Они видели за бесконечностью даль...

Они видели за бесконечностью даль…




Кто ты, кто ты?..
Сколько в тебе тишины?
Светлой печали соты
Мёдом наполни души…
В сердце умолкнет шёпот
Брошенных кровью фраз
Кто ты? Кто ты?
Ты один из нас…


Дельфин («Чужой»)


Глава 1. Ночь встречи.

   Как же надоела эту дневная суета, эта почти постоянная бессонница по ночам! Как устал я ждать каждую ночь снов о том, чего так давно не чувствовал уже, не осязал, к чему не прикасался. Вот и сегодня через открытое настежь старое грязное окно комнаты в обшарпанной малосемейке в спальном районе Самары мой тусклый взгляд снова парящей птицей устремлялся чуть выше и чуть дальше, чем обычно, но по-прежнему к чёрному небу с гирляндами холодных огней. И небо вновь отвечало на этот преданный и печальный взгляд искрами из прошлого, которые отражались в голубых глазах романтика и поэта, быть может, последнего из тех, кто упрямо и от безысходности оставался в серой советской постройке. Искры разгорались за секунды, переходя в пламя, в котором вновь воскресали воспоминания-фениксы и так приятно согревали и наполняли светом пещеры души. Я поднимался с кровати в такие минуты, загружал в проигрывателе видео, снятое в штатах тем далёким летом со старенького самсунга д-600, и смотрел часами в монитор, включая на «play» снова и снова, а глаза мои в это время, отражая изображения с монитора, блестели - влажные, широко открытые, исполненные счастья.  2008 год. Май. Россия под крылом, знакомый голос Цоя в «пачке сигарет» звучит из наушников. Жаркое лето штата Вирджиния открывало свои объятия. И снова обрыв. Дремота кончилась. И снова я здесь, в этом чертовом бесконечном депрессивном психозе. Эта девушка снова снилась мне…
    Сложно, невыносимо вспоминать сны, в которых Она, в разных образах, лицах, которые стираются сразу же при пробуждении. Но эти лица – они идеальны, они безупречны. Но эти образы – они так нежны, так воздушны и такие неземные. Она касается меня во снах, всегда целует, шепчет что-то, еле дыша, и с такой кроткой, теплой улыбкой, что я лишь способен в ответ так же нежно касаться её губ и прижимать её лицо к своему. Все затерлось в голове, не осталось даже обрывков. Но, черт возьми, во мне она до сих пор, миллиграммы, словно шлейф аромата незнакомки, которая уже скрылась далеко в закоулках, оставив лишь этот фантомный след через ноздри прямо в мозг. Скоро, совсем скоро уже все уйдет без остатка в прошлое, беспамятство, снова растает в прозрачной бездне стопки. А пока океан её глаз. Не видя, не помня ничего в её внешности, её тепло во мне. Так больно, так приятно эта неописуемая ласка, это волшебство, эта яркая палитра среди окружающей серости. Стопка до края, соль, лимон, сигарета, повтор, синий дым, тысячи мыслей, эмоций. Из них вышло бы бесценное полотно, музыка, способная творить невообразимое с телом и душой, но как все это вынести из себя и облечь в что-то реальное, ощутимое, вечное?! Бред. 
    И мне сложно заставить себя работать, жить, наслаждаться тем, что называю так просто «жизнь». Но это одно слово даже не знаю, как перевести. С дождями прохлада на душе, со снегом губы невольно засохшими створками сдвигаются в улыбку-невидимку. Прохожие не заметят её, она ощутима лишь мной. Проходя по сто раз мимо тех же сотен, ни одного джоуля искреннего тепла. Даже псевдо-тепло и то – за деньги. Купюры уже так замяты, замаслены, так, думается мне, хорошо горели бы в пламени зажигалки, но сожги я их и стану чужим среди их толпы – толпы фарцовщиков. Не смогу купить ни новенький смартфон в шуме потребительских «купи», «обладай им», «будь в тренде», не смогу замутнить голову всем тем, что в веренице проводов, сетевых сигналов, скрежетом металла на скорости врывается в человека, сбивая на своем пути истинные чувства-лемуры. Сейчас не моден и не современен размеренный шаг тишины своей собственной души. Да, нам нужен вихрь, проходящий сквозь тело и нервы скоростей. Быть тем, быть с теми, жить их жизнью, но оставлять в зарослях и пыли свою жизнь, точнее ту, которая уже не станет твоей собственной и только твоей. Так хочется всё вдохнуть, будь то запах успеха, весны или кокса, не делясь даже кубическим сантиметром с ближним. А как же сладко в бешенстве забывать про свои повседневные привычки «брать». Привычки?! Нет, грехи. Но так легко перед иконами, так легко двадцатью граммами плавленого воска и парой-тройкой молитв очиститься изнутри. Зачем я здесь?! Простой вопрос, которого каждый так боится. Да-да, каждый. И я не исключение. Наверное, я здесь ощутить всё ЭТО, но суметь найти выход в обратное - дверь в детство. Лишь в нём всё так сильно, звонко, честно, по-взрослому. А может я здесь лишь ради массовки и заполнения 295-ого маршрута под завязку своими килограммами и двадцатью тремя рублями. А может недостающий посетитель «пятерочек» и «магнитов» с вечным и, увы, повседневным, желанием покушать. Голова начинала ныть от этой нудной философии и недостатка свежего воздуха в бетонном коробке.
    Я оделся, вышел. На пару со мной с неба вышел и дождь крупными и частыми холодными каплями. Ноя люблю дождь, так что по*ер. Он шел вальяжно, навеселе, так безудержно смело в своем намерении дойти холодом до моей спины через тонкую ткань рубашки. Пронизывало до дрожи, но не по телу, а по сердечной мышце. Она закипала отчаянием прошедшего дня, после стольких толп стольких чужаков. Но ночь была пряной, несмотря на ливень, касалась лица бархатом своей коварной ласки, ударяла в ноздри лежалой листвой. Капли воды на губах смешивались с текилой из горла почти пустой бутылки. Сигаретный фильтр намок, как и сама сигарета целиком. Но хотел курить. Дико. Так дико сегодня хотел лишь обнять Её. И как бы были кстати её губы вместо ломтиков лайма сейчас, чтобы снять горечь, заменив её сладкой негой… Столько свежего ветра в ней, наполняющего мои паруса. Я, тертый о скалы потрепанный баркас, и она, моя единственная удача среди ледяной крови океана. Я не был с ней, но она осталась во мне. Таким свежим и бодрящим, но таким сбивающим с ног океаном. Стопка за стопкой, подставив всего себя небесному плачу, я не стеснялся и сам реветь в открытое мне черное небо зверем.
 - Лей!!! Плачь!!! Забери меня! (я кричал, проглатывая капли)
    Весь мокрый, достал ключи, разблокировал двери, сел, включил печку. Кожаный бежевый салон моего линкольна навигатора 1998 года, уже изрядно прокуренный, был ночным домом последние несколько дней, а может и недель для меня. Потертая кожа, лакированное дерево руля, мурлыкание зверя от поворота ключа зажигания. Все было таким родным. Менты редко появлялись в этих дворах, а уж ночью даже участковый в соседнем доме спал крепко-крепко. Хотя автовладельцы рьяно оставляли машины у дверей отделения полиции в твердой уверенности, что так они будут сохраннее. Линкольн так упрямо возвращал меня туда, где был счастлив, хоть и на чужбине. У Фернандо был точно такой же. Но сейчас, спустя многие годы, в моих безудержных поисках искры, он проносился черным призраком по городу в руинах и крови. Руины были не в облике высоток жилых домов и торговых центров. Нет, город красовался коммерческой недвижимость, заманивая билбоурдами и неоновыми вспышками совершить подвиг истинного потребителя и купить, съесть, выпить. Руинны были в душах людей, населяющих клоаку да и кровью стала уже не красная горячая жидкость по артериям. Нет - ей стала эта непомерная грусть и отчаяние тех, кто хотел, но не смог, кто так горел светом, то так быстро сгорел от ИХ тьмы.
    Чьей ИХ? И как так получилось, что простой парень станет мессией? Об этом я и расскажу, ведь ещё есть немного времени перед тем, как погрязший в реке автомобиль навсегда останется со своим хозяином в темноте, как только погаснет ближний свет печальных фар под метрами безмолвия.
    Год, страна, президент? У нас в Раше эта связка не меняется. Цифры меняются, а вот мироощущение нет. Запрещено говорить о том, что есть прошлое и будущее – есть только настоящее под ИХ властью, под ИХ идеологией. Кто ОНИ? У них имена, кто-то даже эти имена прославляет. Для меня же был и есть просто жестокий и циничный правитель и под стать ему свита. Без права даже на имя. Ведь зло не имеет ни имени, ни постоянного облика. И есть эпоха - эпоха фарцовки, только вот на смену джинсам из девяностых пришли души людей в двухтысячные. Салон медленно, но верно заполнялся дымом. Пришлось опустить стекло и впустить дождь внутрь. Заходи, брат!
     И вот в ту дождливую ночь я сидел и курил в машине, заполняя пустоту алкоголем. Мужской силуэт подошёл ко мне молча, медленно, минуя свет фонаря, из темноты. Я думал, что просто ночной гуляка попросит закурить и протянет довольную руку к сигаретке. Поэтому уже доставал пару из пачки, дабы быстрее избавиться от «компании». Но он непринужденно обошел капот, дернул за ручку передней пассажирской двери и сел в машину. Мне почему-то стало смешно от такой дерзости незнакомца, и я сказал: «Выйди из машины, а то ругаться буду». Но незнакомец так же молча поднес руку к сигаретам, которые торчали из пачки, взял одну и попросил дать огня.  Видя, что он довольно опрятен, трезв, средних лет и весьма интеллигентной наружности, я всё с той же улыбкой поднес зажигалку. В тот момент, когда вспыхнуло пламя, я увидел его глаза и мне всё стало так ясно и так понятно. Это ОН. Сложно объяснить, откуда пришло это осознание, но это был создатель. Бог. И в моем видении это был просто отличный парень, хороший человек, которому выпала участь стать Богом. Тот, которого видел то на иконах, то в бесчисленных фильмах про хороших парней, тот, кого так обожал ещё со времен выхода Балабановского «Брата». Это брат, Данила, почти того же возраста, но эта энергия, эта аура, этот взгляд. Незнакомец, выпустив двумя ровными струями синий дым из ноздрей, стряхнул пепел и, не глядя на меня, произнес:
      «Темно и пасмурно тут у вас. Нет света даже на улицах. Про души я молчу. Но у тебя в машине тепло и светло. Твой свет греет, да и машину твою видно издалека по фарам. (Настала пауза, незнакомец сделал пару тяг) Поверь каждому слову, что услышишь, или просто забудь этот разговор и живи дальше. В твоих руках спасти тех, кто дорог, ради кого ты так яростно это терпишь».
- «Что «Это»!?», – в волнении спросил я.
- «То, что осталось от того мира, в котором ещё было солнце на лицах ЛЮДЕЙ. Тебя не поймут, как когда-то уже было, кто-то проклянет, кто-то просто посмеется вслед, большинство просто промолчат. Но именно ты станешь теперь моим мессией здесь. Ты - мой тринадцатый апостол. В этой машине семь посадочных мест. Хороший аппарат кстати. Ты должен сам найти своих шестерых пассажиров. Тех, кто поверит тебе, тех, кто захочет пойти с тобой туда, где всё закончится для них, но рядом с тобой. Один из них уже здесь.
    Он прикоснулся к моему лицу своими горячими ладонями. В них было столько спокойствия и тепла, столько радости и силы, что я закрыл глаза в повиновении. И повернул мою голову в сторону старых частных домов. Я открыл глаза и взгляд упал на калитку, за которой видны были заброшенные заросли вишневых деревьев. Было тихо и жутко от пустоты за изгородью. И тут она открылась. Огромная волосатая рука из темноты сняла задвижку. Вышел высокий, мощного телосложения мужчина средних лет. Его плечи были огромны, мышцы словно куски камня, слитые в единую композицию. Глаз я не видел, но лицо было полно доброты и света, с огромным шрамом, проходящим от правой брови до подбородка, разрезая правую щеку и губы пугающей полосой. Он остановился, подойдя к машине, нагнул голову к окну и посмотрел на меня. Я увидел на секунду в его глазах что-то крайне волнующее и неизвестное. Будто этот человек был там, где иной мир и всё пропитано иным духом, нежели здесь. На нем были «найковские» кроссовки, джинсы и олимпийка с символикой баскетбольного клуба «Бостон Селтикс».
«Здорова, кретин!» - сказал он густым басом и протянул руку. Я просунул свою немаленькую ладонь, которую он пожал, будто малышу жмет руку взрослый:
 - «Здорова.» (я)
- «Табачком не богат, братишь?». (здоровяк) Я протянул пачку. Он достал пару сигарет, одну зажал зубами, другую заложил за ухо. Потом резко перевел рукой и ударил кулаком по крыше авто.
- «Прости, это болезнь…Сука!!! Я пойду прогуляюсь до ларька возьму пивка и сигарет заодно. Вам взять? Ублюдки!! Черти!!» (Здоровяк)
- Нет, спасибо. (я)
- А мне возьми холодного парочку (Незнакомец)
Здоровяк скрылся в темноте.
- Создание тьмы. Он вырос в жуткой боли и жестокости, но был спасен нами, одарен надеждой и верой. Надеждой на свет, на дивное пламя. Верой в себя, в свою силу.  Хотя сам вызвался оставаться в кромешной темени, чтобы быть ближе к тому злу, что среди нас ежесекундно, ради всеобщего блага. Он уже предан тебе так, как никто из твоего окружения. Поэтому иногда придется терпеть его пристрастие к алкоголю и крепкому мату. У него синдром Туретта. Копролалия, а именно  спонтанное высказывание социально нежелательных или запрещённых слов — наиболее распространённый симптом болезни Туретта. Поэтому он часто бывает крайне агрессивен.  Алкоголь и никотин помогает ему слегка сгладить проявления. Он с тобой до конца! (незнакомец)
 - До какого конца? (я)
 - Трое суток осталось до начала вторжения. (незнакомец)
 - Начала чего?!! (я)
 - Время ночи. Не будет ни звезд, ни электричества, ни телефонной или иной связи… Кроме одного – люди смогут находить связь через свою сущность, общение душ, начнут появляться связные с обостренным ощущением близких себе по духу. Но это после – после нашествия. Сможете ли вы его сдержать – зависит только от вас семерых. Я смогу обеспечить безопасность ваших близких и родных в убежище, которое создано. Туда я начну перемещать тех, в ком ещё есть свет и прикреплять к ним связных. Грубо говоря, я вербую связных, а ты – бойцов. И это не чертова магия, и не как в кино про темную силу и светлую. В каждом, кого ты завербуешь – должен быть свет. Этот свет разрушает тех, кто придет. Но каждый должен уметь вложить силу этого внутреннего света в свои действия, движения. Если пуля из твоего пистолета, то душой ты должен контролировать свою собственную энергетику. Будто твое сердце и есть этот пистолет. Если ударом кулака – то не мышечное ускорение будет определять удар, а твой порыв, твои мысли в этот момент. Если словом, то слова должны идти из той незримой глубины, до которой так сложно добраться. Мощь твоего отряда не в мышцах, хотя с этим здоровяком тебе повезло (незнакомец улыбнулся). Мощь (и он показал на область сердца и на пламя зажигалки) в нём. Если лишь ненависть будет править движением твоего бойца, он станет частью их подразделения. Их будет больше, намного больше, но свет всегда сильнее тьмы. Даже одна такая маленькая лампочка, как в твоей фаре – способна уничтожить темноту на десятки метров. (Незнакомец замолчал и смотрел на меня долго и молча около десяти секунд) А вот и наш общий друг. Кстати, он обожает американскую тематику и хоть и в миру у него имя «Александр», зови его Микки. Даже не спрашивай почему. Он сам расскажет, когда придет время.
- Всех убью – один останусь. Фаак! (Микки невольно дернул головой в сторону и зловеще полязгал челюстью) Простите, парни. Держи, шеф – ледяное пивко. Как говорится – холоднее было только сердце моей бывшей (Микки протянул через открытое окно бутылку пива незнакомцу, сам сел на заднее сиденье)
Микки стал заливаться лязгами смеха.
 - А тебе пачка лаки страйка – как ты любишь. (Микки перекинул пачку с заднего сиденья)
 - Я в шоке, Мик. Я же курю сейчас винстон. Откуда узнал про лаки страйк? (я)
 - Да я и не знал (он улыбнулся). Придурок! (Микки)
  Сразу после этого Мик замолчал с виноватым видом и залпом пропустил ноль пять светлого нефильтрованного. Затем довольно выдохнул, сразу достал сигаретку из-за уха и, напевая «А на том берегу…», ответил:
 - Не успевает оно у меня задержаться в руке, сразу в мой ядерный реактор. Незабудки-незабудки… А на тооом берегу… (Микки)
 - Ребята, в общем объясняю вашу будущую дислокацию. В начале двадцатого века в этом городе был построен крупнейший на тот момент в Европе элеватор. По замыслу его проектировщика элеватор мог вместить свыше трех миллионов пудов зерна и в таких масштабах Россия могла влиять на мировую хлебную политику. Он находился вблизи основных транспортных путей, рядом с портом, железной дорогой и автомобильной магистралью. Было сооружено зернохранилище чуть поодаль от основного здания элеватора, высотой примерно с 16-ти этажный дом. Здание, состоящее из двух цилиндрических объёмов, соединённых срединной частью, в которой, в частности, располагаются лестничные пролёты. Никто не знает о том, для какой истинной цели строилось это здание, состоящее из высокопрочных материалов, армированное, с усиленным фундаментом, с множеством элементов защиты. Подобно современному замку, правда без рва. Безусловно, оно было рассчитано под хранение зерна, но была и иная цель. Это было убежище, которое должно было послужить своей истинной цели лишь спустя столетие. И это время настало. Это не поле боя для сражения за человечество. Нет. Это монастырь, стены которого способны уловить энергию – незримую материю, вашу веру, веру в то светлое, что так яростно поглощается наступающей темнотой либо то грязное и всеразрушающее, что будет исходить от Кошмаров. Кошмары – те существа, что прибудут через трое суток в полночь. Здание заброшено, хотя люди там порой появляются. Оружие для вас уже заготовлено в двух ящиках на крыше, огнестрельное, колющее, режущее и так далее.
 - Микки, научишь Тима пользоваться и тем, и другим, и третьим за эти три дня. Вот ещё кое-что (Шеф достал сверток в пакете из «пятерочки»). Там пять миллионов рублей. Деньги – зло, но сами знаете. Вам потребуется еда, одежда, автономные источники света и кое-что для усиления обороны. В общем, сами решите, что и как. Машину за всё это время тормозить никто не будет – я договорился. К зданию элеватора доступ будет закрыт всем и каждому. Вот, собственно и всё. Ваше здоровье, парни. (Он щедро пригубил из бутылки и крякнул от удовольствия) Мне пора браться за дело, как собственно и вам. Прощайте! (Незнакомец)
- Как тебя зовут? (я)
- Зови меня Шеф (незнакомец улыбнулся и двумя руками обхватил мою ладонь). Берегите себя, парни. Мик, найди свет в этой темноте.
Затем он поправил полы своего пальто, застегнулся и, запахнув воротник, быстро направился вдоль улицы к старенькому Меркьюри Кугару 1984 года. 



























Глава 2. День 1.

