Аркан II. Жрица Гл. 8-10

8. Белые перья

 

Коридоры, галереи, колоннады, внутренние дворики чем-то напоминали родной Сетер. Хотя на наши особняки с неба лилось тёплое, тёплое солнце, а не хмарь. Цитадель, конечно, принадлежала своему миру: своды древней обители стремились к иссиня-серым облакам. Великолепно. Монументально. Холодно.

Отвратительно холодно. Я шла по отполированным до блеска плитам, кутаясь в одеяло. Точнее, тонкую шерстяную простыню. Где бы достать ещё парочку? Раньше озаботиться не могла: сначала валялась в беспамятстве, потом отходняк. Теперь вот замерзла, как варан, хоть светильник со стены снимай и грейся. Нет, не спорю, в остальном условия роскошные: большая келья с довольно широкой - и мягкой! - кроватью, столом, и даже умывальником, в котором вода течет сама по себе. Нужник, правда, один на несколько келий, но это ладно. Одеяла, одеяла-то могли нормальные выдать?! Про еду вообще молчу.

Вчера я ещё не пришла в себя и могла лишь пить гадостный отвар из сушеных корнеплодов. Сегодня есть хотелось зверски, но в трапезной подали лишь те же варёные корнеплоды и горсточку крупы, ну и лично мне, как болящей, ломтик хлеба. Солнечный пост у них, видите ли. Да я даже трёклятую рыбу съела бы сейчас! Но нет. Ходи-голодай, потому что нельзя есть после заката. Эх…

Полупустой желудок жалобно буркнул. Галерея закончилась, я вышла во двор. Остановилась. В попытке отвлечься от мыслей о еде, стала разглядывать постройки.

Покатые крыши, острые углы, резные карнизы. Барельефы в виде солнечных дисков. Всё – белоснежное. Но если приглядеться, видны трещинки, сколы, пыль…. Удивительно, кстати: обычно в Мерран ночь наступала почти мгновенно, и в городе на другой стороне озера, тоже. А здесь сумерки. Камни светятся, что-ли? Пригляделась: похоже, да. Интересно, это минерал такой? Или покрытие? Потому что если минерал, то понятно, почему здесь шли долгие бои, когда Империя заново собиралась после Катастрофы. Тут же всё, как на ладони! Было…

На стенах, правда, и сейчас вооруженные сёстры в черно-белых одеяниях, да и у ворот не пусто. Серьёзная стража, да. С лицами, одухотворёнными постом и молитвой. Над воротами - каменная скрижаль: «Неуважение к Церкви есть неуважение Великого Апри». О как. Только кто из этих высокодуховных дам смог бы убить, не задумываясь? А главное – пережить смерть своих соратниц, не прокляв при этом весь мир с Великим Апри во главе? Ведь на войне оно как: либо принимаешь смерть, как данность, либо отправляешься в задницу горного козла, где никакая физическая форма и выучка не помогут.

Вдруг раздалось звонкое хихиканье. Из неказистой одноэтажной постройки, судя по запаху, мыловарни, выбежали три маленькие девчушки. Воспитанницы, ещё не успевшие принять послушание. Путаясь в не по возрасту длинных платьях, помчались в одну из колоннад.

- Дай брусок!

- Догони!

- Не догонишь!...

Самая мелкая залилась смехом, вырвалась вперёд. Боги, совсем как мои младшие сестры когда-то. Тоже бегали, смеялись… сгинули в вихре переворота. Тем, кто умер сразу – повезло. Если же нет… Не дай боги никому такой судьбы.

Стражниц на стене стало больше. Осенив себя кругом Апри, они стукнули древками алебардами о камень. Сменились. Свежий караул почапал дальше, прежний - начал спускаться по пологой лестнице со внутренней стороны стены. Нет, всё-таки рассуждать о войне на плодородных и спокойных землях Мерран - святотатство. Мелкие напряжённости у них есть, не без того – вон, говорят, листовки какие-то штампуют, да и после Эпидемии вспышки беспорядков будут наверняка. Но всё это меркнет по сравнению с переворотами и междоусобицами моего родного мира. Так что ну их, этих черно-белых постниц. Пусть себе стоят, местность украшают со своими алебардами. И никогда не пускают их в ход.

Обойдя привратный двор с хозяйственными постройками, я прошла через колоннады келейного корпуса в собственно монастырский двор. Далее проследовала к саду, что рос на выделанных террасах. Внизу - травы. Розоватые и сизые, на пушистых стеблях и на колючих, с листьями и метёлками, тянули они к закатному небу свои соцветия с удушливым запахом. На следующем уступе, за небольшой сетчатой перегородкой, располагался цветник. Разноцветные головки с бесконечными спиралями лепестков прижималась друг к другу, слегка подрагивая в ожидании холодной ночи. Из цветника обшарпанные ступени вели в основной сад, где начинался лабиринт тропинок.

Вокруг главной аллеи росли деревья, все – высоченные, в три человеческих роста. Саму аллею устилали шуршащие камушки с острыми уголками. Иногда в сторону отходили узкие протоптанные дорожки, теряясь в тенистой глубине, из которой верещали птицы. О, птицы! Интересно, как тут на счёт гнёзд?

Я начала исследовать сад в поисках яиц. Тщетно: кустарники оказались либо колючие, либо их тонкие ветви не выдерживали моего веса. Монторп раздери этих птах! Но я тоже хороша. Привыкла, понимаешь ли, к перекусам! А плоды и ягоды собирать боюсь – вдруг опять окажутся с паразитами. В Мерран никогда не угадаешь, кто где живет.

Пока я петляла, сумерки сгустились. Вдоль аллей зажглись небольшие фонари-клетки с бабочками, что накапливали солнечный свет в течение дня. И, чем ярче и теплей они разгорались, тем пристальней из каждой расщелины, трещины или тёмной полосы, глядело нечто. Без формы, без глаз, оно внимательно следило за каждым шагом, словно голодный лев. Так, пожалуй, пора возвращаться.

Ха! Проще сказать, чем сделать. Хоть я и чувствовала уклон террасы, вскоре он начал плясать, а почва под ногами - опускаться и подниматься, будто при огненных боях. Проклиная всё на свете, я быстро шла, высматривая «знакомые» деревья и составляя в уме план сада. Мозг метался, пытаясь разглядеть блики на краю зрения. Стоило чуть расслабиться или отвлечься, как начинали мелькать человекоподобные фигуры. Я твёрдо решила не реагировать, однако крепкую палку всё-таки подняла. Мало ли, кто здесь ша…

Из кустов вылетело нечто, похожее на птицу. Неестественно вывернутые крылья вспороли воздух перед носом. Вот ты дрянь!

Крик, перья. Тварь отлетела прочь. Поворот, разгон, новая атака. Я крепче сжала палку. Существо увернулось. Взвизг, разворот, пике, атака…

…хрустнул песок полупустыни Тирсума, потные ладони сжали рукоять меча. Моя ящерица бьётся в агонии слева, далеко справа рубится с кем-то отец, впереди - вскакивает смуглый человек с приплюснутым носом и тёмно-бронзовой кожей. Удар – и он падает обратно. Череп раскроен, остатки лица перекошены яростью и болью. Но что это? Грудная клетка трупа разрывается изнутри. К небу взмывает птица с человечьей головой и неестественно вывернутыми крыльями…

И рухнула обратно – туда, где с вывернутыми руками лежала я. А вокруг – ужас. И внутри тоже. И снаружи. И внутри. И боль. И что-то мокрое и липкое. И многоголосый смех. И заново… И сызнова… И по кругу…

Я отступила, споткнулась, и упала на острые камни. Видение растаяло.

От земли тянуло холодом. Я с трудом села. Заломило позвоночник, потом все суставы. Орры, конечно. Привычно, вроде бы. Но нет. К насилию нельзя привыкнуть. Его можно только забыть. Попытаться забыть, точнее. Потому что не получится. Даже если обидчики получают своё, пережитое всё равно с тобой. Всегда. А уж если не получают, да при том, что осталось сделать лишь шаг…

Миг – и тьма снова сгустилась. Повеяло холодом. На меня со всех сторон пошли тени. Цепкие, липкие тени, тени, обещающие справедливость, мир, порядок, и всего-то за кусочек души…

Так, стоп. Я глубоко, до боли, вдохнула. Задержала дыхание. Выдохнула. Потом. Суд, плен, месть – все потом. Сейчас - выбираться. Срочно, срочно выбираться из этого сада, пока с ума не сбрендила. Сейчас думать нельзя. Нельзя думать. Нельзя. Тссс...

Тени рассеялись. Вместо них появился едва слышный шепот - противный, свистящий, словно кто-то выжимал яд из очень злой змеи. Я подняла палку, которую выронила при падении. Тени тенями, а от природы Мерран всего можно ждать.

Уклон дорожки становился ощутимей, странный звук нарастал. Когда я уже начала опасаться, что сейчас напорюсь на какой-нибудь серпентарий, аллея вывела к небольшой лестнице. Отлично! Значит, направление выбрано верно.

Стала аккуратно спускаться. На последней ступеньке что-то резко толкнуло под колени. Упасть, перекатиться… Встать не успела. Так и замерла на полусогнутых.

Близко, буквально в шаге, стояло существо, похожее на маленького ребёнка. Одежда обгорела, часть плоти обуглилась, другую часть покрывали страшные ожоги. Сквозь ошметки мяса белело несколько мелких зубов. Пряди курчавых чёрных волос торчали, как придётся. На груди - ярко начищенный медальон с гербом моего рода.

