапог и на пороге появился старшина.
- Я так посмотрел бойцы, вы всё сделали?
- Так точно, товарищ старшина.
- Хвалю! Отдавайте тару.
Я протянул ему сумки. Жадно схватив их, он повернулся к двери и сказал:
- Объявляю отбой, уже – он посмотрел на часы на руке – ох, уже и правда отбой, десять часов вечера. Завтра подъем по расписанию, в шесть утра. С утра поступаете в моё распоряжение, для обслуживания прибывающих подразделений батальона и принятия пополнения.
- Товарищ старшина, разрешите вопрос?
- Разрешаю.
- А кто будить будет?
- Я, кто ж еще. Всё, все остальные вопросы завтра. Спите, сынки.
Сказав это, старшина повернулся, погасил свет и вышел из комнаты. Глухие шаги прозвучали в коридоре, щелчок – и в нём выключился свет.
- Серег, что скажешь о втором дне?
- Не ждал. Я вообще мало что думал о армии.
- Однако ж – сказал я, укладывая голову на подушку.
- А у тебя какие ощущения?
- Мало еще пробыл, всё новое, привыкаю, Серый.
- Эхма, ладно. Интересно, что будет завтра?
- Увидим. Давай спать уже.
- И правда. Ночи доброй.
- И тебе – сказал я, натянул одеяло на уши и повернулся к стенке. Раздалось мерное сопение.
Луна бросала свой свет через окно. Я еще раз посмотрел на отблески лунного света и закрыл глаза.
Утро началось, как и день назад, неожиданно. Сначала это был громкий хлопок дверью, такой же громкий топот – будто бы по простенькому паркету бежит целый взвод – и громкий крик «ПОДЪЕМ!».
Я открыл глаза. Увидев старшину, как всегда в своей безрукавке, я сразу же обрел способность мыслить – я тут же вспомнил, где я и чем мне грозит то, если я сейчас же не сползу с кровати.
Мои руки автоматически откинули одеяло и потянулись за сапогами, Лесов же продолжал дрыхнуть, за что поплатился – Мерзликин, не обращая внимания на меня, еще раз протрубил своё фирменное «ПОДЪЕМ!» прямо над ухом у сослуживца. Тот вздрогнул, раскрыл глаза – и повторил мои действия.
Круговорот армейской жизни завертелся.
В темпе бешенного танца мы бегали по части, таская воду, инструменты, какие-то ящики - и вот носим по плацу некое подобие трибуны, затянутой кумачом. Мерзликин долго бегал и вымерял, куда же лучше поставить этот фанерный ящик с красной занавесью – и наконец, остановился примерно посередине края плаца.
- Несите сюда! – закричал он. Э
Наконец, трибуна была установлена. Старшина довольно оперся на неё, мы же с Лесовым переглянулись, потом Сергей спросил:
- Товарищ старшина, а что будет дальше?
Старшина начал мяться, переминаться с ноги на ногу, но потом ответил:
- Для начала сюда прибудут определенный состав призывников и новых командиров, это будет в одиннадцать утра. После этого, в пятнадцать часов, прибудет основной состав батальона – командир, комиссар и остальные подразделения, те, чей состав не был демобилизован, примерно человек сто пятьдесят. Далее общее построение, речь командира, затем распределение по взводам, знакомство, ужин и отбой. Вот вам краткая программа дня.
Вопросы есть?
- Есть товарищ старшина. Который час?
- Десять утра. У нас есть час… Пойдемте, на кухне поможете.
Кухня была в хозчасти. Впрочем, оказалось это была и столовая – просто вход, украшенный соответствующей красной табличкой, был с другой стороны и мы его пока не видели.
Пройдя отделанную кафелем столовую, уставленную столами и стульями, мы подошли к огромному окну, с надписью «Выдача». Окно было закрыто двумя деревянными ставнями, в которые Мерзликин и постучался.
Послышался шорох и дробный стук. Ставня приоткрывалась и из неё выглянуло лицо Горбоноса – на этот раз интендантские петлицы торчали из белого халата, голова была упрятана в колпак.
