Андамания

  ...Проходя мимо всевозможных аттракционов с ярко-мигающими лампочками, киосков, выездных ларьков с цветным фруктовым мороженным, мимо всяких уличных шоу типа «проедь» ровно на пьяном велосипеде», мимо забавных памятников колорадскому жуку, бычку и сантехнику, мимо милых освежающих фонтанчиков, в которых купаться не запрещено посреди этого праздника жизни, щедро поливаемого ровными насыщенными солнечными лучами, не спеша отрывая по чуть-чуть от огромной сладкой ваты эту лёгкую медовую ткань и ощущая, как она медленно, но так неизбежно исчезает на языке, хочется рассказать об этом тонком и почти неуловимом моменте... о котором написаны все книги. Любимые мои писатели! Простите меня великодушно, что я так дерзко копирую вас всех сразу. И да, простите меня дорогие читатели, что пишу этот рассказ ни о чём, потому-то не знаю, как назвать этот момент, его  природу, если к тому же её не понимаю. Словно восточный торговец тканью, завидев тебя, проходящего мимо и задержавшего взгляд,  одним взмахом развернёт все разноцветные ткани - встрепетнётся, вдруг, внутри эфемерная палитра ощущений, да и оставит тебя посреди тротуара, вырвет из твоей привычной реальности, перенесёт в другую - ту, уже кажется никогда не существовавшую, да и покинет в смятении всякий раз, когда не ждёшь:
    ...От асфальта жар. Днём ещё даже можно было увидеть, как от него идут волны, искажающие реальность и подумать: «О, как в фильмах про гангстеров, которые грабят заправки!» А когда стемнело - уже не вижу, а только вдыхаю этот сухой воздух с волнами, искажённой реальности, который исходит не только от асфальта, но и от моего оранжевого мопеда, краска на котором местами облущилась. Дорога домой, а впереди - последний светофор. Горит красный. Никого. Ночь. Но я останавливаюсь – не нарушаю.Дома вдоль улицы выстроены только с одной стороны, с другой – посреди посадки железная дорога. Стоять на светофоре очень душно, когда едешь – хоть обдувает потоком воздуха. Жду зелёного, представляя, как я сейчас зайду домой и просто выпью холодной кипяченой водички прямо из чайника. И вдруг лёгкий (первый за весь день) ветерок. Сначала касается лица, а затем обволакивает прохладой всего. Сразу дышится приятно. Ветерок боковой – с посадки. Он ровно такой силы, что переносит сочную прохладу, затаившуюся в темноте между зелёными листьями, аккурат на дорогу. Стартую и жадно впитываю эту влагу, дарующую мне жизнь…

         Нет уже того мопеда… На месте той посадки давно построили огромный супермаркет с парковкой. Я уже давно езжу на авто с кондиционером и радуюсь совершенно другим моментам, например, когда случайно совпадает, что я припарковался, именно в тот момент,  когда закончилась песня! А темп (и динамика песни) удивительным образом совпадала с динамикой моей езды, хотя песню по радио я не выбирал (равно как моё перемещение зависело больше от того, что я, спеша по работе, попадал в пробки и «на красный»).

         А спустя какое-то время так сложилось, что всё успел по работе в таком районе в географическом центре города, где частный сектор смешался с новостройками. Выхожу в киоск за минералочкой, а здесь все варят компоты – эссенцию лета. Запах малины, смородины, вишни, сливы, абрикос, шелковицы, и чего-то ещё… и тут бах! Как появится перед глазами та летняя кухня с деревянной верандой, бабушка заливает водой алюминиевую кастрюлю с нелепыми, несимметричными ушками-ручками, наполненную смородиной, часть из которой всплывает, всплывает и несколько случайно попавших тёмно-зелёных листиков – их бабушка выбирает особенно аккуратно – как художник, все бабушки – художники… С какой-то тайной в глазах снимает она пенку с малинового варенья и зовёт меня: «скорей, иди – какая пенка!» А это – ну, вообще дурманящий запах! Малинового варенья… к нему приплетается аромат всех сразу пряностей и трав, что хранятся в кухне. Особенно сушёного укропа. Слегка чувствуется запах газа – баллон немного пропускает. Газ этот кажется какой-то губительной, синтетической прохладой.