- Почему ты ушла? - раздался надтреснутый шёпот в голове.

Я замерла, не в силах даже дышать. Существо шагнуло вперёд. Сознание наполнил тошнотворный поток картинок и шелеста мёртвых голосов.

Прохладное утро, возвращение после долгой и сладкой ночи в кабаке.

- Почему ты оставила меня там?

В моей постели лежит истерзанная мёртвая служанка, так похожая на меня лицом.

- Почему ты не пришла раньше?

Тело отца на полу в гостиной.

- Почему ты не проверила?

Комок окровавленных простыней в спальне мачехи и в кроватке маленького брата.

- А я ведь я был ещё жив…

Сжечь документы из нетронутого тайника, облить тела маслом, поджечь дом…

- Это ты, ты убила всех нас… Всех нас… Всех…

- Ннн… нне.. ннет! Нет! Нет!

Задыхаясь в крике, я начала бить существо куда и чем придётся. Я проверила Проверила! Я даже пыталась его откачать! Но нет. Нет! Нет. Дыхания не было. Сердцебиения не было. Ничего этого не было. Вообще ничего. Это всё не со мной. Я не убегала никуда. Я умерла вместе с ними. С ними, с ними, с ними…

Кисти свело, по глазам резанул свет.

Где я?

Высокие деревья, густая трава, расколотый фонарь на краю дорожки. Мерран. Монастырь. Прогулка. О боги…

Я села на бордюр, стараясь восстановить дыхание. Поймала себя на том, что крепко сжимаю медальон Апри – тот, оплавленный, что остался от Феррика ещё зимой. Ну дожили! За чужого бога цепляюсь!

Собралась с силами. Встала. Бегом припустила вниз. Быстрее, ещё быстрее. Кто его знает, что будет в следующем видении. В том, что оно придёт, сомнений нет: теней не видно только потому, что они стали частью тьмы, заполнившей сад.

Лихорадка разгоралась, бежать становилось труднее. Я перешла на шаг, стараясь унять резь в боку. Как в детстве, честное слово! Но в детстве никто и ничто не заставило бы меня сунуться в низкий тоннель из вьющегося растения. А теперь вот иду, жизнь спасаю. И нисколечко меня не подташнивает. И потолок на голову не падает, нет. Нет. Вовсе нет.

Шелестящий свод скоро уткнулся в край большого дерева. Стоило завернуть за него, как воздух стал значительно теплее: я вышла на большую аллею. Всё те же камешки, всё те же фонари. По краям - небольшие ручейки в белых рукотворных руслах.

Перешагнув ближнюю канавку, я облегчённо выдохнула. Всё тёмное, что неприятно шевелилось внутри и стремилось завладеть сознанием, ретировалось. Так-то лучше! Выход, наверное, неподалёку. О, да я тут, похоже, не одна.

Справа в десятке шагов виднелась островерхая крыша беседки, освещённая снизу. Вместе с запахом ладана доносились голоса, на сей раз явно человеческие. Слава богам! Пошла туда – узнать дорогу и убедиться, что ещё не окончательно спятила.

Потом замерла, прислушиваясь.

- …себе подцепил, охальник! –  звенел мелодичный женский альт.

- Ну хватит уже, проехали. Ты за своим хозяйством следи лучше, - отвечал приятный мужской баритон.

- Погасни моя лампада, да он злится! Нет, правда! Ты только глянь! - продолжала смеяться женщина, - я чувствую злость и... Курти, как по-твоему?

- Тебе видней, Селти. По этому чурбану разве поймёшь чего! – вступил ещё один мужской голос, - хотя он у нас третьего дня разговелся на чувства, да… Знаешь, этот выдающийся эпизод я занёс бы в летопись.

- Да-да! Точно! Ну, что скажешь, друг неразговорчивый? Заносим в летопись, как ты благородно спас прекрасную деву?

- Да заносите на здоровье, - фыркнул баритон, - но только пометку «для служебного» не забудьте. И копию в магистрат. Можно с представлением.

- Ой-ой-ой, какие мы деловые! А кстати… - тут женский голос стал резким, как удар шпорами, - Кетания, ну что ты по кустам шаришься, мы не кусаемся!

Сердце ухнуло. Чуть отдышавшись, я пошла вперёд и поравнялась со входом в беседку.

Три широких ступени вели на площадку между витыми столбами. Под расписным потолком висели гирлянды цветов – именно они испускали мягкий лиловатый свет. В тёплых лучах окружающие кусты казались коричневыми, одежда людей отливала красным.

Халнер в таком же, как у меня, одеянии гостя, скрестил руки на груди и небрежно прислонился спиной к крайнему слева столбу. На другой стороне беседки в плетёном кресле сидел Курт. На нём поверх всё той же простой серой рубахи, болталась белая накидка священника, а в массивных пальцах вилась нить чёток. Между мужчинами стоял низкий столик, за которым сидела красивая женщина, кажется, средних лет. Складки белой ткани облекали подтянутую фигуру, прямая осанка выдавала человека, привыкшего повелевать. На голове женщины свернулся причудливый головной убор, похожий на спираль. Полупрозрачная ткань обрамляла лицо, свешивалась на плечи и грудь. Тонкая полоса такой же ткани лежала поперёк высоких скул, одновременно защищая и подчёркивая глаза.

Именно глаза спасали женщину от отвратительной безупречности. Сквозь пелену лёгкой вуали проглядывали неподвижно застывшие прозрачно-серые роговицы, которые почти сливались с белком. Странное дело: под этим невидящим взглядом захотелось разреветься, гулко и громко, навзрыд.

- Ну здравствуй, Кетания, - улыбнулась женщина, - пришла в себя?

- З-зд-драссьте… - сглотнула я.

Повисла тишина.

- Кетания! Где твои манеры! Перед тобой Пресветлая Селестина, мать-настоятельница Цитадели! – прошипел Курт, подтянувшись и перехватив чётки, как кастет.

- Очень п-приятно…

Снова тишина. Глаза Курта начали наливаться кровью. Халнер сдавленно закашлял в кулак. Так, наверно надо сделать что-то очень почтительное. Только вот что? Пока я пыталась понять, Курт стал пунцовым. Костяшки кулака побелели, дыхание сбилось. Однако мать Селестина оказалась проще.

- Ну, ну, Курти, не кипятись. Нас даже не представили как следует. И вообще, девочка не признаёт авторитетов и терпеть не может официоз. От наставника своего понабралась, да, Хал?

- Экхм… Да она с этим, вроде, и сама вполне справляется, - ответил Халнер, справившись со своим «кашлем», - привет, Кет. Как самочувствие?

- П-привет... да нормально, спасибо….

- Тааак… – протянула Селестина.

Сердце опять ухнуло, на сей раз - от навалившегося взгляда.

- Ладно, мальчики, давайте-ка по кельям, мы тут посекретничаем немного.

- Да, мать-настоятельница, - Курт мгновенно очутился в почтительной позе на одном колене, целуя тонкую руку.

- Нет, ну сколько можно, а! - Селестина вздохнула, как вздыхают на милую детскую шалость, - не на Синоде всё же. Иди давай уже.

Курт поднялся, поклонился, и строго зыркнул в мою сторону взглядом из серии «смотри и учись». Получив в ответ оскал, вышел из беседки, всем видом выражая неодобрение. Халнер отклеился от столба и поравнялся со мной.

- До завтра, Села, - кивнул он настоятельнице, - давай, Кет, поправляйся.

Он похлопал меня по плечу и пошёл вслед за Куртом.

- Да, спасибо… слушай, а…

Я повернулась спросить, где они живут, и почему их не видно в трапезной, но не успела: мужчины уже нырнули на боковую аллею.

- Не в последний раз видитесь, - сказала Селестина, - а сейчас сюда внимание обрати, пожалуйста.

Я повернулась и увидела дротик. Он лежал, отражаясь в полированной поверхности столика, и словно впитывал свет. Непроницаемо-чёрный, матовый металл древка весь в узорах. Оперение из тонких прозрачных пластин почти не отбрасывало тени, отчего казалось, что дротик висит в воздухе. Какая красота! Рука непроизвольно потянулась вперёд.

- Не стоит, - отрезала Селестина, - лучше давай-ка присаживайся. Поговорим.

- Эээ… да, конечно…

Я села в указанное кресло и для верности подложила руки под себя – очень уж соблазнительно посверкивал полированный бок болта.

- Мать Селестина, скажите, это тот самый? Ну, которым ранили Отто?

- Не Отто, а тебя. Этот ваш парень отделался физической царапиной, потому что дротик метнули в сделанную тобой иллюзию. Храмовый дротик, заешь ли, бьет в корень, а не в листья. Так что лихорадкой теней заболела ты. Руки бы повыдёргивать тем, кто языческие артефакты у себя держит! Чем только Инквизиция занимается…

- Инквизиция?

- Ну не войска же! Гвардии и кражу скотины-то доверять страшно, а тут Высоких потрошить надо, чтобы добро еретическое сдавали… Ладно. Давай лучше расскажи, какие тени к тебе приходили сегодня.

- Эээ… Нууу… Тени? Вы о чем?

Селестина поджала губы. Я вдруг поняла, что лучше не выпендриваться.

- А, тени. Да… да так. Люди какие-то… непонятно даже, кто…

- Да ну?

Селестина наклонилась ко мне. Неуловимым движением взяла за руку. В голове замелькали весьма неприятные образы и воспоминания.

- Да простит тебя Великий Апри, – резко отстранилась настоятельница, - такая молодая, а душа уже мается в стране вечной осени… Впрочем, в канун Полносолнция прощается и не такое. Так что пойдём-ка к источникам, не будем терять время.