Мы приняли строевую стойку, старшина же, нисколько не смутившись, спросил:
- Николай Абрамович, вы Макаровну не видели?
Горбонос моргнул и тут распахнулась вторая ставня и из залитой светом кухни показалось Макаровна.
- О, Серафимочка! Рад тебя видеть.
- Чего хотел, старый?
- Да вот, того, этого… - замямлил старшина.
- Вы, Максим Тимофеевич, наверняка хотели справится о том, что вам нужно сделать для прибывающего в часть? – невозмутимо осведомился Горбонос – да вольно, красноармейцы, вольно!
Мы выполняли указание интенданта. Старшина же почесал затылок, и сказал:
- Именно так.
- Так зачем вам Серафима Макаровна? Я вам и так скажу – пускай вымоют пол и расставят столы.
Тут из глубин кухни раздался крик – «Николай Абрамович, суп!».
Горбонос ойкнул и исчез в направлении котлов.
Старшина повернулся к нам и сказал:
- Всё поняли? Вёдра сейчас принесу.
Минут через сорок столовая блестела. Старшина довольно осмотрел расставленные строго по законам симметрии столы и стулья, натертый пол, и нас – опять без ремней и мокрых, как мыши – где от пота, где от воды.
- Молодцы! Теперь идите за мной… - начал Мерзликин
- Да-да, идите, только мешаться будете при раздаче пищи – произнес словно выросший из-под пола Горбонос – спасибо вам от имени хозчасти за ваш труд на благо… - Горбонос замялся – жизнедеятельности бойцов Красной Армии!
Мы вытянулись.
- Да ладно – улыбнулся Горбнос, хлопая по плечу Сергея – не на параде. Ступайте, ступайте…
Мы развернулись и пошли за старшиной.
Уже на плацу он посмотрел на часы, затем на ворота.
- Выдвигаемся к воротам! Гости вот-вот прибудут.
- Товарищ старшина, а разрешите вопрос? – спросил Сергей.
- Давай
- Среди вновь прибывших будет командир нашего взвода?
- Конечно! Почти весь комсостав поменяли же ведь. Вот и у вас будет новенький лейтенант.
- А что тот политрук, который встречал нас? – встрял я.
- А он вообще из политуправления округа, сюда прислали вроде бы с инспекцией, а на самом деле – за частью следить в отсутствии всех начальников и командиров. Сегодня утром уехал в Минск.
- Хорошо… - выдохнул я.
- Не понравился? – усмехнулся Мерзликин
Я, было, хотел ответить, но вдалеке раздался цокот копыт.
- Чу! – цыкнул старшина – кажись, едут. Стоять здесь – и он нырнул за ворота.
Мы переглянулись.
Ждали недолго. Старшина вернулся меньше через минуту и приказал придержать ворота, а сам встал у них, вглядываясь вдаль.
Топот приближался, вместе с ним приближалось облачко пыли и силуэты колонны, которая становилась всё яснее и яснее. Когда же контуру колонны окончательно прояснились, то старшина прижал руку к фуражке, и колонна, состоявшая из пяти разномастных телег с замыленными лошадьми, разновозрастными конюхами и новым пополнением – человек сорок молодых красноармейцев – еще в гражданке и три командира – молодых лейтенанта войск связи, сидевшими со скучным видом.
Телеги остановились. В фырчании коней и оседавшей пыли я увидел, как один из лейтенантов спрыгнул и скомандовал:
- Построится!
После этого возгласа все кто как начали сползать с телег и неравномерно выстраиваться, почти в произвольном порядке.
Лейтенант осмотрел орлиным взором колонну, телеги, плац, ворота и наконец увидел старшину, сразу подошел к нему.
- Товарищ старшина – начал, исполняя приветствие, он – лейтенант Былов для прохождения службы прибыл!
Мерзликин опешил от такого обращения, и, заикаясь, произнес:
- Во-ольно, товарищ лейтенант. Тот отпустил руку от фуражки, и спросил:
- Товарищ старшина, разрешите спросить – можно ли отпустить подводы и что делать с поступившим личным составом?
- Подводы отпустить мож-но – так же заикаясь сказал он – личным составом займемся позже по уст-новлен-ному порядку.