          Поедая пенку малинового варенья, натыкаюсь взглядом на жестяную банку из-под лимонного мармелада, с уже выцветшей и потерявшей выразительность (равно способность меня обрадовать) этикеткой. В ней – персиковые косточки. Мы будем сажать персики! С дедом! Дед сейчас на рыбалке и мне так хочется к нему  - там болота, заросли камышей и лопухов(!), ходит цапля, бурьян с меня ростом, а в ведре карасики! Дрыгаются, если их коснуться, что мы с котом по очереди и делаем … (но бабушка меня не пускает - это очень далеко и я заблужусь, но я на неё не обижаюсь, потому что малиновое варенье)… Дед меня балует – многое разрешает. Всё, что бабушка запрещает: исчезать из его поля видимости, пользоваться опасными инструментами (молоток, топор, ножовка). Не говорит: «ты, сейчас поранишься!», а только следит, чтоб я их правильно держал. Бабушка же считает безопасными и такими приемлемыми для меня только инструменты по уходу за огородом – сапа, лопата, грабли.

         Когда дед задумает забавы ради садить со мной персики аллейкой – он пошлёт меня за косточками в летнюю кухню. Без бабушки она будет какой-то тёмной, непригодной для жизни и пахнуть в ней  будет по-другому, и замечать я в ней буду совсем другие вещи. В углу будет шуршать мышь, но я её не буду бояться, будет пахнуть землёй, что нарыла мышь, побелкой – в неё я случайно вымажусь, сухофруктами из абрикос и яблок, нарезанными и разложенными на противень – ( автоматически возьму и сжую несколько), мукой, сажей из печки, а когда уже буду выходить – опять сушеным укропом и чем-то ещё…

                ***

         Обнаружив, что я ни разу не был у родника, бабушка попросила деда погнать со мной коров пастись к ключу, чтоб я увидел это чудо и попробовал этой воды. Оказывается – где-то посреди бескрайних просторов лета есть луга и среди них существует святое место – такое, откуда вверх сама по себе поднимается вода. Чистая! Её можно сразу пить. Я всегда знал, что воду по трубам берут из рек, очищают, кипятят, а только потом…

          Целый день после разговора об источнике мысль, что мы к нему пойдем, играла во мне, заставляя меня радостно подпрыгивать, потирать ладошки, напевать «Ля-ля-ля!» и «Тарам-пам-пам!», и улыбаться. Она помогла мне легче подняться, когда меня стали будить.

          Мирное утро. В этом шелесте трав и листьев деревьев такое же умиротворение, как и на лицах обитателей нашего села – они, оказывается, в такое время тоже не спят и заняты своими важными мелкими заботами. Такими же, собственно, что и днём: кто-то куда-то идёт, кто-то мастерит и убирает по двору, кто-то уже выбрался с вёдрами, лопатами на огород, но в это таинственное время – 5 утра - все удивительно молчаливы, спокойны, если говорят, то очень кратко, Никто ни с кем не ругается, не суетится, не бежит, даже не смеется громко, но при этом и тут и там движение и слаженная работа. Никто никому не говорит: «Смотри, как надо!» и «Ты, что вообще ничего не соображаешь? Вот так!». Что мешает им быть такими же всегда, и куда тает та магическая тайна утра, перед которой мы бессильны и позволяем подчинять себя умиротворённости, вплетая себя в гармонию с миром? Каждый раз, когда днём всплывает в голове случайная картина из утра, картина вроде: «женщина несёт корзину с бельём на стирку к реке», или «старик катит велосипед под горку, проверяя надёжность резинки, закрепляющей ящик с яблоками», и «седой человек встретил дочь с внучкой с утреннего автобуса и перехватывает у них сумки» -  всякий раз пытаюсь понять магию утра и что сейчас – днём не так как утром?

