Типичный неистребимый Дон Кихот. Продолжение

   Судебный зал Моабитской тюрьмы: длинный высокий стол, на котором разложены вещественные доказательства, изъятые у Камо из чемодана, кресла с высокими спинками, длинные скамейки в зале.

   За стол сели мужчины в черных мантиях, в зале - какие - то люди. Камо сидел, опустив на руки, сложенные на барьере, отделявшем его от зала. Человек, сидевший в центре стола, что - то сказал по - немецки, но подсудимый не понял и не отреагировал. Перед барьером, тоже в черной мантии, сидел Кон, а рядом с ним молодая рыжеволосая женщина - переводчик в облегающем фигуру платье. Женщина повернулась к Камо и спросила по - русски, есть ли у него какие - нибудь возражения. Вместо него ответил Кон.

   Судья стал задавать вопросы, а Камо продолжал сидеть с опущенной головой. Тогда охранник схватил его сзади и заставил встать. Тот немного постоял, безучастно посмотрел перед собой, вздохнул и снова сел. Охранник снова попытался поднять Камо, но адвокат остановил его и попросил судью разрешить подсудимому сидеть. Кон говорил четко, спокойно, и Камо все понял: в связи с тяжелой болезнью, обнаруженной у его подзащитного в следственной тюрьме, он считает  судебное разбирательство невозможным. Кон назвал параграф, по которому это невозможно. Затем Кон попросил, чтобы до начала расследования выслушали показания эксперта - медицинского советника доктора Гоффмана.

   В узкую щелку между руками Камо видел все. "Молодец Кон, - подумал Камо - он хочет избавить меня от допроса". Но судья отклонил просьбу защиты об экспертизе, разрешив, однако, подсудимому не вставать. "Ничего, - подумал Камо, - Кон свое сделал. Теперь все зависит от меня. Молодец Кон - сидеть, конечно, легче, можно иногда прятать лицо. Но все время нельзя. Сейчас начнут спрашивать. А вот и Гоффман. Надо думать, как отвечать. Нет, не надо. Все придет сразу после вопроса. Будет время, пока она переведет. Если напрягусь, пойму без перевода".

   Кон предупредил, что в зале будут эксперты. Эксперты сели прямо напротив Камо, чтобы хорошо его видеть: судья будет задавать вопросы, а они будут смотреть. Камо стало интересно, что сейчас эти люди думают о нем? Зачем он так сидит? Болит голова, не понимает,  где он, что происходит? Эта мысль ему понравилась - он решил смотреть на себя их глазами: -" Надо оставаться сумасшедшим, даже если будет приговор. И на каторге. Пока не поверят".

   Прокурор что - то сказал Кону. Камо подумал, что тот ответит и он поймет, что говорил прокурор, но Кон промолчал, только кивнул. Затем прокурор что - то сказал судье. Тот тоже кивнул. Кон снова потребовал экспертизы, прокурор снова отклонил.

   Наконец начался допрос: имя, фамилия, возраст, откуда родом... Камо решил отвечать на эти вопросы, а дальше, если вопросы станут труднее, лучше помолчать.

   Камо поднял голову, посмотрел на судью, улыбнулся. Переводчица, улыбаясь, перевела вопросы. Камо наклонился к ней через барьер и почти шепотом, только ей , сказал, что имени своего не знает, не знает своих родителей, но знает, что он из России, жил в Тифлисе, а лет ему не то 26, не то 46. Судья попросил говорить громче. Переводчица перевела. Он с готовностью кивнул и попытался  заговорить громко, но вместо этого захрипел. Снова попытался - снова хрип. В зале кто - то засмеялся. Подсудимый откашлялся и повторил - уже яснее - то, что сказал переводчице. Камо заметил, что один из экспертов что - то шепнул Гоффману. Это его успокоило, и он решил, что надо нарушить этот спокойный ритм, позволяющий экспертам следить за ним. Камо стал громко, лихорадочно путая армянские и грузинские слова, ругать того, кто его предал. Переводчица не могла понять его слов.

   Вдруг подсудимый застонал, схватился за голову и опустился на стул. Эксперт рядом с Гоффманом и сам Гоффман наклонились вперед, словно желая лучше слышать его стоны. Все это Камо видел сквозь пальцы, которыми обхватил голову. Словно устав, Камо закрыл глаза и замолк. Стало тихо. И в этот момент Камо услышал голос прокурора, затем громко и резко прозвучал голос Кона. Прокурор крикнул: - "Тише, вы его разбудите!" В его голосе была ирония. Камо понял слова прокурора, тяжело вздохнул, словно жалел себя,  и озабоченно посмотрел на эксперта.  В глазах эксперта он увидел жалость - ему поверили. И Камо подумал, что это хорошая мысль -  реагировать на себя самого, если это будет то, что они чувствуют, глядя на него, они ему поверят.

   Судья снова задал вопрос. Камо понял вопрос и, прежде чем переводчица перевела, подумал, как ответить. Судья спросил, в какой он состоит партии? Камо встал, выпрямился, как ребенок, задрал голову и громко сказал: - " Я социал - демократ!" Затем посмотрел на прокурора, на экспертов, на людей в зале и, довольный собой, сел.

   На следующий вопрос - " Может быть есть правое и левое крыло, крайнее, менее крайнее или другие течения?" Камо понял, что судья хочет, чтобы он сказал о большевиках, хочет выяснить болен он или здоров, он помогает экспертам. Не зная, что ответить, Камо со злостью сказал: - " Я этого не знаю! Пусть черт это знает!"

   Дотошный судья спросил: какая разница между немецкими и русскими социал - демократами? Вопрос он понял на немецком, и, не дожидаясь перевода, истошно закричал, обращаясь в Гоффману: - "Я не могу больше говорить! Оставьте меня в покое! Герр доктор, пусть меня оставят в покое!" Гоффман остался сидеть, но вскочил Кон и снова стал требовать экспертизы.

   Объявили перерыв. Камо повели в отдельную комнату. В коридоре какая - то женщина всунула ему в руку коробку папирос. От тут же открыл ее и радостно подбросил в воздух. В комнате ему принесли поесть. Он опрокинул миску на стол и весь перерыв с самым серьезным видом размазывал кашу по столу.

   Наверное и нам стоит устроить перерыв, чтобы снова войти в  зал и дослушать до конца, чем закончилось судебное заседание.