- Есть! – сказал он, но руку не приложил и зашагал к телегам.
Через три минуты подводы вывели, ворота закрыли. Старшина порысил в штаб, новые красноармейцы стояли в строю и перешептывались, а лейтенанты стояли группкой и тоже о чем-то тихо общались. Наконец, один из них встал около бойцов, другой остался на прежнем месте, а лейтенант Былов подошел к нам.
Мы опять замерли в стойке смирно. Былов быстренько осмотрел нас, потом принял строевую стойку, выполнил приветствие и опять представился:
- Лейтенант войск связи Рабоче-Крестьянской Красной Армии Былов Артем Сергеевич, новый командир первого взвода телефонно-кабельной роты.
Сергей заметно смутился, я же ответил:
- Красноармейцы Березников и Лесов – ответил я за Сергея – бойцы взвода телефонно-кабельной роты.
- А какое отделение, товарищи красноармейцы?
- Не можем точно знать, товарищ капитан. Товарищ старшина говорил что первое.
- Значит первое и будет – скорее утвердительно произнес Былов – хорошо! За мной!
Он развернулся через левое плечо и быстрым шагом проследовал к лейтенантам, которые курили около группы призывников.
- Это лейтенант Корин, новый командир радиовзвода – представил Былов лейтенанта в очках.
Лейтенант нервно дрогнул, и стряхнул пепел за своей спиной.
- Корин. Виктор Тимофеевич Корин – еще раз представился он и протянул руку.
Мы снова козырнули и по очереди пожали протянутую руку.
- А это младший лейтенант Габрин, командир второго взвода телефонно-кабельной роты.
Габрин выпрямился и козырнул, не вынимая папиросы изо рта. Руки он протягивать не стал.
Внезапно раздался топот и за спинами лейтенантов появился старшина.
- Товарищи командиры, организуйте проследование новоприбывших в столовую для организации питания.
- Слушаюсь, товарищ старшина – спокойно ответил Былов и вдруг закричал – ПРИЗЫВНИКИ!!!
Группа новоприбывших перестала шушукаться и затихла.
- В НАПРАВЛЕНИИ СТАРШИНЫ ШАГОМ МАРШ! – всё так же криком скомандовал Былов.
Старшина неуверенно шагнул вперед, толпа сделала полшажка. Поняв, что призывники идут за ним, Мерзликин уверенно двинулся вперед, ведя за собой толпу молодых людей, пока еще малоорганизованных.
- Ну а мы, товарищи, пойдем в конце – обратился Былов к своим коллегам, а заодно и к нам. Все вместе дружно зашагали в хвосте колонны.
Около столовой всех встретило небольшое препятствие в виде Серафимы Макаровны с санитарной повязкой, заставлявшей всех мыть руки в шести тазах, расставленных на большом столе перед самом входом. Помывшие руки предъявляли их Горбоносу, который стоял у дверей с оценивающим видом и присущими этому спущенными на кончик носа очками. Он удовлетворительно кивал, и указывал в направлении дверей, а иногда раздраженно восклицал и разворачивал грязнуль в обратную сторону.
Мы были последними и для нас достался отдельный таз, который вытащила Макаровна со словами «Товарищи командиры, это вам». Впрочем, мыло было общее.
Внутри столовой вовсю кипела жизнь. Существенным просчетом интендантской службы был запуск голодных призывников в столовую без организации контроля за их поведением, но обошлось без эксцессов. Все вполне мирно расселись, а нам – мне, Лесову, лейтенантам и Горбоносу – достался отдельный стол в самом углу у входа в кухню.
Там лейтенанты в очередной раз представились Горбоносу, а он, в свою очередь – им, попутно рассказав о возглавляемой им небольшой интендантской службе части.
Через небольшое время обед закончился. Всех бойцов вывели и построили на плацу, вместе с лейтенантами – в весьма произвольном порядке.
Оглядев личный состав, Былов осведомился у старшины:
- Товарищ старшина, что нам теперь предстоит делать?
- Как что – развел руками старшина – ждать приезда комсостава. Они с учений по плану должны вернуться в три часа дня.