         Днём уже дошли  с дедом до родника… перед ним было болото и хождение по кочкам не помогало сохранить босоножки сухими. Дед за мной наблюдал, но не вмешивался, позволяя мне самому пройти путь. Болото местами превращалось в тоненькую, извилистую, порой поросшую густой, сочной, ярко-зеленой травой речушку, и тогда коровы выстраивались в ряд напиться из неё воды, а те, что напились, продолжая обмахивать себя хвостом, оборачивались и смотрели на меня своими большими чёрными глазами… иногда, просто изучая, пристально разглядывали, а иногда мне казалось, что они силятся мне что-то сказать и пребывают в досаде от понимания невозможности мне сообщить… тогда они издавали на выдохе короткое и полное разочарованности: «Мммммы…». И пятна у этих, у настоящих коров совсем другие – не такие, как показывают в рекламе…

        Подойдя, наконец, к роднику я обратил внимание на его ухоженность: нигде нет мусора, и даже в землю вкопана палка, на которой висит пол-литровая стеклянная банка – в неё можно набрать воды и утолить жажду в пути…  Идеи как выглядит ключик у меня были разные, а в реальности это – малюсенькое озерце шириною в метр. Напившись воды из банки, я принялся умываться и пить воду из ладошек. Потом наклонился и долго рассматривал, как потоки воды со дна чуть приподымают ил, а он опять оседает…

        Ещё, ощущая вкус воды, я присел отдохнуть на травку. Незаметно мне на плечо села бабочка. Я был так поглощён впечатлениями от источника, что не успел насладиться красотой этой бабочки, хотя и смотрел на неё… Она улетела, и с тех пор я не видел живых бабочек (кроме беленьких, что питались капустой с нашего огорода). Порхая, она махала крыльями, как меняются кадры в старом,  чёрно-белом кино… надеюсь, что когда-нибудь они к нам прилетят ещё…

                ***

        Мама и папа шагали со мной по тротуару, держа меня за руки с обеих сторон. И мне казалось – это будет длиться  вечно… но тут, вдруг, тротуар закончился. Бордюром. На миг омрачив мою радость – словно в безоблачный день всё-таки одно маленькое облачко появилось и закрыло солнце. За секунду до того, как родители нашли выход из этой ситуации, я каким-то образом догадался, что сейчас будет! Они одновременно взяли меня чуть крепче за руки, приподняли над бордюром и сказали: «О-Оп!»  Мне так понравилось, что я захотел ещё! «О-Оп!» И ещё: «О-Оп!» Я от радости аж задёргал ногами, пока летел, делая подобие «велосипеда». «О-Оп!» А мы пошли дальше. Потом наступил следующий день и это «О-Оп!» было уже вчера. А потом позавчера… так далеко и так близко. Познавая мир, природу многих вещей и явлений можно понять и восхититься гениальности, простоте и завершённости, но наблюдая за моментом, происходящим прямо сейчас, с тобой, и вокруг – сложно привыкнуть, понять, оправдать то, что он всегда уже не тот, момент, который был секунду назад. Вот мы куда-то собираемся, выходим, идём на остановку, вот уже едем в автобусе, а что мы шли на остановку и собирались – это уже прошло, этого нет, это существует уже не в реальности, вот мы приехали, вот нас встречают, вот мы уже садимся за стол и мама рассказывает, как мы собирались и ехали в автобусе, ничего не поменялось, но этого краткого мига нет, и бунтарский мозг отказывается так просто с этим мириться. А как же все остальные, все взрослые? Как они, порой спокойны, а порой слишком уж пристрастны, к этой маленькой и незаметной хитрости жизни относятся очень безразлично? Или не замечают? Неужели никогда не задумывались над этим? Или смирились - так как по-другому всё-равно не будет? Или этот момент их волнует, но они не подают виду? Или нашли ответ как с этим жить? Или тоже задумывались когда-то в детстве, а потом поняли, что лучше не думать, и чтоб окончательно не сойти с ума, переключились на более практичные мысли? Или они заняты, и им некогда?

           1-е июля. Ещё одна хитрость жизни, с которой я отказывался соглашаться – настолько ловко она меня ловила, и ей давалось это легко.  Две недели назад лето только начиналось – было всего две недели от лета и всё самое интересное дальше! Я ещё всё успею! А тут, вдруг, 1-е июля и через две недели – середина лета! Подумать только – пол лета прошло! Украдено. Как когда обнаружил, что пока кто-то тебя  отвлёк на секунду, мороженное в твоей руке уже почти растаяло и капает на тротуар. А ещё через две недели от середины лета – 1-е августа, лето заканчивается, всё чаще и чаще мысль, что скоро в школу, дёргает тревожно сердце, заставая врасплох, среди беззаботности игр красоты лета, . И уже отвлекаю себя, и хочу обмануться , и даже ненадолго получается, но себя не обманешь (не в этом случае), и я всё чётче и чётче слышу этот ровный невозмутимый стук колёс поезда…

