1. Извилистыми тропинками босоногого детства...
Г Л А В А П Е Р В А Я
Зима лютовала. Еще только середина декабря 1929 года, а снега навалило так много, что занесло им все кругом. Закутанные в овечьи кожухи, мы сквозь щелки мельком видим изредка мелькающие перед глазами телефонные столбы с провисшими между ними проводами, блестящие изоляторные чашечки, обволоченными инеем.
Мороз трещит, от чего дух захватывает, но мы не шибко высовываемся из нашего укрытия, а то мороз кончик носа прихватит, и безносыми останемся – пугает нас мама. Но мы не можем подавить своего любопытства поглядеть, как бешено, мчатся, тяжело дыша, кони.
Из-под их копыт летят в сани комки снега, осыпая нас и тут же рассыпаясь снежниками, Мы впервые в нашей только-только начинающейся детской жизни встречаемся с настоящей зимой: прижимаемся, друг к другу, а тем временем сани увозят нас в неизвестность…
Впереди нас – на помосте саней, управляя лошадьми, сидит приятель нашего отца – Янко Казаченко. Одет он в длинный, почти до ступней дубленый кожух, на голове черная каракулевая шапка. Лица его мы так и не успели разглядеть, а теперь, когда он поворачивается к нам лицом, перед нами весь в инее, и совсем не сказочный, а как нам кажется, а настоящий дед Мороз.
Встретил Янко нас на железнодорожной станции Котюжаны*, куда мы приехали после краткого пребывания у родственников в городе Умань.
– Тпру! – осадил Янко взмыленных лошадей, когда мы подъехали к калитке беленького с крыльцом дома.
Сбросив с себя кожухи, мы сразу же, как нам показалось, стали тощими, маленькими и совсем беспомощными. А тем временем из дома один за другим выходили его жильцы многочисленного семейства Янка и, подхватив нас – кого под руку, кого на руки, уводили в дом.
В хате Янка мы жили не долго – до приезда отца, за это время успели подружиться с детьми наших хозяев. Старший их сын – Стасик, уже был в юношеском возрасте, второй сын Петя – на два года сарше меня, дочь Ганя (Анна) однолетка с моей младшей сестрой. А через несколько лет эта семья пополнилась еще двумя девочками, названными именами моих сестер – Соня и Нина.
Янко и его жена Маня были украинцами-католиками. Об их молодости, а это годы первой мировой, гражданской войн и последующих лет, мне мало что известно. А вот в последующие, растянувшиеся на десятилетия, чему я свидетельствую, на долю этой семьи выпали тягчайшие испытания – и запомнились.
Янко Казаченко – один из первых подвергся раскулачиванию. Его с семьей, в которой было несколько детей, изгнали из родного дома. Принадлежащая Янку в поле земля и приусадебный участок, добротная хата, лошади, рабочие и домашние животные: бычки, корова, овцы, свиньи, куры конфискованы и переданы нищему колхозу.
С этого времени до июля 1941 года семья скиталась по сельским хатам умерших в голодные годы односельчан. В колхоз Янко так и не вступал, чем самым стойко и мужественно выражал всей семьей протест господствующей в стане власти.
В 1940 году, одновременно со мной в Красную армию был призван егл сын – Петр. Из 45-ти котюжанских призывников только двое Петя и Игнатий Тимофеевич Мельник – о нем несколько позже, в силу их социального происхождения – «из кулаков», место прохождения службы вблизи западных и южных границ страны был заказан, их от¬правили служить в войска Дальнего Востока.
В годы немецкой оккупации семья Янка Казачонка вернулась в свою хату. Восстановить разрушенное советской властью хозяйство им не удалось. Трудились на приусадебном участке, жили скромно, достойно. С местными и немецко-румынскими оккупационными властями не связывались. После освобождения села в марте 1944 года семью Янка Казаченка вновь вынудили покинуть родную хату.
В 1979 году перед эмиграцией в Израиль я побывал в селе Котюжаны и уже перед самым отъездом, когда время было на исходе, случайно встретил Ганю Казаченко. Нам было что вспомнить и о чем поговорить. Взволнованная Аннушка, заливаясь слезами, рассказала мне о своих родных.
Девяностотрехлетний ее отец и несколько моложе ее мать жили в новой хате, построенной на хуторе Диброве (ныне Блакитне). Старшие ее братья Стасик и Петя – жили во Владивостоке, остальные моложе ее сестры, которых я не знал, с семьями поселились в селе Котюжаны, на упомянутом хуторе и соседних селах.
В отнятой у Янка Казаченко хате все последующие годы прижился сельский совет. Во время моего последнего посещения села в 1978 году в этой хате обитал колхозный детский сад.
У хаты Янка Казаченко что в центре села глубокий колодезь, искусно вымощен отборным гранитным камнем, с чистой, как слеза и прохладной водой.
Здесь можно было встретиться с соседом, пришедшим черпать воду, с посетителями сельского совета, чаще с – прохожим.
Сельская молва гласила: «хата Янка – пуп села! Она мозолила глаза люмпенским завистникам, властвовавшим в селе».
С семьей Янка Казаченко нас связывало постоянное общение и бескорыстная помощь с ее стороны в первые годы нашего проживания в селе.
__________
*Вокзал станции Котюжаны Юго-Западной железной дороги на Украине был таким, 87 лет тому назад запомнился мне по приезду сюда зимой 1929 года. Таким мы видим его в настоящее время в 2010 году, разве что тогда был в снегу, а на снимке – в зелени и с достроенным (после 1993 года) правым крылом – Авт.
Свидетельство о публикации №216022401001
Винница ... Я там был . Через Крыжополь - я проезжал, когда ехал в Одессу. А в Могилёве-Подольском - я ни разу не был.
оценка для рейтинга: понравилось
Принц Андромеды 03.09.2016 20:39 Заявить о нарушении