 
    Время пошло. Ровно в полночь я оказался с неизвестным здоровяком Микки в полной неопределенности. Я не понимал, что происходит на самом деле, и всё походило на шизофренический бред, но стоящий рядом Микки своей открытой улыбкой дал понять, что это скоро пройдет. И это реально! Я собрал себя по кускам, и машина резво, с проворотом колес, ринулась по дороге в сторону «хлебной площади». Всю дорогу Микки нервно переключал станции радио, сквернословя, выкуривая одну сигарету за другой, нервно, сурово, угрожающе глядя на пролетающие за окном дома и машины. 
 - У тебя есть семья, Микки? Жена? Девушка? (я)
 - Хм… сучонок. А на том берегу (затянул Микки в очередном припадке, потом резко замолчал) Семьи нет, девушка была. Не хочу говорить об этом сейчас. Незабудки цветут, а на том берегу.. (Микки) (продолжал напевать Микки, отвернув лицо, он сильно нервничал)
Проезжая по освещенному перекрестку, я увидел на его левой щеке блеск слезы.
 - Кстати, Мик, меня Артем зовут. Но зови меня просто Тим, мне так удобнее. (я)
 - Окей, большой Тим (смекнув нашу общую «фишку», подмигнул он). Каков наш план? (Микки)
 - Едем на место, а там начнем изучать обстановку, оборудовать, так сказать, наш блокпост. (я)
 - Звучит неплохо, но надо заехать взять харчей да и пару ящиков жидкого с грохотульками. (Микки)
 - Что за грохотульки? (я)
 - Сигаретков, Тим, нашего волшебного синего дыма (смеется) (Микки)
 - Не вопрос, заедем в «Остап», вроде круглосуточный, ну а жидкого придется зацепить где-нибудь в ларьке. 
   Пива Микки взял сразу три ящика, несмотря на испуг продавщицы, которая крестилась каждый раз, когда он громко выкрикивал то «Грязная шлюха» и «проклятая тьма», то, словно первоклассник, потупив взгляд, извинялся за своё поведение, объясняя это контузией на войне. В «Остапе» мы решили закупить консервы, тушенку, хлеб, сосиски, майонез и различные сухпайки. Микки любил потрапезничать изысканно.
 - Так, это, это, ага – еще упаковку этого дерьма, и этого пару банок. И пару блоков крепких сигарет. (Микки)
   Подойдя к кассе, Микки оставил меня и вышел на улицу, снова курить и пить пиво. Я выложил всё на ленту, начали пробивать. И тут я увидел нечто неприятное. Открылись двери в магазин, но старичок в коричневом пальто в клетку и шляпе никак не мог переступить через порог и всё тыкал своей тростью в стеклянные двери. Охранник начал выкрикивать ему: «Слышь, дед, двери не трогай, иди прямо». Но тот начал двигаться в обратную сторону, охранник же, попутно кокетничая с девушкой на кассе, начал громко смеяться. Я прошел к дверям, остановил дедушку и помог ему зайти. Он поднял голову, и я увидел, что он слеп на оба глаза. Но его горячая рука, которой он вцепился в мою, привела меня в чувства. Он не был дедушкой по сути, может лет 40-45. Я провел его внутрь и спросил, какие продукты он пришел купить. Он не смог ничего сказать, изможденный, обессилевший, с дрожащими руками. Потом выронил: «Хлеба купить, сынок». Столько поверженной гордости и отеческой ласки было в этом из последних сил сказанном «Хлеба купить, сынок». Ему было стыдно за свою беспомощность и свои скромные покупки. Я на свой выбор купил продукты, оплатил, и мы вместе направились на выход из магазина. На выходе я не удержался, увидев ухмылку на лице охранника. Оставил деда у дверей, подошел к нему и, ни слова не говоря, правой рукой нанес удар в челюсть. Никогда еще во мне не было такого четкого и контролируемого желания причинить боль. Кровь стала капать на пол, раздался визг кассирши, охранник присел на колено, с хрипом произнося: «Ах ты сука». Я присел и шепнул ему на ухо, схватив крепко за волосы: «Я знаю, кто ты. Начинай молиться, все три дня подряд. Он уже здесь».
   Микки все видел.
 - Красава! За что ты его так? Хотя дай подумать. (Мик тревожно по-актерски поджал кулак под подбородок). Цены слишком высокие.
 - За дело! (я невольно улыбнулся, вспомнив старого-доброго второго брата Балабанова).
- Наш человек (Микки потрепал меня и старика за плечи).
К машине мы подходили долго, дедушка шел неуверенно, хоть и старался изо всех сил. Я посадил его на заднее сиденье. Мы тронулись. Микки за всё время не спросил меня ни о чем. Он-то понимал, что это наш третий боец.
 -  Дедуля, давай знакомиться. Меня Микки зовут. (Микки)
 - (дедушка не растерялся) Значит Мишка будешь. Меня Александр Иваныч звать или просто Дед (дед)
 - Ха-ха, старый хрыч! (Микки снова перекосило в судороге лицевых мышц). Прости, Александр Иваныч, болезнь у меня – как контузия, не хотел грубить, меня ведь тоже Александр зовут. Но раз к Микки ближе имя Мишка, то буду Мишкой (Микки)
 - Чудной ты, сынок, но пусть так. А к грубости я привык, поэтому по ночам хожу в основном, чудом живой ещё. А как тебя зовут, юноша? (дед) (старик обернул лицо в мою сторону)
 - Артем, я Александр Иваныч.  Разговор есть к Вам. Тоже скажете ведь, что чудной я. Вы человек добрый, светлый, хоть и темнота стоит у вас в глазах. (я)
 - Так ты же не знаешь, какой я. (дед)
 - Это так. Но… чувствую я сердцем это. Не буду долго рассказывать. Через три дня врагов мы ждем на эту землю. (я)
 - Нерусские что ли наступать будут или кто хуже? (АИ)
 - Да можно и так сказать. (улыбнулись мы с Микки). Тьма спустится в сердца людей, и все мы будем тыкаться в темноте. Звать их Кошмарами. Плохой сон наяву обретет плоть и кровь.
 - Тыкаться можно ногами, а вот ходить нужно верой, а не видением. Господь ведь всегда с нами, не даст пропасть. (АИ)
 Мы снова переглянулись с Миком, но уже с печальными улыбками на лицах.
 - Он и поручил нам остановить Кошмаров. Пойдешь с нами? Ты нужен нам. Но если нет, то довезем куда скажете и еще купим продуктов и денег дадим от чистого сердца (я)
 - Мне в темноту ступать не в первой, а вы ребята светлые, прорвемся. Я ведь с Афгана не воевал, с тех лет и света не вижу. Руки ещё помнят, как стрелять, мышечная память, а без глаз оно и легче – не видя лиц, рука не дрогнет. (АИ)
 - Тогда едем сейчас к брошенному элеватору у порта, там и будет наша оборона. Вещи, продукты, оружие – всё есть. (я)
 - Да вот только не пойму ребятки – толк-то какой от меня слепого и старого? Немногих я с собой успею забрать, первым лягу под огнем. (АИ)
 - Так и война будет идти не от руки, а от сердца, дед. Держи пивка холодного. (Микки)
 - Я больше по коньячку, правда уже давно не пробовал ничего, кроме водки самопальной. (АИ)
 - Вот сразу видно родную душу!! (Микки достал из-под сидения бутылку коньяка)
 - Вот ты бродяга, Мик! А я еще удивлялся, с каких пор пиво коньяком отдает! Едем, пьянчуги! (я).
 - Кто бы говорил! Стекло протри, трезвенник! (Микки сквозь смех) Наконец, наш суровый старик начал громко хохотать. Наша боевая колесница тронулась дальше в путь. И как назло по «авто-радио» раздался Малинин со своей «А на том берегу». 
     Когда подъехали к размытой площадке у элеватора, ливень набрал максимальную силу. Колеса повязли в грязи. Дворники тяжело справлялись с потоками воды на лобовом стекле. Небо рыдало, превращая всё кругом в серое безмолвие.
 - Среди громадных зданий советской эпохи это кажется не таким уж и огромным. Но в 1916 году, когда этот элеватор принял первую порцию зерна, он был лучшим не только в России, но и во всей Европе. Губернатор придавал строительству элеватора первоочередное значение, работа над ним не остановилась даже в годы Первой мировой войны. В комплекс входили участок железной дороги, электростанция, насосные, дома для рабочих. Вместить такая громадина могла до 3 миллионов пудов зерна - цифра по тем временам гигантская. (АИ)
- Откуда Вы всё это знаете? (я)
- Так еще ребенком рос в разговорах об этом. Сейчас обсуждают иностранные машины, рестораны, коттеджи, шмотки, а тогда только и разговоров было как о заводах, дамбах, элеваторах, ведь в этом вся сила, в производстве. (АИ)
 -  Но всё-таки есть какая-то тайна в этих стенах. Будто древний храм. (я)
 - Да, не всё так гладко было при строительстве. Говорили о монахах-кочевниках, которые приезжали в эти места, что-то наколдовывали, вид у них был недобрый. Было очень много несчастных случаев здесь, мистицизма хватало. Я всегда побаивался этого места после того, как забросили всё производство. Веет от него Афганистаном. Тем же проклятием и забытьем.
 - Расскажи, Александр Иваныч (Микки)
 - Не сейчас, ребятушки, не сейчас (АИ нервно закурил)
   Дождь слегка затих. Мы вышли из машины. Ноги затягивала глина. Здание зернохранилища поражало своим величием и мощью, несмотря на ветхое состояние. Было не по себе. А еще ветер как назло продувал насквозь.
 - А на том берегу мой костер не погас, а на том берегу было всё в первый раз. (Микки стоял так, словно ему было тепло и комфортно)
    Эти строки в исполнении здорового мужика с крепким басом без слуха и голоса в темноте у заброшенного элеватора звучали как никогда жутко. 
    Две огромные башни стояли грозно и неприступно.  От них отдавало ледяным холодом, сырость проходила сквозь одежды. С реки доносился вой ветра, будто предупреждение о скором приходе Кошмаров. Каждая башня завершалась зубьями. Словно короны на головах двух гигантских королей из бетона и печали, они были объяты печалями прошлого и настоящего. Я поднял голову вверх и начал проходить взглядом этажи серединной перегородки, в которой были выбиты многие стекла. Были видны пробитые бреши, из некоторых торчали ржавые рукава труб. Провода свисали, словно веревки на виселицах. Мысли так и уносило в средневековье. В одну секунду все в моей голове преобразилось. Солнечный и безветренный день. Кругом люди в холщовых одеждах. Слышно ржанье лошадей, стук копыт по мостовой. Я повернул голову и увидел конный отряд рыцарей- крестоносцев со знаменами. Сама крепость была украшена орнаментами. Подбегали и дразнили шуты с дудками. Где-то шальные музыканты наигрывали веселые мотивы, под которые и женщины с рябыми лицами, и пьянчуги из местной корчмы пускались в дикий пляс. Высоко на башне стояли арбалетчики и лучники. У воды юнши с деревянными мечами мерялись силами и искусством сражения. И вдруг все погасло, исчезло, и снова все серое и леденящее кругом. Слышно было, как гуляет злой ветер по пролетам и нет ни окон, ни дверей остановить его.
 - Мик, придется ночевать здесь сегодня. Нужно начинать изучать здание. К тому же по городу бродить опасно. (я)
 - Не вопрос, мне все равно некуда идти да и хочется уже взяться за курок и показать тебе пару хороших рукопашных приемов. Чтобы нанести хороший удар, потребуется научиться вступать в контакт с ними, быть точным и изворачиваться как от ударов их кулаков, так и от пуль. Что с Иванычем делать будем? (Мик)
 - Александр Иваныч, у меня есть квартирка на другом конце города, там могу вас разместить на ночь, утром заберу. (я)
 - Нет, молодые люди, я с вами. Мне не привыкать к таким условиям. Дома у меня нет, дети выгнали давно. А скитаться по заброшенным уголкам этого города в поисках закутка не впервой. (АИ)
 -  Стрелять могёшь, дедуля? (Микки потрепал старика за крепкое плечо)
 - Из любого огнестрела, Миш. Главное-направляй меня в сторону от себя, руки вспомнят. Они ещё крепкие, хоть и бывают тряски время от времени. (АИ)
 - Отлично. Я оставляю вас здесь. Мне нужно искать остальных. А завтра утром я закуплю дсп постелить на пол, раскладушки, теплые одеяла, подушки, тепловые пушки, нагреватели и всё остальное, чтобы сделать наше пребывание здесь уютнее. Размеры нужны ваши, хотя и так на глаз понятно. Тебе, Мик, наверное 56-58. Александр Иваныч, тебе 48-50. В общем, если не угадаю с цветом подушек или покроем костюмов – извиняйте, судари (я)
 - Да иди ты! (рассмеялся Мик) И это уже не Туррет, а я сам тебя посылаю. Лишь бы теплее стало, да и было, что намахнуть про запас. Да, и про пивко не забудь…
 - И коньяк, молодой человек (Александр Иваныч улыбнулся, потирая ладони). А то зябко как-то.
  Я напоследок снял свое пальто, джемпер, отдал их Александру Ивановичу. Тот не хотел брать, но я настоял. Тем более в багажнике про запас была старая куртенка еще с института. Завел двигатель. Я не знал, куда ехать, знал лишь зачем. Был у меня один хороший человек на примете. Он всегда мотался по свету, много, где бывал и многое знал. У него в душе цвел красивый сад, сад его души. И я знал, что он не подведет. Лишь бы он был в Сызрани. Было уже около 2 ночи. До Сызрани путь был неблизкий – часа 2. Нужно было успеть до восхода солнца. Я уехал.
   Тем временем Микки и АИ (как прозвали мы Александра Ивановича на будущее для скорости) поднялись на крышу. Дождь стал идти тише, но все теми же крупными каплями, словно крупнокалиберными патронами.  Открывался красивый вид на город. Надпись на одном из квадратных зубьев поражала своей простотой и безысходностью «Жизнь говно. Нах. Я вниз». Микки произнес это вслух.
- Так мало слов сказано до, и так много осталось недосказанным после падения. Глупец. (АИ)
- Да, глупо. (Микки)
   Микки выдохнул тяжело и отвернул лицо в сторону.
- К черту, к черту, к черту, к черту!!!! Проклятье, сука! (в очередном припадке скрепя зубы Микки напрягал своё лицо и снова блестела слеза на камне его щеки. Кулак прошел мимо головы АИ и на миллиметр вошел в бетонную стену). Она также ушла. Просто ушла. Вниз. Не сделав даже и полного шага, не успев расправить крыльев. Да она и не хотела. Она так устала, так устала, девочка моя. А ведь она была ангелом, но сама не захотела их расправить. Нас предали, так же. Так же, как и тебя, Иваныч…
 - У тебя были (пауза) крылья? (АИ)
 - Были. Я свои срезал сам, под корень, наживую. Сдал ксиву и теперь здесь. Ты думаешь, что там благодать наверху, и нимбы, и святые души, и облака воздушные под ногами?!! (Микки закипал в гневе). Да ни**я подобного! Там война! Там кровь, там тебя так же продают и покупают, делят и пилят. А здесь забирают новобранцев. Да только в наши ряды все меньше и меньше идут. Она была особенной. Она была не такой, как все. Я-то темная душа, которую излечили. Излечил тот, кто направил Тиму и меня на это дело. Я всегда был один, прошлое пронзало постоянно вспышками, картинами этого вашего гадкого, мерзкого, серого мирка. В моем распоряжении были элитные воины – преторианцы. Говаривали, что это души и тела вояк еще римской империи. И вот как-то к нам прислали (пауза, ком в горле) её. Я с первой секунды взял её под личную опеку. В каждом бою с Кошмарами я закрывал её своими крыльями. Я научил её всему. Идеальная машина убийства.
- Как звали её? (АИ)
- У нас не было имен. Сложно объяснить. Мы даже лиц друг друга не видели. У нас были специальные шлемы. Но каждый всегда ощущал своего рядом. И ощущал все его чувства и определял эмоции. Поэтому не было предателей. Я был счастлив рядом с ней. Она любила меня. Так чисто, так светло, так не по-земному. Словно все души всех веков впивались в меня одновременно. Мое прошлое оставило меня в покое. Я нашел гармонию в себе. У нас там не было ни поцелуев, ни объятий. Мы соприкасались только душами. Но рано или поздно все хорошее кончается, Иваныч. Тебе ли не знать. И вот эти черти придумали способ обмануть нас. Был послан Кошмар в нашем одеянии, с такими же, б**ь крыльями (Микки закурил очередную сигарету).
 -Так его же раскусить можно душой было! (негодовал АИ)
- Так вот, Иваныч, этого - нельзя. И вот однажды мы шли в наступление. 10 преторианцев. Её не было с нами. Мы положили около сотни кошмаров. Но тут началось невообразимое. Пошел брат на брата. И я потерял связь с каждым. Я не чувствовал их совсем. Не знал, кто свой и кто чужой. Поверь мне – это самое тяжелое. Когда ни друзей, ни врагов. Но льется кровь. И она, даже там вот такая (Микки достал нож и надрезал ладонь, сжал ладонь в кулак, на пол начала струиться кровь). Она, сука, красная!! Я стоял и не мог пошевелиться. Я был рукопашником, без огнестрела или резака. Наконец, осталось нас лишь двое. Все братья мои лежали на земле. Тела были изрублены на куски. А этот шел прямо на меня, а за ним поднималась тьма. За ним шли кошмары, эти мерзкие твари без лица. Все в черном. Мы всегда легко их обнаруживали по кромешной пустоте. Знаешь, это как мороз по коже. Значит рядом они. А я все так же не мог и пошевелиться. Он нанес удар резаком по голове, прорезав мой шлем. Этот шрам с тех пор каждую ночь болит, словно вечное напоминание. И только тогда я смог пошевелиться. Во мне все горело пламенем. Мое прошлое сыграло мне на руку. Только они не знали, кем я был до. А я был сущим кошмаром. Я выхватил у него резак, сломав руку. Затем отсек ему обе ноги до колена, чтобы сука эта никуда не делась! (от нервов у Микки снова начался припадок, АИ держал его голову, прижимая к груди, со словами: «Тише, Миша, тише, потерпи немного». Через минуту все пришло в норму.). Спасибо, отец (Мик был смущен такой заботой старика) Потом я разобрался со всеми кошмарами. И только после этого я начал мучить эту тварь. В итоге я порубил его на сотни частей. Но в этот момент тьма окутала меня. Я бродил в темноте минуты, часы, дни, ночи, годы. Я молился, я думал все время о ней и о своих погибших братьях. И я вернулся. Обратно к своим. Но она не выбежала мне навстречу. Ко мне вышли братья. Но в их крыльях были черные ленты. Вышел создатель. Он обнял меня. Мне стало страшно. И в этом объятии я прочитал всё, что случилось. Моя девочка ждала меня. Но это причиняло ей немыслимую боль. Меня искали все, но не могли найти. А как найти того, кто блуждал в собственной тьме. И однажды (по лицу Микки текли слезы, прямо по борозде шрама, солью огаляя рану на лице) она ушла мимо охраны к приёмнику. Я так называл то место, откуда забирали новобранцев и оттуда же ангелы отправлялись на землю, расправив свои крылья с золотыми лентами. Но в ее крыльях были черные. И она… Она просто рухнула вниз. От той боли меня начало жечь изнутри. Создатель пытался удержать меня, как и братья-преторианцы. Но я сбежал сюда. Я искал её. Я все так же могу ощущать своих и чужих. Но ангелов здесь не было. Я не ощущал никого. Годы шли. Я искал её везде и всюду. Мне потребовалось несколько столетий здесь на земле. Если ангел не расправит крылья, то он просто сгорает в лучах солнца. Она сгорела. Понимаешь, она сгорела. Она не расправила их. Потому что меня не было рядом. Ты понимаешь?! В тот же миг я срезал крылья, получил в остаток пару-тройку десятков лет жизни здесь и хронический алкоголизм вместе с этим проклятым синдромом. И я проклял себя! Участвовал в чеченской второй компании, Афган не застал.  Вот так. (Микки опрокинул друг за другом две рюмки коньяка, уставившись взглядом на панораму ночной Самары).    
- Каждый из нас проклят по-своему. Главное – не стать камнем. А ты не камень, ты человек. У тебя сердце, у тебя душа, ты будешь счастлив, обязательно! (АИ так же стоял неподвижно, наполняя грудь ночной прохладой)
- Они ведь бросили вас там, перед самым выводом. Бросили на смерть, на боль, не оставив веры. (Микки)
 - Во всем ты прав, но только не насчет веры. Да, перед выводом нас оставили без поддержки, закрытыми в окружении. Я ведь тоже блуждал в своей собственной тьме. На моих руках, в душе крови столько, сколько мы не выпьем коньяка за всю жизнь, мальчик мой. Но вера. Вера… Она меня и привела, без глаз. Привела обратно домой. Хоть и чужим стал дом, хоть и забыт я стал. И голубушка моя уже грелась под чужим крылом. Да и детишки мои уже не видели во мне отца. Я для них так и остался дядей Сашей. А для неё Санькой. Тяжело было не есть тот помет, в который нам ещё и подсыпали наркотики, тяжело было не стоять на коленях в яме под струями опорожняющихся арабов и негров-наемников. Но тяжелее было просыпаться просто Санькой и просто чужим дядей. В то время как кто-то украл у меня право быть «Любимым» и быть «Папой». Они не виноваты. Эта война, задор украли время. Хотя она и не любила меня уже, а дети запомнили тепло чужих рук, тех, которые грели, а не тех, которые сжимали раскаленный металл. Она дала ему право согревать их, ласкать и лелеять. Я ведь даже не знал. Я ведь даже не мог на них посмотреть. И дотрагиваюсь теперь лишь до их ладоней, передавая деньги после очередной пенсии. Три ладони, её ладонь самая холодная и чужая из них. Ему руку я никогда не жал и никогда не стану. Один раз плюнул ему прямо на руку, когда тот её протягивал. Так он избил до полусмерти. Жена бывшая так и не подошла.
     Две слезы невольно, со стыдливостью показались из краешек глаз. Микки подошел, вытер слезы грубой рукой и по-сыновьи прижал к себе старика, которому было-то всего  пятьдесят. И не война состарила его. Нет! Эта жизнь, в которой его руки стали уже не нужны, несмотря на такое количество ласки и заботы, которое он накопил за все годы. Годы отчаяния. Годы гнева. Годы смирения. Годы ожидания.
 - Иваныч, брось, я тут коньячек ещё один нащупал и лимончик к нему в нашей авоське. Артемыч красава просто – не забыл про лимон. Давай накинем за твоё здоровье.
 - Ну нет (чуть улыбнулся АИ). Тогда за нас! Чтобы у тебя отросли новые крылья, а я хоть на минуту смог снова увидеть этот серый мир и детишек своих.
   Микки разлил по пластиковым стаканчикам французский коньячек, нарезал ножом лимончик, и вояки оформили по сто грамм с нескрываемым удовольствием. Затем Микки разлил ещё по одной порции, закурил и подошел к ящикам. Резким и острым ударом ноги он сбил замок на первом ящике. Поднял крышку.
 - Иваныч, похоже снимать будем «Рэмбо. Первая кровь». Тут всё, как в фильмах про войну с белыми и даже больше. (Микки) Микки разорвал пакет, постелил его на бетонный пол и стал выкладывать стволы.
 - ПП-2000, четыре штучки. Красота. Он же девяти миллиметровый пистолет-пулемёт от тульского КБ. А вот патроны 9 на 19 миллиметров повышенной мощности. В комплекте глушители. Запасной магазин в качестве плечевого упора. Шеф знал, что приобретать.
 - Кто такой Шеф? (АИ)
 - Создатель. (Микки)
  АИ взял ПП в руки, аккуратно руками осмотрел пистолет, затем другой рукой достал глушитель, ловко прикрутил к стволу, вставил обойму, вздернул затвор.
 - Направь руку, Миша. (АИ)
 - Легко. И Микки направил руку АИ в сторону от себя. АИ разрядил обойму полностью и с улыбкой опустил ствол на землю, поставив на предохранитель. Вещь! На близком расстоянии просто песня.
 - А-то!!! (Микки не переставал улыбаться. Он выхватил пистолет из руки АИ и втянул ноздрями запах пороха из ствола.) Обожаю запах напалма по ночам! Давай-ка намахнем и посмотрим, что ещё есть. Это только начало. Крякнув от удовольствия, вояки снова выпили по сто. Микки достал очередные «игрушки»:
  - Вот они родные. Четыре АКС74 с запасными рожками и патронами. Думаю, что господин Калашников нам не гость, а отец родной и в представлении не нуждается. Глушители также в комплекте. Становится веселее. А вот и Пистолет ТТ.
 - Дай-ка я расскажу. Отличается простотой конструкции. Нетипичный для пистолетов очень мощный патрон обеспечивает необычно высокую проникающую способность и дульную энергию около 500 джоулей. Короткий, лёгкий спуск большую точность стрельбы. (АИ)
 - Силен, отец! Убойная вещь в нашем бою. Заверните, как говорится. (Микки)
 - А вот это уже Темычу на крышу. (Достает пулемет) Бронетранспортерный пулемет ПКМБ ставится на машине на металлической вертлюжной установке с держателем для патронной ленты и гильзоулавливателем с мешком для стреляных гильз. Масса с установкой, без боекомплекта - 17,5 кг. Об убойной силе, думаю, вообще говорить не нужно. А для нас 7,62-мм пулемёт «Печенег». Между прочим, парочка, и тебе Иваныч даже целиться не надо. Установим его на третьем этаже, на обзоре будет вся площадка перед башнями вдоль рельсов. Тебе только жать на спуск и перезаряжать ленту. Патронов дохрена. Для снижения шума здесь у нас экспериментальные модели съемного прибора малошумной стрельбы или просто ПМС. Были опробованы в Чечне. Звук выстрела уже не слышен на дальности 400-600 м. (Микки)
 - А во втором ящике что? (АИ)
 - Сейчас узнаем. (Микки открыл ящик) Так, здесь снайперская винтовка Драгунова. Просто и со вкусом. Патроны винтовочные 7,62 на 54 мм с бронебойно-зажигательными пулями. Подача патронов при стрельбе производится из коробчатого магазина емкостью 10 патронов. На дульной части ствола крепится пламегаситель с пятью продольными прорезями, маскирующий также выстрел в ходе ночных операций и предохраняющий от загрязнения ствола. Огонь ведется одиночными выстрелами. Собственно, для неё нам нужен человек. Уж прости, Иваныч, ты не подойдешь.
 - (АИ махнул рукой с детской улыбкой) Переживу.
 - Дальше здесь у нас бронежилеты, кастеты заводского производства – надо сказать, хороший товар. Ножи, соответственно, тоже прилагаются. Ха..есть даже бита. Что тут  у нас – Ред сокес.. Американская что ли?! А вот на дне у нас отдельные ящички. (Микки достал пару небольших ящиков, открыл) Здесь дымовые, светозвуковые, конечно же, ручные осколочные гранаты РГД-5.
 - Давай-ка спустим всё это вниз, а то дождем зальет. (АИ)
    Парни отправились переносить оружие на нижние этажи.
    Дождь лил стеной. Играла приятная композиция «ATB - Till I Come (9 Pm deep house remix)». Я всегда любил музыку. Помню свое первое тату на правом плече. Я уверен и всегда буду, что тату - это не просто наколка на коже. Тату - это символы души. И как раз первое тату я решился сделать в честь творчества музыкального коллектива, который вместо дворовых друзей и братьев, которых не было, воспитал многое во мне. Он дополнил то, что дали мама, папа, бабушка, дедушка, но уже с острой заправкой, так сказать. И с тех пор их строки могу и не вспомнить все, но тату у меня внутри как память о тех моментах, когда эта музыка играла и помогала вставать и нападать. Второе тату сделал неделю назад - лев с короной. Совсем не пафосный и не для красоты. я многого в жизни боялся, пока старался подойти под поток, но в итоге мышь стала львом, молодым еще, неопытным и порой теряющимся. Но я король своей жизни. И для своих детей я должен быть королем-львом, словно Муфасо для Симбы. Ох уже эти дорожные мысли в голове.
    Я летел на 170, хотя почти трехтонную машину заносило на поворотах из стороны в сторону словно игрушечную. На улицах не было ни души. Было холодно в салоне, я откупорил бутылку какого-то бренди (От Мика в дорогу) и начал пить маленькими глотками. Волнение зашкаливало. На выезде из города я едва уловил в свете фар силуэт на обочине. Что-то щелкнуло внутри меня. Я резко ударил по тормозам. Машину развернуло на пустой дороге. Переведя дух, я направился обратно. Действительно, на обочине стояла девушка. Вся закутанная в какой-то балахон наподобие дождевика. Одной рукой она вцепилась в пакет, другой сжимала телефон. Я подъехал к ней, развернулся, открыл дверь. Решил ничего не объяснять и просто сказал: «Садись». Она молча села, по-прежнему сжимая пакет и телефон.
    Я увидел лицо. И… мой сон… Все мои сны… Это она… Я замешкался, но собрался и пристегнул её ремень, открыл бардачок и предложил положить пакет туда вместе с телефоном. Она, не глядя на меня, сложила туда свои вещи. Я включил «печку», налил в пластиковый стаканчик бренди и протянул ей: «Пей». Она взяла стакан, залпом, щурясь, выпила до дна. Затем начала громко кашлять с непривычки и смущенно прижала ладони к губам. Я протянул ей плитку шоколада. Она схватила его своей ледяной, но очень нежной рукой и начала жадно есть.
 - Я не проститутка (выронила Незнакомка быстро и неловко и отвернулась в сторону) В отражении я видел, как она постоянно утирает предательски заметные при встречном свете фар слезы.
 - Я знаю (я).
 - Можно я ничего не стану рассказывать? (Незнакомка)
 - Можно. Только скажи, как тебя зовут (я)
 - Саша.
 - Я - Тим (я)
   Она улыбнулась. Это улыбка была очаровательна до исступления. Я остановил машину и предложил ей разместиться сзади и немного поспать. Она выглядела смущенной и встревоженной, но усталость в ней заставила её согласиться. Не знаю, чем я заслужил такое доверие незнакомого мне человека. И уже не в первый раз за тот неполный день. Я сложил сиденья, постелил одеяло из багажника. Я о нем совсем забыл тогда у элеватора, но сейчас это старенькое чистое шерстяное одеяло стало приятным сюрпризом для Саши. Она легла прямо в обуви, я помог снять её насквозь промокший дождевик. На ней было изумительное платье, лёгкое для такой погоды, но очень изящное, из разряда вечерних. Правда я заметил, что оно было помято и порвано слегка с одного края. Её глаза закрывались, крепкий французский напиток сделал своё дело. Я даже не успел толком расправить одеяло, как она уснула. Я снял туфли с её ног, аккуратно положил ножки в черных колготках на сиденья, укрыл своей старой, но теплой курткой всё её маленькое хрупкое тело. Колготки были порваны. Как же всё странно. Мой «навигатор» прорывал ночной мрак с диким ревом. Вода из-под колес волнами обрушивалась на дорогу, словно я рассекал океан на испанском галеоне. Слегка слышно было через динамики прорывающееся: «Снег, город, машины, руки, капоты, погоны, Любовь, ломанный лед, лаборатории, мода, дома, Мама, расскажи где я, И внутри вселенная моя любит небо» в исполнении старины Лок Дога.
    В голове крутилось из написанного ранее: «Свежим ветром расправило крылья, ночное небо богов сдано мне на правах бессрочной аренды. Солью океана наполнило грудь - и уже гребни волн играют блеском на стали белоснежных перьев. И ароматы дальних земель так просто и так дерзко в ноздри до безумия будущих ласк. Не дашь мне насладиться полётом, и я уже взглядом на теле твоём прожёг в муках паники огненный шрам». И мне нельзя было смотреть назад, нужно было следить за дорогой, но я постоянно смотрел в зеркало заднего вида, следил за каждым её вдохом и выдохом. И так глупо, но так счастливо улыбался.
   Почему-то вспомнились Фернандо с Саймэном. Где же вы сейчас парни?! Нас было трое тогда в Вильямсбурге, штат Вирджиния. У одного тэкила в крови и в словах дикие пляски ветра в мексиканской пустыне, у другого – в каждом движении танец пряного востока с рьяным порывом измирского воина, у меня в глазах стояли голубые небеса родной земли - простой, открытой и для добра, и для зла, и для света, и для непроглядной темноты. Было светло на душе, хоть и не хватало в такой важный момент этих ребят рядом. Не было времени, да и прошлое часто служит своей благой цели, оставаясь лишь прошлым, не вмешиваясь в «здесь и сейчас».
   Было около 5 утра, когда мы въехали в Сызрань. Небо после дождя в предрассветном ожидании выглядело помолодевшим и свежим. Оно благоухало ароматами просыпающегося городишки. Я заехал на улицу и остановился у дома Ильи. Вышел, начал аккуратно стучать в дверь. Тут же залаяли собаки в соседних дворах, стал возмущаться Илюхин барбос во дворе. Конечно, боялся, что Ильи не будет дома и я зря разбужу его родных. Но мне крупно повезло. Раздался знакомый голос: «Кто там?»
 - Открывай, Илюха! Это Артем! (вполголоса проговорил я у самой двери)
Илюха вышел весь помятый и взъерошенный и воскликнул с торжеством гимназиста в голосе:
 - Мой друг, такая рань, но рад встрече. Как никогда! (Илья) И ринулся ко мне.
 - Как ты? (я)
 - Да как я! Пьяный я – вот как я! (Илья) Вот послушай, из недавнего прошлого, но свежо как никогда, про себя, про тебя, про нас, молодых, красивых:

«О, эти строки обо мне,
и, у бомжа стрельнувши приму,
я изучил себя из вне,
вдохнув чрезмерно много дыма.