На этих словах Селестина встала. Она оказалась всего на треть головы выше меня, и примерно такого же телосложения. Ну хоть кто-то в этом Мерран не похож на ожившую скалу!

Мы спустились на аллею, но быстро свернули с неё в неосвещённую часть сада. Настоятельница бесшумно скользила впереди. В густой тьме только её белые одежды оставались ориентиром. Но ориентир не фонарь, кочки не показывает. Селестина резко остановилась – так резко, что я чуть не налетела на неё.

- Хватить пыхтеть! Дай руку. Теперь закрой глаза. Сосредоточься. И просто ощущай пространство.

Стоило нашим ладоням соприкоснуться, как в голове снова замелькали образы, на сей раз - наполненные светом. Между деревьев будто пролегла золотистая дорожка. С каждым вздохом картинка становилась всё объёмнее, будто окружающий сад пустил корни через мою грудь. Внезапно я поняла: любое движение теперь будет осознанным. Все повороты известны, все ступени сочтены.

- Спасибо… не знала, что так можно.

- Получилось? Хм. Воистину, Великий Апри открывает многое, - задумчиво сказала Селестина, отпуская мою руку, - но и… скрывает… хм… немало…

В груди снова разлилось жжение взгляда.

- А обычный источник-то не про тебя, Селия. Ну что же. Тогда на ближайшей развилке направо. Движемся в тишине!

Приказные нотки в голосе настоятельницы затолкали вопрос обратно в глотку. И всё же… Снова монастырь, и снова родовое имя моей матери в чужих устах, как будто так и надо…

- Мать Селестина? – не удержалась я, - а почему вы назвали меня Селией?

- Потому что это твоё имя по праву рождения. А теперь помолчи, пожалуйста!

И тебя туда же. Да уж, похоже, местные жрецы читают книги душ получше наших. Да и монторп бы с ними, только как бы теперь неприятности не начались. Даже если вспомнить, что мой мир и мир Мерран – осколки Тимирии, и Высокий язык остался в обеих культурах, всё равно давать незаконнорожденной полукровке имя «истинное солнце» при местной религиозной озабоченности граничит с ересью. Версия «простая акробатка Аделаида» меня больше устраивает. Уж точно не сожг… ай!

Дверной косяк буквально выскочил из темноты. Вот что значит слишком много думать! Шишка теперь будет наверняка. За тяжёлой дверью оказался крохотный павильон, едва освещенный тусклой лампадой. Строго по центру помещения в полу зияла дыра, а в ней - вырубленные ступени. Из узкого хода тянуло сыростью. Узкого и низкого хода…

- Селия? – настоятельница обернулась с середины лестницы.

- Эээ… я л-лучше тут пос-стою…

Селестина фыркнула, поднялась обратно и крепко взяла меня под локоток.

- Пойдём, дитятко. Никто тебя не съест, кроме самой себя.

Так мы сошли в промозглый коридор, невероятно тёмный и узкий. Щупая второй рукой гладкие и холодные стены, я безудержно потела каждый раз, как касалась макушкой потолка. И это при моём-то росте! И вообще! Какие источники в скалах?! Это же каменный мешок. Саркофаг. Саркофаг под горой. Эта слепая стерва решила похоронить меня заживо!

Когда я уже была готова заорать от паники и сдаться на растерзание любым теням, лишь бы убраться обратно в сад, настоятельница толкнула дверь. Глаза резанул свет. Ну наконец-то открытое пространство! Ой…

Стены и потолок небольшой комнаты были усыпаны звёздами. Настоящими, а не отсветами от зеркал. Слева всходила планета Варрван, спереди и справа висело созвездие Жнецов, а над головой колыхался Путь Апри – звёздный туман, как у нас называли такую же полосу. Красота. И ни намёка на облака или контуры гор, построек, деревьев…

С трудом отведя взгляд от одного рукотворного чуда, я пригляделась ко второму. По центру помещения – купель, уходит вниз словно амфитеатр. Вода подсвечивалась снизу, бело-желтым. Временами проскакивали голубые вспышки, отчего пар над гладкой поверхностью напоминал запертые в колбе грозовые облака.

Селестина велела раздеться и устроиться в «ванне» поудобней. Когда большие и мелкие пузыри окутали тело с ног до подмышек, настоятельница села на пол рядом с купальней, и нажала на скрытые рычаги в бортике. «Ступень» за моей спиной превратилась в наклонную поверхность.

- Теперь закрой глаза и расслабься. Позволь теням плясать, как им вздумается. Источник Апри смоет тьму, но сначала ты должна признать и почувствовать её существование в самой себе. Да, Селия, да, это сложно, иначе эта купальня и гроша ломаного не стоила бы!

- Разумеется. Только отку…

- Все. Вопросы. Пот-том, - с усилием ответила Селестина, надавив на мою макушку.

- Чтпфррргррхх!

Я попыталась извернуться, схватиться за край, но тягучая вода уже проникла в желудок и лёгкие. Увлекая моё сознание в агонию памяти, растопленное солнце сомкнулось над головой.

9. Девочки на шаре

 

Пятно света медленно ползло по белёной стене, неумолимо приближаясь к металлическому диску. Доползло. Зайчик резанул глаза. Я зажмурилась. О боги. И так голова тяжелая, а тут ещё это.

Солнечное пятнышко катилось дальше. Я усиленно пыталась вспомнить, где нахожусь. Тьма, крики, туман. Ещё туман. Дверь, которая не дверь. Проход в другой мир. Какой? Всплыло имя - Мерран. Да, точно. «Слияние живого с неживым», так гласила надпись на Зеркале. Что ещё? Горы, театр, Орры, дротик… Тени. Ночной сад, глюки, разговоры… Источник. А, да, звёзды на стенах ещё. И тягучие кошмары, из тех, когда знаешь, что сон, а сбежать не можешь. Колючий воздух. Сырой коридор… Солнце на стене. Колокольный звон. Переливчатый, простой, как дверь в новый мир. Очередной новый мир. Туда, где свежесть, обновление… еда. Еда? Боги, а жрать-то хочется, как змее после спячки!

Я рывком поднялась в койки. Воспоминания мельтешили, спешно рассаживаясь по местам. И всё же, чувство голода оказалось сильней любопытства. В спешке натянув бельё и тёплую котту, побежала в трапезную. Пусть хоть что-то в желудке будет.

Кормили, конечно же, овощами. И, конечно, безвкусными – ни соли, ни масла, не говоря уже о мясе. Оно и так-то редко появлялось у мерранцев на столе – здесь потребляли главным образом водных тварей. Как иначе? Волы - почти люди, козы, как и добрая половина лесной дичи, несъедобны, мелкую птицу и домашних пушных зверей надо есть сразу же после забоя, и уж точно не в пост. В пост – только корнеплоды, крупы, и молитвы. Трудностей в жизни не хватает, называется. Искусственно придумывать надо.

После трапезы я тут же ретировалась к себе, пока не припахали к какому-нибудь благочестивому делу. Позёвывая, вынула из тумбочки вездесущую Книгу Великого Апри – единственное и неизбежное чтиво. Естественно, что ещё можно читать в монастыре, кроме сакральных текстов? Зимой в Тмирран я пролистывала Книгу, но вскользь – Феррик сам был ходячим сборником священных стихов. Потом, в театре, я помогала Курту в ритуалах, но до вдумчивого изучения чужой религии руки не доходили. Сейчас же пришлось полюбопытствовать.

Ничего особенного – описание звезды Апри и годового цикла затмений, перечисление огромного количества колен богоизбранных Отцов Империи, основные ритуалы, перечень правил. Особенно понравился последний раздел, про благопристойное поведение и святотатство. Да уж. Если следовать букве «Солнечного закона», то каждого нормального человека можно в еретики записать, и под линзу на сожжение отправить. Вот интересно, зачем создавать такие правила, которые не нарушит разве что мертвец? Размышляя над прочитанным, я уснула - быстро, крепко, без сновидений, и продрыхла аж до самого завтрака.

Огромный зал с широкими столами, отполированными поколениями тарелок и локтей, четыре раза в день принимал организованную толпу обитательниц монастыря. Места строго закреплялись по старшинству, за каждым столом размещалось по восемь сестёр. Болтать за едой запрещалось. И всё же, столы для младших постоянно оказывались сдвинуты вместе. Не знаю, боролись ли с такими нарушениями в другие дни, но сейчас, перед Полносолнцием, на это смотрели сквозь пальцы. Оно и понятно: толпа девушек с трепетом обсуждала предстоящий праздничный ритуал.

Сегодня обсуждение проходило особенно бурно: именно на сегодняшнем полуночном богослужении должны огласить имена тех восьмерых бастардок-Зрячих, которые пойдут в Священную рощу. По переиначенной древней традиции, им предстояло уединиться в павильонах с такими же полукровками, а после – стать матерями уже законнорожденных Зрячих.

Поскольку девушки провели всю жизнь в монастырских стенах, а участницы предыдущих Ночей соблюдали обет молчания, предположения строились самые разные. Кого изберут? Куда поведут? Что потом делать? Лежать? Сидеть? Стоять? Что значит «на четвереньках»?! А как лучше раздеваться, и вообще, надо ли? Ко всем ли снисходит Знамение Апри? Говорят, надо громко молиться, а насколько громко? А если забудешь? А что? А где? А куда?…

Вот так воображение! Стараясь не хохотать в голос, я едва заметила, как проглотила горьковатую кашу-размазню. Как обычно, порцию выдали настолько малую, что в желудок заурчал уже на выходе из трапезной. Проклиная всё на свете, я собралась навестить монастырский сад - объем плодовые деревья, и будь что будет!

