Трифонов

     Юрий Валентинович Трифонов своей творческой биографией дал нам замечательный предлог поговорить о жизни, судьбе, истории, об их не разгаданных до конца секретах. До сорока лет он был обычным советским писателем средней руки, а потом заболел, ощутил страх смерти и бессмысленности того, чем занимался в прошлом.

     Трифонов знал об эпохе «сталинского кошмара» значительно больше Солженицына в силу своих высокопоставленных родственных связей, в силу того, что прожил в правительственном доме напротив Кремля около десяти лет… Я не исключаю, что у Юрия Валентиновича убеждения мало чем отличались от взглядов Александра Исаевича, но высказаться он мог в силу характера, в силу слабого здоровья и по иным причинам только через подцензурные советские публикации…

      С 1969 года в печати стали появляться одна за другой ошеломившие наше поколение повести «Обмен», «Долгое прощание», «Предварительные итоги», «Другая жизнь», «Дом на набережной». В этих произведениях автор нащупал собственный неповторимый стиль исповедальной прозы, где почти не оставалось места для политических рассуждений, зато досконально разбирались человеческие взаимоотношения. Получалось так, что среди главных персонажей по-настоящему положительных героев   нет, а безупречные – возникают как бы случайно и помимо основного действия…

     Тот «новый Трифонов» и ныне читается с интересом, в отличие от Солженицына – писателя, возможно, более одаренного, но исковеркавшего свой талант грубым «политиздатом» … В семидесятые годы прошлого столетия я был взрослым человеком и был абсолютно убежден, как и Трифонов, как и Солженицын, как и мои друзья и даже мои начальники, что сталинский период по жестокости и бесчеловечности не имел аналогов в мировой истории. Сегодня такая точка зрения мне кажется чисто эмоциональной и бездоказательной, в том числе и в постановке вопроса, ибо любой период, включая теперешний, средствами пропаганды можно очернить или разукрасить…

     Сегодня доподлинно известно, что в катастрофе февраля 1917 года большевики играли настолько незначительную роль, что она была меньше математической погрешности. Главными разрушителями России явились бессмысленные и воровские Думы, а бестолковое и алчное Временное правительство, по сути, уничтожило последние крупицы государственной власти. Тут нужно еще присовокупить глупейшую и предательскую реформу по «освобождению» крестьян, которая выбросила их в нищету и бездомность и сделала движущей силой навалившегося на державу насилия…

     Большевики практически взяли бразды правления в свои руки над ликующей вакханалией, которую раззадоривали люмпенизированные массы, пьяный сброд, подонки общества и авантюристы. Разгон Учредительного собрания теперь видится как мера необходимая, потому что болтать дальше и ничего не делать было невозможно. Государственный механизм рассыпался. И кто бы ни попытался его собрать и привести в порядок, вынужден был закручивать гайки решительным и жестоким образом…

     Демократия и либерализм хороши, когда сытно и уютно. Но, как только начинаются проблемы, они становятся беспомощными и враждебными человеку. Трифонов, как и большинство его современников, этого не понимал. Однако об этом непонимании он вынужден был молчать или, подобно историку Реброву из «Другой жизни», делать слишком туманные намеки. Немногие читатели догадались, что в списках агентов царской охранки за 1916 год значился Сталин. Отсюда у Реброва – будто бы житейские неприятности, неприспособляемость к обстановке и никаких надежд на карьеру…

     То, что Сталин мог быть агентом царской охранки, ничего не меняет. С такой ничтожной позиции он никак не был способен повлиять на ход истории. Более того, если это правда, то не исключено, что он выполнял поручение ЦК. Невзгоды историка Реброва никоим образом не связаны с «вождем народов», кем бы он ни был на самом деле, они проистекают от его неумения работать локтями, лакействовать. А так – стал бы обеспеченным советским профессором на радость себе и зависть другим...

     В повестях Трифонова люди ожесточенно борются за материальные ценности и лишь немногие из них осознают пагубность подобной стратегии. Ведь недаром в псалме № 33 сказано: «Убьет грешника зло». И убивает, и калечит, и Юрий Валентинович это умел хорошо показать. Зачастую он – сам герой повествования и нещадно бичует собственный эгоизм, доводящий до предательства – редко реального, а в большей степени духовного, не приемлет свою буржуазность…

     Да, да, «буржуазность», он прямо употребляет это слово и напоминает, что граждане тридцатых сталинских годов стремились к ней при первой возможности. Изысканные жилища, огромные поместья, машины, западные шмотки и парфюм – вот предмет вожделения тех, кто тогда уже имел представление о том, какой сладкой бывает собственность. Глебов не может признаться себе: любит он по-настоящему Соню Ганчук, или же больше привязан к ее роскошной квартире в заветном доме, к виду из этой квартиры, или к теплой зимней даче с участком в сорок соток под Москвой?..

     Из правительственного дома на набережной увозили людей и обратно не возвращали, что вселяло естественный ужас у большинства его насельников. Однако до сих пор не ясна большинству из нас подоплека тогдашней политической схватки. Слава Богу, что сохранились стенограммы съездов ВКП /б/, где шла борьба между сторонниками «мировой революции» во главе с Троцким, который искренне или по иным соображениям готов был пожертвовать Россией ради «более высоких идей», и его противниками, группировавшимися вокруг Сталина. Откровенность перепалки в партийной верхушке изумляет. Лев Давыдович не раз угрожал своим оппонентам физической расправой, те вели себя хотя бы на словах более сдержанно.

     Из США, из Мексики Троцкий, вступивший в контакт с эмиссарами Гитлера (тут тоже немалая загадка), призывал своих приверженцев приступить к ликвидации сталинских соколов и их вождя сразу же после того, как нацистские войска окажутся у ворот Москвы. Одно время германский фюрер носился с мыслью сделать Троцкого правителем «освобожденной России», поскольку у этого героя Октября оставалось в СССР много сочувствующих. Они сохранились и доныне… 

     В окружении Сталина и Троцкого (особенно в первые годы советской власти) было достаточно уголовных элементов. Тит Ливий писал, что Рим был создан на сходке разбойниками, которые договорились жить по определенным правилам. Среди отцов-основателей Америки преобладали личности с весьма темным прошлым. Поэтому ничего уникального в строительстве советского режима, как и любого другого, обнаружить не удастся, если дождаться правдивой информации. Трифонов не успел, он скончался в 1981 году.


24.02.2016