***

***
Холод. Обжигающий холод. Лицо, закутанное в шарф, нестерпимо болит. От каждого порыва буйствующего ветра, испарина от дыхания превращается в тысячу мелких колющих ледышек, норовящих исцарапать натянутое от мороза лицо.

Буря, накрывшая город, бушует уже вторые сутки. Муниципальные службы окончательно обессилили бороться с ревущим снежным циклоном. Повсюду засыпанные снегом машины, дороги местами превратились в снежные барханы, местами в голый блестящий каток. Новостные передачи по радио и ТВ предупреждают об опасности, рекомендуют остаться дома.

Я бы и рад. Да, черт возьми, я был бы счастлив, в это ужасное, ледяное, воющее утро, остаться дома. Но я не могу.

Я, в отличии от этих жалких офисных хомячков, действительно работаю. Как же жалко наблюдать как эти мерзкие грызуны днями копошащиеся в своих ульях-офисах, набив полные щеки, рассуждают о тяготах своих профессий. Но где бы они были без меня? Что бы они делали без подобных мне? Сейчас они забились в свои норки и боятся высунуть наружу свое пушистое рыльце, боятся, что ледяное чудовище разорвет, оглушит своим воем, утопит в своей белой пустыне.

Ноги по колено проваливаются в жесткий снег. Ветер норовит сбить с ног и похоронить, засыпав снегом, сделав из меня фундамент очередного снежного бархана, памятников величия бушующего зверя. Его вой пытается оглушить, дезориентировать, испугать.

Я не боюсь. Я иду. Шаг, еще шаг, метр за метром, я приближаюсь к автобусной остановке.

Надеюсь, автобусы, так же как и я, не страшатся этого ревущего зверя. Надеюсь…

***
Сквозь метель пробивается свет фар. Автобус ползком продвигается по заваленной снегом дороге. Десяток покрытых снегом фигур, окружающих меня, встрепенулись. Готов поклясться, что на лицах скрытых воротами курток, шарфами и шапками, проскочила мимолетная гримаса радости. Если их лица еще способы к мимике.
Свое лицо я перестал чувствовать минут двадцать назад с тех пор как дошел до остановки. Последнее что чувствовал, это болезненные уколы заледеневших шерстяных волокон шарфа, скребущих по натянутому морозом лицу, слово кошка, пытающаяся разорвать стены коробки в которую ее упрятали.

Ожившие снеговики, толкаясь и тесня друг друга, столпились около двери остановившегося автобуса, ожидая, когда столь желанная дверь со скрипом и хрустом обледеневшего конденсата, наконец, откроется.

Мне относительно повезло, я удачно расположился, практически уткнулся во входную дверь остановившегося автобуса. Почему относительно? Скопление остановочных снеговиков припечатали меня к ней, я даже снова почувствовал свое лицо, боль в области лица, которую чувствуешь когда на тебя наваливается с десяток тел и пытается впечатать в стену.

Дверь начала отползать. Просвет, в который открывался вид на теплое нутро автобуса, медленно, но неуклонно, рос. Но видел я не знакомое каждому убранство автобуса, а кучу стесненных друг другом людей. Сперва вспомнились пингвины, сбивающиеся в плотные стаи чтобы сохранить тепло, но этот вполне себе добрый и в какой-то степени даже приятный образ, быстро сменился. Образом банки шпрот. Банки, битком набитой шпротами, пухлой от количества шпрот. Не просто шпрот. Живых шпрот. Живых шпрот каннибалов, желающих урвать кусок друг от друга. Укусить из-за тесноты невозможно, и им приходится тешить свои желания чуть ощутимыми толчками, какие только возможны в их положении. Похожую банку со шпротами я ел сегодня на завтрак, безликие жирные рыбины в пухлой жестяной банке, с местами ободранной этикеткой.