Стоило так подумать, как появилась накаченная сестра в чёрно-белой караульной рясе, и с видимым неудовольствием сказала идти с ней. Не отвечая на вопросы, стражница отвела меня к главному входу в обитель, и махнула рукой на подъездную площадь.

- Гости. Время до заката, - выплюнула сестра и пошла обратно в монастырь.

Я уже успела узнать, что для рядовых паломников, болящих, скорбящих и прочих страждущих, существуют подворья. Например, в Озёрном уменьшенная копия Цитадели. Так что, если бы не странноватое, но явно хорошее знакомство Халнера и Курта с матерью Селестиной, валялась бы в клоповнике на скрипучей койке да в общей палате, с какими-нибудь делающими под себя психами. А так – комфорт и благолепие… кроме кормёжки, конечно. Однако про возможность принимать гостей как-то не слышала.

Я вышла их ворот, осмотрелась. Посреди площади высился ступенчатый постамент размерами с хорошее мерранское дерево. Его нижняя часть была похожа на широкий цилиндр, по краю которого золотилась надпись «Во имя Апри», а ниже шли колонки с именами погибших. На верхнем основании цилиндра – сеть декоративных трещин, из них взмывали к небу полупрозрачные лепестки. Солнце играло на тонких гранях, светотень плясала, и от этого стилизованное пламя казалось настоящим. В центре огромного «костра» чувствовалась незримая колонна свернутого пространства, на которой висел золотой диск с восемью лучами. Хм. Это гражданской войне Объединения, наверно. Бессмысленной и беспощадной, как, впрочем, и любая война… Так, а где же мои гости?

Обогнув шедевр религиозно-скульптурной мысли, я заметила группу людей на дальнем краю площади. Похоже, что у сильно гружёной телеги подломилась ось. Теперь несколько молодых монашек перекладывали мешки на новый транспорт. Между ним и памятником болтались две хорошо знакомые фигуры. Вот так поворот!

Ребята стояли ко мне практически спиной. У Маро на плече висела объёмная кожаная сумка, которая, впрочем, ничуть не мешала пацану мяться на месте и чуть что не подпрыгивать, пытаясь обратить на себя внимание монашек. Оно и понятно: с озера дул ветерок, от него, и от резких движений, подолы ряс взлетали чуть ли не до колена. Широкие рукава открывали руки до локтей, белая кожа буквально светилась на солнце. Да уж, есть от чего возбудиться, особенно такому… весеннему тарволу, как здесь говорят.

Неуместную прыть юноши одёргивала Эвелин. Нет, всё-таки хорошо, что они с Маро родственники! Иначе бы греха не избежать: даже в скромном и закрытом платье по щиколотку, лекарка выглядела великолепно. Всегда. Правильные пропорции, плавные изгибы, ничего лишнего, ничего плоского... Подзатыльники, правда, эта красавица тяжёлые отвешивает. Почти как я. Но даже без заботы своей высокоморальной кузины, Маро вряд ли бы приблизился к обозу: за разгрузкой наблюдала монахиня-стражница. Одной рукой она держала алебарду, постукивая кончиками пальцев то тяжёлому древку, а другой поглаживала рукоять длинного кинжала, висевшего на поясе. Взгляд исподлобья не обещал ничего хорошего ни прыткому юноше, ни сестричкам, если вдруг обратят на него внимание.

- Привет, калеки! – ткнула я под лопатки зазевавшихся друзей.

- Ооооо, Кет! Жива-здоровааа! – Маро мигом обернулся и крепко обнял меня, закружив над землёй, - а то я уж собирался идти штурмовать этот сахарный домик! Забрали, понимаешь, главного дегустатора, и как теперь бухать-то?

- Каком кверху! – засмеялась я в ответ, - поболеть уже нельзя!

- Нельзя! Нам вот сказали, ты тяжёлая, может, и не выйдешь. А ты лёгкая как пёрышко, уххаха!

- Да опусти ты её уже! Неприлично ведь! – зафырчала Эвелин.

Однако едва я коснулась земли, она сама обняла меня и поцеловала в щёку.

- Ну как ты, Кети? Отто уже почти оправился, а ты-то как?

- Да нормально вроде уже… Слушай! А чем дело-то закончилось тогда? С представлением, в смысле?

- Нормально прошло, - отрезала Эвелин, - ты лучше скажи, ты Полносолнцее в обители встретишь? У нас все обзави…

- Нормально? Ты это называешь нормально?! – воскликнул Маро, - да Халнер такую иллюзию закатал, у меня до сих пор челюсть в озере валяется! Кет, прикинь! Иллюзия тебя, делающей иллюзию! Не отличить вообще! Во-об-ще! Я и не знал, что он так может! Никогда бы не поверил, что это не ты на сцене, если б не знал!

Я почувствовала, что губы сами расплываются в улыбке.

- Ого! Значит, всё удалось в итоге? А Дарн чего?

- Чего-чего, запил, чего, гыгыгы. От счастья, что тот лорд, как там его… а, неважно, лорд, короче, нас к себе в Дельту пригласил. Так что теперь туда едем. Ну это, конечно, если Халнер снова Дарна на место не поставит, гыгыгы.

- Так в итоге, Кети, тебя уже скоро отпустят, или ты Полносолнцее здесь встречать будешь? – гнула своё Эвелин.

- Да тут, к сожалению... Не смотри так! Какое богохульство? Просто жрать нечего в этой благодати. А ты чего лыбишься стоишь? Небось, на мамашкиных харчах не худеешь! – я шутливо ткнула Маро в не по годам круглый живот.

- Так на вот, поправляйся, скелетина, - не остался в накладе парень, и вынул из сумки изрядно помятый сверток, - кстати, как закусь вот эти круглые самое то. Так что давай-ка вон к деревьям, отметим твоё выздо…

- Чтооо?! Ты что, настойку принёс?! – снова окрысилась Эвелин, - только попробуй достань! На воротах висеть будешь, усёк?

- Тю! Давно усёк, что ты зануда!- заржал Маро, - и подпространство кроить не умеешь ни фига. Пойдём, Кет, от этой неумехи, не понимает она нас.

- Неумехи? А задницу тебе кто штопал?! - ни на шутку распалилась лекарка, - Великий Апри! Почему тот монторп тебя не разодрал! Тарвол ты, и больше ничего!

- Ну вы, ребят, даёте! Представление устроили! – засмеялась я, - давайте, что-ли, плату брать!

Брат с сестрой моментально замолчали и оглянулись вокруг. Разгрузка обоза закончилась, монашки с интересом наблюдали за перепалкой гостей.

- Позоришь всех! Хоть мать бы пожалел! – прошипела покрасневшая до корней волос Эвелин.

- Ей не до этого сейчас, - фыркнул Маро.

Он тут же подбоченился, красуясь перед монашками: по мнению парня, широкая белозубая улыбка могла свести с ума любую девчонку.

- А что, Хели тоже здесь? – удивилась я, стараясь заодно перевести разговор.

- Да вон они общаются, – кивнул куда-то Маро, и тихо добавил, скосив уголок губ - слушай, а ходы в монастырь-то есть боковые? Не в курсе? А как часто эти обозы…

Но я уже не слушала. Не так давно я узнала, что театр – дело семейное в прямом смысле. Так, хозяйка, у которой я жила, оказалась не только матерью моего приятеля и собутыльника Маро, но и родной сестрой моего наставника Халнера, и соответственно сводной сестрой директора. Добрая женщина относилась ко мне тепло, и тоже приехала навестить. Однако сейчас она общалась со своим братом. Я приветственно помахала им обоим, впрочем, не надеясь на успех: собеседники выглядели полностью сосредоточенными на разговоре. Однако Хелия заметила, и тут же замахала в ответ, широко улыбаясь и беззвучно выговаривая что-то вроде «сейчас-сейчас». Потом она сдвинула брови и толкнула Халнера. Тот обернулся, коротко кивнул и снова отвернулся, продолжая что-то говорить сестре.

- …глюки. Эээй?  – Маро ткнул меня под рёбра.

- Сам ты глюк! – огрызнулась я, переводя взгляд на приятеля, - и даже не думай попасть на Пляски!

- Так я и не думаю. Ты о чём вообще?

- Угу, ты не думаешь, ты планируешь, - мрачно сказала Эвелин, - слушать противно! Лучше бы об источниках поговорили. Кстати, Кет, в них какая вода?

- Откуда я знаю! Кажется, раствор какой-то…

Посыпались вопросы о лечении. Я отвечала как можно подробнее, но о многом, конечно, могла лишь гадать. Мы проговорили долго – о лечении, о театре, просто о всякой ерунде. Со временем к нам присоединилась Хелия, а вот Халнер даже не подошел - помахал рукой и удалился в обитель.

Когда солнце коснулось гор на противоположной стороне озера, стражницы погнали посетителей прочь. С нынешнего вечера обитель закрывалась на три дня и ночи Полносолнция, чтобы ничто мирское не отвлекало сестёр от поста и молитвы.

После закатной службы я собиралась шмыгнуть к себе, но меня буквально за шкирку поймала сестра Нилия, старшая по купальням. Эту высохшую старую деву боялись практически все обитательницы монастыря. Поговаривали, что благочестие её столь сурово, что некоторые молодые монашки после беседы начинали отмаливать не только свои грехи, но и своих предков, и их друзей, и предков их друзей, и вообще всех на свете, причём грехи самые невообразимые, вроде мытья посуды в неподобающее время суток. Но лично меня острый взгляд из-под вечно насупленных бровей совсем не впечатлял, разве что хотелось двинуть карге с ноги.