- А сейчас только одиннадцать?
- Сейчас … сейчас… сейчас – старшина извлек старые карманные часы – сейчас только половина двенадцатого. Вы прибыли раньше времени.
- Выходит, что нам надо прождать еще три часа?
- Точно так.
- Стоя на плацу?
Старшина залился краской, промычал нечто невнятное, но ответил: выходит, так.
- Это никуда не годится. Бойцы устанут – заявил Былов – где товарищ…
- Горбонос? – уточнил старшина.
- Он самый. Пройдемте к нему, он тут старший?
- По званию – да.
- Вот и пойдемте.
- Пойдемте – пожал плечами Мерзликин.
Былов с Мерзликиным отошли, мы же сдвинулись к трибуне.
- Эй, пацаны! – раздалось из колонны.
Я обернулся. Звал некий парнишка, своеобразного вида – подранный пиджак, кепка-шестиклинка и морские брюки.
- Ты меня? – окликнул я его
- Тебя. Курево есть?
- Курево-то есть, да в строю курить нельзя.
- Так мы ж еще не на службе.
- Ты не на службе – я на службе.
- Твою же мать! – выругался парень – какой ты правильный.
- Какой есть – ответил я.
- Ладно, потом покурим. А дружок твой что, глухой?
- Да нет, сейчас позову. Серега! – окликнул я Лесова.
- О, другое дело. Я – Иван – он протянул широкую ладонь.
- Сергей – пожал руку Лесов.
- Дмитрий – представился я.
- О, отлично. Будем знаться!
- Будем. Ты сам откуда? – спросил я.
- Я сам из-под Киева. А вы?
- А мы с Воронежа.
- И области – добавил Лесов.
- Недурно – ответил Иван и только хотел что-то добавить, как из-за трибуны раздались шаги и появился один из новых лейтенантов.
- Прибывшие! – громко обратился он к толпе, которая сразу же притихла – прибывшие! Все в столовую!
Толпа развернулась и дружно отправилась назад, откуда совсем недавно вышла. Мы пошли замыкающими и застали в столовой слегка удивленную Степановну которая о чем-то шепталась с Горбоносом. Впрочем шептались они недолго – Горбонос, так и не сменивший белый халат, нас заметил и подозвал.
- Бойцы, назначаю вас в наряд по кухне. А то посуды много, а мыть – некому!
Я и Лесов не успели даже слово вставить, даже простое «Есть», как нас уже подталкивали в сторону двери, ведущей в кухонное пространство. Там нас уже ждала огромная лохань, забитая грязными мисками, ложками и целая батарея стаканов.
- Вот вам два фартука, вот вам сода – мойте на здоровье, только рукава заверните – сказал интендант, протягивая картонную пачку кальцинированной соды одной рукой, а другой показывая на два клеенчатых фартука, висевших на крючке рядом.
… С посудой мы управились за два часа. Сначала все тщательно вымыли, разложили, протерли и поставили в шкаф. Рубаха на этот раз была не такая мокрая, как с утра, но рукава мы замочить умудрились.
Не успели управится с посудой, как опять возник Горбонос, оглядел нас, удовлетворительно хмыкнул и скрылся.
- И что это было? – озадаченно спросил Сергей.
- Не знаю – ответил я – ждем указаний.
Указания появились скоро – так же скоро, как и появился старшина. Все время поглядывая на часы, зажатые в ладони, он пробурчал:
- До прибытия красноармейцев части сидите здесь и не шумите. Как что-то будет ясно, сразу вас позову.
Сказав это, он удовлетворенно посмотрел на нас и бросил:
- В порядок себя приведите… Не дай бог, майор увидит – и ушел.
Снявши фартуки и раскатав рукава, мы сели на скамейку у окна. За стенами столовой слышался ровный гул, изредка прерываемый басовитым смехом. Минут через пятнадцать я задремал, привалившись к окну.
Проснулся от резкого крика:
- На площадку!!!
Кричал старшина. Мы встрепенулись и вышли из кухни в столовую, откуда уже вываливались призывники, подгоняемые лейтенантами. Вслед за ними вышли и мы.
