1. Извилистыми тропинками босоногого детства...

        П Е Р В А Я  Ч А С Т Ь

        Г Л А В А   П Е Р В А Я

        Зима лютовала. Еще только середина декабря 1929 года, а снега навалило так много, что занесло им все кругом. Закутанные в овечьи кожухи, мы сквозь щелки мельком видим изредка мелькающие перед глазами телефонные столбы с провисшими между ними проводами, блестящие изоляторные чашечки, обволоченными инеем.

        Мороз трещит, от чего дух захватывает, но мы не шибко высовываемся из нашего укрытия, а то мороз кончик носа прихватит, и безносыми останемся – пугает нас мама. Но мы  не можем подавить своего любопытства поглядеть, как бешено, мчатся, тяжело дыша, кони.

        Из-под их копыт летят в сани комки снега, осыпая нас и тут же рассыпаясь снежниками, Мы  впервые в нашей только-только начинающейся детской жизни встречаемся с настоящей зимой: прижимаемся, друг к другу, а тем временем сани увозят нас в неизвестность… 

        Впереди нас – на помосте саней, управляя лошадьми, сидит приятель нашего отца – Янко Казаченко.  Одет он в длинный, почти до ступней дубленый кожух, на голове черная каракулевая шапка. Лица его мы так и не успели разглядеть, а теперь,  когда он поворачивается к нам лицом, перед нами весь в инее, и совсем не сказочный, а как нам кажется, а настоящий  дед Мороз.

        Встретил Янко нас на железнодорожной станции Котюжаны*, куда мы приехали после краткого пребывания у родственников в городе Умань.
 
        – Тпру! – осадил Янко взмыленных лошадей, когда мы подъехали к калитке беленького с крыльцом дома.

        Сбросив с себя кожухи, мы сразу же, как нам показалось, стали тощими, маленькими и совсем  беспомощными. А тем временем из дома один за другим выходили его жильцы многочисленного семейства Янка и, подхватив нас – кого под руку, кого на руки, уводили в дом.

        В хате Янка мы жили не долго – до приезда отца, за это время успели подружиться  с детьми наших хозяев. Старший их сын – Стасик, уже был в юношеском возрасте, второй сын Петя – на два года сарше меня, дочь Ганя (Анна) однолетка с моей младшей сестрой. А через несколько лет эта семья пополнилась еще двумя девочками, названными именами моих сестер – Соня и Нина.

        Янко и его жена Маня были украинцами-католиками. Об их молодости, а это годы первой мировой, гражданской войн и последующих лет, мне мало что известно. А вот в последующие, растянувшиеся на десятилетия, чему я свидетельствую, на долю этой семьи выпали тягчайшие испытания – и запомнились.

        Янко Казаченко – один из первых подвергся раскулачиванию. Его с семьей, в которой было несколько детей, изгнали из родного дома. Принадлежащая Янку в поле земля и приусадебный участок, добротная хата, лошади, рабочие и домашние животные: бычки, корова, овцы, свиньи, куры конфискованы и переданы нищему колхозу.

        С этого времени до июля 1941 года  семья скиталась по сельским хатам  умерших в голодные годы односельчан. В колхоз Янко так и не вступал, чем самым стойко и мужественно выражал всей семьей протест господствующей в стане власти.

       В 1940 году, одновременно со мной в Красную армию был призван егл сын – Петр. Из 45-ти котюжанских призывников только двое Петя и Игнатий Тимофеевич Мельник – о нем несколько позже, в силу их социального происхождения – «из кулаков», место прохождения службы вблизи западных и южных границ страны был заказан, их от¬правили служить в войска Дальнего Востока.

       В годы немецкой оккупации семья Янка Казачонка вернулась в свою хату. Восстановить разрушенное советской властью хозяйство им не удалось. Трудились на приусадебном участке, жили скромно, достойно. С местными и немецко-румынскими оккупационными властями не связывались. После освобождения села в марте 1944 года семью Янка Казаченка вновь вынудили покинуть родную хату.

       В 1979 году перед эмиграцией в Израиль я побывал в селе Котюжаны и уже перед самым отъездом, когда время было на исходе, случайно встретил Ганю Казаченко. Нам было что вспомнить и о чем поговорить. Взволнованная Аннушка, заливаясь слезами, рассказала мне о своих родных. 

       Девяностотрехлетний ее отец и несколько моложе ее мать жили в новой хате, построенной на хуторе Диброве (ныне Блакитне). Старшие ее братья Стасик и Петя – жили во Владивостоке, остальные моложе ее сестры, которых я не знал, с семьями поселились в селе Котюжаны, на упомянутом хуторе и соседних селах.

       В отнятой у Янка Казаченко хате все последующие годы прижился сельский совет. Во время моего последнего посещения села в 1978 году в этой хате обитал колхозный детский сад.

       У хаты Янка Казаченко что в центре села глубокий колодезь, искусно вымощен отборным гранитным камнем, с чистой, как слеза и прохладной водой.

       Здесь можно было встретиться с соседом, пришедшим черпать воду, с посетителями  сельского совета, чаще с – прохожим.

       Сельская молва гласила: «хата Янка – пуп села! Она мозолила глаза люмпенским завистникам, властвовавшим в селе».

       С семьей Янка Казаченко нас связывало постоянное общение и бескорыстная помощь с ее стороны в первые годы нашего проживания в селе.

       __________
       *Вокзал станции Котюжаны Юго-Западной железной дороги на Украине был таким, 87 лет тому назад запомнился мне по приезду сюда зимой 1929 года. Таким мы видим его в настоящее время в 2010 году, разве что тогда был в снегу, а на снимке – в зелени и с достроенным (после 1993 года) правым крылом – Авт.


Рецензии
Очень интересно! И - замечательная карта. Иллюстрация. Сравните с картой - http://www.stihi.ru/2016/02/26/11792 . Тоже Жмеринка, Вапнярка ... Украина, некоторые области, города.
Винница ... Я там был . Через Крыжополь - я проезжал, когда ехал в Одессу. А в Могилёве-Подольском - я ни разу не был.
оценка для рейтинга: понравилось

Принц Андромеды   03.09.2016 20:39     Заявить о нарушении