Сейчас Нилия поджала и без того тонкие губы и буквально прошипела:

- Пресветлая Селестина ждёт. Нас.

Потом монашка крутанулась на месте, и двинулась через двор к небольшому корпусу, что примыкал к саду. Вздохнув, я пошла следом.

Белые стены двухэтажного строения смыкались под тупыми углами – судя по всему, здание имело форму многоугольника. На одной из сторон имелось высокое крыльцо с выточенными ступенями, которые вели сразу на второй этаж. Далее начинался коридор со косыми поворотами – видать, строители терпеть не могли прямые углы. По полу, потолку и примерно на уроне талии по стене вились барельефы, явно еретические: их подмазали штукатуркой так, чтобы разобрать изначальные изображения стало невозможно.

Наконец, мы дошли до тяжелой двери и вошли в небольшой кабинет. Напротив входа находилось окно в видом на сад, и массивный стол, спиной к которому сидела сейчас Селестина. Задумчиво перебирая в тонких пальцах чётки красноватого камня, настоятельница сказала, что, поскольку в этом году избранных на Пляски семеро, а источников - восемь, «почётной гостье, воспитаннице монастыря Тмирран» будет дозволено вступить в священные воды в саму ночь Полносолнция. Ну ничего себе! От неожиданности я безмерно и категорически удивилась. Сестра Нилия поёжилась.

- М-мать С-селестина, - звенящим голосом сказала Старшая по купальням, - м-может, всё-таки не надо… Благодать источников…

- Благодать источников исцелит её истерзанную душу, Нилия, - жестко ответила Селестина, - к тому же в священнодействии она не участвует. Проследи, чтобы после омовения девушка прошла в келью. Свою. А сейчас пусть готовится, постом и молитвой. Тоже проследишь лично.

- Да, мать-настоятельница. Обязательно, - пообещала старая монахиня столь хищным тоном, что мне даже стало неуютно.

Ладно, посмотрим, как пойдёт. Укокошить каргу всегда успеется. А теперь надо поблагодарить Селестину. Как там у них по этикету? На колене? А правом или левом? Или просто поклон?...

- Нилия, подожди пожалуйста, в коридоре.

Сестра поклонилась всем корпусом, не сгибая спины, и вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Я молчала, Селестина тоже. Этикет не вспоминался, сумерки сгущались. Потрескивала лампада перед золотым диском на стене. За распахнутым окном начинают стрекотать ночные насекомые. Полумрак боязливо жался по углам, словно прячась от взгляда, взгляда тяжёлого и немигающего, который бывает только у слепых, и от которого в груди разливается расплавленный свинец. Ну сколько можно уже!

Пламя лампады замигало, фыркнуло искрами.

- Подожжешь монастырь – спалю заживо, как еретичку, - доверительно проворковала настоятельница, - будь добра, возьми себя в руки, Селия. Нервы у тебя, конечно, ещё те... Кстати, именно поэтому я и хочу, чтобы ты искупалась в Полносолнцее. Это ночь великих откровений и хороший шанс победить тьму в своей душе.

- Да, мать Селестина. Благодарю вас… И… эээ… Надеюсь… надеюсь, Великий Апри укажет мне путь.

- Апри? Апри не в источнике пузыри пускает, а в нашем сердце светит, деточка. Вот его и слушай. Может, даже поймёшь чего нужное… Ладно, иди. И постарайся не свести в могилу сестру Нилию. Она мне ещё нужна. Для поддержания дисциплины.

***

Высокий сводчатый зал был полон. Не знаю, на сколько человек его рассчитывали изначально, но для полутора сотен нынешних обитательниц Цитадели места явно не хватало. Зато в любом уголке прекрасно слышно каждое слово молив, которые читала настоятельница, и хвалебные гимны, которые хором пели монахини, и молоденькие, в задних рядах, и старшие, на ступенях алтаря.

Вместо того, чтобы предаваться религиозному экстазу, я прохаживалась по круговому балкону под основанием купола. Такую выгодную позицию «подарила» лично Селестина, мотивируя это моей непросвещённостью. Даже сестра Нилия не возражала, поскольку пребывала в уверенности, что подкладывать новые благовония в лампады – единственная доступная благодать для «тронутых гнилью мирской греховности». Я не обращала внимания – монторп с ними, с грехами, а вот вовремя отследить момент, когда избранные на Пляски пойдут к источникам, и правда важно. Не то чтобы я горела желанием снова топиться в лужицах, просто перечить настоятельнице тоже неправильно. Она действительно сделала величайшее одолжение, приняв меня в самом закрытом монастыре Империи, да ещё позволила лечить хворь в священных водах – недешевое удовольствие. Кстати об удовольствиях: купались ли в источниках мужчины, которых сейчас в обители целых две штуки? Или им разрешается только в «мужское» время года?

Мужское время, женское время… В Мерран верили: как любой уголок планеты получает живительные лучи солнца, так и жизнь людей подчинена общему ритму, из которого невозможно вычеркнуть ни одну из двух основ Вселенной. Открытый диск согревающего Апри и закрытый диск испепеляющего, плодородие и защита, лето и зима, белый цвет и чёрный цвет, женское начало и мужское. Половинки года, половинки природного цикла, половинки бытия, половинки крови - а значит - попеременное право всходить на алтарь и совершать службы.

Весь годовой цикл расписан до мельчайших подробностей – когда, кто и на что имеет право. Так, лето и Полносолнцее считалось женским временем плодородия и отмечалось в белых одеждах, а зима и Нарождение – мужским, временем защиты, и отмечалось в черном, символизируя долгое затмение Апри. Однако, облечённые высшим монашеским саном, принимали обет безбрачия, а значит, находились вне категорий пола. Эти люди могли проводить службы всегда, как Феррик в Тмирран и вот сейчас Селестина.

Складки белой с зеленоватым отливом ткани, струились по ступеням алтаря. Всё это великолепие одинаково хорошо видно из любой точки, причём только «с лица». На первый взгляд, такая впечатляющая иллюзия держалась за счёт искривлённого пространства под сферой Великого Апри, но опыт театра подсказывал, что в зале наверняка понапиханы несколько усиливающих кристаллов.

Красивые песнопения и сладкие ароматы уносили далеко-далеко – так далеко, что в голове осталась лишь щемящая пустота. Мир превратился в ослепительный блик, слепящий блик белоснежного… пламени?!

- Дар Великого Апри! – вскричала Селестина, поднимая над головой букет бело-золотых лепестков.

Я мгновенно скинула оцепенение и подалась вперёд, рискуя упасть через перила. Зал взвыл гимн. Боги, что это? Огонь? Иллюзия? Растение? Нет, это не может быть Универсальное Пламя, просто не может. Конечно, здесь не Нор с его тонкими пространственными вихрями, здесь всё стабильно, но… Вот именно что слишком стабильно: работать даже с низшими цветами неимоверно тяжело. Не представляю, чтобы кто-то смог добиться такого очищения, да ещё и в голых руках держать можно!

С появлением «пламени» начался главный ритуал ночи. Едва Селестина подняла над головой белые лепестки, семеро девушек вступили на нижнюю ступень алтаря. Опустились на колени, склонили головы. Что-то пропев, настоятельница сошла со своего места на вершине, и начала раздавать по кусочку «пламени» всем, идущим на Пляски. Так. Сейчас девушек накроют ритуальными плащами и поведут прочь из храма. Пора, пожалуй. Бегом на западную лестницу и…

Чейшучатое крыло распороло воздух перед носом. Что, опять?!

Вынырнув из-за моей спины, полупрозрачное существо, похожее на непропорционально длинную ящерицу с крыльями, беззвучно облетело зал. Сделав петлю под куполом, оно замерло в воздухе. Дыхнуло огнём на золотую сферу, та ответила всполохом. При этом люди внизу продолжили молиться, словно не замечая происходящего над головами. Пффф, ну и приви...

Не успев родиться, мысль канула в Небытие: ящер развернулся, ринулся на меня. Отскочила вовремя. Стремглав пролетев там, где только что стояла я, существо врезалось в стену и растеклось алыми пятнами. Несколько стуков сердца – и пятна сложились сначала в причудливый узор, потом и в целую фреску.

Рисунок изображал крылатого ящера, повёрнутого к зрителю лицом, вернее, светлым брюхом. Красно-коричневая чешуя на боках складывалась в едва заметный орнамент. Существо имело пару грязно-желтых крыльев и две пары коротких лап с закруглёнными когтями.

Изображение, конечно, ещё то: конечности ящера раскинуты в стороны, над бугристыми «ладонями» пляшут лепестки белого пламени, голова опущена в угрожающем жесте. Костяные наросты у лба вздыблены, зубы оскалены, «воротник» кожи натянут между тонкими костями. Но защищало существо оно не себя: на фоне бледно-золотого брюха красовался прозрачный кокон, внутри которого спал человеческий младенец в венце из лепестков разноцветного пламени.

Вдруг дитя открыло глаза. Боги! Хорошо, что я крепко держалась за перила, иначе сиганула бы вниз. Золотые глаза без зрачков – ну это ж надо!

- Мракобесие! - проскрежетало над ухом.

Монторп тебя! Я буквально подпрыгнула о неожиданности. Но то оказалась всего лишь старая монахиня, неведомо как и зачем забравшаяся на балкон.