О, эти строки обо мне,
мое лицо красиво дышит,
цветок в лощёной пятерне,
и комплименты ушки слышат.

О, эти строки обо мне,
свеж юности упругой сок,
зарубок много на ремне,
я среди онучей носок.

О, эти строки обо мне,
серьезный рот лишен улыбок,
мой нрав каленый на огне
бывает в тоже время зыбок».

     Глаза Диогена (так Илью звали «в народе» или просто «Ди») блистали, словно звезды в морозную ночь. Он весь горел в порыве свежести и великолепия своего зрелого и зрелищного максимализма. На ходу накидывая старую куртку, надевая второй туфель на голую ногу, он напоминал гения, вышедшего из своей лаборатории после долгих лет экспериментов над самим собой. Хотя другой подумал бы, что он просто изрядно напился и никак не может привести в гармонию ни свою измученную душу, ни загорелое и крепкое тело. Мы поздоровались, обнялись, не видели друг друга столько лет. На правой руке все так же зловеще поблескивал стальными шипами кожаный браслет в компании плетеных «фенечек». Сочетая прямоту и закал рокера из прошлой эпохи, спокойствие и умиротворенность растамана, этот человек был предан классической музыке и высокому искусству, порождая неизгладимый след даже после минуты молчания в его компании. Его дреды с вплетенными лентами, не уложенные спросонья, да и не мытые, видимо, давно были флагом свободы в закомплексованном и деспотичном мире провинции. Его стихи пронзали душу ветром с далекого океана и вызывали восторг. Его талант был уникален, сочетая многотонный груз металла, свойственного поэзии Маяковского, и безграничную, легкую небесную красоту Есенина. Артюр Рембо двадцать первого века, вечный бродяга, безудержный в своих мыслях, сбивающих с ног обывательский стереотипный обиход. Крепкий табак, крепкий алкоголь, небритость неделями, путешествия по стране создавали великое и ужасное на листе бумаги. Зачем все это рассказываю? Да ты пойми, что есть заводские тела и души, просто сбор физики и мысли по стандартам современности, а есть душа из прошлого, прошедшая через столетия и впитавшая многое и от многих. И именно эта душа именно в этой оболочке была способна здесь и сейчас посадить свой зад в мою машину и принять славный бой, прикрыв собой без пафоса, но в отчаянии. 
   Он тщательно и быстро отточенными движениями протер свои очки с круглыми стеклами и начал разглядывать меня:
 - Выглядишь прекрасно, Артем! Машина просто зверь. И чем обязан такому визиту?
 - Илюх, давай чуть потише, у меня в машине гостья, спит. Времени в обрез. В общем, просьба моя тебя поразит, как и всё, что я тебе расскажу. Ты поедешь со мной повоевать за благое дело?
 - Война плечом к плечу, да за хорошее дело и с хорошим человеком!? Предложение в духе времен расцвета римской империи. Пять минут, и я, нет – мы, мой друг, мы тронемся на твоей чудесной колеснице.
 - С собой ничего не бери. По дороге всё купим – одежду, еду, всё, что пожелаешь, дружище.
 - И нимф прекрасных с яркими очами? (Ди)
 - И нимф румяных, и вина красного (рассмеялись мы) Захвати ещё теплое одеяло для моей гостьи. (я)
 - Минуту. (Ди)
   Илья убежал. Я заглянул в салон. Она посапывала, словно ребенок в колыбели. Я не удержался и несмело провел ребром ладони по её щеке. Во мне всё будто задрожало, запульсировал каждый кубический сантиметр крови в венах и артериях. Я ощутил необыкновенный прилив нежности во всем своем теле. Столько хотелось дать тепла и ласки этому маленькому человечку, этой девочке с зелеными глазками.   
   Через пару минут прибежал Илья, уже уложив свои дреды и всё-таки с авоськой за спиной. Он передал мне одеяло. Я аккуратно подложил один его конец Саше под голову, другим накрыл её поверх куртки. Я хотел поменть куртку и одеяло местами, но она мертвой хваткой сжимала её, словно любимую игрушку детства. Мы закурили с Диогеном на дорожку.
 - Я тут прихватил кое-что. (И Диоген достал из своей авоськи обрез).
У меня чуть челюсть не отпала.
 - Один в один как в «Брате»! (я)
 - Так и есть, патроны все здесь, усилены как подобает. Шляпки гвоздей, металлическая стружка, магний, соль, по старому-доброму рецепту. (Диоген)
 - Тогда докуриваем и в машину. Едем в Самару. (я)
   Мы сели в машину и аккуратно тронулись по грунтовке. Впереди было два часа, чтобы объяснить Диогену, что нам предстоит.
    Только мы выехали на трассу, как со встречной полосы на полной скорости развернулся черный лэнд крузер и направился в нашем направлении. Я понял, что за нами.
 - Илья, заряжай обрез. Как только тот джип сравняется с нами, вылези через люк и стреляй в лобовое. (я)
 - Понял. (Ди)
   Крузер стал набирать скорость, и я увидел через боковое зеркало бойца с автоматом. Они стали заходить слева. Как только машина зашла на полкузова, я крикнул: «Сейчас!» Ди моментально высунулся из люка и, опередив бойца из машины на долю секунды, спустил оба курка. Выстрел был меткий, прямо в левую часть лобового в область водителя. Машину моментально повело влево на встречку, и джип вынесло с дороги в канаву. Саша проснулась и закричала в ужасе. Я стал её успокаивать: «Всё хорошо, Сашенька. Всё хорошо…» Ди сиял в боевом оскале.
 -  Красавчик! (я)
 - Плохие новости (голос Ди заметно изменился, он стал тревожно перезаряжать обрез) Сзади ещё три машины и, судя по маневрам, скорости и стволам из окон – это наши гости.
   Я вдавил в пол педаль газа, но в зеркале заднего вида их яркие фары стали приближаться всё быстрее и быстрее.
 - У меня нет с собой оружия, Ди. С обрезом мы их не остановим. Саша, ляг быстро на пол, закрой уши, зажмурься и не поднимай головы, что бы ни случилось. Попробуем оторваться (я)
  Но дорога была без съездов, по краям полотна был лес, отделенный глубокой канавой. Отчаяние стало проникать в меня. Но, черт возьми, на встречной полосе я увидел уже так хорошо знакомый мне «меркьюри кугар». Он пролетел мимо. Я лишь успел разглядеть улыбку на лице Шефа. Он спокойно покуривал, но я понял по улыбке, что сейчас будет что-то грандиозное. По зеркалам мы стали наблюдать.
    Едва авто шефа приблизилось к первой машине конвоя – черной «хонде аккорд», как из салона в салон мелькнуло что-то похожее на камень. Затем второй уже в салон следующего авто. «Кугар» резко ушел вправо. Раздались друг за другом два взрыва. Оба автомобиля взлетели на воздух. Остался лишь один «форд рейнджер» – пикап, на котором был установлен пулемет. Пулеметчик судорожно начал вести огонь по машине шефа, но тот развернулся и направился за ним. Пули не могли пробить броню. Я резко сбавил скорость и попросил Ди повторить былое «фаер-шоу». Он снова высунулся в люк, и как только подпираемый сзади «форд» оказался на расстоянии десяти метров от нас, Ди спустил курки. Кровь водителя и переднего пассажира брызнула на лобовое. Форд вынесло в кювет вместе с пулеметчиком. Мы еще пять километров ехали друг за другом, затем свернули с дороги. Шеф вышел из машины:
 - Рад видеть! (Мы пожали руки) Дела плохи. Кто-то уловил ваш сигнал, я слишком поздно обнаружил связного. Это лишь слабые силы, брошенные против вас. Нужно срочно и, главное, незаметно возвращаться к элеватору и ждать там. Кстати, для тебя есть подарок – держи. (Шеф протянул мне конверт)
   Мы сели по машинам и разъехались. Илья пересел назад по моей просьбе, где успешно развалился в своей растаманской позе, чтобы вздремнуть в обнимку с обрезом. Саша пересела на переднее сиденье. Ее трясло, я взял её за руку и не отпускал, повторяя раз за разом: «Все хорошо, Сашенька, все хорошо…» Мимо пролетали уютные старенькие домики поселков, машины, люди, но это уже не интересовало её. Она частенько, но украдкой смотрела на меня. Меня это доводило до покраснения лица. Ощущение детского смущения меня и радовало, и пугало. Но это было безумно приятно. Это было отголоском из тех снов, где была Она. Иногда наши взгляды пересекались, и мы отворачивали лица с нескрываемой радостью и по-детски широкими улыбками.
 - Ты очаровательна, Сашенька. (выронил неловко я)
 - Спасибо… Тим… (Саша увела глаза в сторону, но улыбка выдала её)
 - Ты успокоилась? (я)
 - Почти. Почему ты не хочешь открыть конверт? (Саша)
 - Люблю сюрпризы и по привычке смакую момент, хотя в данной ситуации лучше не ждать. Откроешь?
 - Хорошо. (Саша открыла конверт) Здесь записка.
 - Прочитай, Саша. (я)
 - «Самолет через два часа. На борту Фернандо». Кто это?   (Саша)
 -  Он… Он брат мой. (меня пробрала дрожь) Но как?! Он же на другом континенте. Мы не виделись много лет.
   Нужно было торопиться и срочно забирать Фернандо. Сколько же не видел его, старину Фернандо Васкеза! Мысли в голове кружились в буйном торнадо. Как он нашел его?! Хотя глупый вопрос, ведь он это ОН. Я вспомнил татуировку на левом плече Ферни – ладони, сложенные к небу с мольбой о прощении к Богу. Значит Фернандо всё-таки завершил тату и нашел способ к искуплению. 
   Я начал вслух: «Помню, как мы сидели с ним в его «линкольне навигаторе», смотрели в небо через открытый люк в крыше, и вместе с коварным мексиканским дымом в небо вырывались наши мечты, планы, секреты, откровения из самых глубин.
 - I miss my kids, Tim. Look. (Я скучаю по своим детям. Взгляни, Тим) Фернандо достал две фотографии. На одной был смешной мальчуган, смуглый, с черными глазами, с такой открытой и безграничной улыбкой. На второй была чудесная девочка, смущенная, насупившаяся, с глазами-звездочками, такая же смуглая, с волосами, уложенными в африканские косички. Фернандо провел большим пальцем по лицам своих детей на фотографиях, поцеловал их, задумчиво глядя вперед в темный горизонт. Его глаза блестели.
- They are really wonderful, bro! And so beautiful! (Они такие чудесные, брат! И такие красивые!) (я) Видя, что Фернандо наклонился вперед, упершись головой в руль и закрыв глаза, я взял его за плечо и крепко сжал. Be strong, amigo, be strong for them. (Будь сильным, амиго, будь сильным для них) 
 - I will. I promise. (Я буду. Я обещаю.) (Ферни)
   Мы тогда просидели пол ночи в машине, пропуская через себя десятки кубометров дыма, сотни слов и еще больше молчания. Но в этом молчании мы находили себя, понимая, что вот они – две души, русская и мексиканская, обе одинокие, обе сильные, уже скреплены братством, пройдя через ритуал в кожаном салоне».
- А что потом? После твоего отъезда? (Саша)
- Потом прошли годы. Визу уже не дали. Работа, суматоха, редкие звонки. Он вечно был под кайфом и вряд ли мог осознавать, что я звоню. Но я всегда помнил про наше братство, и сейчас я снова тот же Тим, который работал помощником бармена в отеле Мэрриот летом 2008, а он тот самый чудоковатый мексиканец, напоминающий питбулля, с волосами, прилизанными гелем, на джипе с хромированными литыми дисками, истекающий слюной при виде женщин, но с такой понятной мне и открытой душой ребенка.
   Незаметно мы уже оказались на стоянке аэропорта. Я оставил всех в машине и поспешил в зал прилета.
   (трек № 18) Люди, люди, люди… Громко, тихо, со скверным запахом пота и обдавая ноздри ароматом дорогого парфюма, вся эта пестрая толпа прилетевших вводила в волнение. Где же этот чертов мексиканец?! Уже почти все вышли с рейса. И.. в олимпийке с тремя полосками, найковских кедах, джинсах, подогнутых к низу, дерзких спортивных очках в пол лица навстречу мне неторопливо двигалось «раскачанное» тело невысокого Фернандо. Я уже не мог сдержать свой смех, свою радость от встречи с другом спустя годы и воскрикнул (как оказалось, на весь терминал аэропорта): «Кем паса, амиго!!».
   Мы обнялись как в старые-добрые времена, крутые времена, harsh times. Шеф знал, что делал. Приехал не человек, приехала эпоха и прошлое, где была моя былая сила, уверенность, где было счастье.
 - You are big, Tim. As I told you so many years ago. Look good, look strong like a beast, amigo (Ты большой, Тим. Как я и говорил много лет назад. Выглядишь хорошо, выглядишь сильным как зверь, дружище). (Ферни)
 - So glad to see you, dirty Mexican! Missed you, bro! (Так рад видеть тебя, грязный мексиканец! Скучал по тебе, братко!) (я)
 - Me too! (я тоже) (Ферни)
 - So, we need to hurry up, Nightmares are coming. We must be prepared, g-bro. Let’s go to my car. You will like it – Lincoln Navigator 1998 (Итак, нам нужно торопиться, Кошмары на подходе. Мы должны быть готовы, джи-бро. Пошли к машине. Тебе понравится – Линкольн Навигатор 1998 года). (я)
 - No way!! That’s awesome, crazy russo (Не может быть! Это потрясно, сумасшедший русский) (Ферни)
  - Let’s go (Погнали). (я)
   Мы подошли к машине. Саша вышла, и я познакомил ее с Фернандо. Ди спал в машине, с ним знакомство вышло заочным.
 - Is this young beautiful lady yours?! So wonderful! The real angel! And she is so hot (И эта молодая, красивая леди твоя? Настоящий ангел! И она такая горячая!) (Фернандо смущал Сашу, но при этом так смешил нас своими «комплиментами»).
- Don’t listen him! Не слушай его! Ты ему просто очень нравишься! (я)
- I’m Fernando! Tim’s bro! And it is a pleasure for me to see such a wondergul girl with my best friend ever! (Я Фернандо! Брат Тима! И это честь и удовольствие для меня видеть такую чудесную девушку с моим лучшим другом) (Ферни)
 - I’m Sasha. It’s a pleasure for me too, Fernando! (Саша)
   Я отвез Фернандо и Ди к башням и оставил там. В дороге Фернандо рассказал нам, как он оказался здесь. Еще три дня назад он был в самой бедной и обшарпанной мексиканской деревне, спиваясь, протрачивая последние доллары на случайный секс, текилу, травку и героин. После моего отъезда он еще пол года отработал поваром в Мэрриоте. Но одиночество делало свое дело. Ему сносило крышу от марихуаны. В итоге он лишился работы, его гражданская жена Габриэла ушла от него. Дом отошел банку по закладной. Он продал и кадиллак девилле, и линкольн навигатор, поскольку подсел на героин. В итоге уехал в родную деревню в Мексику. Там он совсем одичал. Совсем один среди бедности и порока, он скитался без работы, выполняя поручения наркодилеров за очередную дозу. Ночами ему становилось немного легче. Не было ни стуков в дверь, ни звонков, ни палящего солнца и проклятого света. Он просто уходил в свое бунгало на берегу океана, часами смотря на лица своих детей на фото, пуская по венам забытую мечту. Но три дня назад к нему на берегу подошел человек. Он предложил вылечить его душу и тело. Фернандо согласился. Он не видел лица незнакомца в ночной непроглядной тьме. Лишь силуэт при его уходе в свете лодочного фонаря. Незнакомец передал ему сверток. В нем были заграничный паспорт с визой, деньги, билет на самолет и фотография с подписью: «He needs you» («Ты нужен ему»). Фернандо поднес зажженную сигарету к снимку. На нем он узнал тот пляж, те счастливые лица двух амиго. Я, в рубашке в черно-серую полоску и классических брюках, и он в белом поло и спортивных штанах «адидас» стояли, обнявшись брат с братом, с широко открытыми улыбками. И эти солнечные очки набекрень. Картинка ожила. С океана принесло волну свежести из прошлого. Факелы по кромке побережья. Саймэн с Педро поджигали очередной факел, разлили масло и чуть не спалили всю пьяную компанию. Пиво, зарытое в холодный песок, омываемый остывшим океаном. С ним рядом та самая девочка из Питера. Джулия. Юля. Он ведь любил её. А она его. Но всё прошло. Но тогда всё было так ярко. Тогда мы с ним готовы были бросить всё и уехать в Чикаго, начать бизнес. Он хотел бросить к чертям всю эту мексиканскую дурь и все эти страхи. И просто стать успешным и стать для своих детей настоящим отцом. Тут я подбегаю и сшибаю с ног. Педро помогает мне, и мы тащим Фернандо в соленую воду. Он выкрикивает все известные ему ругательства на испанском. И ночь так молода и так откровенно красива, девственна и нежна. А те звезды… Фернандо поднял глаза на небо. Он опорожнил карманы с наркотиками, бросив всё на песок. И с разбегу окунулся в океан. На губах была соль. В голове всё сразу стало так ясно. Он побежал к своему бунгалу, переоделся и затем бежал всю ночь до ближайшего городка. Утром он сел на автобус до Мехико. Затем перелет до Москвы. Пересадка на Самару. И он оказался здесь. И самое удивительное, что утром того дня его исколотые вены затянулись, ломки ушли. Шеф смог разбудить в нем того светлого ребенка, каким я знал его и каким он был и остается.      
   Мне нужно было многое успеть за день. Сашу я взял с собой. Предстояло забрать её младшую сестру из дома, пока мать и отчим еще спали.
 - Покажешь дорогу? (я)
 - Да. Я никогда не забуду этот дом. (Саша) Её глаза накрыла волна грусти. Пропал былой блеск. Я понимал, что это уже её прошлое и настоящее. Я положил свою руку на подлокотник ладонью вверх. Она опустила свою ладонь на мою. Я сжал её ладошку.
 - Мы заберем её. И ты забудешь всё, что случилось в том доме и в том прошлом. Но сначала расскажи мне правду. Преодолей боль и скажи всё. Станет легче. (я)
 - Папа ушел. Просто ушел. Мне было 10. Мама начала пить. Она шила платья на заказ. Но клиентов не стало. Мы жили в маленькой, уютной однокомнатной квартирке в промышленном районе. Денег не было, накапливались долги. Мама пропадала сначала днями. Потом уже и ночами. К нам приходили незнакомые мужчины. Этот запах незнакомца мне запомнился навсегда. Смесь бьющего в нос запаха алкоголя, духов, пота и эти звериные глаза. Меня выгоняли на кухню, пока мама и незнакомец проводили время в комнате. Иногда выгоняли на улицу в любую погоду и время года. Когда мне исполнилось 14, то мама встретила мужчину, который предложил переехать к нему за город. Мама продала квартиру. Мне пришлось бросить школу и работать в этом поселке продавцом в киоске. Мужчина вскоре взял её замуж. Через год на свет появилась Камилла, моя сестренка. Она – чудесный ребенок, просто дар Божий. Ты влюбишься в неё, когда увидишь. Мне тогда исполнилось 15.
   Тут Саша начала рыдать. Я остановил машину. Поднял подлокотник и положил голову Саши на колени, крепко обняв её и шепча на ухо.
- Я с тобой. Все будет хорошо. (я гладил её волосы, а у самого в горле стоял ком и глаза наливались кровью)
 - Этот мужчина был сутенером. Мама стала уже неинтересна его клиентам. И в один день вечером к нам в дом пришли трое мужчин. Я видела их раньше. Они строили коттедж на другом конце улицы. Грязные, вонючие, с похотливыми глазами. Они пили водку. Отчим запретил мне уходить и приказал сидеть с ними. Весь вечер они поедали меня глазами. Мама смотрела телевизор в другой комнате. Ками плакала у себя, в кроватке, но никто не подходил к ней. Я пыталась вырваться и уйти к ней, но отчим крепко сжал мою руку и посадил к себе на колени. Я начала кричать. Мама увеличила громкость телевизора. Камилла разрывалась в плаче. Отчим закрыл мне рот рукой. Затем начал вливать мне в рот водку и одновременно срывать с меня платье. Те мужчины помогали ему. Один из них ударил меня по лицу. Я упала на пол. Потом… (Саша вцепилась в мои руки. Я стиснул зубы от гнева и боли) Они изнасиловали меня. И так продолжалось почти каждый день. Каждый проклятый день. Все знали, но никто ничего не делал. И Камилла, мой светлый ангел… То же сделают и с ней, Тим. Прошу тебя. Забери её у них.
   Такая сильная боль проходила сквозь меня, я начал реветь сквозь зубы. Будто там был я. Я вдавил педаль в пол.    
   (трек «Kavinsky – Nightcall (feat. Lovefoxxx)») Сашин дом находился на выезде из города среди полуразваленных и покосившихся дачных домов и недавно возведенных элитных коттеджей. С собой я прихватил пистолет-пулемет с глушителем, спрятав от Саши. Я понимал, какой на себя возьму грех, но не сомневался ни секунды, что теперь семья Саши – это мы и её сестра Камила, а не мать-алкоголичка и отчим-сутенер, которые сдавали Сашу в качестве проститутки как местным дачным бродягам, так и жителям коттеджей. Я видел в её глазах это горе, отчаяние, боль с каждым метром все ближе приближаясь к дому. Она не убегала потому, что не могла оставить маленькую сестру им на растерзание. А убежав с ней, обрекала её на голод и детдом, где гораздо хуже. Но в ту ночь, как она рассказала мне, у нее что-то щелкнуло внутри, сорвало бежать в поисках чего-то или кого-то. Кто поможет. Кто спасет. Она знала, что куда ни обратись, в милицию или еще куда, их разлучат с сестрой, а она не могла без нее ни дня. Ведь всю нашу дорогу фотография хрупкой девочки с пшеничными волосами и зелеными глазками была у нее в руке. Она показала её мне, а на лице блестели алмазами слезы.
   Наконец мы подъехали к старому, покосившемуся выцветшему забору непонятного зеленого оттенка. Я взял сверток из бардачка, молча вышел и заблокировал двери машины. Саша занервничала и начала кричать, чтобы я выпустил её и дал пойти со мной. Но я шел не оборачиваясь. Я снял с калитки защелку, подошел к двери в дом, прислушался. Было тихо. Я выбил резким ударом ноги дверь. Быстро вошел. Достал из свертка пистолет и направился по комнатам. С кухни выбежало двое бродяг с пропитыми лицами со словами: «Ты, б..ь, кто такой!!». Раздались выстрелы, и два тела одновременно рухнули на пол. Затем я вошел в зал и увидел женщину, в испуге сидящую за столом. На полу была разбитая бутылка водки. На другом краю стола сидел мужчина, сжимающий нож.
  - «Где она?» (я)
  - «Кто?» (женщина)
  - «Камилла» (я)
  - «Во дворе в сарае. Не убивай нас!! Прошу тебя!!» (женщина)
Раздались выстрелы. В водке красными прожилками проступила кровь. Я вышел во двор, зашел в сарай. В темноте в углу я с трудом разглядел очертания ребенка. Девочка плакала и сидела, поджав под себя ноги, шепча: «Пожалуйста, дядя, не трогай меня». Я уже не мог сдержаться, слезы текли по лицу. Я подошел, взял её на руки.
   - Мы едем домой, Камилла. (я)
   - А Саша там? (Камилла)
   - Да, она ждет тебя, как и вкусная шоколадка (я).
      Я разблокировал машину. Саша выбежала и набросилась на меня с пощечиной, в слезах выхватила Камиллу, прижала к себе. Они сели в машину, я достал из бардачка обещанную шоколадку и отдал Камилле. Затем достал из багажника канистру с бензином.
 -  Я сейчас. (я)
 - Спасибо. (Саша была вся в слезах, но улыбалась, прижимая к груди головку Ками)
  И я влюбился в эту маленькую девочку с зелеными глазами и пшеничными волосами сразу же, как Саша и говорила. 
Я облил бензином весь периметр дома, достал спичку и поднес к земле. Земля была проклята в том месте, лишь огонь мог её очистить от того зла, что причинили двум невинным девочкам эти существа. Я знал, что их много, тех, кто совершал это зло с ними. Во мне закипала ненависть. Я впадал в полнейшее безумие, но понимал, что нам нужно быстрее убираться отсюда. Я бросил спичку. Пламя вспыхнуло, и дом охватило огнем. Я закурил. В глазах полыхало отражение пламени. Стало спокойно. Правду говорят о силе огня. Смотря на пламя, видишь вечное. А если это пламя сжигает мерзкое и гадкое, то это вечное улыбается тебе.
 - Едем. Забудьте прошлое. Есть только сейчас. И сейчас вы не одни, с вами семья. И я никогда не дам вас в обиду. А ты, юная леди, запомни, что если чужой пальчик без разрешения коснется тебя, такой сладкой и аппетитной (я пощекотал Ками), то я сломаю его в пяти местах. (моё лицо стало серьезным. Саша рассмеялась, а Ками смотрела на меня так внимательно и сосредоточенно, что я как мог сдерживал смех, чтобы продлить момент. В итоге я сдался и продолжил щекотать её, сидящую на коленях у Саши.
    В дороге я решил остановиться и купить девочкам одежды. Да и ребятам, собственно, тоже нужно было приодеться. В дороге девочки пересели на заднее сидение. Я открыл заднюю дверь. Саша гладила волосы Камиллы, нашептывая ей сказку про принцессу, её любимую. И смотрела на меня. В этом взгляде уже не было стеснения меня, только тепло, благодарность, улыбка.
 - Ну что, мои золушки, пора отправиться с феей по магазинам. (я)
 - А зачем? (Камила выглядела удивленной и заинтригованной)
 - А вот дядя Тим тебе все и расскажет в магазине. А если будешь много задавать вопросов, то всё купят без нас (я)
   Саша улыбалась, Камила тоже оживилась и слегка покривила губки в неловкой улыбке. Я специально зашел в магазин первым и за немаленькие деньги попросил оставить его открытым только для нас на час. Саша и Ками начали выбирать платья, юбки, блузки, спортивные костюмы, домашние вещи. Я сидел и смотрел, не успевая кивать в знак одобрения или, наоборот, покачивая вбок головой, негодуя, как такое можно носить. Они не стеснялись меня. Десятки цветов, стилей, наверное, сотни вещей. Конечно, наш «замок» был суров, но я уже планировал, как сделать его комфортнее. Я оставил девочек ненадолго и направился в строительный супермаркет неподалеку заказать кое-что из «удобств»: плиты ДСП, термопушки, генераторы, одеяла, спальные мешки, фонари, посуду и прочее необходимое из вещей. Затем забежал в продуктовый и набрал еды и алкоголя, много шоколада и сигарет. По пути не забыл и про детские игрушки и прикупил Камиле несколько плюшевых зверят. Когда вернулся, мои девочки уже сидели уставшие и ждали меня вместе с продавцами. Камилла была словно куколка в новом костюмчике розового цвета с пингвинами, кросовочках и с модной сумочкой голубого цвета. А Сашу я просто не узнал. Настолько она была красива в момент нашей встречи в своем порванном платьице, но сейчас… Такая милая, домашняя, в красных спортивных штанишках и кедах, в ветровке с плюшевым капюшоном, такая детская, такая озорная. Я расплатился, и мы поехали к башням. Я сразу предупредил, что комфорта будет мало, но все, что нужно из женских принадлежностей, я тоже прикупил. Это был самый быстрый и бешеный шоппинг в моей жизни. Оставалось только заехать купить мужскую одежду.
   «Навигатор» был забит до отказа. Но я настоял, чтобы уставшие принцессы зашли в салон красоты, который я так же успешно закрыл только для них двоих. А сам поехал выбирать одежду мужикам. Это было на грани комедии и драмы. Продавцы смотрели на меня с обезумевшими глазами, словно в «джентельменах удачи» – пары обуви разных размеров и фасона, куртки, пальто, джинсы, брюки, майки, свитера. Я ощущал себя как минимум одним из братьев тандема дольче и габбана. В итоге все было закуплено. Я уже предвкушал хлесткие шутки, брань Микки и довольные покрякивания АИ, которому понравится покрой и уют его гардероба. Затем вернулся к салону красоты. В унисон всему, назывался он просто и со смыслом  - «Золушка». У него уже стоял знакомый мне американский масл кар («muscle car»). Я подъехал к нему, подошел и сел в машину.
 - Вот и папочка (Шеф улыбался широко, довольно, радостно). Тим, это был твой выбор, но береги их. Здесь новые номера на машину и документы. Как говорится, мой человек, который из разряда «звезды тут и звезды здесь, если че надо – все порешаем», подвел. Послезавтра в полночь Кошмары придут. И они будут страшнее того, что видел в самых плохих своих снах. Это не последняя наша встреча. Я уже позаботился о твоих близких. У тебя чудесная мама, всю дорогу болтали с ней и смеялись. Ты -  замечательный сын. И прости, что так случилось с девочками, прости. (Шеф)
 - Мы будем готовы. Забудем прошлое. Нужно думать о настоящем, шеф. Но не бросай их больше, если меня не станет. Прошу. (я)
 - Вот, держи. (Шеф протянул мягкую игрушку Винни-пуха). Это для Ками, приставь к ней Микки, пусть охраняет её, Саша на тебе. Ди - отличный разведчик и будет на первой линии, АИ его прикроет. Ферни - настоящий тяжеловес, так что закрепляй за ним периметр. Он справится с крупнокалиберным оружием. Этот мексиканец странный тип, но человек хороший. Вот-передай ему (Шеф отдал мне сверток). С «тяжелого» я его снял, но это ему может пригодиться. Тренируй Сашу, открой её собственное оружие. Ками станет для Микки мощнейшим стимулом и даст ему энергию, которой он еще не ощущал в себе. Девочке нужен отец, настоящий. (Шеф)
 - (я положил руку ему на плечо) Я буду беречь их всех.
 - А они тебя, Тим. Мне пора (Шеф взял мою руку и крепко пожал, дотронувшись другой рукой до лица). Это тяжелый путь, мой мальчик, но его нужно пройти. Прощай.
 - Прощай!
    Я вышел в легкой грусти, но после его прикосновения ощутил в теле еще больше силы и надежды. Я сменил номера. Наконец вышли Саша с Камиллой. Хотя мои золушки итак были прелестны, но после трех часов ожидания я увидел просто восхитительных дам, радостных, счастливых. Такие милые африканские косички Ками, светлые, словно солнце, выглядели очень экзотично. По-взрослому, но слегка обведенные глазки влюбляли в себя всех, кто проходил мимо. Саша была бесподобна. Волосы были уложены прямыми, дерзкими линиями назад, обнажая её невероятно притягательное, эротичное лицо. Очерченные, смелые линии подбородка, скул, бровей, в унисон с мягкими линиями носа, чувственных губ, ночь её волос – всё это остановило время и всё движение вокруг в оживленном центре старой Самары. У меня чуть не подкосились ноги, и от улыбки стало сводить лицо. Такое ощущение счастья. Саша застеснялась, подойдя ко мне.
    - Ну вот как-то так… (Саша крутилась передо мной, словно балерина в музыкальной шкатулке)
    - Ты прекрасна, моя королева! И ты, маленькая принцесса…
   Ками пряталась за Сашу в стеснении. Я достал из машины два букета цветов, собранные из роз всех оттенков и красок (даже синие) и мишку. Ками схватила Винни-пуха и стала жадно нюхать благоухающие розы. Саша приняла цветы с еще большей застенчивостью и так неловко, но так бережно дотянулась до меня и поцеловала в щеку. Я схватил на руки их обоих и понес к машине. Они в шутку теребили меня за щеки. Наконец, м направились прямо к башням. 
  Уже стемнело, когда мы подъехали. Одновременно подъехала к воротам машина из строймагазина. Водитель был в недоумении. Я попросил выгрузить все у ворот на полиэтилен. Когда машина уехала, я открыл ворота и загнал «навигатор» внутрь. Меня уже ждали взбешенные парни. Микки второй час мучался без сигарет и алкоголя, АИ жаловался на болтливого мексиканца.
 - Твою дивизию, Тима, ты решил нас заранее всех тут в петлю загнать! (Микки)
 - Этот парниша меня уже с ума свел своей непонятной болтовнёй! (АИ)
Ди просто улыбался, глядя на Ферни, который выкрикивал: «You are fucking bastard!!!Tim! Donde has estado?» (Ты долбанный ублюдок, Тим!! Где ты был?).
 - Нет, ну он конечно не наших кровей и непонятно говорит, но я с ним согласен!!! Мать твою, долбанный кретин!!! (Микки снова повело)
 - Парни,парни!!! Amigo, listen!!! (Друг, послушай) Хочу познакомить вас с двумя невероятно очаровательными дамами. Сашу уже знают Ферни и Ди. (Я подбежал к машине, открыл дверь и подал руку Саше, потом взял Камиллу) Саша и Камилла, наши милые ангелы на этой войне.
 - Здравствуйте (почти одновременно смущенно сказали девочки).
 - Какие красавицы, действительно, настоящие ангелы, не бойтесь нас! (Микки тоже засмущался и как мог сглаживал свою грубость и старался не поддаться синдрому, чтобы не запугать девочек) Зовите меня дядя Мик! Я не кусаюсь, просто иногда ворчу и ругаюсь. (Микки раскланялся подобно аристократичной персоне эпохи 18 века. Это рассмешило Сашу и Ками) Какой классный мишка! (Восторженно показал пальцем на потрепанного, с заштопанным носом медведя Микки, подошел и пожал ему лапу. Это выглядело очень удивительно, когда такой здоровяк присел на колено и жал игрушке плюшевую лапу.) Как зовут?
 - Мишка (Ками повернулась наконец к Микки личиком и улыбнулась открыто, глядя ему в глаза).
 - Какие красивые глаза! Оух, держите меня, парни!! (Микки стал снова иронизировать и опираясь на мое плечо, изображать помутнение) Все, теперь я личный телохранитель этой малышки.
 - И мой поводырь (подколол Аи).
 - Так и есть, старый ты барбос (Микки).
 - (АИ подошел с помощью Микки и сначала коснулся ладонью лица Саши, потом Ками) Милые дитя, я Александр Иваныч, можно просто Дед. Такая нежная кожа, жаль, что не вижу вашу красоту.
 - А я, так уж и быть, дядя Ди… к вашим услугам, милые дамы (Ди тоже раскланялся и отправил девушкам воздушные поцелуи в своей поэтичной манере). Вы достойны красивых стихов.
 - Эй, болтун, лучше пока тосты придумай под винишко, что Тим привез! (Микки не переставал шутить. Ди лишь махнул рукой, послав ему воздушный выстрел в стиле вестернов)
 - (Фернандо чувствовал себя неуютно, я решил представить его лично Камилле) А это дядя Фернандо, он из другой страны, очень издалека, из Америки, и ты ему очень нравишься. У него тоже дочка-красавица, твоя ровесница, и сын. Он очень хороший, правда не говорит по-русски. Поздоровайся с ним.
 - Здравствуйте дядя Фернандо (протянула ладошку Камилла).
 - Hola, una peque;a princesa (привет, маленькая принцесса). Фернандо двумя пальцами пожал ладошку Ками.
 - What did you tell her about me, amigo? (Что ты сказал ей про меня, друг?)
 - Oh, nothing special, just that you are stealing the little girls and eating them for dinner (да ничего особенного, только то, что ты воруешь маленьких девочек и ешь их на ужин)
 - No way! Don’t listen him, he is a liar!!big fat liar!!(Не может быть, не слушай его, он лжец, большой толстый лжец). Фернандо начал в шутку колотить меня и заламывать руки). Мы все тогда были словно дети.
 - Итак, парни, отдохнули, а теперь за работу! За воротами почти тонна добра, которое нужно выгрузить и занести на вершину башни. Освобождается только АИ, он поможет девочкам с продуктами.
    И мы начали перенос. Электричества не было в башне, но мы подключили пять генераторов, положили плиты дсп, постелили сверху ковролин, разложили спальные мешки и установили тепловые пушки. Затем наладили свет, подключили даже плитку. Я прихватил два холодильных ящика, там что Микки заложил их доверху пивом. Но когда к нему подошла Ками с пакетом сока и пожаловалась, что он очень теплый, Микки тут же выкинул несколько бутылок и положил туда сок. Саша накрывала на раскладной стол и на пол разные кушанья – нарезки колбасы, сыров, салаты, овощи, фрукты, консервы. Я резал хлеб на бутерброды. Тут Микки, вошедший в кураж, стал распевать один за другим шлягеры Михаила Круга. К нему подошла Ками и шепнула что-то. Микки озадачился, опрокинул рюмку коньяка и замер в напряжении.
 - Господа, поступило предложение исполнить для нашей принцессы весьма необычную композицию. Сударь (повернулся ко мне Микки) прошу Вас взять роль второго солиста. АИ у нас на припеве, Ди по ходу разберется. Фернандо (Ферни удивленно посмотрел на Микки) Ви вил синг!! Синг сонг!ду ю андерстэнд! ес? окэй!
 - Песня про зайцев… В тёмно-синем лесу, (Микки)
 - где трепещут осины (я, с искорёженным от собственного отсутствия голоса лицом),
 - Где с дубов-колдунов опадает листва (АИ в унисон Микки)
 - На поляне траву зайцы в полночь косили (я и нежный вокал Саши)
 - И при этом напевали странные слова (Микки с АИ в обнимку, с рюмками на перевес и в предвкушении «никулинского» танца)
 - А нам всё равно, а нам всё равно, Пусть боимся мы волка и сову, Дело есть у нас в самый жуткий час, Мы волшебную косим трын-траву (подхватил Ди, Ферни как смог, даже Камилла начала выдавать нам чудесное соло, Микки уже второй рукой обхватил меня, и мы втроем начали пляски, разливая коньяк. Камила запрыгала вокруг нас)
 - А дубы-колдуны что-то шепчут в тумане (в один голос спела Саша)
 - У поганых болот чьи-то тени встают (изображая привидение, по-актерски исполнил Микки)
 - Косят зайцы траву, трын-траву на поляне (АИ начал «косить» своей тростью)
 - И от страха всё быстрее песенку поют (убыстряя темп, вмешался своим соло Ди)
 - А нам всё равно, а нам всё равно,
   Станем мы храбрей и отважней льва,
Устоим сейчас в самый жуткий час,
Все напасти нам будут трын-трава.
А нам всё равно, а нам всё равно,
Пусть боимся мы волка и сову.
Дело есть у нас в самый жуткий час
Мы волшебную косим трын-траву!!!