                ***

           А бывает так, что посреди лета, когда уже просто ничего не ждёшь, когда перебираешься «от тенёчка к тенёчку» и носишь головной убор, обливаешься холодной водой, а уснуть можешь, только если простынь побрызгаешь водичкой и включишь вентилятор, когда открываешь все двери и окна, ожидая сквозняка, вдруг, в течение минут пятнадцати всё пространство становится серо-синим и тяжёлые, но ещё редкие капли начинают наступать – это самые смелые! И уже через несколько мгновений заливает полностью – звучит победоносная барабанная дробь, от которой и сам воспрянул духом, вдохнул полной грудью и тут подключается тяжёлая артиллерия – гром и молния! Город взят без сопротивления! Запах дождя, запах пыли, смываемой дождём, запах  листьев и травы – дождь её причесал и залил местами илом,  пахнет древесная кора, тёплый запах асфальта, тонкий запах смолы и хвои, пахнет лавочками и песочницами, клумбами и цветами, а в чистом, бело-синем подъезде густой запах побелки, где-то варят кофе, пахнет цементом – рядом стройка, строители сначала решили, что летний дождик им не помеха, а когда поняли, что дело серьёзное – побросали корыта с бетоном и позабегали в бытовку курить и «резаться в дурака». А к вечеру небо расчистится,  и как в любой другой летний вечер станут видны звёзды, но засыпать в такой вечер особенно легко. И даже чувствуешь себя невесомым, и можно летать во сне…

          Просыпаюсь… утро… ясность. Ясность в голове и вокруг, свет такой чистый, мягкий, ровный - солнце не залило ещё всё невыносимой золотой жарой, от которой щурятся глаза, поэтому смотрю  в окно, не напрягая лицо, глаза… крик чаек… будит в душе, пребывающей в спокойствии в ранний час, какую-то необъяснимую тревогу.  Напоминает сразу обо всём – о том, что случайно забыл, о том, что старательно забывал, о том, что забывать не хотел, но всё говорили: «Да, забудь ты!» И о том, чего не было… Крик чаек напоминает гомон детишек во дворе, гудок поезда, как звала мама, когда подумала, что я уже потерялся, клич наших предков перед боем. Напоминает, что я ещё не был в тех морях, не скакал на коне по степи, где не видно края, не останавливался отдохнуть посреди дороги, ведущей через нескончаемые поля пшеницы и подсолнечника (или это всё-таки когда-то очень давно было?). Напоминает, что я вообще очень многого не сделал, и что когда-то мне было свойственно мечтать… тишина… но не долго, и снова крик чаек… последний звук, не похожий на остальные, после которого уже тихо… лежу в этой тишине, смотрю на небо – уже не тревожно – как будто меня и нет, нет времени, лишь небо. Ничего нет, спокойно. Такое спокойствие хранит вода на дне глубокого-преглубокого синего озера…

           Этого всего давно нет. Сидишь в машине с кондиционером посреди географического центра города и думаешь: «Может пойти в какой-нибудь двор, попросить, чтоб мне продали немного компота?» Как бы жадно я его не пил – не утолит он той жажды, ничего не получится! А ведь это было ещё вот… тонкий, ускользающий момент – ни удержать, ни зафиксировать… Подождите, подождите куда же вы-то все, я же вообще не успел! Ничего не понял, не почувствовал «важность момента», летал в своих мыслях, куча забот (на работе завал, а дома ремонт вечный), вот только разгребу дела, соберу мысли и сразу начну чувствовать, понимать…

         …А впереди 1-е сентября. И придётся идти в школу. А я так привык, и чья-то заботливая рука вырвет меня из такой уютной реальности, станет отмывать, стричь, вычёсывать блох, покупать тетрадки, форму и учебники. Подует случайный лёгкий ветерок и принесёт, вдруг, мыльный пузырь, сотканный из всех-всех-всех цветов такого мимолётного лета, лопнет, ударяясь о нос,  и одарит радостными свежими брызгами, но время неумолимо...



 



          фото - Ульяна Закревская