– Опять проклятая фреска проявилась! Ложные боги, ложные! Проклятые духи! И каждый раз в новом месте! Никак не упокоить их!

Духи? Хм. Значит, вот они, прежние боги, борьбе с которыми пролили столько крови. Ну, что сказать… Великий Апри действительно посимпатичнее будет - всего лишь диск с острыми треугольными лучами. А у этих тут, понимаешь ли, глаза. Бррр!

- Чёй-то я тебя не помню, – проскрипела старуха, - как твоё имя?

- К-… кхм.

На ум пришли монастырские байки про невероятно старую сестру, что живёт под куполом главного храма и знает такие тайны, что неведомы даже Селестине с её даром провидения. С крышей, правда, у старухи давно неладно. В общем, что-то вроде местного Феррика. Так-так, проверим.

- Селия, - ответила я на вопрос, и, на всякий случай, повторила громче, - моё имя Селия.

- Ааа, опять ты… снова батюшку прогневала? Ишь загорела, будто холопка!

- Эээ…

- Ничего! Очистишься у нас, слава Великому Апри… эээх… да… ничего!

Пока я искала, что сказать, монахиня покачала головой и зашаркала дальше по балкончику, бормоча под нос. Расспросить её надо как следует! Ладно, утром сюда наведаюсь. Девки уже из храма гуськом выходят, не пропустить бы.

Перед тем, как уйти, я ещё раз взглянула на фреску. Младенец с жуткими глазами спал. Ящер не двигался, но на его поднятом «капюшоне» начал проявляться рисунок, похожий на герб. Причём герб кого-то из Мерранской знати, взятый по здешней традиции в кольцо с треугольными лучами.

Тряхнув головой, я пошла прочь, не оглядываясь. Снова глюки начались или правда какая-то древняя борьба идёт – разбираться не буду. Не хватало ещё в конфликты здешних богов вмешиваться. И вообще, наш Небесный Воитель поконкретнее будет, вот.

***

Вода сама вытолкнула наверх. Глоток воздуха, другой. Пальцы нащупали скользкий бортик. Подтянуться, вывалиться из ванны, отдышаться на каменном полу. Наблюдая за тусклыми звёздами на светло-синем потолке, я вдруг поняла, что чувствует клинок, с которого сняли патину. Тот же самый мир, тот же самый ты, а всё равно всё другое, свежее и обновлённое. Уф…

Шевелиться не хотелось вообще, но я всё-таки повернулась на бок. Восемь прямоугольников ванн отражали блёклое небо, с которого ночь стекала под темнеющий пол. Холодный пол, между прочим.

Поёжилась. Поднялась на ноги. Пошлёпала к скамейке, где оставила одежду и солнечный медальон. Ночью Нилия отвела мне самую крайнюю ванну, и придирчиво следила, чтобы я не заговаривала с монахинями. Опасалась, кстати, зря: что праздные разговоры по сравнению с лепестками загадочного пламени, розданными Селестиной? Вблизи они и правда больше смахивали на листья растений, но вот огонь на них настоящий, как на перьях почтовых таусов. Девушки опускали «дары Апри» на поверхность источников, и молочно-белое пламя медленно проваливалось вниз, будто светящиеся капли воска, а потом... потом Нилия отвесила мне знатного пинка, я потеряла равновесие, грохнулась в ванну, и отключилась.

Но всё это происходило ночью, а сейчас большой зал пуст. Странно. Перед моим омовением Нилия приняла такой вид, будто чуть что не в ванну вместе со мной полезет, лишь бы не допустить осквернения чего-нибудь. А теперь я чистая, что-ли? Что ж, отлично. Только куда идти-то теперь? И… это ещё что такое?

Над источником, откуда я только что вылезла, появился шарик. Диаметром в полторы ладони, чистого белого цвета, он висел над поверхностью воды и… наблюдал за моими действиями. Именно наблюдал, с ненавязчивым вниманием того, кто оценивает ситуацию, но до поры до времени предпочитает не вмешиваться.

Я вгляделась в блуждающий огонёк внимательнее. Да-да, вчера утром в трапезной хихикавшие монашки вдруг посерьёзнели при упоминании об Априонах. По здешним поверьям, это душа Апри приходит в виде шаров света, и ведёт человека навстречу судьбе. Хм. Ну, допустим… Веди, что-ли?

В ответ на мысли, шарик поднялся выше. Затем полетел в дальний конец помещения, к небольшой дверце, и, не колеблясь, прошёл через крепкую древесину.

Замка на двери не было. За проходом оказался промозглый коридор. Как ни странно, нависший потолок не вызвал обычного страха – похоже, источники сумели подлечить даже это. Осознать радость не успела: Априон стартанул прочь.

Несколько коридоров, крутая лестница, обитая металлом дверь… туманный лес. Так вот она какая, Рассветная Роща…

Некоторое время я стояла, вдыхая колючий, наполненный свежестью воздух и наслаждаясь одной только возможностью дышать. Созерцание опять прервал Априон, нетерпеливо подмигнув пару раз. Сожалея, что не прихватила с вечера тёплого плаща, я последовала за огоньком.

Едва заметная тропка вилась между деревьями. Стройные стволы стояли в беспорядке, их золотая кора, влажная от росы внизу, с высотой светлела, и там, где начинались ветви, сливалась с туманом.

Потом Роща поредела. Показалась опушка, а затем и берег озера. Не останавливаясь, Априон полетел вдоль обрыва направо, и завис над каменистым руслом небольшого ручья. Завис не просто так, а рядом с таким же шариком света, только поменьше и зеленоватого оттенка. Откуда он тут взялся, интересно?

И тут я заметила Халнера.

Он стоял на другом берегу ручья. Несколько крохотных брызг от быстрого течения попало на одежду, раскрасив серую тогу крохотными тёмными пятнышками. Пара пепельных прядей выбилась из-за уха, и теперь оттеняла чуть небритую щёку. Вот вечно не довязывает хвост с той стороны…

- Утро доброе, Кети.

- Угмкх… Д-доброе. А… а ты чего здесь? Тоже купался?

- Купался? Кхм, нет. А надо было?

- Ну, не знаю… мало ли…

Вдруг раздался негромкий свист. Априоны улетели вниз по течению ручья.

- А я вот заблудилась. Ну, то-есть, сначала купалась, а потом все ушли куда-то, вот и заблудилась. Слушай, а Роща большая вообще?

- Да уж не маленькая. Она ведь…

Вдруг откуда-то из тумана донеслись голоса и торопливые шаги.

- Тааак… пойдём-ка отсюда, - нахмурился Халнер, - нам тут лучше не светиться лишний раз. Рассвет уже скоро, переждём внизу.

- Да, пожалуй.

Внимательно изучая камни под ногами, я шагнула вперёд, но всё-таки споткнулась и чуть не влетела в воду.

- Аккуратней. Тут скользко.

Он взял меня за руку и перетянул на свою сторону ручья.

- Угу, спасибо.

Боги, да что это со мной? Кувыркалась с ним уже раз сто, а веду себя, словно девица неопытная! Ладно. Может, холод у озера мозги прочистит. А пока надо одолеть этот долбанный спуск.

Легко сказать. Камни выскальзывали, сандалии пытались соскочить с ноги, лодыжки немилосердно подгибались. Наконец, мы вышли к устью ручья и небольшой беседке. Очевидно, строение уже давно использовалось только в хозяйственных целях, да и то редко: краска на опорах облупилась, витая крыша залатана в нескольких местах, по углам разместились нехитрые копательные инструменты.

Халнер помог подняться по полуразбитым ступеням. Пройдя по жутко скрипучим доскам, мы остановились у самого края настила. Впереди расстилалась шелковая водная гладь, над ней кружили два Априона. Тот, что поменьше, выписывал в воздухе сложные па, в то время как большой неторопливо двигался в такт, одновременно наблюдая и участвуя в игре. Танец их становился всё быстрее, быстрее, быстрее, и вот уже не разобрать, какой где, не отделить один от другого… Бац! – полетели искры взрыва. В тот же миг из-за наших спин брызнуло солнце и перезвон колоколов.

Не звук как таковой, скорее вибрация где-то внутри, в костях, словно самое счастливое и самое последнее воспоминание в жизни. Но в верхних нотах звона слышалась затаённая грусть или боль, отчего радость имела привкус печали.

Я хотела поделиться впечатлениями, но не смогла выговорить ни слова. Горло сжалось. Глубоко внутри шевельнулась не знакомая доселе радость быть, просто быть рядом. Ближе, ещё ближе. Проскочила и унеслась в Небытие мысль, что влечение плоти – всего лишь способ выразить что-то другое, что больше даже самой яркой страсти. Горячее дыхание защекотало губы, и…

- Брат Халнер, вас ждёт мать Селестина.

Да чтоб тебя! Я буквально подскочила от неожиданности, только сильные руки на плечах не позволили дать дёру.

На ступенях беседки стояли две стражницы. Даже отсюда видно, как побелели костяшки их пальцев на древках алебард.

- Благословение Великого Апри в это утро, - совершенно спокойно ответил Халнер, по-прежнему не давая мне отстраниться, - что случилось?

- В обители произошло святотатство. Извольте поторопиться.

 

10. Узоры

 

Кристалл крутанулся пару раз, сел в приготовленную ямку. Контур замкнут, можно начинать. Я поднялась, махнула рукой людям на другой стороне прогалины. Ишь, делегация набралась: и старшие сёстры во главе с настоятельницей, и несколько сестёр помладше, и зачем-то целых шесть стражниц... Вот так вот. Монастырь, устав, правила… а любопытство человеческое тут как тут. Но понять можно: святотатство в Цитадели не каждый день происходит. Потому и любопытство, и нервы. Причем у всех: даже Селестина шипела на нас, гостей, как раненая кобра. А уж её глаза без повязки – вообще страх. И как только Халнер мог так спокойно в них смотреть и даже спорить?