   Это была настоящая вакханалия, дикие пляски. Фернандо начал бит-боксинг, не уступая «фифти-центу» по харизме своих реп-жестов. В итоге все дружно начали хохотать. Камилла уже сидела на шее у Микки. АИ крутил тростью и приплясывал, словно Фрэнк Синатра. Саша пила со мной шампанское на брудершафт. Ди с Фернандо сообразили самокрутки с тем, что было в пакете, переданном специально для Фернандо.
   Микки решил произнести тост: «Главное – найти своих и успокоиться. Я спокоен, впервые за многие годы и вечности». «За нас!» - раздалось толпой дружное одобрение.
   В той комнате, которую мы создали из темноты и сырости заброшенного верхнего этажа башни, мы создали наш светлый мир тем вечером. Мы ощутили взаимное тепло всех нас семерых, наше единство. В тот вечер мы отдыхали, смеялись, не думали о той боли, что скоро нас накроет вместе с тьмой, которую принесут Кошмары.   
    Мы отужинали. Саша начала засыпать прямо на моем плече. У Камиллы слипались глазки. Она начинала зевать и постепенно клонилась на руки к Микки. Я аккуратно привстал, держа Сашу спящую на руках, и отнес к спальному месту. Микки так же перенес Ками. Девочки, сонные, переоделись в пижамы и легли. Я укутывал Сашу, а Микки подбивал одеяло Ками, желая приятных снов ей и её Мишке. На прощание Ками обхватила двумя ладошками ладонь Микки. Я был удивлен. Ками спросила Микки, будет ли он здесь завтра с ней и поиграет ли с ней и Мишей. Микки улыбнулся, кивнул и поцеловал ладошки Камиллы. Когда Камилла уснула, я увидел блеск на её глазках – плакала во сне. Микки, сидя рядом, гладил её ладошки, вытирал слезы. Я ещё минут десять сидел рядом, проводя ребром ладони по лицу Саши. Иногда она улыбалась, щурясь при этом и прижимая Камилу к себе. Я был счастлив. Я не ощущал, что она станет моей женщиной, но так отчетливо видел в ней свою младшую сестру или даже дочь…
   В моей душе ощущалось необъяснимое прикосновение, подобное откровению неба, ночного, тихого, несмелого, но такого свежего, нового, неизведанного, ранимого. Будто я просидел долгие годы в бункере на одной консервированной фасоли в темноте и смраде. И вдруг я вышел и оно, это небо, окутало, проникло с первым же вдохом во всю мою душу до последнего уголка, в каждый кусок кожи. Ещё несколько секунд назад я просто дрейфовал в её атмосфере, ощущая такую энергию, такой поток света, такой поток жизни, иной, неизведанной, желанной. Я ощущал запах, аромат, затягивая жадно ноздрями воздух, который она делала волшебным и неземным лишь близостью своего тела, своего дыхания, своей близостью к моему лицу. Тысячи мыслей роились в голове, целая тонна страха сдавливала все варианты движения к ней. И вдруг, словно я отстыковался от грузного космического корабля и в одном лишь скафандре оказался в её вселенной. Мои руки были недвижимы, всё тело было в статике, словно парализованное. Но мои глаза – в них стали проноситься эти миллиарды цветов от метеоритного дождя её взгляда. Я тяготел в ней своими губами, моё лицо упрямо требовало прижаться к её щекам, к её губам. И я понимал со страхом, что нужно остановиться, иначе меня, такого дерзкого астронавта, выбьет с орбиты этой звезды и сметет камнями в этой вселенной. Но мои губы упрямо приближались к её губам. И вот уже я смог пошевелить правой рукой и, изо всех сил стараясь не торопиться, поднес её к лицу манящей меня звезды, остановившись на расстоянии нескольких миллиметров от её нежности. И тут она обхватила мою ладонь своими милыми розовыми пальчиками и прижала её к своей горячей щеке. Мои губы, изнемогая от жажды, сухие, дрожащие, в трепете неизвестности стали так близко от лепестков её, и, казалось, целую вечность я был готов ощущать это дивное излучение, исходившее от её ладоней, губ на расстоянии всего лишь доли секунды. Мы будто замерли, я вдыхал воздух, которым дышала она, затягивал его так нескрываемо возбужденно, словно это последние кубики кислорода в моем скафандре. И тут я, ослепленный, контуженный, сбитый, да просто обессилевший в своей глупой улыбке, коснулся её сладкого рта. Всего одно прикосновение к её губам - и я понял, что внутри меня бомба, начиненная ядерной страстью, а на её губах было то, такое теплое, такое прекрасное, такое непередаваемо-сладостное, что смогло всё это кричащее внутри меня высвободить в джоулях, в километрах, в тоннах, в секундах, да в чём бы то ни было. Меня всё это повергло в мощный взрыв и уже неудержимое намерение поделиться этим с ней. Я впился в её губы с жадностью еврея и дикостью варвара, но в ту же долю секунды моего зверя остановил океан нежности, своими огромными волнами обрушиваясь на Сашины губы. Я крепко обхватил её, прижимая к себе, словно кто-то отрывал её от меня и затягивал в бездну. Может, я и был этой бездной, но я уже не мог её отпустить от себя. Наши губы не просто касались друг друга, они слились, став одним целым, одной новой вселенной после взрыва. И вокруг нас кружились бесчисленные огни, играла музыка, проносились миллионы картинок, звучали сотни тысяч голосов. На вершине башни наступил настоящий бал, и под фрэнка синатру и его незнакомцев в ночи из динамика телефона мы стали танцевать, хотя наши души уже давно скользили в своем неизвестном нам танце в ночной тишине по уснувшему городу. Как бы я хотел быть коллекционером слов и знать все языки, чтобы описать то, что происходило во мне. Зная, что это невозможно и многое останется недосказанным, но так сильно во мне полыхало пламя из чувств, эмоций, мыслей. Хотел бы выразить всё это красками, движениями, музыкой, всем, чем только может человек выразить то, что происходит под кожей. Но как передать, какой лаской была исполнена её кожа, как передать эту мягкость и чувственность каждого нашего прикосновения, как измерить глубину её взгляда?! Какой молитвой выпросить его в следующий раз и как жить без него дальше, если это вдруг оказался лишь сон. Подобно парфюмеру, хотелось сохранить аромат её кожи, подобно сумасшедшему режиссеру хотелось смотреть на неё снова и снова со всех возможных ракурсов, подобно помешанному модельеру хотелось видеть её в самых изысканных платьях и, подобно маньяку, видеть её без них, созерцая лишь красоту неприкрытого тела богини. Снова и снова в голове эта картина, меняются краски и ракурсы, но хочу помнить и ощущать это вечно. Безумец. Я так рвался разбудить её той ночью, чтобы без умолку восхищаться ей, целовать её снова и снова, смотреть в её глаза не моргая. Но как одновременно и говорить, и целовать, и не отрывать от неё взгляда?! И как я могу прервать её чудный сон?! Я сходил с ума, но впервые это было так желаемо и так приятно. Я так и не дотронулся до нее, и этот поцелуй был лишь в моей больной голове. Сон наяву, рядом с ней, той самой девушкой из снов.
   Я заставил себя наконец встать и уйти вниз. В углу похрапывал АИ. Он снова перебрал коньячка и то и дело что-то невнятно говорил. Ему снилась война. Проверил тепловые пушки, принес дополнительные одеяла и разложил рядом со спящими. Микки помог мне.
 - Мик, твой туретт пропал куда-то (я)
 - Да ладно, я даже не заметил. Это все Камилла. Чудесный ребенок, она греет меня. (Микки)
  - А где Ди и Ферни? (я)
  - Наверное курят ниже или на улице.Пойдем проверим. (Микки)
  Мы вышли на улицу. Погода была чудесная, прохлада, с Волги дул свежий ветер, на небе были ранние звезды. Эта ночь так впервые была другой. Я не могу даже выразить, какая она.. тихая, накрывала своей тишиной и нежностью.
   Ди и Ферни сидели в линкольне, закрыв окна и врубив музыку. Я открыл дверь в салон. На полу на коврике  валялись бутылки из-под пива, сзади тоже. Они уже цедили тэкилу, нарезая дольки лимона, зажимая в зубах волшебные самокрутки. 
 - Артем!!!! (Крикнул Ди и убавил трек цоя «кукушка»)
 - Tim!! Amigo!!!! (Ферни)
 - What’s up!!!! (я) Give me a shot bros. 
 - Here we go my man! (Ферни) Мы уселись сзади. Я глотнул из бутылки, закусил лимоном, морщась, передал бутылку Микки. Фернандо напевал себе под нос «кукушку» Цоя. Мы с Микки стали тоже подпевать:

«Солнце моё - взгляни на меня,
Моя ладонь превратилась в кулак,
И если есть порох - дай огня.
Вот так...»

