Первопутье

  Весна в прошлом году была ранняя.  Еще в марте работяга – солнце  трудилось так, что с новых крытых шифером крыш  домов начали падать  изумрудные капли пота. А в апреле?  Апрель уже полностью бурлил  весенними водами. В это самое время мы с Маринкой, пробыв два дня в деревне у моей матери, направились снова в посёлок лесорубов. В поселке мы с Маринкой живём какие-то семь месяцев, а несколько дней назад поженились. По этому-то случаю мы и приезжали к моей матери. Конечно, в такое время лучше всего отсиживаться дома, но когда моя мать узнала, что я женился, то без конца просила приехать и показать свою молодую жену. Чтобы уважить старушку-мать, мы решили, не дожидаясь, когда просохнет дорога, съездить в деревню дня на три.

  До деревни добрались на автомашине. Приехали вечером, а на утро следующего дня пошёл дождь. Я, видя, что дело идёт к полной распутице, хотел сразу же возвращаться. Но мать так убеждала нас в том, что ещё будут заморозки, и машины непременно ещё проходят недели две. Доводы её были настолько убедительными ( она всё время ссылалась на приметы и случаи из прошлых лет), что посоветовавшись с Маринкой, мы решили остаться ещё на ночку. Однако, уже к обеду этого дня дождь сделал своё: по улицам хлынули целые потоки мутной воды, стремящиеся в нашу красивую речку Чёрный Лух. Тут-то я и понял свою ошибку и уже начал отчаиваться. Отчаяние моё не было напрасным. К вечеру речка так разлилась, что вышла из берегов. На машину не было никакого расчёта. И утром следующего дня, распрощавшись с мамашей, двинулись  с Маринкой в путь.

  До посёлка было километров тридцать пять. И можете себе представить много ли это в такую пору. Но мы молодые и упоённые своей любовью не замечали ни раскисшей дороги, ни мелкой сетки дождя и ни той красоты, которую накапливала природа, чтобы через неделю-другую щедро хлынуть зеленя.
Отойдя километров пять, и с трудом перебравшись через разбушевавшийся Лух, мы сели отдохнуть. В то время, когда мы уже готовились продолжить свой путь, к нам подошли двое мужчин лет сорока. Один из путников отличался весёлым нравом. Узнав от нас, кто мы, чьи и куда идём, он быстро освоился.

  Разговоры у него лились, как вода. Но сколько бы он ни говорил, всё сводилось к своей, по его словам  красавице-жене Полине, и бесконечным проклинаниям дороги и себя: « Вот старый хрен, придумал на три дня тащиться к своей милашке. Да в такое-то время, когда и на тракторе трудно пролезть. А я, за триста километров – это  из-за трёх-то дней. Вот дурень-то дурень! Нет уж, теперь ни разу не приеду, пусть она приезжает, если хочет».

  Иван Макарович долгое время шёл молча, видимо, вспоминал что-то из своей жизни, или может быть то, как прощался с Полиной и голубоглазыми Вовочкой и Танюшей. Он шёл, но нельзя было не заметить, что его взгляд часто останавливается на нас с Маринкой.

  « Да хотя бы был молодой, а то в сорок-то лет… Эх, не то когда-то было: за пятнадцать километров каждый день на свидания бегал. А теперь … нет, больше не поеду! Не поеду… Да что поделаешь – поработаю опять месяца три, соскучусь. Такая она жизнь… Так ведь тогда дороги просохнут. Опять приеду, не выдержу» - он снова кинул взгляд на нас, - « А вы молодые, любимые друг другом, у вас это первые шаги. Так сказать первопутье».

  Иван Макарович кашлянул, закурил, снова посмотрел на нас и, вроде немного смутившись, тихо сказал: « Да, это первопутье!... Идите, а мы со Степанычем покурим».

  Мы пошли, а Иван Макарович, со своим спутником сели на бревно, лежащее на обочине, и долго провожали нас взглядом.