- Седьмой на полоборота! Седьмой, сказал!

И чего орёт? Будто сам не знает, что камни иллюзий здесь паршивые, старые, рассчитаны на помещение, службы транслировать. Куда им до считывания информационных следов!

Наконец, камень удалось довернуть как надо. Тут же на дорогу между Рощей и обрывистым берегом опустилась дымка, из неё выступили две молоденькие сестры в ритуальных одеждах. Полупрозрачные фигуры едва касались земли, при каждом движении конечности слегка расплывались, но тут уже ничего не сделаешь. Разве вот на пятом подкрутить…

Пока я в очередной раз бегала настраивать резкость, на иилюзорную дорожку перед девушками выскочило двое парней, оба белобрысые и высокого роста. Красные лица, пунцовые носы, помятая одежда в пятнах и крошках – казалось, считываемый образ сейчас начнёт испускать перегар.

Раздалось неизбежное:

- Уттти! Кто т-тут у нас таааааакие лааап-почки?

Театральные попойки не прошли даром – даже шелестящее эхо не помешало мне понять фразы, сказанные на Простом языке. А может, просто опыт…

Монашки шарахнулись в сторону, парни продолжили наступление. Из кустов неуверенно вылез третий собутыльник – темноволосый, гибкий, с ножом, к которому я самолично клепала ножны, пока его хозяин прохлаждался с очередной девчонкой. О боги, ну как можно быть таким идиотом!

- Пццны, вы к-куда? Вы чё? Нам уж’валить п-пора!

- Валить? Дев-ввок и завалим! - гоготнул один из белобрысых, - ать с-сюды! Помгай держать! Ухххх, какая цаца!

В следующий миг он бросился на ближнюю девушку, едва не сбив ту с ног. Несчастная заверещала. Её тут же заткнули чётким ударом по лицу: кровь залила расшитую ритуальную коту. Вторая девушка вырывалась уже молча.

- Эээй! Вы ****?! Хватит, ****!

Маро кое-как запихал нож за пазуху и ринулся вперёд. Ну, ринулся - громко сказано: выпил он изрядно, ноги заплетались, зато ругательства выкрикивал уже вполне трезвым голосом. Отвечали ему тем же.

- Ващще ****! Куд-да **** первым лезешь? И на тебя хватит!

- Да! Хватит!

С этим криком Маро попытался вклиниться между своими собутыльниками и оттолкнуть их от девушек. Поймав момент, монашка с разбитым носом извернулась, и укусила державшего её пацана. Тот взвыл, разразился виртуозной бранью. Девушка лягнулась, вырвалась, что есть силы припустила к обители.

- ****, ты ч-ччё наделал, ****?! – второй пацан схватил Маро за шкирку и попытался бить его, не выпуская при том монашку.

- ****!

- ****!

- ****!!

Началась толкотня. К «драке» быстро присоединился укушеный, вопя угрозы и проклятия. Вокруг в усмерть перепуганной монашки образовался хоровод из пьяных парней. Пацаны пытались повалить друг друга неуклюжими толчками в плечи и колени, но больш всех доставалось несчастной девушке. Однако довольно скоро она вырвалась из круга, согнувшись и закрываясь ладонями. Отчаянно всхлипывая, метнулась в сторону обрыва. Забыв о Маро, один из пацанов кинулся за беглянкой,

- К-куда п-пошла?

Догнал, вцепился в ритуальную котту. Девушка что есть силы рванулась прочь, оскальзываясь на камнях. Парень дёрнул воротник на себя. Ткань треснула. Юная монашка наконец-то стала свободной.

Навсегда и ото всего.

- Во подстава… - протянул пацан, нагнувшись над краем обрыва.

- Птичка перелётная, чтоб её! – ругнулся второй.

Маро не сказал ничего, только попятился. Это его спасло: один из пацанов развернулся. Схватив «подставщика» за грудки, с дикими ругательствами начал толкать того к краю.

- Да брось его, ****! Смываемся, ****! – заорал более сообразительный сообщник, и драпанул в сторону выхода, прочь от замелькавших среди деревьев чёрно-белых одежд.

Но полосатый дротик летел быстрей.

Силуэты замерли и растворились в воздухе. На другой стороне прогалины Халнер устало опустил руки, что-то сказал стоящей рядом Селестине. Та мотнула головой и, осенив себя кругом Апри, подозвала одну из стражниц. Дав ей какие-то инструкции, настоятельница резко развернулась к обители и возглавила колонну мрачных сестёр. Следом за ними потрусил насупившийся Курт. Халнер подал мне знак собирать инвентарь, и тоже зашагал по усыпанной иглами дорожке.

Я только вздохнула и тихо выругалась, глядя в след. Ну да, я всего лишь техник, а суд - дело многомудрых. Причём суд явно не светский: ни одного известия властям не направляли. Получается, монастырский конклав имеет право выносить любые приговоры... И что же светит Маро?

Самое страшное наказание, вроде бы, Перерождение. Но для Маро, по-моему, это слишком. Если бы не он, всё кончилось бы гораздо хуже: «отпользовали» бы этих девочек, вовек бы в себя не пришли, даже с источниками. Ещё слышала выражение «вздёрнуть на Тарпе», но это просто повешение. Хотя это тоже слишком. Да и Халнер наверняка будет племянника выгораживать, как сможет...

Хотя действительно, как? И вообще, почему именно его позвали «расследовать» это всё? Потому, что иллюзии умеет строить? Или потому, что получил какое-то прицерковное образование, про которое Трен говорил? Хм, а похоже. Вряд ли бы совсем уж «гражданского» или чужого на монастырский конклав пустили. Только почему тогда Курт, который полноценный священник, просто стоит, как мебель? Ничего не понимаю в этой Империи. Ведь, если святотатство есть вмешательство в ритуал, то, по логике, нас с тем же Халнером тоже должны бы наказать, за то, что в Роще шлялись в ритуальную ночь… Но он сказал «нас привела сюда воля Апри», и Селестина отстала.

Хотя стоп. А что, если…

- Гостья Аделаида!

Я вздрогнула и перевела взгляд на двух стражниц. Пфрр… За свою не слишком длинную, но весьма насыщенную жизнь, я сменила множество личин, но почему-то именно это имя каждый раз заставало врасплох.

- Гостья Аделаида, извольте поторопиться со сбором камней. Сейчас начнётся ритуал очищения.

Очищение, ага. Это что, со швабрами будут травинки мыть? Или дорожку подметать особым веником? А ещё опять это «извольте», монторп их раздери! Вежливые какие, сгореть можно. Ладно. Камни и правда пора собирать, а то окончательно подохнут, а мне отчитывайся потом, почему некондицию вернула, компенсацию еще потребуют. Да ещё разбирать расстановку надо ровно в обратном порядке, как собирали, иначе тонкая настройка кристаллов друг на друга просто их разорвёт и превратит либо в пыль, либо в бесполезный кусок породы.

Пока я кумекала правильный порядок и шарилась по кустам, над душой нависали две стражницы. Тем временем, по прогалине начали маршировать монашки с расшитыми знамёнами и золотыми дисками на палках, и завывали гимны. Наконец, последний кристалл серо-жёлтого минерала Кади улёгся в мешок. Всё! Теперь в кладовую и свободна! Потом… Потом сразу на кухню. Всю ночь на ногах, и без завтрака!

Внутренний двор обители встретил запахом нагретого песка. Это в роще деревья рассеивали жаркие лучи, а здесь, на открытом пространстве, Великий Апри сиял во всю мощь. Прогретый воздух уже начинал колыхаться. Томно стрекотали какие-то насекомые, из сада пахло подвядшей травой. Короткие тени норовили забраться под предметы, узоры на изгороди выгорали на глазах.

Зазвонили к солцеслужению. Я вопросительно поглядела на свою «охрану», но те продолжили шагать в направлении кладовых. Хм. Не хотят своему же богу молиться – их дело, но поесть-то мы пойдём потом, или как?

Однако сегодня все боги Вселенной решили, что телесная пища это вовсе не то, что нужно моей душе. Когда формальности с камнями завершились, и я собралась наконец-то смыться от стражниц, в кладовой появилась молодая монашка: глаза блестят, на щеках - алые пятна, маленькие ручки сжаты в кулачки.

- Казнь святотатцев через полчала на площади у главных ворот! – звонко объявила она.

Стражницы переглянулись, едва сдерживая улыбки. Хранительница кладовой физически подпрыгнула. Отложила регистрационный журнал и перо, судорожно начала вынимать ключи из ящика.

- Казнь? К-как казнь? Какая? – услышала я свой голос.

- Еретики предстанут пред оком Великого Апри! – воскликнула монашка, - поторопитесь, сёстры!

Поторопитесь. Да я тебя в порошок сотру! И охрану эту черно-белую тоже! В два счёта! И как Маро поведут – всех перебью, и мы побежим, и…

А что – и?

Я глубоко вдохнула и посмотрела на коробки с кристаллами, стоящие ровными рядами на пахнущих бумагой и деревом стеллажах. Кулаки сжались сильнее, ногти впились в ладони. Медленный выдох. Взгляд в окно, на белоснежные стены древнего монастыря. Что толку в этих неприступных склонах, если священную Рощу огораживает решётка, которая не только ловкому циркачу, но и паре городских отморозков не преграда? Эх, Маро-Маро…

Подавив тяжёлый вздох, я молча пошла вместе со всеми к месту казни. В голове роились планы побега и спасения, но я понимала: любое вмешательство обречено на провал. Провал такой же горький, как настойка, которую придётся теперь пить за упокой этого идиота.