- Мы ведь не сдержим их. Без обид, но девчонки не в счет, Иваныч незрячий. Остаемся только мы вчетвером против сотен, а может и тысяч. (Микки)
- Сдержим. Завтра начинаем усиленную подготовку. В ночь наступления у каждого из нас должно открыться что-то новое, что сделает каждого непобедимым, Микки. АИ будет принимать полноценное участие вместе с Сашей. Сашу нужно научить пользоваться пистолетом. (я)
 - Ладно, завтра увидим. Допиваем ребята, докуриваем и спать. (Микки)

      Я отключил генераторы, все улеглись по спальным мешкам и матрасам. Я взял сложенную в рюкзак палатку и пошел на крышу, мне нужно было побыть одному и подумать обо всем. Я взял с собой телефон, предварительно уничтожив сим-карту. Разложил палатку. Внутри постелил одеяла, но все-равно было холодно. Я достал бутылку с тэкилой, сигареты, положил рядом пистолет. Прислушиваюсь к завываниям ветра, я просто смотрел на огни спящего города, хотя он не умолкал ночью, везде был слышен гул от проносящихся машин. Я думал, какие же способности и силы появятся у каждого из нас. Александр Иванович. Он слеп, возможно, именно зрение даст ему те силы, которые были с ним раньше. Наряду со зрением, обострение других чувств – наши уши, глаза, тогда он сумеет полностью руководить обстановкой. Микки – он и так силен, владеет оружием, боевым ремеслом. Но Ками.. Как она увеличит его силы – он станет как Халк что ли. Какой бред… Нечто сродни комиксам и фильмам про людей икс. Но все же… А Камилла своими детскими ручками будет окружать его невидимой защитой, уводя мимо пули, отводя удары… Он будет словно таран, бросающийся в бой. Ди, добряк и стихоплет, он сможет выжигать черноту на время внутри Кошмаров, обращая их против себе же подобных. Фернандо… это полнейшая загадка…как и я. И Саша, такая хрупкая, нежная… она рождена творить огонь. Тогда я смогу творить лед. Я улыбался, всматривался в небо, в непроглядную тьму города и понимал, что даже за этой бесконечностью расстояний и времени есть даль, куда мы все уйдем и в которой наши души обретут такое же счастье, как этим вечером.
     Вдруг я услышал шорох. Я снял пистолет с предохранителя и, как только почувствовал шаги рядом с палаткой, выскользнул из нее и направил пистолет на…о Боже, это была Саша… Она сильно испугалась. Такая изящная, красивая, сексуальная и трогательная, она смущенно стояла передо мной в классическом маленьком черном платье. Так просто, но так изысканно, на фоне ночного города в сетке огней и звезд, разбросанных по небу небрежно, её тело в ласке игривого шелка, с той свойственной лишь ей одной легкостью, свежестью и тайной ночи. В волосах были причудливые заколки в виде бабочек с разноцветными крыльями, на шее лазуревый шарфик, словно воздушный, растрепанный ветрами на высоте. В этом была вся она, моя Саша, в сочетании несочетаемого, в сумбуре, диком смешении строгой классики и ярких красок детства, без которых не было бы её мира, не было моего мира и нашего в итоге. На ножках были черные чулки с рисунком в виде диких орхидей. На тонких и невозможно высоких каблуках своих замшевых босоножек, усыпанных блестящими камушками, она на несколько секунд просто обездвижила меня, настолько, что я ощутил, как в разы увеличился темп моего сердцебиения. Она дрожала. Я сразу же поставил пистолет на предохранитель, отбросил его в сторону и обнял её, прижал крепко к себе её тело. «Прости, родная»… (трек David Palmer – Only You) Я не смог сдержать себя и, приподняв нежно её подбородок, так чтобы видеть её лицо, уже через секунду впился в её влажные губы поцелуем. Я обнимал её так страстно, с таким голодом и лаской, что терял себя в ней, растворялся без остатка. Она с еще большей жаждой впивалась в мои губы. Слегка покусывая друг друга, прикасаясь языками в нашем пламени двух одиночеств, мы проникали друг в друга, молча, дико, в миллионах оттенков страсти. Я осыпал влажными поцелуями её шею, плечи, нос, щеки, подбородок, уши, лоб. Я не мог насытиться негой её кожи, насладиться до конца бархатом её лица, впитать весь этот дивный аромат родного тела. Сжимая крепко её спину, я ощущал это великое напряжение тела, упругого, стройного, горячего, близкого... Опуская руки все ниже, я положил ладони ей на бедра, словно впиваясь в них голодными руками. Мои объятия нельзя было в тот момент ничем разомкнуть. Тогда я понял, в чем наша с ней сила, в чем будет наше назначение в этой войне. Огонь и лед... Я целовал и трогал её волосы, они пахли счастьем, они были пропитаны волшебством, той вселенной, откуда прибыла она, такая другая, такая далекая от всех этих земных гадов.  Мы уже не могли остановиться, наши тела умоляли о том, чтобы слиться воедино. Она срывала с меня одежду, как и я спешно, словно боясь не успеть, расстегнул молнию и снял с неё платье. Мы оказались в палатке под теплым одеялом. Я включил керосиновую лампу, чтобы видеть её лицо. Да, именно ангел был со мной в тот момент, бескрылый, чудный ангел с зелеными глазами. Они блестели, так блестели, что я решил, будто все звезды с неба ушли в их глубину в один миг, и это керосиновая лампа – солнце в непроглядной тьме в унисон со звездами в глазах моего ангела. На мгновение мы остановились, застыв в глазах друг друга цветными образами. Наши губы не шевелились, но я жаждал их еще больше, как и она. Океан моих глаз затоплял её зеленые поля, и, наоборот, зелень листвы тех бескрайних прерий в её взгляде встречали голубую гладь с невыразимым восторгом и трепетом. На ней было изысканное белье цвета лазури с кружевами нежно-зеленого цвета. Я, продолжая смотреть ей в глаза, спустил лямки бюстгальтера и снял застежку, обнажив её красивую грудь. Она была так красива, что я не смог продолжать дальше, да и нужно ли было, когда нам уже было невероятно хорошо. И даже приход Кошмаров и встреча с Богом не были так невероятны, как наши ощущения в те минуты. Я положил её рядом с собой, обняв, накрывшись одеялом. Мы ощущали друг друга каждым сантиметром кожи, каждым нейроном, и джоули нашего тепла слились воедино. Она касалась моей шеи губами, медленно, глубоко, горячо. Я знал, что так способна касаться меня только она. Я погасил лампу. Нам было тепло, нам было спокойно и уютно, нам было не страшно. Она прошептала мне на ухо: «Ты – это я». Я продолжил: «Я – это ты». Мы уснули с улыбками, словно дети после долгого и счастливого дня. 















Глава 3. День 3. Полночь.
 
   Мы не слышали его шагов, дед не смог отследить ни движения, ни звука, изменения состава воздуха или даже скорости ветра. Ничего. Но среди фонарей, установленных нами и освещающих периметр, один просто погас. АИ направил винтовку в темное пятно, он ничего не мог разглядеть, даже тепловизор и прицел ночного видения не давали никакой информации. Я перенаправил бронетранспортерный пулемет в область тьмы. Мы ждали. Уже весь город пестрил в абсолютной ночи красными дымовыми огнями. Слышны были громкие, пронзительные крики, стрельба. Я знал, что где-то среди домов уже ведут перестрелку вместе с Шефом его Преторианцы. Глаза начали уставать от непрерывного вглядывания в эту бессветную пустоту. Он шагнул из темноты. Я схватил бинокль.
    Его лицо было изъедено оспой, на лбу в самом черепе были устрашающие впадины, будто следы от тяжелых ударов, деформировавших череп. Впадины в виде двух овалом составляли восьмерку, знак бесконечности. Ноздри были лишены кожаного покрова и неприглядно проступали кости, глаза абсолютно черные, матовые, в них ничего и никто не отражался, вечная тьма, вечная пустота и бездна. Нависшие брови, короткая стрижка, густые усы и борода делали его лицо еще более мрачным и безжизненным. Все лицо было расчерчено красными отметинами, кровь, которая впиталась навсегда в его кожу, кровь тех, кого раздавила его тьма. Он смотрел прямо на меня. Полы его кожаного плаща сносило ветром, он широко развел руки в стороны, его ладони, обращенные ко мне, до запястья были сплошь усыпаны зловещими татуировками: на левой ладони песочные часы как напоминание об ограниченности срока человеческой жизни, на правой ладони пентаграмма в виде пятиконечной звезды, перевернутой острием вниз. Выхватив из-за спины нож, он проткнул свою ладонь в месте вершины звезды, засочилась кровь. Губы стали кривиться в улыбке, исполненной неземной злостью. Он резко сбросил с себя плащ, оголив торс. Сотни татуировок с изображением существ, пугающих своим уродством и безумием - дикие звери, застывшие в оскале. Он поднес свою кровоточащую руку к изображению морд шакала и гиены с раскрытыми зубастыми пастями, нанесенным на левую руку выше запястья, его губы зашевелились в непонятном нашептывании. Затем повернул свою голову в сторону темного угла у забора. Из темноты с жуткими, высоко диапазонными звуками, напоминающими плач ребенка и едкое хихиканье одновременно, стали медленно, двигаясь по круговой траектории, выходить по одному гиены и шакалы. Командир кошмаров хохотал, издавая похожие звуки. Несколько десятков животных с оголенными в бешеном оскале клыками, готовых наброситься, выстраивались в полукруг. На груди у него были высечены силуэты воинов: один был в черном плаще с рукавами и капюшоном, подобно одеянию монаха, второй в лохмотьях с клоунской маской на лице, третий был похож на огромного уродливого великана, которого держал на привязи мерзкий старик, четвертый походил на злобного толстяка в строгом костюме.      Кошмар уже начал заносить руку. Я понимал, что следующими на появление стоят они, поэтому бросился к пулемету с криком «Вали его». В ту же долю секунды АИ нажал на курок и открыл прицельную стрельбу прямо в голову Кошмара. Я начал массированно обстреливать стаю зверей. АИ полностью разрядил обойму, совершая последние выстрелы уже по лежащему на земле, как нам казалось, трупу. Все животные, окровавленные, лежали рядом. Но неожиданно стал появляться туман, черный туман, огромной завесой обволакивая один за другим туши зверей тело командира кошмаров. Меня охватил страх, по рации я вызвал Фернандо на крышу.
 - Amigo, lead machine-gun fire without stopping. And be ready to release your nightmares away (Друг, веди пулеметный обстрел не переставая. И будь готов выпустить свои кошмары на волю) (я)
 - Ok (Ферни).
   Я бросился бежать, на ходу крича в рацию: «Микки, вместе с Ками на выход, меня нужно прикрыть, Ди – на крышу выступа нижнего яруса, будь готов контролировать их. Саша – со мной в машину».
Я встретил Сашу в пролете, мы выбежали и сразу направились к машине. Туман начинал рассеиваться. Мы сели, я пристегнул ремнем Сашу, завел двигатель и стал придавливать на газ, не отпуская ручник, готовясь ринуться с места в то, что возникнет из этого дыма, держа крепко Сашу за руку.
 - Всегда держись только за мной, выжигай под ними землю и не подпускай близко, очертив вокруг себя полукруг. Нельзя дать им двигаться дальше. (я)   
   Саша была испугана, но страшно было всем, даже Мику. Он стоял рядом с машиной с АКС74 в обеих руках. Ками, сидя в стальной колыбели за его спиной, сжимала Микки за шею. Его артерии и вены раздувались, проступая по всему телу, словно подкожные провода, дыхание стало громким, переходя в рев зверя, зрачки расширились. Он поднял руки на уровень груди, держа пальцы на спусковых крючках. Ди уже был на площадке с обрезом, обложенный томиками стихов Бродского, Маяковского, Пушкина и двумя автоматами с запасными рожками, закрыв глаза, нашептывая стихи классиков.
   Туман резко и окончательно отступил, и мы с ужасом увидели целую армию кошмаров, во главе которых стоял Полковник с вмятинами от пуль на черепе и всё той же улыбкой. Справа стоял тот самый бродяга в лохмотьях, перебирая карты между пальцами, среднего телосложения, с широкой улыбкой на уродливом лице. Слева -  лысый, покрытый шрамами великан с повязкой на глазах, ростом около трех метров, невероятно мощный, словно отлитый из стали, с раздувающимися ноздрями, которыми он буквально всасывал воздух, пытаясь распознать нас. На привязи его держал сморщенный маленький старик в спортивном костюме и картузе, дымивший папиросой. Позади великана стоял толстяк с маслянистыми глазами в костюме-тройке и кейсом. В этом же ряду, но чуть поодаль стоял тот самый «монах» в рясе, но уже без капюшона. Его лицо, старое и худое, внушало лишь доброту, но… его глаза. В них было столько греха, столько порока, столько зла, что даже темнота не способна была скрыть это. За ними стояли пугающие существа – человеческого облика, но звуки, которые они издавали, были невыносимы. Это были те самые шакалы и гиены, которые обрели новую жизнь уже в телах людей, без чувств, без эмоций, без человеческой речи - лишь противный, мерзкий смех, пороки, облаченные в порезы, шрамы, татуировки на коже. Все были вооружены ружьями, автоматами, ножами, битами и кастетами. 
- Я привел все ваши пороки, люди!!! (Командир кошмаров кричал невероятно громко) здесь Лицемер! (Командир кошмаров перевел взгляд на бродягу в лохмотьях) Он знает, как каждый из вас может менять своё лицо ежеминутно и даже ежесекундно, забывая, что внутри (Лицемер переворачивал карты, меняя туза на короля, потом на шестерку и джокер, одновременно кривляясь и ревя сквозь выходящие из-под маски шланги). Его уже ждут тысячи и миллионы, дабы обрести истинного учителя и стать идеальными лжецами.  Здесь Цинизм (Командир кошмаров подошел к великану, демонстративно потрепав его за щеку)! Огромный, ослепленный, немой, невероятно сильный, колосс!! Ему уже все равно, кого унижать, кому причинять боль и страдания (Цинизм стоял, размахивая молотом вокруг себя). Он внутри каждого из вас, господа и дамы, он тот самый, кто шепчет вам на ушко: «Они ненавидят тебя, этот мир ненавидит тебя! Так решись и причини им боль в ответ!». Его поводырь, кстати – милый старичок (командир кошмаров поправил картуз старика). Он же Боль. Ничто так не пробуждает в вас жестокость к окружающим, как собственная боль. А этот пожилой красавец знает, как и куда вонзить свою «бабочку» (Старик быстро достал из кармана раскладной нож и полоснул великана по ноге). Цинизм стал размахивать молотом, став еще больше. Здесь и Похоть! (Командир кошмаров приобнял толстяка). Этот толстячок знает, как купить каждого и какую цену предложить (Толстяк доставал из кейса пачки долларов, обнюхивал их с нескрываемым аппетитом и облизывал). Назови любое желание, и он превратит его в реальность. Назови любое имя, и его обладатель станет служить тебе. Здесь даже Церковник! (командир кошмаров упал на колени перед монахом, издавая жуткий хохот и многозначительно глядя ему в глаза) Святой отец, батюшка, падре, ты ведь простишь мои грехи?! Толстяк, дай ему пару пачек! (Толстяк кинул на землю под ноги Церковнику деньги, тот поднял их, спрятал в рукава рясы и кивнул с нескрываемой радостью). Вот теперь я чист и свят, словно ребенок. А моего падре ждут в церквях этого города преданные ему верующие, грешники с черными душами, скупающими золотые крестики и цепочки и славящие имя Бога своего даже во время греха!! Ах, забыл представить всех моих ребятишек. Так это всё из вас извлечено, ничего не пришлось создавать, лишь взять и убрать лишнее, получив в остатке зверей, обезумевших, стадных, корыстных, управляемых. Видите те огни по всему городу?! Ваши друзья сейчас там и борются с ними. Это всё они – остальные пороки, создания тьмы! Я собираюсь этой ночью пополнить ряды, очернить оставшиеся души и благословить тех, кто просто ждал моего прихода с благоговением. А вы -  горстка глупых котят, послушавших спятившего «одинокого рейнджера»! Он, наверное, прикинулся выдающимся добряком и внушал часами, заталкивая в уши свою правду о добре и зле, о вашей Избранности и так далее. Бред!! Он уже уносит ноги отсюда в своем кожаном салоне в сопровождении гвардии преторианцев. А вас он оставил подохнуть здесь этой ночью! Но я великодушен и готов принять к себе каждого! Кстати, мое имя простое – Полковник. Я сегодня отвечаю за все беспорядки и все убийства и акты насилия. (Полковник раскланялся). Кто главный здесь?»
     Я отпустил ручник, и «навигатор» сорвался с места, влетев на скорости прямо в толпу Кошмаров. Фернандо открыл шквальный огонь. Ди стал проникать в сознание рядовых кошмаров, вводя их в бешенство, обращенное против себе же подобных. Среди кошмаров начались волнения. Микки тоже начал безостановочную пальбу из обоих стволов. Я летел прямо на Полковника, но тот успел увернуться. Линкольн заглох. Я вылетел из машины, выхватив биту у одного из кошмаров, начал наносить беспорядочные удары в голову, корпус, по ногам, оставляя на каждом ледяные вмятины. Холод распространялся по их гниющим телам, вымерзало всё внутри. Саша вышла, приложила ладони к земле, пронизывая её пламенем. АИ прикрывал её одиночными выстрелами от прорывающихся сквозь огонь Шакалов.
- Вперед, черти, вперед!!!! (свирепо ревел Полковник)
   Когда патроны в обоих рожках кончились, Микки побежал навстречу нам. Ками закрыла крышку колыбели. Навстречу ему медленно двигался Цинизм, ведомый стариком. Микки отстегнул люльку, на ходу перехватив её другой рукой и опустив на землю. Он успел крикнуть Ди: «Защити её!». Тот направил пару шакалов, чтобы те оберегали Ками и унесли подальше.
Ками вырвалась и побежала к Микки, плача.
 - Сиди там, сиди там!! (Микки)
   Мик с разбега и с диким ревом врезался в Цинизма, сбив его с ног. Тот мгновенно встал, схватил Микки за голову и стал сдавливать ему череп. Мик пытался перехватить руки, но не получалось их разжать ни на секунду. Он стал терять силы. По команде Ди, на Цинизма накинулись пять шакалов, вонзая ему ножи в шею, руки, ноги. Великан раскидывал их словно игрушки. Мик смог вырваться, нанося серию ударов по корпусу, два левой, правой, крюк, в голову, и так бесчисленными сериями стал пробивать голову, удар за ударом, быстро, мощно.. Старик неожиданно воткнул нож великану в ногу и прокрутил. От боли тот еще больше обезумел, отшвырнул Микки метров на десять. Взял молот и пошел к нему. Ками в этот момент пыталась защитить Сашу, создавая вокруг нее щит, защищая её саму от огня. Ди начинал уставать обращать шакалов против гиен. Они начинали выходить из-под контроля. Ди схватил автомат и начал палить без разбора. Их становилось все больше – они выходили из чащи деревьев, из воды, из всех темных углов. Я понимал, что Микки не справится, и заорал: «Fernando, release them all!!!!!now!!!» (Фернандо, выпускай их всех!!!Сейчас!).
    Фернандо прекратил огонь и начал напряженно прокручивать в голове все свои страхи и кошмары, всю боль, что тяготила, держа правую руку на татуировке, что на левом плече. Это были сложенные ладони, обращенные к Богу с мольбой о прощении. В голове у него замелькали сотни образов… Первыми были черные вороны, целые стаи каркающих, преследующих его. Затем мексиканские наркодилеры, которые подсаживали его на героин. Они приходили и избивали его, если он не выполнял план по продаже доз. Воспаленные вены, ночные ломки, мексиканская богиня смерти с такими нежными глазами во всепожирающем огне смерти на фоне содранной с лица кожи и обгоревшего балахона, приходившая каждую ночь забрать его истерзанную душу с собой. Эта боль, эти слезы его жены, сбежавшей от него с детьми… Потом черные вспышки, сквозь них он уже не видел ничего, но продолжал нашептывать молитву: «Padre nuestro que est;s en los cielos. Santificado sea tu nombre. Venga tu reino. H;gase tu voluntad, como en el cielo, asi tambi;n en la tierra. El pan nuestro de cada dia, d;noslo hoy. Y perd;nanos nuestras deudas, como tambi;n nosotros perdonamos a nuestros deudores. Y no nos metas en tentaci;n, mas l;branos del mal; porque tuyo es el reino, y el poder, y la gloria, por todos los siglos. Am;n». (Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный дашь нам днесь и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого,
яко Твое есть Царствие и сила, и слава во веки веков. Аминь.) Слезы проступали на его лице. Он читал молитву, и в этот же момент из темноты выбежали пятеро мексиканцев, поджарых, с оголенными торсами, накачанных, с ножами и мачете, и направились прямо на Цинизма с криками, отвлекающими его от Микки. Цинизм развернулся и сильнейшим ударом молота снес с ног, проломив все ребра, первому из наркодилеров. Следующие двое в прыжке успели всадить каждый по ножу ему в шею. Остальные двое сразу же порубили старика своими мачете. Тут же с неба огромной стаей спустились оголтелые вороны, и стали впиваться клювами в тело великана, растаскивая по кускам. Он махал молотом в разные стороны, отбрасывая дилеров, но вороны раз за разом выклевывали все больше плоти. Цинизм терял силу, начинал замедляться и пошатываться. Без поводыря он уже размахивал молотом вхолостую. Микки оправился и с разбегу нанес удар Цинизму двумя ногами прямо в грудь. Тот упал на землю. Его не переставал обстреливать АИ и Фернандо. Микки насел на великана сверху и стал наносить удары по лицу кулаками наотмашь, не переставая, затем поднял две мачете и, скрестив их как ножницы, отрезал голову обессилевшему великану тьмы. С ним было покончено. Так Фернандо простил их всех, все свои кошмары. Вороны улетели. Ему на мгновение послушался смех его детей. Он яростно сжал курок и, крича, начал обстреливать периметр.
    Патроны у всех были на пределе. А шакалы все прибывали и прибывали. Саша теряла силы, Ками не могла её поддерживать вечно. Мои ладони были стерты, кровоточили, мышцы сводило. Я стал замедляться. Полковник кошмаров отбрасывал от себя обращенных против него же шакалов. Церковник, Лицемер и Похоть просто стояли, окруженные охраной. Они предпочитали не рисковать и ждать, ведь они не были воинами. Я понимал, что нужно отступать ближе к входу в башни.
 - У нас проблемы (кричал во весь голос АИ). К нам направляются машины из города. Я подал сигнал Саше, она из последних сил окружила площадку вокруг навигатора огненной завесой высотой около пяти метров. Я подхватил на руки её и Ками и погрузил в машину, запрыгнул сам и сквозь огонь сдал назад. Затем высадил у входа в башни.
 - Быстро внутрь. Микки блокируй вход изнутри, поднимайтесь на крышу. (По рации) АИ, подрывай их и прикроешь меня за периметром. Я в город. Ди, быстро ко мне в машину со всеми стволами и патронами!
    Ди выбежал, на ходу запрыгнув в салон со своим обрезом и «калашниковым». Микки успел закинуть мне через окно ПП и один ТТ. Я развернулся, и, вынеся ворота, полетел в город. АИ по рации направлял меня в сторону колонны машин, ехавших к нам.
   Я проносился мимо домов, на которых были зажжены факелы. На крышах через люк я видел очертания людей, они обстреливали нас, я прибавлял скорость все больше и больше. Когда мы выбрались на волжский проспект, огонь усилился. Я понимал, что охранявшие участок преторианцы мертвы. В ночной тьме это выглядело страшно. Стрельба велась отовсюду, были пробиты уже все стекла, Ди по моей команде лег на пол, я обложил себя бронежилетами. Наконец, впереди увидели встречные фары как минимум пяти машин, за ними было еще больше. Я резко ударил по тормозам и развернулся.
 - Ди, я устрою им гололед, ты веди непрерывный огонь по кабинам. 
   (Трек «Dj Kas - Requiem For A Dream») Я приложил ладони к асфальту, закрыл глаза… Начал вспоминать все последние события этих трех дней и отпускать наружу все то ледяное безмолвие, что сковывало так долго и так много дней и ночей до этого. Мне нужно было освободить все внутри, расковать сердце ото льда окончательно. По асфальту дороги, по мостовой начали идти ледяные корки, образуя каток десятками метров шириной и все большей длины. Машины прибавляли скорость, собираясь идти на таран. Оставалось около 50 метров до льда и 100 до меня. Я побежал в сторону машины, крича Ди: «Давай!!!».
    Ди бросил мне «калашников», а сам начал вести стрельбу из пистолета. Достигнув льда, машины стало заносить. Мы вели прицельный огонь лишь по одной из них. Наконец, «двухсоты крузер» резко повело вбок, он столкнулся с соседним «паджеро». На льду их начало разворачивать, затем на них налетел «мерседес», и началась ожидаемая автокатастрофа. Скрежет металла и цепной взрыв. Мы стреляли не переставая, пока мой рожок и обойма Ди не опустели. 
   Тут Ди резко упал на асфальт. Я подбежал к нему, из груди стекала кровь. АИ убрал всех снайперов в радиусе, кроме одного. Я не мог его найти, АИ тоже. Следующая пуля прошила мне плечо, прошла навылет, вторая зацепила правую ногу. Я схватил Ди за ворот и потащил к машине на другую сторону. Смог затащить его в салон, забрал и спрятал под пальто обрез. Затем достал тепловизор и залез под днище с рацией.
 - Иваныч, найди его, тепловизор ничего не показывает, я ранен. (я)
   Но по рации была тишина. На крыше на ветру лежало обездвиженное тело Александра Ивановича. Снайпер добрался и до него. Я, в бешенстве сжимая рацию, хромая, вышел на дорогу и пошел навстречу искореженным дымящимся иномаркам. Навстречу шли около двух десятков бойцов. Они приближались ко мне строем. Двое, трое, четверо. В их руках было оружие, но они не стреляли. Я достал обрез из-под пальто. Два выстрела - два тела на землю. На перезарядку не было времени, сбросил обрез, начал вести огонь из «пп» до разрядки, сбросил и его, пальцы вошли в кольца кастетов. Правой по прямой с выбросом тела - минус один. С левой взял на прицел ещё одного и двумя ударами правой свалил на землю здоровяка в спортивном костюме. Тут сбоку по левой ноге полоснуло ножом, я упал на колени, не видя нападавшего, размахивая кулаками в бешенстве.
    До навигатора было метров десять. Но алая уже струилась. Я пытался ползти, но с каждым сантиметром кровавой полосы понимал, что останусь здесь. Я перевалился на спину, из карманов на штанах достал два пистолета и начал вести стрельбу без прицела. Кругом стоял хохот, холод сжимал всё тело. Я разрядил обе обоймы, бросил дымящиеся стволы на асфальт. С другой стороны улицы ко мне направлялся силуэт. Я из последних сил поднялся на колени, просунул руку под пальто, нащупал и сжал в руке крестик, подаренный мамой. Другую руку держал на поясе, где у меня была граната. Стоило лишь дернуть алюминиевое колечко, но пусть подойдут поближе.
 - Тебя просили не убивать выстрелом, а расчленить и водрузить на крест!! Видать, ты какой-то особенный парень (кричал силуэт, хохоча).
   Я видел, как в толпе несут крест из сваренных труб. Все бойцы хохотали, подсмеивались, выстроившись в шеренгу передо мной и оголяя ножи. Я ждал приближения силуэта. Наконец в свете фар я увидел его.
 - Ты знаешь, кто я? (силуэт)
 - Предполагаю. (я)
 - И кто же? (силуэт)
 - Дай разглядеть твое лицо ближе. (я)
 