На улице немного похолодало, небо заволокло тучами. На строевой площадке уже спешно строились призывники, которых расставляли лейтенанты. Мы встали в последнюю шеренгу и стали ожидать прибытия оставшегося личного состава части.
Ждали недолго. Минут через пятнадцать напряженного ожидания ворота открылись и в часть неторопливо въехал грузовик, затем еще один, после двуколки, а за ними – пешем строем – вошли где-то две роты красноармейцев, запыленных и, по виду, очень уставших. Колонна остановилась.
Из тентованого грузовика выбрался майор. При его виде на плацу стало резко тихо. Лейтенанты и старшина вытянулись по струнке, Горбонос и Степановна замерли у дверей столовой.
Спустившись на землю, майор обвел строгим взглядом всех собравшихся и скомандовал:
- Стройся!
Поднялся невыносимый гвалт – все начали двигаться, перестраиваться, бегать, машины ездить, кони ржать… Впрочем, минуты через две всё это кончилось. Майор удовлетворенно оглядел построившиеся подразделения и пошел на трибуну.
- Красноармейцы и командиры! – обратился он с неё – наша часть прибыла с масштабных учений, проводимых командованием Белорусского военного округа в целях повышения маневренности войск и дальнейшего совершенствования военного дела нашей Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Сейчас, в рамках проведения опытных мероприятий, наша часть практически наполовину обновила свой состав за счет призывников, имеющих образование связистов. Некоторые призывники являлись комсомольцами-отличниками и они были отправлены в нашу доблестную Красную Армию по комсомольским путевкам, в нашу передовую часть. Вот сейчас – майор откашлялся – я обращаюсь к сверхсрочнослужащим и бойцам второго года службы – примите как родных наших новых бойцов, передайте им свой опыт службы и работы по обеспечению связи частей и подразделений дивизии. Командиры и начальники! Нам предстоит усердная работа по обучению прибывших бойцов. Проявим же свои лучшие качества – и вместе поддержим знамя нашей части, одной из самых передовых частей в нашем округе!
Майор замер, пошатнулся и опустил руки. Внезапно, старший политрук, стоявший у трибуны, замахал фуражкой.
- Ура! Ура! Ура! – слабо выкрикнул старшина. Крик прокатился по плацу и когда оттолкнулся от новеньких плакатов, вся часть набрала воздуха в грудь и выкрикнула:
- Ура! Ура! Ура!
- Поздравляю товарищи! – выкрикнул майор и сошел с трибуны. Уже стоя на земле, он крикнул:
- Часть, вольно разойдись по местам.
Все расслабились. Майор, в сопровождении политрука и капитана, удалился в здание штаба части. Старшина же подбежал к Горбоносу и начал о чем-то громко спрашивать. Горбонос же расставил руки, потом схватился за голову и убежал в здание столовой.
- Дим, чего это они?
- Не знаю, Серег. Что-то случилось небось.
Горбонос по очереди начал подходить к лейтенантам и о чем-то с ними разговаривать. Лейтенанты кивали и уводили с собой по казармам бойцов и призывников. Наконец, очередь дошла и до нас. Я прислушался.
- Товарищ лейтенант – обратился Горбонос к Былову – уводите ваших бойцов в казарму.
- Товарищ старшина – невозмутимо отвел Былов – куда я же их уведу? Я же часть не знаю.
- Ммм… - задумался Мерзликин – Березников, Лесов!
Мы выбежали из толпы.
- Вот ваши бойцы вас и проводят!
- Отлично. Ведите. Эй, призывники, за мной!
- Товарищ лейтенант, стойте!
- Что вам, товарищ старшина?
- До сангенмероприятий в комнаты заходить только старикам и вот, этим двум. Остальные пусть только вещи бросят и в коридорчике постоят.
- Ммм, что такое сангенмероприятия я не понял, но хорошо, сделаю. Разрешите идти?
- Идите, товарищ лейтенант.
- Бойцы! – крикнул лейтенант, поднимая руку над головой и начав ей крутить – за мной! Лесов, ведите.
Серега опешил, но молча пошел вперед. За ним двинулись остальные.
