Антураж одного песочного общества

Вадим Петрович был достопримечательностью местного пляжа. Грузность, объемный живот и усы от Якубовича делали его колоритным, но примечателен был не этим, а ярко оранжевыми плавками. Труселя, наполовину свисающие, да еще такого пикантного цвета, не могли быть незамеченными отдыхающими. По ним и узнавали Вадима Петровича, был ли тот в воде или на берегу, и за глаза так и звали - красные труселя. Оранжевый цвет - совсем не красный, но, как и красный светофор, виден издалека, как стоп-сигнал - не проходите мимо.
У Вадима Петровича в воде была одна поза - лежал с широко раскинутым руками и ногами, лицом вверх или вниз - то не имело значения - плавки всегда были на поверхности. И на берегу он лежал в такой же позе, прямо на песочке, без какой-либо подстилки, А вот сидел только на лежаке, под тентом, одним за другим осушая стаканы с чаем, соком и пепси-колой. Когда лежал - мир для него не существовал. Сосредоточенно вбирал в себя солнце, впрок набирая загар. Но стоило ему присесть, из него прорывался поток сознания. Заговаривал со всеми - и кто лежал, сидел по близости, и кто проходил мимо. То, что его собеседники не знали русского языка, Вадима Петровича не смущало. Услышав в ответ иностранную речь, лишь приговаривал «ну иди, иди», молниеносно завлекая разговором следующего. И находил таки знающего его язык. Отель хоть и ориентированный на европейцев, но где нет русских туристов. Свои, русские, для россиян и те, кто эмигрировал в разные годы в разные страны из необъятного постсоветского пространства. Так что Вадим Петрович через раз-два вылавливал рыбку - вежливого слушателя. Завлекал всех одинаково: «Ты знаешь такой анекдот...». И, не останавливаясь, продолжал травить байку, каждый раз новую. Если отдыхающий проявлял интерес к его словесному творчеству, переходил на рассказы о себе. Так я, ничем не показывающая, что знаю русский, загорающая неподалеку, узнала многое из его жизни. Практикующий хирург, общего направления, третий раз приезжает сюда поправить здоровье. Два первых раза получилось неудачно. Поэтому в этот раз решил ехать один. В первый отдых, в первую ночь жена возьми и включи кондиционер. Ему надуло ухо. Проснулся утром с температурой и оставшиеся дни глотал антибиотики, закапывал ухо - толком не позагорал, не покупался. Во второй раз поехал со взрослым сыном. Знамо дело, молодой, охочий до женских тел, полночи гуляет - полночи он, Вадим Петрович, не спит. Кто ж уснет после того, как его разбудят. А с недосыпа какой отдых. И здоровья не прибавило, и толком не позагорал, не покупался. Вот теперь один, а все равно отдыха нет. «Ну загораю, весь сгорел, в воде по два часа лежу, а все не то...». Что он имел ввиду под «то», не объяснял, никто и не интересовался. Простояв два два часа под солнцем, обгорев, каждый спешил в тень, зарекаясь более останавливаться возле него. Так продолжалось несколько дней. Повторяемость его рассказов стала утомлять, и я сменила лежак на другой, подальше. Но оранжевый цвет его плавок был виден отовсюду. Яркий цвет труселей так или иначе обращал на себя внимание, и я, невольно, продолжала следить за Видимом Петровичем, как он, не замечая неудобств и нужд очередного слушателя, избавлялся от собственного потока сознания. Однажды труселя не появились на пляже. И пляж как-то сразу осиротел. Вскоре и я покидала гостеприимное море, нещадную жару и ласковый ветер. В воспоминаниях увозила радушие и красоту восточного мира и красные труселя.