   Он подошел на расстояние около трех метров от меня. Позади него стояли трое здоровых охранников с перочинными ножами. У него было обожжено лицо, серьга в правом ухе, длинные волосы, завитые в африканские косы и ярко голубые глаза.
 - Какой же ты урод (я улыбался, мне было приятно в прохладе ветра с Волги, избавившись от всего говна, что было во мне, за эти дни, ощущая любовь. Но я не был готов умирать сейчас, надо было вернуться к своей семье). Поэтому я повернулся к нему спиной и направился ползком к водительской двери.
 - Я – это Ты… Твоя ненависть, Хейтер. Я пришел поглотить тебя, сожрать наконец-то все эти твои наивные добрые мыслишки. (Он сказал это спокойно и медленно, меня пробрал страх. Я понял, что через секунду в спину вонзят три ножа и придет конец).
    Но… Вдруг раздался предсмертный хрип у меня из-за спины, я обернулся. Охранники, не прекращая, снова и снова решетили тело своего главаря ножами. Толпа за ними была в смятении и шоке. Я понял, что это предсмертный подарок Ильи, дернул кольцо с улыбкой и, развернув корпус через боль, бросил гранату как можно дальше в толпу. Сам быстро подполз к машине, подтянулся на руках, сел на водительское кресло, вдавил газ в пол. Слезы были на лице, сзади раздался мощный взрыв. Я ехал и смотрел на лицо Ильи через зеркало заднего вида, на память повторяя строки: 

«О, эти строки о тебе,
и, у бомжа стрельнувши приму,
ты изучил себя из вне,
вдохнув чрезмерно много дыма.

О, эти строки о тебе,
   твое лицо красиво дышит,
    цветок в лощёной пятерне,
     и комплименты ушки слышат.

О, эти строки о тебе,
свеж юности упругой сок,
зарубок много на ремне,
ты среди онучей носок.

О, эти строки о тебе,
  серьезный рот лишен улыбок,
твой нрав каленый на огне
  бывает в тоже время зыбок».

    В горле скапливался крик. Я вырвал его из себя, и он поднялся в ночное небо вместе с горячим дыханием и синим дымом. Выстрелы проходили через крышу, попадая в уже мертвое тело Диогена. По кожаному бежевому салону стекала по прожилкам кровь. Так много крови, так много в душе этой едкой боли. Лица Ди и Александра Ивановича не уходили из глаз. Слезу заволакивали лицо, слабость нарастала, пальцы то и дело пробирало спазмами. Я ехал и видел шакалов на крышах домов, на остановках, в тонировке дорогих иномарок, пустившихся за мной в погоне.  Куски тьмы с человеческим обличием. Они были абсолютно везде. Я проклинал Шефа, бросившего нас умирать, но ведь н подарил мне эту большую семью. Я шепотом просил прощения у Саши, Камиллы, Мика, Ферни, Ди, Александра Ивановича за то, что все так получилось. Зачем я посадил их в эту машину и по сути отправил на смерть?!! ЗАЧЕМ?!! Небо молчало… 
     (одновременно с этими событиями) Микки завалил дверь бетонной плитой, удерживая её. У Фернандо кончились патроны, он спустился вниз, взял кастеты и направился к Микки удерживать вход. За плитой были дикие крики, смех, Лицемер бешено хохотал, Полковник крошил плиту периодичными ударами, от которых проходила вибрация во стенам всей башни. Саша и Ками сидели, держа руками лица друг друга, сжимая их нежно и сильно, восполняя силы и прощаясь в своей сестринской любви, смотря в глаза, плача. АИ активировал мины, мощная волна прошла по всей территории элеватора, но Полковник продолжал крошить стену.   
 - Ну что, Амиго, по ходу это конец. Ты не понимаешь, но вот сейчас самое время сказать последние слова. Скажи хоть что-то, брат!
 Фернандо молча смотрел, но понимающе улыбнулся.
 - Кююкуушка (Фернандо улыбнулся и они с Микки по-братски ударились лбами)!
 - Саша, создашь нам фаер-шоу, чтобы зажарить гадов? (Микки)
 - Да, у меня есть силы. (Саша)
 - Дочка, Ками, родная охраняй сестру, я буду в порядке. (Микки)
Камилла рыдала, кивала головой. Но в её глазах столько было печали, столько любви к этому ещё три дня назад чужому дядьке, который теперь стал ей отец.
 - Малышка, коснись моего лица напоследок, обними… (Микки) Камилла подошла и прижалась к грубому лицу, по которому на её щеки стекали слезы.
В ту же секунду настала пауза, Микки тревожно отбросил Ками в руки Саше, Фернандо отступил ближе к девочкам. Мощнейшим ударом полностью пробило стену самого элеватора в трех местах, и стали заходить кошмары. Фернандо мощными ударами стал класть одного за другим, пробивая в лицо, разбивая черепа. Микки раскидывал всех входивших одного за другоим. Саша крикнула: «В стороны!!» Микки схватил Фернандо за руку, и они отпрыгнули. Мощная струя огня заживо начала сжигать всех, кто входил. Микки схватил Сашу и Ками на руки и побежал наверх. Ферни за ним. Кошмары стали подниматься по этажам. Фернандо повел их по ложному следу на шестой этаж. Микки обернулся с криком: «Фернандо!!! Кам!!!». Но он понимал, что происходит, и отдал торцом ладони честь Ферни. Тот в ответ лишь показал Мику средний палец со своей фирменной улыбкой.
    Фернандо забежал на тот самый этаж, где была надпись: «Game over». Черной краской из балончика на разбитых стеклах мозаики голубого цвета. Так разбивалось небо. Амиго вспомнил, как на этой мозаике еще недавно после бурной ночной гулянки переливами играли солнечные лучи, и стало так хорошо и так легко. За ним вбежали кошмары. Фернандо дрался безудержно, нанося серии ударов, и у него получалось отбивать нападения. Но раздались два синхронных выстрела в область груди. Фернандо медленно повалился на спину. Он еще дышал, в нем все клокотало, тело билось в попытках снова встать, но он уже не мог подняться. Кровь подступала к горлу. Он достал багровой рукой мятую пачку, зажал зубами последнюю сигарету, поднес огонь зажигалки. Синий дым выбило в небо позади него вверх тормашками. Такое звездное, такое красивое, как в Мексике. Они стояли и ждали, пока он сдохнет. Он лежал и ждал, когда же все замрет. Разжал руку. В этот момент небо застыло, сигарета выпала изо рта, подобно гильзе, на холодный бетон. Взрыв. Его не стало.
  Поднявшись на крышу, Микки увидел Александра Ивановича лежащим в крови.
 - «Деда!!!» – бросилась к нему Ками.
 - «Иваныч, как же так!!!!» – подбежал Микки.
АИ еще дышал, выплевывая кровь изо рта. Микки пережал артерию, но было поздно. Пуля прошла навылет через шею.
 - Камиллочка, милая, прости, не смог дедушка тебя защитить. Микки (он схватил его за руку в предсмертной агонии), береги её, ради меня – вы моя семья, вы!! Саша рыдала в стороне. Ками бросилась к дедушке, сжав его ладонь своими ладошками. Но его ладонь была уже неподвижной. Скоро она станет совсем ледяной.   
   Шаги приближались. Микки молчаливо и медленно поднялся, вырвал кусок арматуры с крыши. Шакалы залетели на крышу. С размаху, с отлетающими в стороны кусками бетона, он вышиб с крыши сразу пять человек. Остальных ждала та же участь. Тут Микки подкосило. Полковник нанес ему удар невероятной силы в висок. Еще один в челюсть. Кровь брызнула изо рта. Мик пытался встать, но упал.   
- А теперь пора заканчивать с твоими девочками, здоровяк. (Полковник направился к Саше с Камиллой, шакалы собрались толпой).
  В этот же миг из спины Микки стали прорезаться куски стали, сантиметр за сантиметром вылезая из кожи. Адская боль. Полковник схватил Сашу и Ками за горло обеими руками и начал поднимать вверх, подходя к краю крыши. Но сзади послышался страшный крик. Полковник бросил девочек на бетон крыши, обернулся. Шакалов уже не было, перед ним стоял Микки, за спиной которого были раскрыты огромные стальные крылья.   
- Иди сюда, тварь. Микки разворотом крыла отбросил его на другой конец крыши, другим закрыв, словно стальным щитом, Сашу и Ками. Полковник схватил арматуру и стал наносить ей удары по телу Микки. Но он схватил руку Полковника и со словами: «Пора нам вниз, сука!», вынес его с крыши,   и они полетели на землю. Микки отпустил Полковника в полете и зацепился за выступ арматуры. Полковник рухнул на землю.
   Церковник, Лицемер и Похоть тем временем уже вышли в город. Я мчался на максимуме. (трек «Ficci – Love Lost») Я ощущал, что умираю, нажал на плэй, сжал наше общее фото. Саша была в чудесном вечернем платье, Ками в таком милом сарафанчике, АИ стоял с тростью, напоминая крестного отца, сурового, но доброго, обнимая девочек. Ди соорудил из досок меч и, набросив на себя простыню, приклонив колено, стоял в рыцарской позе, будто верный вассал своего короля. Фернандо с очками набекрень лежал в ногах, Микки в широчайшей улыбке обхватил всех сзади своими ручищами, пытаясь и сжать покрепче и обнять одновременно. Мы все кричали «ТЭКИЛЛЛАА». В руке затекал кровью «ТТ», я начинал терять координацию. 
    На скорости я влетел на территорию элеватора на искореженном линкольне и сразу в свете фар увидел поднимающегося Полковника. Тормоза отказали, и я вдавил педаль газа в пол, с каменного выступа влетел на площадку и наехал прямо на него. От удара Полковника откинуло метров на десять, я выполз из машины, разрядил в него всю обойму. Сверху спустился Мик.
 - Затащи его ко мне в машину и помоги мне сесть на водительское. Делай как я говорю, Мик, пока эта сволочь еще не встала (я)
   Микки схватил Полковника за ворот плаща и потащил в машину, одновременно придерживая меня. Кинул его в салон, посадил меня за руль, затем крепко прижал к себе и резко отпустил, захлопнув дверь. Я завел двигатель, заблокировал двери, сдал назад, закурил в последний раз, разогнался и направил машину прямо в реку. Отпустив газ, я перелез в салон, обхватил Полковника обеими руками мертвой хваткой. «Линкольн» с пирса занырнул в глубину, машина начала тонуть. Полквоник улыбался.

- Тебе пора выбираться отсюда, парень, тебя ждут. А я за тобой. Я ведь вернусь, я в-е-р-н-у-с-ь! Ха... (сквозь хрип говорил Полковник)
- Нет, сука! Мы уйдем вместе. Ты и я! (я) 

   Обмотав ремень вокруг его шеи, прижав ладони к его голове, я выдавил сквозь крик весь оставшийся холод из себя. Я держал его, не отпуская, пока мы не достигли дна. Я не мог дать ему вынырнуть. Льдом стало порастать все внутри, он сковал нас вместе, не оставив уже ни единого шанса ни мне, ни ему, моему самому страшному кошмару в этой жизни. Я понимал, что останусь вместе с ним там, на глубине и жалел лишь о том, что не смогу обнять и защитить Сашу и Ками больше. Но оставался Микки. Проносились километры памяти, сотни лиц. Боль ушла. В этой пустоте и тьме я сказал этому миру свое последнее «Прощай». Я забрал этот кошмар с собой, а может и наоборот - он меня.
    В тот же миг все кошмары исчезли, растворились, оставив лишь черный дым. Снова загорелись фонари. Тьма рассеялась. Красные огни на крышах потухли. Все тела тоже исчезли. Солнце осветило башни. Начался рассвет. Сашино лицо было тревожно. Держа Ками за руку, они бросились вниз. Микки тем временем подбежал к воде. Он собирался нырнуть. Но эти проклятые крылья. Они бы оставили его там на дне. А ведь он обещал в тот второй день беречь наших девочек. Он рухнул, ударив обоими кулаками о землю с бешеной силой и разразив небо звериным криком. Слезы текли по его лицу. Он пытался сорвать их, но это было бесполезно. Саша с Камилой подбежали к нему. Саша опустила Ками на землю, а сама собралась броситься в воду, но Мик схватил её и прижал к себе, всю бьющуюся в слезах и истерике.
- "Он не с нами. Там нет его, Саша. Прости." (Микки)
Мик понимал, что меня не вернуть.









































Глава 4. День 2.


    Было еще темно. Солнце только собиралось вставать. Саша спала под несколькими одеялами, посапывая на моем плече. Я аккуратно выбрался из нашей «постели», намахнул спортивный костюм, кроссовки, спустился к остальным. Все сладко спали. Ками лежала, прижавшись к Микки, упершись в него и ножками и ручками. Александр Иванович лежал на боку в углу, прижав к себе трость и похрапывая. Микки конечно же храпел громче всех, на подпевке был Ди, развалившийся в позе краба, на груди у него лежал открытый томик стихов Бродского. Фернандо спал в машине. Он отключился во время наших посиделок и мы не стали его тащить наверх, а разложили одеяла на задних сидениях. Я растолкал Микки, он быстро оделся и мы вышли. Мы начали разматывать и натягивать по периметру колючую проволоку, большие мотки которой я заприметил ещё с ночи у подножия башен. Мик зевал, не переставая, постоянно курил и порой беспричинно улыбался. Собственно, я сам постоянно улыбался. Сцены ночи не давали мне ни то что покоя, даже не давали сосредоточиться на деле.
- Ты чего такой улыбчивый, Мик? (я)
- (Микки рассмеялся, достал из-за пазухи пополам сложенный альбомный лист и протянул мне) Смотри, я всю ночь не мог уснуть, на душе такое счастье, брат, такая красота. (Микки)
Я развернул лист и сам не заметил, как расплылся в улыбке. На белом фоне зеленым фломастером была нарисована трава усердными частыми штришками. Вся верхняя часть листа была занята голубым цветом. Небо вышло с прожилками зеленого, такое сине-зеленое полу-море, полу-небо, светлое-светлое. Из травы вырывался стебель с золотой, словно солнце, корзинкой цветка, яркого, нежного, теплого цвета. Лепестки были смешные, круглой формы, синие-синие. Рядом с цветком была нарисована бабочка, с салатовыми крыльями, обрамленными голубым цветом. Больше напоминала две сложенные буквы «в», но я видел самую красивую бабочку. Под небосводом была нарисована тучка, но не темная и мрачная, а снова небесно-голубая. Такой свет, такая чистота, такой труд маленькой, доброй, любящей девочки. Я передал лист обратно смеющемуся Микки. Он выглядел счастливым безумцем. Я не сдержался и ударил его по плечу. Он ответил взаимным братским пожатием.
 - Она замечательная девочка, Тим. У меня в душе появилось и это небо, и эта зеленая трава, и этот цветок с бабочкой, тьма отступила совсем. Боль ушла. (Микки)
 - Я вижу это, и это ты настоящий, ты достоин света внутри и к черту эту боль, к черту сожаления и печали. Живи. Дыши. Погружайся в этот океан и расправь руки в этих небесах. (я)
Микки поднял лицо к небу, расправил руки и просто стоял под лучами солнца, встречая рассвет, первый рассвет таким счастливым.
- Сударь, Вы невероятно прекрасны в лучах восходящего солнца, повернутые задницей ко мне, но нам пора дальше тянуть проволоку. (я)
- Как скажете, достопочтенный. И нечего пялиться на мой зад. (Микки)
От наших басов проснулся Фернандо. Как только открылась дверь навигатора, из нее сначала вывалились несколько пустых банок и бутылок из-под пива, потом с уже прикуренной сигаретой в правой руке, с бутылкой текилы в левой, неуверенно и тяжко начало появляться тело Ферни, почему-то лишь в одних трусах белого цвета и кроссовках.
 -  Hola my friends!!! (Фернандо смотрел на нас щурясь и с улыбкой)
 - Похоже, он сдается, судя по трусам!! И вам того же!!! (Микки просто разрывало от смеха)
 - Кем паса, амиго!! (я тоже не мог сдержать смех) Фернандо тоже закатился бесперерывным смехом и, сделав большой глоток из бытылки, отправился справлять нужду.
 - С ним не соскучишься. Надо его тоже привлечь к работе. Труд делает из обезьяны человека! (Микки)
 - Только без фанатизма, Мик. (я)
 - А что там наш поэт? Не пора ли будить Илюху и уже пресечь его нежные сны с музами? (Микки)
 - Пусть спит, разбудим как начнем стрельбу. (я подмигнул Микки)
 - О да, если бы не глушители, то использовал это вместо будильника часво так в 5 утра (Микки).
    С самого утра, как только встало солнце, дед уже сидел с Ками на ручках. Она, как могла, старалась и подстригала ему седые виски. Александр Иваныч постоянно улыбался, каждый раз, когда она касалась его лица своими маленькими розовыми пальчиками.
- Деда, расскажи что-нибудь! (Ками смотрела на АИ умоляющим взглядом, тот растерялся, уже отвыкнув от общения с детьми).
 - Ну ладно, если будешь слушать тихо. Бери своего медведя и садись ко мне на колени. (Ками в своей велюровой пижамке сбегала за медведем, попутно прихватив пакет с шоколадками и уселась).
 - Я был молод тогда. Волосы были словно смоль, ну то есть темные-темные. Загорелый, крепкий, я был работягой и очень нравился девчонкам. И как-то на дискотеке, после смены на заводе я как обычно с ребятами вытанцовывал в клубе. Брюки-клеш, рубашка, расстегнутая почти на все пуговицы, ремень с натертой бляшкой, а моя прическа… Ох..Я был в ударе, как сейчас говорят. (АИ даже начал двигаться на месте, будто пританцовывая)
- Прическа? Как у девочки? (Ками смеялась не переставая)
- Ну… Сейчас бы это так выглядело, наверное. Но тогда была мода, стиль. И я увидел Её.
- Кого Её? (глаза Ками округлились в нескрываемом любопытстве)
- Мою Светлану, Светика. (АИ улыбался смущенно) Понимаешь, Камилла, и в твоей жизни настанет момент, всего несколько секунд, которые все поменяют вокруг. Изменится цвет неба, температура вокруг, в воздухе запахнет чем-то иным, свежим, теплым, вкусным. Вот что ты любишь самое вкусное?
 - Апельсины… Мандарины (Ками отвечала медленно, задумчиво)
 - Вот, значит запахнет мандаринами и апельсинами, у тебя даже пробегут мурашки по всему телу или будто током ударит. У всех по-разному. Меня вот пробрало всего словно от удара молнии. И вот тот самый Он, мальчик, парень, мужчина, худой, толстый, лысый, с пышной шевелюрой, голубоглазый или вовсе слепой, но не дай Бог такого доходягу (АИ смеялся). Он станет твоим всем, станет твоим медведем, будет делить с тобой шоколадку, мечты, сны, дни, ночи. Какое твое любимое животное? (АИ)
- Пингвинчик (Ками посмотрела на своего мишку с неуверенностью). И мишка.
- Ну вот у пингвинов очень сильная любовь. Они встречаются один раз и остаются друг с другом на всю жизнь. А мальчик-пингвин специально ищет для своей девочки самый гладкий и красивый камушек, чтобы принести ей в клюве и подарить как знак и подтверждение своих чувств. (АИ)
- А если он мне понравится, а я ему нет?
- Ты понравишься, моя красавица, поверь мне (АИ начал щекотать Ками)
- А что со Светланой? (Ками)
- Ну так вот. Я шел будто в тумане, время замедлилось, ноги подкашивались, сердце билось так, словно сошло с ума. Казалось, что шел в ней целый день или даже вечность. Я так много хотел сказать, прочитать стихи, подарить цветы, сразу схватить на руки и убежать с ней в малиновые дали. Но я просто скороговоркой ляпнул: «Привет. Ты очень красивая. Пойдем танцевать».
- А она? (Ками уже дышала через раз в предвкушении продолжения)
- Она смеялась. Так красиво, так мило, что я тоже начал смеяться. Мы танцевали до утра. Даже когда клуб закрылся, я одолжил у товарища магнитофон, и мы пошли гулять и танцевать до рассвета. Её голубое платьице с ажурными плечиками, молочные туфли, бусы, которые я случайно задел и порвал. Мы тогда полчаса собирали эти бусинки на набережной, смеясь, сталкиваясь порой лбами. Тогда не было таких вот кофеен, всяких заведений ночных, как сейчас, а кушать хотелось. И я пригласил её к себе в комнату в общежитии. Оно как раз открылось. Вредная вахтерша лишь после обещаний купить ей шоколадку пропустила нас. Я отварил картошку, сосиски, приготовил чай и хлеб с маслом. Все было так скромно, но были счастливы. (АИ) Мы поженились. Я светился, работал по две смены. Появился Витя. Потом через годик уже Катенька, такая же хулиганка, как и ты (АИ аккуратно потеребил Камиллу за щечку). Потом война. Я ушел на два года воевать. Как оказалось, навсегда. Теперь вот я здесь. С тобой.
- А как же Светлана, Витя, Катя? (Ками)
- Понимаешь, Камиллочка, принцесса моя, пришло время, когда перестало пахнуть апельсинами, на смену им пришли простуда и смог города. Мои детишки уже взрослые, с ними был другой дядя, когда я пропал на войне. Так бывает, что девочка забывает мальчика. Но это жизнь. Она часто меняет ласковую руку на вторую, злую. Но с тобой все будет хорошо, я, Артем, Саша, дядя Микки, Ди, Фернандо – мы твоя семья, будем тебя защищать и… щекотать. (Ками сорвалась с коленей Деда и начала бегать по комнатке, хохотая)
- Вот найду тебя и тогда тебе несдобровать! (изображая суровость, но смеясь при этом, АИ с тростью расхаживал, ища Ками, пока она не сдалась ему и сама не бросилась в объятия). АИ присел на колени, прижал головку Камиллы к своей груди, гладя её волосы. Ками плакала.
- Не плачь, внучка. Не плачь, дочка. Все будет хорошо!