Зайдя в казарму и поднявшись на этаж все ввалились в коридор. Лейтенант оглядел местность, присвистнул и спросил:
- Ну где кому селится?
- Разрешите обратится? – спросил я.
- Красноармеец Березников?
- Так точно.
- Обращайся – сказал лейтенант, осматривая портрет Калинина.
- Комната, которую предоставили мне и красноармейцу Лесову находится вон там – я показал на дверь.
- Извините, товарищ лейтенант, разрешите обратится? – раздался чей-то баритон
- Кто спрашивает?
- Отделенный командир Барсов.
- Командир чего? – не отвлекаясь от портрета, спросил лейтенант
- Первого отделения первого взвода телефонно-кабельной роты товарищ лейтенант
- Хорошо. Ваш вопрос?
- Так не к вам, к красноармейцу Березникову.
- Ну как в первый раз, товарищ Барсов. По-другому же надо, сами знаете – отвлекся наконец лейтенант от портрета и посмотрел в толпу.
- Виноват, товарищ лейтенант. Так разрешите?
- Разрешаю.
- Красноармеец Березников, сколько мест в занимаемой вами и красноармейцем…
- Лесовым – вставил я
- красноармейцем Лесовым комнате?
- Три, товарищ отделенный командир.
- У вас какое образование?
- Техническое, товарищ отделенный командир. Железнодорожный связист.
- Отлично. Товарищ лейтенант, разрешите обратится?
- Ко мне на этот раз? – усмехнулся Былов
- Так точно. Разрешите поселится в той же комнате, что и товарищи Березников с Лесовым?
- Да я то что, товарищ отделенный командир… Если старшина против не будет, лично я – за…
- Благодарю, товарищ лейтенант – весело воскликнул Барсов.
- Слушайте, товарищ Барсов – внезапно ожил лейтенант – мне это не нравится. Вы откуда-то из-за спин болтаете, покажитесь, так сказать, миру. Бойцы, расступились быстро.
Призывники расступились и на свет вышел невысокий, крепко сбитый молодой человек не старше меня. Он тоже уже был в форме, правда слегка потертой, с вещмешком за спиной.
- О. Вас перевели?
- Так точно, товарищ лейтенант.
- Неплохо… - протянул лейтенант и хотел что-то еще добавить, как на лестнице раздался топот и в коридор, значительно потеснив уже присутствующих ввалилась толпа призывников. За ней, отдуваясь шел старшина и уже знакомый Габрин.
- О. Лёха! И ты здесь?
- Здесь, Тем, здесь… Что тут, товарищ старшина?
- Сейчас распределим… Первый взвод в третью, четвертую и пятую комнаты, остальные в оставшиеся… И не ложимся, просто ставим вещи – выкрикивал старшина – потом строимся в коридоре!
Двери начали хлопать, бойцы рассредоточиваться, бросать вещи… Отделенный командир же просто подошел к нам и протянул руку:
- Отделенный командир Барсов Михаил Егорович, будем знакомы!
- Березников Дмитрий Андреевич! – я пожал руку
- Лесов Сергей Степанович – представился мой сослуживец и тоже пожал руку.
- Ну что, пройдем в вашу комнату?
- Пойдемте… - сказал я.
- Да что ты на «вы»… Тебе вот сколько лет?
- Дак двадцать, товарищ отделенный командир.
- Ба, ты еще и по званию. Да не выворачивайся так! Можно просто по имени… Это при начальстве формальности давай, а так… Так вот, мне двадцать четыре. Четыре года – не возраст для выканий. Ну пошли, пошли.
В комнате Барсов сразу понял чьё где место и сразу сел на пустующую кровать, развязал мешок и начал складывать немногочисленные вещи в тумбочку.
Внезапно дверь открылась и в комнату заглянул старшина.
- Так, красноармейцы вы можете спать, сегодня не нужны. Вы, товарищ отделенный командир пойдете с нами. Всё, вам отбой.
Барсов, потянувшись, вышел, старшина захлопнул дверь.
- Спать, Серег?
- Да, Митя, спать… Намаялись сегодня.
Я ничего не ответил и начал разбирать кровать.
Свидетельство о публикации №216022300086