Забрался внутрь. Пришлось поработать локтями, но зато я пробился примерно на полтора метра от входа. Во всяком случае, моя голова находится в полутора метрах, левая нога, судя по ощущения, далеко позади, и вероятно осталась в районе ступенек. Неудобно конечно, но и свои плюсы есть, из-за мороза я перестал ощущать свое тело в полную силу, и не испытывал особого дискомфорта от своего не совсем стоячего положения. Я бы осмелился сказать, что я прилег, полулежу в теплой жестянке, застряв промеж озлобленных шпрот.

Вырубился за дорогу пару раз, но свою остановку я не проспал. Возможно, потому что привык, возможно, потому что последние пятнадцать минут дороги, опорой моей лежанки служила молоденькая девушка, лет двадцати, но скорее всего, потому что из нашей банки то и дело на каждой остановке выбиралось по паре шпрот, но на место каждого убывшего, запихивали новую пару, а то и тройку свеженьких.
Автобус пришвартовался к моей остановке, кинул девушке сумму за проезд, добавил - «передай за проезд», и выскользнул через вход. Пришлось попотеть, пробиваясь через пытающихся запихать меня обратно снеговиков, неистово рвущихся внутрь. Пока пробирался, подумал что я глупец, как-то неправильно с девушкой себя повел, пятнадцать минут она была можно сказать моей опорой, а я - «за проезд».

Ветер быстро вернул меня к реальности.

Снова мороз, снова стягивает кожу, снова боль, снова мрак бушующей бури, до работы осталось совсем немного, времени нет, я должен подоспеть вовремя, я не опаздываю.

***
Каждый шаг – испытание; каждый метр – успех.

Мысли, будто рой надоедливых мелких мошек, способных забраться в любую прореху в одежде, надоедливо гудят. Каждую секунду в голове жужжит повернуть назад, вернутся домой, укрыться от бушующей стихии, спрятаться в теплой норе от изголодавшегося бешеного зверя, крушащего все в округ. Я не сдаюсь. Я не могу сдаться. Я не мелкий грызун, боящийся испортить свою нежную, гладкую шерстку. Я иду вперед, разгоняя жужжащий рой, не обращая внимания на надоедливый гул идей. Я дойду. Дойду вовремя.

Впереди виднеется поручень лестницы, ступени погребены под снежной толщей. У меня нет выбора, надо идти. Задубевшие ноги с трудом меня слушаются, делаю шаг вперед, нога медленно продавливает толщу. Пяткой ощутил край ступени, по инерции тело пошло вперед, нога подогнулась, порыв ветра ударил по спине. Я шагнул мимо, сделал слишком широкий шаг – я лечу.

Пара кувырков, боль в затылке, в глазах потемнело. Распластался в снегу, ветер вдавливает в снежную толщу. Нельзя медлить, группируюсь в позу зародыша, переворачиваюсь, опираясь на руки. Уперся ногами в землю, ветер бьет в спину, изо всех сил толкаю себя вперед, ветер подхватывает мое движение, придает ускорения, ставит меня на ноги. Пара быстрых шагов, дыхание сбилось. Глотаю ртом ледяной воздух, в груди нестерпимо колит. Но я иду. В ноге пульсирует боль, затылок ломит, легкие работают в полную силу, проглатывая острый воздух. Осталось немного, еще чуть-чуть и я на месте, уже вижу зеленую калитку проходной. Потерял счет времени. Пальцы меня не слушаются, не могу достать телефон, наручные часы под слоем свитера и куртки. Дергаю за ручку, скрежет, калитка медленно открывается, проскальзываю внутрь, из последних сил бегу к двери, рывок, и я на месте. Я должен успеть, я не опаздываю.

Я внутри, я смог. Первым делом отдышался, растер окаменевшие от мороза руки, к пальцам вернулось движение. Достал телефон, отжал кнопку блокировки, на дисплее семь пятьдесят девять. Успел! Еще и минута в запасе! Впрочем, я не удивляюсь, я никогда не опаздываю. Тело медленно согревается, боль в груди пропадает, к лицу возвращается подвижность. Чувствую как на пушистой мордочке растекается улыбка, сегодня моя последняя смена, ровно две недели назад я написал заявление.

Каждый шаг – испытание; каждый метр – успех.