В этом момент с крыши спустилась Саша, закутанная в два одеяла, сонная, но сияющая в улыбке.
- Чем это вы тут занимаетесь? (Саша)
- Саша-Саша проснулась! (Камилла радостная побежала целовать сестру) Мы тут с дедой болтаем. Он рассказывает про себя, что скоро я встречу Его.
 - Кого это Его? (Саша)
 - Своего Пингвинчика (Ками с загадкой прошептала сестре)
 - Что за пингвинчик ещё? (Саша смеялась)
 - А это секрет (подмигнул Камилле дедушка)
 - Ну ладно, секрет секретом, а вот кто будет зубки чистить и завтракать?! Снова шоколадки и всё! (Саша)
- Ну всё – мы тогда побежали чистить зубы и готовить завтрак. Ками, будешь мне помогать, станешь моими глазками. (АИ)
- Побежали!! (Ками) 
- А я пойду узнаю, чем занимаются мужчины. (Саша)
Начал просыпаться Ди. Взъерошенный, ищущий свои очки, он вызвал искренний и добрый смех у проходящей мимо по его пролету Саши.
 - Доброе утро, Илюша! (Саша)
 - Наидобрейшего и солнечного пробуждения, наша прекрасная королева замка (Ди преклонил колено, целуя Сашину руку)
 - Какой ты смешной! (Саша ответила книксеном) Давай беги на подмогу Камилле и Дедушке, а то они, два ребенка, устроят здесь пожар.
 - Всенепременно, миледи! (Ди в расстегнутой красной клетчатой рубахе, на ходу подвязывая свои космы и поправляя пальцем очки, побежал наверх). Передавайте привет королю!
 - Обязательно, скоро тоже приду вам на подмогу с завтраком! (Саша не переставала сиять в своей весенней улыбке) Она задумалась над этой шуткой про замок, короля и королеву. И ей было так приятно, что это их уголок, что с ней её Король и верные храбрецы защищают её маленькую принцессу. И только она вышла наружу, как её глаза округлились от удивления, а на губах замерла широкая улыбка.
    Её «король», завернутый в простыню, поверх которой была надета расшитая картонная коробка, держа в одной руке деревянный черенок от лопаты, а в другой крышку от кастрюли, выкрикивал: «Ах ты подлец! Пришел в мой замок, смеешь угрожать его Величеству Красавцу Третьему, Королю всея этой помойки! Я раздавлю тебя, снесу твою жалкую тушку с твоего дохлого жеребца». На крик к Саше присоединился Ди, за ним Ками и АИ. Я грозно размахивал черенком, периодично нанося им удары по крышке кастрюли и провоцируя соперника на бой.
   На другом конце была поистине пугающая ситуация. Микки, покрытый брезентом из машины, с прорезями для глаз, держал у себя на шее Фернандо, сидящего все в тех же трусах и кроссовках. Он выкрикивал какие-то испанские ругательства: «Maricon! Hijo de puta! I’ll kill you, bastard!», грозно скрестив две ветки в виде креста у себя над головой. Микки при этом издавал лошадиное ржание, вздымал землю, будто бил копытами и попивал пиво, свободной рукой то и дело из-под простыни поднося бутылку ко рту.
- Сударь, Ваша лошадь уже пьяна (Senior, your horse is drunk already). (я)
- Что есть, то есть, это для храбрости (agree, this is for courage) (Ферни) 
АИ хохотал, жалея, что не видит. Но Камилла описывала ему происходящее. Тут на середину площадки выбежал Ди с Сашей под руку. В руке Саши был платок. Ди объявил: «Господа, к барьеру!» Саша кокетливо приподняла ручку и выронила платок. Рыцари выдвинулись навстречу друг другу. После дождя еще не просохло и была грязь как раз посередине. Я уверенно направлялся к центру, занеся свое «копье», прикрываясь «щитом». Микки нес Фернандо, покачиваясь из стороны в сторону так, что тот кричал от страха. И тут Мик споткнулся и вся эта причудливая конструкция начала падать. Первый упал Фернандо, прямо лицом в грязь. За ним следом рядом приземлился на бок Микки, попутно разлив пиво. Я праздновал победу, поставив ногу на спину Фернандо и занеся черенок над головой Микки. Все аплодировали. Саша подбежала ко мне и поцеловала. Я помог Фернандо встать и, несмотря на грязь, обнял его. Ками подбежала к Микки и стала вытягивать его из грязи. Тот притворялся мертвым, но в последний момент повалил её в грязи рядом с собой, укутывая простыней и продолжая ржать по-лошадиному. Ди же на ходу сочинял строки: «Той битвы пыл еще не О/стыл, Тех славных дней еще не смыта грязь!!».
- А теперь все мыться и завтракать (Саша, нарочито хмурив брови, отдавала «приказ»)
- Слышали, что сказала Королева!? Исполнять! (я)
- Урра!!Урра!!Ура! (толпой кричали мы. Даже Фернандо, не понимая ни слова, выкрикивал «Ура»).
    Все время после завтрака мы решили отдать тренировках. Предстояло многому научиться от Микки, нашего инструктора. Мик разметил периметр, установив на каждом углу образованного квадрата самодельные многоуровневые подиумы и расставил на них банки из-под пива и бутылки из-под коньяка и текилы. Сначала мы прослушали от Микки краткую лекцию, прежде чем он выдал нам всем, кроме Ками, оружие разного калибра.
- Шутки кончились. Впереди нас ждет реальная угроза, к которой мы все должны быть готовы, парни и девчата. Как приоритет, отмечу внезапность возникновения угрозы и необходимость быстро на неё среагировать. Это заключается в мгновенной оценке ситуации с одновременным уходом с линии огня противника, выхватыванием оружия, подготовкой его к стрельбе, прицеливанием и открытием огня (одновременно с этим, Микки, сняв предохранитель с пистолета, стоя спиной к бутылкам в одном из углов периметра, сделал резкий шаг в сторону, развернул корпус и, чуть присев на колено, произвел выстрел, разнеся бутылку вдребезги). Если мы говорим о пистолете, типа такого, либо ином оружии с коротким стволом и небольшой дальностью стрельбы, то запомните, что не нужно занимать стойку и долго прицеливаться. Нужно двигаться, вести огонь на предельно малой дистанции и за несколько секунд. Пусть мимо, но не оставаться на месте, не дать противнику отладить прицел. Дистанция до 10 метров. Только с неё и работаем. Стрелять нужно так быстро, как точно вы можете. Пистолет Тульский Токарева, он же ТТ. Слегка неудобен, предохранителя нет. Ставится в боевое положение полувзводом курка. Но чем сложнее, тем больше опята. Учимся на нем. Остальные, ПП, например, будут уже приятнее руке. Итак, Тим, Ди, Иваныч, Амиго – кам ту ми, шуга бойз (Микки улыбнулся, мы же были напряжены, каждый уже брал оружие в руки и не раз, но давно и уже забыл да и не знал, каково это бить в цель, когда жизнь близких на кону). Три этапа – изготовка, прицеливание, спуск (Мик показывал каждый из этапов по несколько раз). Встали удобно, расслабились, не сжимаем ствол в напряжении, ноги в равновесии, корпус в устойчивости. Покажу вам три вида изготовки «в линию», «полу-разворот», «открытая». (Микки показал). Самая эффективная – открытая. Стопы на ширине плеч, туловище не нужно отклонять вперед или назад. Левую руку либо вдоль тела, либо за спину, как удобно в общем. Стрельба желательна с полностью выпрямленной правой руки. Теперь смотрите, как правильно держать пистолет в руке. Держим аккуратно, без лишнего напряжения. Держим открытыми оба глаза при прицеливании.  Точка прицеливания – центр цели. Важно дыхание. Респираторный цикл длится около пяти секунд. Вдох-выдох занимают около двух секунд. Между циклами пауза примерно две-три секунды. Она может быть увеличена до двенадцати секунд. Именно в этот период и нужно выполнять выстрел. Наживаем на курок плавно, не значит медленно. Пробуем, парни. (Тренировка продолжалась около часа). Отдельно час Микки тренировал Сашу.
- Теперь общая физическая подготовка. Пробежка по периметру, отжимания. Для мальчиков подтягивания вон на той трубе. И плавание для всех. Нам нужно быть в тонусе. (Микки передернуло в очередном припадке, он выругнулся, прижимая ладонь ко рту).
День проходил в напряженной тренировке. Все выкладывались как могли, молча. Микки устраивал и командные упражнения. Мне приходилось носить на себе Ферни, он носил затем меня. Микки тренировался на Саше и Ками, они вдвоем повисали на нем, словно на могучем дереве. Илья «катал» АИ. Обед был скудным по решению нашего «командира». Открывали консервы, хлеб, фасоль, пили только чистую воду. Чтобы стало веселее во время совместного марш-броска по периметру территории вокруг элеватора, Микки запел песню Виктора Цоя «Саша», которая иногда прерывалась уже редкими приступами нервного тика.
 -  Саша очень любит книги про героев и про месть, Саша хочет быть героем, а он такой и есть. Саша носит шляпу, в шляпе страусиное перо, Он хватает шпагу и цепляет её прямо на бедро. Мастер слова и клинка, Он глядит в свою ладонь. Он пришел издалека И прошел через огонь. (Микки)
 - Я даже не знаю текст, Мик (уже изрядно уставший, сокрушался я)
 - А тебе и не нужно, рядовой (Микки уже бежал спиной вперед и смотрел на меня с ухмылкой). Даже Ферни уже начал запоминать текст (Микки подмигнул Ферни, который упрямо пытался выговаривать слова на слух, но выкрикивал в итоге какую-то несуразицу).
Камилла все это время сидела у Микки на шее. Он не хотел сажать её, боялся уронить во время очередного припадка. Но эта маленькая смелая и упрямая девчонка настояла, чуть не начав рыдать при очередном отказе. И каждый раз, когда у Микки непроизвольно начинали непроизвольно сокращаться мышцы, он пытался контролировать их из страха за Ками. Она же постоянно гладила его по волосам, пыталась массировать плечи, словно тренер своему боксеру в перерыве. Это выглядело невероятно трогательно. Она же не переставала улыбаться и попутно даже плела Мику косички в волосах, закрепляя их цветными заколками. Ди бежал последний. Для Александра Ивановича мы нашли другое занятие. Он продолжал практиковаться в стрельбе по бутылкам по интуиции без помощи. Но дружное пение и разговоры остальных его явно подбадривали и изрядно веселили. Он сам то и дело подпевал, перезаряжая очередной магазин. Саша бежала рядом со мной. Её волосы своими упругими и ароматными прядями сводили меня с ума, освещенные золотом осеннего солнца. Спортивный костюм идеально подходил ей, обрамляя идеальное, соблазнительное тело. А проступивший пот на её лице и следы влажных разводов на спине и груди пробуждали во мне звериное желание. Я лишь ждал, когда наша тренировка закончится с заходом солнца и я смогу прижать её к себе и ощутить этот пряный аромат родного тела, запах своей женщины-воина. Она ощущала мой постоянный пристальный взгляд и смеялась украдкой, грозя мне пальчиком. Во время очередного круга она воспользовалась моим пристальным взглядом и слегка толкнула меня. В итоге я, не видя ничего ни спереди, ни справа от себя, споткнулся и упал в канаву. Саша очень испугалась и сразу бросилась ко мне. Я же специально стонал от боли и держался за колено.
 - Минус один, кэп (Ди)
 - Вот пьянь, вот пьянь (Микки хохотал)
- Amigo!! I’m coming!! (Дружище! Я бегу на помощь!) Фернандо бросился вниз ко мне и сразу начал поднимать на себя и тащить вверх по грязи. Я решил не раскрываться и продолжал стонать. Уже Микки остановился и озабоченно направился ко мне с Ди. Ками тоже переживала сверху. Саша, словно колибри, проводила по моему своими теплыми ладонями десятки раз, пытаясь хоть как-то облегчить мою воображаемую боль. Тут я перестал стонать, самостоятельно молча поднялся и с улыбкой побежал дальше. Все были в бешенстве. За мной пустились в погоню. Цель была одна – извалять меня в грязи за такое хулиганство. После нескольких минут забега Ферни и Ди дружно повалили меня на землю. Мы начали бороться в шутку. Они набрасывались на меня словно охотники на мамонта. Мик и Ками стояли и смотрели, уже почти плача от смеха.
 - Давай-давай!! Валите на землю этого кабанчика!! (Ками)
 - Ату-ату его!! (Микки набрасывал на меня воображаемое лассо)
 - Русские не сдаются!! (и я отбросил в стороны обоих)
Я уже праздновал победу, разводя руки в стороны по-чемпионски, демонстрируя мышцы и скалясь. Но вдруг откуда-то сзади на меня залетел кто-то и вцепился в плечи.
 - Глядите!!Она оседлала нашего жеребчика!!! (Микки) И тут Микки, словно Цезарь на арене, сжал руку в кулак, выставил большой палец и повернул кулак вниз, опустив палец. Тем самым, мой исход был предрешен. 
 - Аррива!!! (Фернандо хохотал)
 - Погиб, поэт, виновник чести! Пал, оклеветанный судьбой! (Ди)
Это была Саша, моя нежная хулиганка. Я притворялся, что никак не могу её скинуть, начинал уже склоняться из стороны в сторону, будто готовился падать. И вдруг я резко вывернулся корпус, одной рукой зацепил её аккуратно из-за спины и уже поймал в обе руки. Затем я склонился на колено и Саша оказалась в моих объятьях, словно принцесса, упавшая с балкона своего замка. Я поцеловал её!! Вокруг послышались улюлюканья и свист. Публика хотела хлеба и зрелищ, а в итоге слащавая концовочка. Но я смотрел в Сашины глаза, прижимал нос к её коже, чтобы вдыхать и вдыхать её тело в себя. Мы тонули друг в друге, всё кружилось яркими красками, все замирало и вспыхивало вновь. Она была моим безумием, мной.
 - Ой, ну всё!! (и Микки возмущенно махнул рукой в унисон с Камиллой) Им стало скучно и они продолжили бег. Ди и Ферни, не убирая с лица улыбки, ринулись за Миком вслед. И мы ощущали эту общую радость всей нашей семьи за нас обоих. И это было дико незнакомо и классно. 
    К моменту окончания нашей пробежки, солнце уже заходило за горизонт. Александр Иванович, окруженный гильзами и окурками, неторопливо наслаждался своим табачком, вдыхая обеими ноздрями этот дивный вечерний воздух, смесь запаха увядающих трав, воды, остывающей земли и дивного синего дыма. Ками подбежала к нему и залезла к нему под руку. Села рядом и начала рассказывать, как они дурачились. Она размахивала ручками, описывала всё дословно во всех деталях. АИ поглаживал её по спине и плечу, периодически целуя в макушку. И за все время улыбка не сходила с лица. Они смотрели, как солнце тонет в реке. А мы всем взводом, раздевшись до белья, ринулись в холодную воду. Мне кажется, вода закипела, когда мы все зашли. Настолько тренировка нас измотала. Мы плескались словно дети. Обратно уже шли все закутанные в одеяла, дрожащие, холодные.
- Красавцы мои!! Мои морские котики, речные тюлени!! Просто загляденье!! С таким-то командиром! Б**дь..Сука (Микки передернуло в  припадке, Ками сразу же подбежала к нему под одеяло, схватила за руку. Микки стало лучше.) 
- Теперь ужин и отдыхать, семья (Now dinner and rest, family) (Я) Я отправился к Саше с намерением похитить её перед ужином и посидеть у воды.
   Вечером у воды было прохладно. Я постелил одеяло на песок, своим пиджаком укутал Сашу. Я не отпускал ее руку ни на секунду, мои пальцы уже не представляли, что есть иное прикосновение, кроме как к тем хрупким, розовым пальчикам сидящей рядом девушки. Мы молчали. Но периодически то по моему, то по её лицу пробегала улыбка, словно наш собственный язык без звуков и слов, лишь вибрации кожи, лишь движения губ, лишь игра цвета глаз, лишь попеременное изменение силы прикосновения наших ладоней и пальцев. Я не переставал наслаждаться запахом её волос, он и был запахом всего вокруг, всей этой последней мирной ночи. Пока Саша смотрела на воду, я незаметно достал из кармана пиджака камушек, гладкую гальку, почти идеальной круглой формы и вложил его в Сашину ладонь.
- Что это? (растерялась она)
- А это подарок от твоего пингвина. (Саша не могла скрыть улыбку) Дело в том, что у пингвинов есть такой ритуал – самец ищет и приносит своей самке самый гладкий, желательно самой правильной формы камень с берега. Это словно обручальное кольцо у них. Так вот это мой тебе подарок, моей девочке-пингвину.
- Ах вот он в чем секрет (Саша поцеловала меня в губы и прислонилась к моей шее) Надо будет поговорить с Камиллой на эту тему.
- В смысле? (удивился я) Мне кажется, ей еще рано знать, откуда берутся маленькие пингвинята.
Мы засмеялись и повалились на одеяла. Мы смотрели в небо, молча, долго. Хоть мы и молчали, но наши пальцы, касаясь друг друга сотни раз, проводя друг по другу нежно, медленно, за это время сказали сотни и сотни слов, передали тепло тысяч поцелуев, исполнили не один танец вместе.
- Так тихо. Так спокойно. (Саша)
- Ты права. Надо это прекращать. Пойдем. (я)
Я быстро вскочил с песка, обхватил её, поднял и понес на руках к машине.
 - Ты что делаешь? (Смеялась она и брыкалась, пытаясь спрыгнуть)
 - Я живу. Пора выбраться в город. Не против, если Мик, Ферни и Ди поедут с нами? (я)
 - Конечно же нет. И малыш.. я кушать хочу (Саша)
 - (Я посадил Сашу на переднее сиденье, включил печку) Я сейчас. На заднем сидении я уже приготовил все для вечера…Белье, платье, туфли, косметика, парфюм. Сиденья сложены, так что смело можешь там переодеться. 
Забежав внутрь, я первым делом нашел Микки по гуляющему по башне храпу. Он уснул так и не дождавшись ужина.
- Давай собирайся (я расталкивал его сонного с Ками на руках, он сидел на полу, опираясь на стену, весь укутанный одеялами).
- Да не хочу я эти чертовы ананасы, шампанского хочу… (Мик говорил во сне) Ками уже успела проснуться и смотрела на меня с улыбкой, прислоняя пальчик к своим губам, сложенным дудочкой. А сама начала дергать дядю Мика за нос и смеяться. Я уже не мог ждать и стал слегка шлепать его по щекам.
 - (Мик открыл глаза) Че за дела, Тима?
 - Мы едем на вечеринку. У тебя пять минут достать и одеть костюм. Не забудь тот шикарный галстук бордовый. Ками тебе его выбрала. И, кстати, заодно поедим нормально. 
 - Ну кроме того, что он бордовый, он еще и с героями комиксов – супермен, бэтмэн.. Это раз. И два – я жрать хочу! (Микки)
 - Ты и есть супермен! Правда пьянющий и ленивый зараза. А еще прожорливый человек-консерв! Беги собираться (Мик начал медленно подниматься, озабоченно вспоминая, где же тот костюм 58 размера)
 - (Ками засуетилась) А я, дядя Тим? Можно с Вами?
 - Ну как Саша скажет…(я)
 - Принцесса со мной! (Перебил меня Микки)
 - Ладно-ладно, сударь (я начал раскланиваться) Только быстро беги и одень то золотое платьице и туфли. И никакой косметики не смей у сестры брать. Жду вас внизу. Я за Фернандо.
- Amigooo- Amigooo!!! Where are you? (полушепотом повторял я, бродя по темным этажам)
- Tim! Here! (я повернулся и увидел Ферни в темноте, он сидел у окна, по лицу блестели слезы)
- Kem pasa? What’s wrong,man? (как ты? Что не так, друг?) (я)
- I miss my kids and my wife (Я скучаю по моим детям и жене) (Ферни)
- (я присел рядом, обнял его по-братски) Listen, bro, I know, how is it. Don’t be shy of your tears. Look at the sky. How calm, well in the sky. The same will be inside of you. They love you. They remember you. You will return to them a hero. You're already a hero and a great dad, the best one I know. Also, you are my friend, my brother. I have a request to you.  (Послушай, дружище. Я знаю, каково это. Не стесняйся своих слез. Взгляни в небо. Как спокойно, хорошо в небесах. Так же будет и у тебя внутри. Они любят тебя. Они помнят тебя. Ты вернешься к ним героем. Ты уже герой и замечательный отец, лучший из тех, кого знаю. К тмоу же, ты мой друг, мой брат. У меня просьба к тебе.) (я)
- What? (Что) (Фернандо стер ребром ладони слезы с лица)
- We are going to have some party tonight. And we won’t go anywhere without you, my nigga (Мы собираемся устроить вечеринку сегодня ночью)(я дружески ударил его в плечо) So, be ready and put on that suit from hugo boss. And come downstairs. Ok? (Так что будь готов и надень тот костюм от хьюго босс. И спускайся вниз. Хорошо? )
- Okey. (Ферни улыбнулся)
 Оставался Ди. Его я нашел на крыше башни. Он писал стихи, обложенный пистолетами, лампами, словно монах в буддийском монастыре на вершине гималайских гор, не выпуская сигарету изо рта. Весь в искусственных лучах, завернутый в одеяло, он напоминал древнего мыслителя из прошлого.
 - Ди, чем занят? (я)
 - Ооо, какие гости в моей мастерской. Я как и всегда в пуантах над пропастью сладострастия. Своими строками нарушаю эту скуку белого листа. (я)
 - Собирайся. (я)
 - Куда? (Ди)
 - Едем на ночную вечеринку. (я)
 - Ты же знаешь – не люблю я все эти тусовки, скопища народу. (Ди)
 - Ради меня, Диоген, мы едем все вместе. Ты нужен нам. (я)
 - Ладно, раз нужен. (Ди)
 - Одень костюм. (я)
 - Нет, это уже слишком. (Ди)
 - Нет, не слишком, ради меня, Ди. Ты же поэт, интеллектуал. Ночь ждет нас. Ночь ждет тебя. (Я многозначительно посмотрел на него) Ты же не можешь вечно быть без музы. Там, куда мы поедем, будет много сладостных дам.
 - Ну всё-всё. Бегу одеваться.
Солнце село окончательно. Я сам переоделся в машине. Мы вышли на воздух. Она была бесподобна. Леопардовое платье с вырезом на спине. Кремовые туфли. Чулки телесного цвета. Волосы были собраны в пучок, выставляя на обозрение всё её красивое лицо до каждой линии и каждого изгиба. Малиновая помада. Эти ласкающие глазки. На шее цепочка с кулоном в виде крыльев.   
    Из входа в башню по ступеням раздались шаги. Еще несколько секунд и из проема показались Микки с Камиллой. Мы были в шоке. Перед нами был уже не грубый брутальный морпех и маленькая девочка с растрепанными волосами. Это был настоящий итальянский неомафиози в сопровождении своей прекрасной юной леди. Все на Микки сидело просто отлично, как влитое. Черные брюки с отливом, пиджак на двух пуговицах, шелковая рубашка от Роберто Кавалли с принтом крокодила придавала его образу отчаянный вид австралийского Данди при сохранении изысканного стиля, сдержанности в каждой линии и каждом движении. Камилла была истинной дамой, аккуратной и выдержанной в каждом своем маленьком шажке, слегка приподнимая подбородок, очаровывая своим аристократизмом. Платье из ткани в цвет золота с низом в виде купола, ажурные вставочки на рукавах, красная ленточка на запястье и туфли такого же алого, томного цвета. Микки открыл дверь машины и, словно пушинку подхватив Ками, посадил её на сиденье, словно принцессу в экипаж.
    Мы ожидали выхода нашей эпатажной парочки. Прошло уже пять минут, я стал сигналить. Наконец, показались три силуэта. Это было нечто. Я сразу представил сцену из Крестного отца с пожилым, суровым доном Корлеоне. Наш Александр Иванович в шикарном смокинге с черной бабочкой, в белоснежно-белой рубашке с перламутровыми пуговицами, ведомый Фернандо и Диогеном, излучал непоколебимый авторитет и был окружен аурой святости эпохи итальянских мафиози.  Жаль, что он сам не мог видеть себя, такого пожилого красавца, который заставлял нас преклоняться перед его властью над временем. Фернандо был в атласной черной рубашке, поверх которой был матового жилет черного цвета. Спущенные плечи, словно у пиратской рубахи, выдавали в нем свободу, дикость, стиль. На ремне была большая бляшка с черепом от Джона Ричмонда. Илья надел только рубашку и брюки с остроносыми туфлями. Его колоритная внешность с собранными назад в пучок дредами и минимализмом в классическом стиле создали образ настоящего мачо, восточного повесы в лучших традициях жанра. Расстегнутые сверху две пуговицы, тонкий ремень, запонки на манжетах итальянского сукна подчеркивали благородство образа. 