***

На подъездной площади собрался весь монастырь. Сестры выстроилась ровными рядами перед памятником Воинам Апри так, чтобы остался широкий проход к монастырским воротам. Меня быстренько приткнули к заднему ряду левой группы. Спины и затылки порядком закрыли обзор, однако я успела заметить, что между «толпой» и памятником тоже осталось свободное место, на котором разместилось три кучи чего-то, похожего на ветки. Или тонкие дрова. Дрова?! О боги. Как там сказала эта вестница? Предстанут пред Оком Апри? Так это же…

Не додумала: раскатился колокол. Низкий звук проник в нутро, дробя зубы и кости, заставляя чувствовать себя ничтожеством по сравнению с великой силой, что гораздо могущественнее любых человеческих начал. Едва затих последний удар, опустилась вязкая тишина. Затем поплыл звон металла о камень. Все монахини склонили головы, а я обернулась на звук.

Из ворот величественно выходила мать Селестина. Слепые глаза как будто светились однородным белым светом. Белоснежные одежды - оторочены тончайшей золотой каймой, отчего напоминали остро наточенные лезвия. В руках настоятельница держала посох-копьё, опираясь на него при каждом шаге. На вид штуковина была легкой, но бряцала, словно боевая булава Небесного Воителя.

Потом настоятельница дошла до постамента. Стоило ей начать подъем по ступеням, как из ворот потянулись старшие сёстры, среди которых затесался Курт. Солнце сверкало на бритом черепе, но священник ссытулился, а широкие плечи подрагивали, будто от холода. Как и большая часть конклава, он встал куда-то в первый ряд «построения» монахинь.

Удивительно, но замыкал процессию Халнер, нацепивший на плечи что-то вроде епитахили, причём черного цвета. Шёл неторопливо, с тем же безразлично-спокойным видом, с каким всё утро спорил с Селестиной. Что ещё более удивительно, он не завернул в один из первых рядов, а пошёл к ступеням монумента вслед за двумя самыми старшими сёстрами в белых епитрахилях. Стоило всем троим разместиться на ступеньку ниже Селестины и развернуться лицом к площади, как настоятельница ударила посохом по чему-то гулкому и звонкому. Рядовые монахини разом подняли головы и затянули гимн. Из ворот обители повели осуждённых.

Основательно побитые и скрученные, пацаны чуть что не пахали носом землю – так им вывернули руки. Заметив Маро, я ломанулась вперёд, но наткнулась на древко алебарды. Пришлось отступить. И ещё. И ещё, пожалуй – туда, где камни площади плавно поднимались к Цитадели, растущей из древней скалы. Да, так обзор гораздо лучше.

Едва преступников поставили на колени между постаментом и «эшафотами», Селестина начала говорить что-то витиеватое, не то речь, не то проповедь. Сложные формулировки, отсылы к незнакомым мне законам, религиозные выкладки… Суть сводилась к одному: ослушники заслуживают смерти.

Едва настоятельница договорила, одного из пацанов подняли, и повели к правому «эшафоту». Кажется, тот парень, что бросился убегать, и получил в спину полосатый дротик - очевидно, с сонным зельем, которое вырубает на несколько часов.

Лучше бы парень не просыпался вовсе. Сейчас его привязали за руки и за ноги к раме из крепких досок и накрыли до подбородка подобием савана с письменами. Пацан почти не сопротивлялся, только с недоумением крутил головой и жмурился, словно пытался отогнать кошмар.

Но кошмар его только начался.

Озвучив приговор, Селестина ударила посохом по постаменту и воздела руки к скульптуре. В ту же секунду золотой диск треснул. Сегменты беззвучно отъехали в стороны, обнажив спрятанную внутри огромную линзу. Второй удар - и линза бесшумно двинулась, собирая в конус лучи великого светила, что дарует не только жизнь, но и смерть.

- Во имя Великого Апри! – хором взвыли монахини.

Пятно света сконцентрировалось на груди осуждённого, в районе сердца, а стройный хор монахинь грянул «очистительный» гимн. Потянула жареным мясом.

Когда солнечный луч сделал своё дело, Селестина снова ударила по постаменту. Линза изменила кривизну так, что дерево «эшафота» воспламенилось. Тело казнённого превратилось в черную субстанцию на алых головешках.

Следующий парень начал вырываться сразу, путаясь в промокших и отяжелевших штанах. На пути к эшафоту он бухнулся в пыль, рыдая и моля помиловать его, пускай даже Перерождением. Тщетно: святотатца волоком потащили дальше.

Всё повторилось. Этот парень умирал дольше – то ли его организм оказался более крепок, то ли для первого преступника утренний яд оказался благом. Тошнотворный запах плыл в раскалённом воздухе, и ни малейшего ветерка, чтобы прогнать его прочь.

Второй «эшафот» обратился в головешки. На ноги подняли Маро. К чести парня, штаны его оставались сухими (а, возможно, просто успели высохнуть). В остальном же вид имел самый что ни наесть жалкий. Я сжала кулаки. Неужели просто наблюдать, будто беспомощная цаца?! Хотя что ещё остаётся… Из всего оружия – лишь пара крохотных ножей, которые всегда в личном подпространстве. А, ну и ладно. Главное верёвки перережу, а потом…

- Успокойся и слушай приговор, - раздалось над ухом.

Я вздрогнула, но обернуться не смогла: появившийся неведомо как, Халнер встал вплотную ко мне. Крепко взял за локти, не давая пошевелиться. На мгновение показалось, что он влез даже в моё личное подпространство.

- Успокойся, жизнь Маро в руках Великого Апри.

Ну да, чьих же ещё. Государство фанатиков, ****!

Однако Хал был прав: приговор оказался другим. Солнечный суд принял во внимание, что «Марион Тавер в смертоубийстве участия не принимал, а, наоборот, предотвратил надругательство; в осквернении же священной Рощи чистосердечно повинился и раскаялся, посему смертную казнь заменить на молитвенное клеймо».

Едва Маро привязали к раме и накрыли саваном, как парень сразу обмяк и перестал глубоко дышать. И всё же, пока перефокусированный солнечный луч плясал, выжигая на теле письмена через ткань «савана», глаза оставались широко раскрытыми, а губы – скривленными в беззвучном крике.

Захотелось уйти, убежать подальше. Да, мне приходилось терять друзей и соратников, да, кто-то умер у меня на руках… но даже самый страшный бой это бой, и раны это раны. Размеренная, просчитанная заранее казнь – совсем другое. Для других нервов. О боги…

На начале второй строки я отвернулась к озеру. В глазах щипало. Зачем так долго и сложно, можно же просто приложить раскалённый металл! Монторп раздери эту Империю с её законами! Сколько можно издеваться над человеком? У нас бы уже полкентурии проштамповали за это время!

…а как же он теперь матери на глаза покажется-то… а эти его девки вечные…

- Кети, всё уже закончилось, - произнёс Халнер в самое ухо.

- Д-да, конечно… - вдруг я поняла, что держусь за его руку, впиваясь ногтями даже через рукав, - из-звини…

С трудом и неохотой разжав пальцы, я тряхнула головой, приходя в себя.

Толпа монахинь расходилась. К «эшафоту» подогнали телегу, куда положили стонущего Маро и небольшой мешок с «гражданскими» вещами. Но переодеться не дали, сказав вернуть гостевые котты на Подворье в Озёрном.

Прощались недолго. Селестина что-то сказала поклонившемуся ей по всей форме Курту, от чего тот побледнел и начал часто моргать. Затем настоятельница обменялась холодными кивками с Халнером, и ушла, даже не повернув головы в мою сторону.

Но что мне её кивки! Залезть в телегу, уложить Маро поудобнее, надавить на точки обезболивания, заживления, расслабления, снова обезболивания, заживления, расслабления, и ещё, и ещё… Воды бы сюда!

С водой пришлось терпеть, зато у Халнера оказалась заживляющая мазь. Потом он сказал Курту садиться на козлы, а сам залез в телегу рядом со мной и начал мазать ожоги племянника остро пахнущей травяной смесью. Когда мы сделали всё, что могли, то накрыли Маро найденным в вещах плащом. Юноша уже не стонал, а ровно дышал во сне; сама же телега давно катилась к городу по большим каменным плитам.

Дорога вилась по берегу озера между шелковистой на вид водой, отливавшей пурпуром, и сине-красными скалами с редкими корявыми деревцами. Далеко впереди желтели уступы грешного города, позади - сверкала белым священная Цитадель. Халнер устроился, оперевшись спиной о козлы и свесив один локоть через край, я втиснулась рядом. Потом Маро пошевелился и слегка застонал, пытаясь почесать грудь. Ничего, ничего. Главное, живой. А то вообще бы урночку Хелии везли…

Поправляя повязки, я вдруг вспомнила свою догадку на поляне, где считывали мыслеобразы, и повернулась к Халнеру. Он словно бы ждал этого момента: поймал взгляд и покачал головой, предостерегающе подняв ладонь. Я кивнула, втиснулась обратно под тёплый бок. В самом деле, здесь не место для такого разговора. Да и устала я слишком сильно, вряд ли всё пойму правильно. И вообще, какая разница? Главное, что все живы. Живы. Живы…

Сладко зевнув, я провалилась в сон.