Это страшное слово - РАК

Откровенно говоря, в этот раз мне довольно сложно начать. То, о чем я хотела с вами поговорить – тема тяжелая и просто так, без повода о ней говорить не приходит в голову. А повод был (впрочем, он и остается)– юбилей такой нужной, такой человечной, такой искренней организации, как АНО «ОнкоЛига». Эту организацию пять лет назад задумала, выносила и фактически родила потрясающая женщина – Татьяна Ермакова. Она не любит говорить ни о себе, ни о своей семье, которой тоже пришлось пройти этот нелегкий путь борьбы с раком. Зато она может бесконечно, взахлеб рассказывать о своих «девочках и мальчиках», о своих победителях, о своих стойких солдатиках, о тех, кто вместе, рука об руку, находясь уже в практически семейном кругу «ОнкоЛиги» смогли, выдержали, отстояли свое право на жизнь. И о тех, кто еще борется…
Онкология. Рак.
Об этом принято говорить. Потому что это беда нашего времени, ее никак нельзя обходить стороной и закрывать на нее глаза.
Но об этом говорить страшно. Как только речь заходит об онкологии, голос понижается до полушёпота и произносится : «Беда…».

Да, беда. Действительно – беда. Мало кого она обошла стороной, так или иначе все мы сталкивались с нею: родственники, друзья, просто незнакомые люди. Но беда – это еще не конец. И, наверное, самое главное, это собственная вера и желание жить.

Когда-то, когда моя мама лежала в онкоцентре, она рассказывала, как там совершенно иначе воспринимаются ценности жизни и как отчетливо заметно, кто из пациентов выйдет оттуда с ремиссией и упокоится в окружении правнуков лет в сто, а кто не выйдет оттуда никогда. И дело даже не в том, на какой стадии болезнь, а в простом и в то же время невероятно сложном: желании жить.
Казалось бы, что в этом сложного? Каждый хочет наслаждаться жизнью, у каждого есть планы, цели, в конце концов, это естественное состояние любого здравомыслящего человека: никто не хочет проверять, существуют ли иные миры - раньше времени.
Однако, на поверку оказывается, что вот тут-то как раз кроется серьезная проблема.
Однажды, в каком то из своих интервью, об этом упомянула Агриппина Аркадьевна Донцова, более известная, как Дарья, которая попала на операционный стол уже на серьезной стадии своей болезни, и я с ее мнением полностью согласна.

Мужское нежелание жить, опустить руки и уверовать, что жизнь закончена, оно хотя бы логично, потому что мужчины в принципе существа слабые и мнительные (эмоционально слабые, я ни в коем случае не хочу умалять их физических достоинств). И поэтому, безусловно, подобные новости о своем здоровье не вызывают у них жажды борьбы, противостояния и отрицания пророчеств медиков.
На мужчин нападает паника, потом смирение, а, в конце концов, жалость к себе и сожаление о так бездарно прожитых годах, как будто они, эти года, уже закончились. Но у них, у мужчин, есть незыблемый тыл: жены, матери, дочери. Вот уж кто поднимет их на ноги, хотят ли того мужчины или нет, так это они. Два противовеса: мужское нежелание жить и женское желание «выжить» мужчину. По статистике, «инь» побеждает «ян».

С женщинами, узнавшими о своем диагнозе, бывает, к сожалению, не все так радужно. Есть семьи, где все смотрят в одну сторону, где, действительно, и в горе и в радости. Но есть и такие, где люди уже довольно далеки друг от друга, где молчаливое недовольство друг другом уже не дает возможности даже поговорить об этом и диагноз, поставленный женщине, никак не стимулирует ее на продолжение жизни, ТАКОЙ жизни. Понятно, что это совершенно разные вещи: отношения в семье и сам факт того, что жизнь -бесценна, но, увы, если бы все было так просто…
И в тот момент когда женщины заболевают, их вдруг начинают любить: и их мужья, до того плюющие на их желания, и дети, которые только и делали до того, как ездили на шее, и коллеги, которые так же, до того, их не замечали... А тут вдруг - ЛЮБОВЬ и ЗАБОТА.

И женщине не хочется это все терять. И она подсознательно не хочет выходить из этого состояния - "болею" - потому что она, наконец, получает нужность и любовь.
И не выходит.


Недавно ушедшая Жанна Фриске сделала невозможное. При диагнозе глиобластома она прожила целых два года. Она хотела жить, потому что была нужна и любима. Всегда и независимо. И ей было к чему возвращаться. Женщинам, у которых нет того, к чему бы хотелось вернуться , стараются остаться в том, что приобрели в момент болезни. Но это-путь в никуда.

В книге вышеупомянутой Донцовой описана такая история:
«— Она лежала дома, одинокая женщина, практически не встававшая с кровати. У нее было три кошки. К ней ходила патронажная сестра, которая однажды заболела. В Красном Кресте была какая-то неразбериха, и про эту больную забыли. Когда к вечеру кошки заорали, что у них кончилась еда, хозяйка поняла, что надо что-то делать. Но она была лежачей и не могла встать. Наутро к ней никто опять не пришел, а кошки уже визжали голодным визгом, и тогда она на коленях и локтях поползла к холодильнику. В общем, когда через неделю про нее вспомнили, безнадежно больная мыла окно, стоя на подоконнике. Они перепугались, отправили ее в больницу на обследование. Куда делась ее онкология — понять не мог никто.»

Конечно, ни в коем случае нельзя умалять заслуги врачей, но , как сказала однажды Фаина Георгиевна Раневская: «Если больной очень хочет жить, врачи бессильны».