   Все сели в машину. Я включил на полную громкость Брюса Спрингстина «Улицы Филадельфии». 
   Моя королева сидела рядом со мной. Её ладонь была поверх моей на боксе между сидениями, наши пальцы переплетались в бессловесном танце. За окном старая Самара мелькала серыми каменными кубиками с светлячками в квадратных окошках. Бесконечные фонари, стражники мостовых и изувеченных асфальтных дорог, золотые кроны деревьев, печальные и прекрасные – все они дышали свежестью и увяданием одновременно. Воздух был такой пряный через открытое настежь окно, что хотелось просто взять и раствориться в этом сентябре. Микки на втором ряду сидений укладывал пшеничные волосы Камиллы, постоянно охая, вздыхая каждый раз, когда она недовольно дула щечки. Александр Иванович, опершись на трость и уткнувшись в нее подбородком прислонился к открытому окну и вдыхал на полную грудь осень. Краешки его губ постоянно смыкались в довольной улыбке, а в незрячих глазах отражались желтые огни, слово вспышки солнца. Где-то раздался залп салюта и вспышки его разными красками промчались, словно в зеркале, по матовой пустоте его белых зрачков. Ди и Фернандо сидели на третьем ряду и играли в карты. Фернандо то и дело выкрикивал свои мексиканские ругательства, пользуясь тем, что Ками не понимала их и просто смеялась. Ди был напряжен, сложив озабоченно пальцы ниже губ и изредка протирая очки.
 - Куда едем, кэп? (Микки)
 - (я заехал во дворы, остановился перед невзрачным домом, накинул очки) Приехали, господа!
У входа стоял знакомый всем Коугар. Вдоль улицы была припаркована вереница машин по обеим сторонам. Я сразу заметил, что на крышах домов стояли ребята с автоматами. Один из них отдал мне честь с крыши, подал сигнал остальным, те сделали также. Я понял, что мы в безопасности в своем районе.   
 - Шеф здесь. Ребята охраняют периметр. (я)
-  Лучше бы вместо нас в башне мерзли, герои. (У Микки как раз начался приступ и он, развернувшись корпусом в сторону бойцов на крыше, выкрикнул «Трах…те себя!!», показав им средний палец. Саша успела закрыть уши Ками.) Зашли в оркестр! (Микки улыбнулся, самоуверенно и дерзко разглядывая нашу охрану)
За старой деревянной дверью, открывшейся со скрипом, нас ждал темный коридор, в конце которого горела лампочка на потолке. Ками сжала ладонь Микки. Он тут же схватил её на руки.
- Что-то не похоже на веселье, Тим (Микки)
- It’s fucking cold here (Фернандо растирал ладони)
- И мы, конечно же, не взяли оружие, и наших лат на солнце блеск прекрасен (Ди)
Я вел Сашу за руку, придерживая её позади себя за спиной. На мое левое плечо опирался рукой АИ, постукивая тростью по стенам. Он молча слушал, слегка улыбаясь от того, насколько всем кругом было не по себе.
 - Мы живет в заброшенном замке, и вдруг нам стало страшно, ребятишки? (АИ) Тут он неожиданно отпустил руку от моего плеча, ринулся вперед и быстрыми шагами дошел до двери в конце коридора. Она была закрыта. Тогда АИ стал с силой бить в дверь, ударяя то руками, то тростью. Микки крикнул: «Уйди влево», и с разбега вышиб дверь. Мы очутились в огромном зале в стиле императорских дворцов. Пары танцевали вальс. Официанты в белых перчатках разносили холодное шампанское. Микки отнял поднос у одного из них и начал нас угощать. Он был в гневе, и огрызался, словно волк, на смотрящих на него в недоумении. По периметру зала стояли огромные парни в классических костюмах, которые сразу направились к нам. Микки снял пиджак. Я отпустил руку Саши и подвел к Иванычу. Тот понял, что возникла угроза и закрыл собой Сашу, достав из кармана перочинный ножик. Старый воин всегда держал лезвие при себе. Ками почему-то была очень спокойна, сжимая медведя и пиджак Микки, и глядя с восторгом на своего озверевшего новоявленного папаньку. Ди развязно пританцовывал на месте, словно шут, надсмехаясь над вальсирующими, одновременно плотнее укладывая дреды. Моментально он достал из-за пояса два кастета и кинул один Фернандо. «Con el alma, amigo» («От души, друг») – Фернандо улыбнулся с лязгом,  закатывая рукава рубахи и разминая руки. Я занял боевую стойку впереди остальных. Микки, разведя руки в стороны, закричал на весь зал, глядя на двигавшихся к нам уже почти строем парней: «Давай, возьми меня, сахарок!» Еще на подходе одного из охранников «отключил» уже знакомый нам с Микки мужчина в черном джемпере и брюках. Началась драка. Микки сразу опрокинул двоих. Ди с Фернандо взяли на себя самого большого парня, увернувшись от его ударов и, заблокировав обе руки, сломали их одновременно. Я отрабатывал свою любимую тройку, повторяя без остановок: «один-один-два, два-два-один-два». Мне уже начали наносить удары под блок, постепенно пробивая до почек. Тут подоспел Шеф и ударом с правой руки повалил на пол одного из нападавших. Я, убрав левую руку из глухой обороны, начал осыпать оставшегося боковыми с левой и, как только он открылся для удара с правой, сразу повалил его. Из двери на другом конце зала выбежали еще пятеро человек, но уже в спортивных костюмах под стиль девяностых.
- Это еще что за зоопарк (Микки прикуривал сигарету на ходу, направляясь в сторону подкрепления)
- Halloween god damn (Чертов Хэллоуин) (Ферни заново закатывал рукава рубахи) Amigo, wait for me! 
 - Уходим! (Шеф махал нам в сторону выхода)   
Я подбежал к Микки и стал уводить его. У него усилился синдром, и он стал выкрикивать грязные ругательства в сторону нападающих. Ди помог мне увести его. Саша, Ками и Дед уже были на пути к выходу. Мы убегали. Готовые принять еще много боев, разгоряченные, азартные, мы понимали, что лучше побыстрее скрыться. Мы сели по машинам. Шеф рукой из открытого окна показал направление и дал команду следовать за ним. В зеркале заднего вида я увидел, как выбежали пятеро. Но тут же один за другим свалились с ног. Наши «карлсоны» с крыш сделали свою работу. Я посигналил им и маргнул аварийкой, хотя хотелось просто по-братски обнять ребят за оказанное прикрытие.
 - Вот все они такие – с расстояния из своих игрушек смелые палить, а зайти по-мужски помахать кулаками, так нет уж. Г..ны. (Микки) (он закрыл уши Ками)
- Да брось, Мик. Ты же не оставил бы им все равно ни одного из ревности (я)
 - Это факт! (Микки)
Мы ехали и не понимали, куда и зачем. Но в салоне навигатора стояло безудержное веселье. Ди вылез в открытый люк, расправив руки, выкрикивал: «Я-король мира!». Ками, сидя на коленках у Микки, гладила его щеку, чтобы у него пропало обострение синдрома. Я просто смотрел, не отрываясь в глаза Саше, пока она, макая край своего платья в виски, смущенно обрабатывала ушибы на моем лице и ссадины. Моя голова была на её коленях, теплых, мягких, таких родных. Александр Иваныч без конца расспрашивал о том, как все произошло и просил детали. Микки красочно и смачно всё описывал, разводя руками. В салоне чуть слышно приятными ритмами разносилась песня «Alive» Empire of the sun - Loving every minute cause you make me feel so alive, alive… И в тот момент мы все до одного чувствовали себя живыми, любя каждую минуту, проведенную вместе.
Наконец, мы заехали на территорию коттеджа в черте города.
 - (по рации) Приехали, ребятня. Выходим. (Шеф) 
Как только мы стали выходить из машины, к нам подбежали три добермана и сели рядом полукругом.
- Не бойтесь, это лучшая охрана и защита. Добро пожаловать в резиденцию. (Шеф)
- Чью? (я)
- (Шеф повернул ко мне лицо с широкой и по-детски открытой и доброй улыбкой) Ангелов, командированных к вам. Не обращайте на них внимание. Многие заносчивы и тяжелы в общении, кто-то вообще мало разговаривает.
В этом момент на территорию заехал кадиллак де вилле 98 года. Из машины вышли четверо – наши снайперы.
 - Спасибо, мужики! (я направился к ним, уже протягивая руку) 
Но они молча прошли мимо меня, не здороваясь ни с кем и даже не снимая маски. У каждого был кейс с винтовкой.
 - Они не разговаривают даже друг с другом, так что не удивляйся. Особый отряд – идеальная дисциплина, неподкупны, фанатичны, каждый из них социопат и мизантроп. Много пьют, отдельно от всех каждый в своей комнате. На людях всегда в масках и только ночью выходят. Отлично владеют любым видом оружия и без него еще опаснее. (Шеф)
 - Почему они не с нами? (я)
 - Они с вами. Но… так надо. Не проси объяснять. Только вы всемером можете остановить Кошмаров. (Шеф)
 - Понял. (я)
 - Что же, господа, дамы, прошу в нашу резиденцию. Это хостел под прикрытием. Первый этаж – ночной клуб. Второй – гостиница, в которой все номера всегда заняты для посторонних. Нижние два этажа – собственно мой дом здесь. (Шеф)
 - А зачем тогда мы приезжали на тот адрес? (я)
 - Для того, чтобы посмотреть на вас в деле, парни. Только сразу простите, и ты, Ками, не думал, что поедешь вместе со всеми и зайдешь. Мои парни должны были прикрывать вас снаружи от любой опасности. Но так получилось, хорошо, что все обошлось. (Шеф)
 - Ей уже не привыкать, она будущая воительница. Моя воительница! (Микки)
 - Мне было не страшно (Ками).
     Внутри дома было очень уютно, но все комнаты были выполнены в современном стиле, много техники, много кожаной мебели. Ками сразу разбежалась и плюхнулась на диван, провалившись в его ампирных просторах.
 - Садитесь, ребята (Шеф)
Мы расселись по креслам и диванам. В зал зашли около двадцати человек близкого окружения Шефа. Наши четверо любимчиков устроились у окна, кто на подоконнике, кто прислонившись к стене. Единственная девушка среди них приземлилась на пуф. Микки, глядя на них, не смог сдержать ухмылку. В ответ девушка огрызнулась, демонстративно проведя большим пальцем с длинным крашенным в алый цвет ногтем по шее. Микки, нисколько не смущаясь, послал ей свой воздушный и страстный поцелуй. Диоген не отрывал глаза от пары девушек у камина. Печаль на их лицах была настолько нежной и притягательной, что он достал авторучку и на салфетке стал быстро вычерчивать строку за строкой.
   В углу комнаты соблазнительно поблескивала лакированная стойка бара и в стеклах бутылок переливами манили крепкие алкогольные напитки на любой, даже самый изысканный вкус. Микки не смог удержаться и за пару шагов аккуратно оказался прямо напротив двенадцатилетнего ирландского виски. Он быстро и четко наполнил два стакана до середины и, совершив еще несколько шагов, оказался уже за спиной девушки на пуфе. Она подняла глаза вверх. На ее лице, казалось, не было никаких эмоций, только пустота. Но Микки уверенно опустил справа стакан прямо в ее ладонь и со своей грубой, но одновременно детской улыбкой произнес: «Пожалуйста, сеньорита». Она опустила голову, выпила залпом виски и вернула стакан обратно. Микки невольно выругнулся в очередном припадке: «Чертова сука». Она улыбнулась и сказала: «Именно». Микки закрыл рот рукой, но вдруг выронил стакан и быстро и нервно вышел из зала на улицу. Шеф посмотрел на Кристину и вслед Мику, но не стал его останавливать. 
 - Итак, завтра все начнется. И завтра все закончится. Кристина, доложи дислокацию вашей бригады на полночь. (Шеф)
- (Девушка быстро поднялась с пуфа с выправкой истинного вояки, но в замешательстве) Я…я… (в голове воительницы путались мысли) Я закрываю территорию башен по периметру в сто метров, веду прицельный огонь по всем выходящим враждебным целям. Большой Джек и Кот на позициях по прилегающим улицам. Они обеспечивают свободной дорогу и курируют по возможности периметр в пятьсот метров. Мексиканец курирует окружающие водные пути, при необходимости взрывая мост и пристань. 
- Отлично. Сестры – вы со мной на высотках ладьи. Мы снимаем всех по крышам. Тим, за вами территория башен, сами понимаете. Если что-то нужно еще из оружия, то Кристина всем обеспечит. (Шеф)
 - Понял. Кристи, у меня просьба – оберегай девочку. Вот она наша маленькая, зовут Камилла. (Я)
 - (Кристи посмотрела на девочку и неожиданно ласково и тепло улыбнулась) Мы будем все беречь малышку, Тим.
 - Когда все начнется – я подам сигнал и зажгу красный фонарь. Пока мы не начнем огонь, не вмешивайтесь, ребята. Я буду вести стрельбу троссирующими – вы увидите. Я верю, что ко мне вернется зрение в эту проклятую полночь. (АИ)
 - Принято. Бронежилеты уже в машине. Я доверяю всем и каждому. Не буду объяснять, насколько важна эта ночь, насколько это тяжело. Эта ночь в этом составе последняя, но не будем грустить. (Шеф)
   Он подошел к бару, налил текилы в стакан, попросил всех подойти. Мы наполнили бокалы, молча посмотрели все друг на друга. Я налил сок в стаканчик для Камиллы, взял её на руки, прижав головкой к себе. Шеф улыбнулся: «Будем, вояки!».
- А ты, маленькая, когда вырастешь - станешь нашей воительницей, самой сильной и самой красивой. Будешь в моей личной охране, если дядя Мик разрешит (Шеф нежно провел пальцами по щеке смущенной Камиллы)
   Кристина второпях выпила со всеми, налила еще стакан виски до краев и выбежала. На улице был дождь. Он шел стеной, ледяной, крупный. Под ним весь мокрый стоял Микки, опустив голову, дымя сигаретой. Он выпускал синий дым в небо, глотая капли дождя, словно измученный жаждой путник в пустыне. Было шумно, громко от раскатов грома, но она слышала его взрывы плача. Микки никому не сказал о том, что он увидел в тот момент, когда выронил стакан. Его отнесло снова на те сотни лет назад. (трек «Stage Rockers – I'm Waiting») Он еще не блуждал по земле в поисках своей возлюбленной, и он еще был командиром своего отряда вместе с Ней. Рассвет там был другим. Солнце было не высоко над головой, а где-то под самыми ногами. Оно снизу пробивало лучами небо сквозь одежду. Оно проходило лучами, прошивая всё тело. Так тепло. И откуда-то с запада доносился соленый запах моря. Шум волн прибоя. И Она никогда не пропускала этот рассвет с тех пор, как оказалась там. И Мик стал встречать его вместе с ней. Они просто стояли рядом. Сначала поодаль. Но с каждым утром все ближе и ближе. Наконец они уже стали встречать каждое новое утро друг напротив друга. Мик поднимал правую ладонь, она поднимала в ответ свою его ладони навстречу. И они подносили их друг к другу, не прижимая. И между ними сквозь миллиметры расстояния проходило солнце, сливаясь своим теплом с теплом горячих ладоней. И так каждое утро. Но каждое утро в левой ладони Микки, сжатой в кулак за спиной, было что-то особенное в подарок для Неё. То цветок, то божья коровка, то красивая лента или смешная фигурка животного из камня или дерева. В то утро это была бабочка. Живая, настоящая, редкой красоты. И как только он разжал ладонь, бабочка метнулась ввысь, взмахнув на солнце крыльями. Переливы по перламутровым крыльям отразились на защитных масках Микки и его возлюбленной. А внутри них словно оживились дети. В его неподвижной фигуре голубоглазый мальчуган с каштановыми волосами протянул руку навстречу стеснительной кареглазой девочке с кудряшками. И они взялись за руки и, держась вместе, прошли к самому краю неба, к волнам небесного океана.  Затем сели, свесив ноги в теплые волны. Их ладошки уже вспотели. Но они не отпускали их. Нельзя. Они смеялись. Они рассматривали облака и облизывали соленые губы. И он просто взял и поцеловал её горячую щеку. В другой её руке была связка с воздушными шариками. И она от неожиданности выпустила из рук эти голубые, красные, зеленые, фиолетовые шары, и они полетели еще дальше вверх. И мальчик с девочкой подняли глаза, провожая их с тревогой и улыбкой. И тогда уже силуэт Микки и Её силуэт тоже подняли головы одновременно. Молча. Не касаясь друг друга. И именно эта сцена так ярко и так больно ожила в нем, когда он забирал стакан у Кристины. Эти воспоминания пронзили его. Сработал синдром. Но он ощутил именно то самое ощущение рядом с Кристиной. То самое. И это же ощущение и та самая картинка пронзила Кристину секундами позднее.   
   Она подошла к нему справа, встав на уровне плеча и молча протянув стакан. Он выпил ровно половину, передал ей. Она осушила его до дна и взяла из его пальцев сигарету. Микки, не сказав ни слова, повернулся к ней и крепко прижал к своей груди, закрыв своим плащом. Она подняла влажное лицо навстречу его взгляду. Время остановилось. Капли стали молчаливы. Гром пропал. Наступила тишина. Было ощутимо лишь их неровное дыхание. Они впились губами в поцелуе. Настолько велик был голод, настолько чиста была нежность в этом страстном касании двух душ. Они не проронили ни слова за все это время, но по их взгляду можно было сказать, что ими уже прожита одна на двоих жизнь и миллионы слов прошли через них. Он целовал ее глаза, она скользила губами по шраму на его лице. Два силуэта в темноте под ливнем. Два воина, две души в ласке детства. И их силуэты среди ливня сменились силуэтами того самого мальчика и той самой девочки.
 - Я ждал тебя! (мальчик)
 - Я ждала тебя! (девочка)
   Тем временем все разошлись по комнатам. Шеф играл с Ками в шашки. АИ потягивал коньяк, причмокивая лимончиком и смакуя сигару. Я общался с ребятами. Саша стояла рядом и внимательно слушала, изредка улыбаясь и сжимая мою руку. Каждый раз, когда она ее сжимала, было ощущение, словно она боялась её отпустить или держать не так крепко. Ферни попивал текилу с Мексиканцем. Оказалось, что они из одних мест. Никто не понимал их речь и те мексиканские ругательства, но все смеялись, видя как много жестов, какая экспрессия царила в общении двух иноземцев. Большой Джек был веселый и миролюбивый парень, который в свои тридцать уже прошел около десятка горячих точек. Высокий, мощный, кареглазый, смуглый, с короткой стрижкой и зубочисткой в зубах, он много смеялся, был добродушен и открыт. Кот больше молчал. Небольшого роста, с накачанным торсом и в бейсболке, повернутой козырьком назад, он излучал и мудрость старца, и бунтарство тинейджера. В его серых глазах была грусть. Все руки были исписаны тату. Скорпионы, львы, змеи. Словно он забирал так у них все сильные стороны, сам становясь мощнее, хитрее, опаснее для врагов. Было ощущение, что он и Большой Джек – два брата, разные внешне и внутри, но связанные одной жизнью на двоих. Шеф заметил мой интерес к ним. Взял под руку и отвел в сторону.
 - Крутые ребята, правда? (Шеф)
 - Да, опасная парочка, но приятные парни. А еще Мексиканец. И Кристина. Они вчетвером словно поодаль от остальных, и эта жесткая дисциплина и собранность. (я)
 - У них интересная судьба. (Шеф)
 - Расскажи (в моих глазах вспыхнуло детское любопытство)
 - Сядь. Слушай. (Шеф сел напротив, расставив ноги и всем корпусом наклонившись вперед ближе к моему лицу). Начну с Мексиканца. Я обрадовался и огорчился одновременно, узнав, где смогу найти твоего амиго Фернандо. Это те же земли. Мексика. Замечательная страна. Бедность и жара сводят людей с ума, и я их не виню. Наркотики, убийства, проституция, торговля женщинами, детьми. Продажна каждая вторая, а иногда и первая душа. Там света мало. Хотя и здесь не много. Я забрал его уже таким, взрослым и сильным мужчиной. Он истинный католик. На его счету десятки убийств. Из одной банды в другую его еще юношей перебрасывали местные сеньоры. Но пришло время откровения. И он, после смерти матери, оставшись один, решил посвятить себя детям и вере. Он угрюм, но видел бы ты, как вечерами он рассаживал в круг детишек из окрестных деревень и часами у костра читал им сказки собственного сочинения, исполнял песни на гитаре-испанке. Он был тем, кто стал отговаривать родителей отдавать без боя детей в банды. Пистолет всегда был у святого отца под мантией. Второй под алтарем в воскресной школе. И как-то утром к школе подъехали два фургона и люди с оружием. Санчес. Так звали Мексиканца. Санчес успел закрыть двери и забаррикадировать все входы и выходы с ребятишками. Но те требовали отдать детей или грозились сжечь дотла церковь. Санчес спрятал детей в подпол. Из него был подземный лаз из церкви наружу. Но он не мог дать бандитам остаться в живых. Он открыл двери. Те зашли внутрь и начали разыскивать его и детей. Затем закрыл з ними дверь и в темноте стал убивать. Одного за другим. Выстрелы в темноте. Патроны кончились. Но осталась граната. Он вложил её в рукав и вышел из церкви навстречу оставшимся снаружи. Он поднял руки вверх, зная, что его не захотят теперь просто убить выстрелом, а изрежут на куски. И когда оставшиеся приблизились, он опустил руки. Из рукава выпала граната, с которой он успел сорвать кольцо. Взрыв. Мы сбирали его по кускам. Но душа в огранке этого шрамированного тела прекрасна, даже несмотря на все его ругательства. Кристина. Девочка моя. Она была в процессе самоубийства, когда мои преторианцы вмешались. Пойми. Мы не вмешиваемся. Так нужно. Когда была та перестрелка в церкви в Мексике, мои люди были по периметру. Если бы все они расправили свои крылья одновременно, то смогли бы закрыть солнце и вызвать затмение. Но мы не можем. Подвиг одного человека рождает подвиг в душе другого. Как и зло распространяется по душам, ощущая безнаказанность. Но с Кристиной вышло иначе. Эта девочка-бунтарка. Разбитое с детства сердце. Случайные связи. Не жизнь проверяла её на прочность, а она вытягивала из нее все волокна, испытывая одну эмоцию вслед другой. Она из «штатов». В ту ночь в ней просто закончилась тяга к жизни, просто иссякло желание жить. Пятьдесят миль её «субару» летел по трассе со скоростью больше двух сотен. Мимо проносились огни встречных авто. (трек «Baauer – Day Ones (feat. Novelist & Leikeli47)») То встречка, то снова своя полоса. Порой она просто выключила все огни и летела в темноте. В ней уже был крек и метамфитамин. Бутылка водки. Лаки страйк. Она неслась к океану. Я ощущал всё внутри неё. Я видел, как она просто резко вывернет руль на мосту, и машина снесет ограждение и полетит вниз. В волны «атлантики». Ты знаешь тот мост и тот пляж. Сигарета за сигаретой. Вспышки пламени зажигалки в темноте салона. Слезы. Тушь стекала уже по подбородку. Пелена на глазах. Хрупкая ножка в туфле на двадцатисантиметровом каблуке вдавливала «в пол» педаль газа. Сирота. Детдом. Россия. Боль. Виза. Билет на рейс «Москва-Нью-Йорк». Смена штатов, ресторанов, съемных комнат, мужчин, наркотиков, машин. Столько отчаяния в этих детских и чистых глазах. И никакой веры. Ни во что. Ни в кого. Никому. Единственное, что грело – ребенок. Она часто представляла его, мечтала о своей маленькой девочке с аккуратным носиком и розовыми крохотными пальчиками. Она не видела образа своего мужчины, отца ребенка. Но знала, насколько сильно полюбит его и насколько чистым будет акт любви и рождение их общего маленького чуда. На заднем сидении были мягкие игрушки. Она зачем-то купила их. Наконец мост. Она выворачивает руль до отказа влево. Машина сносит ограждение. Срабатывает подушка безопасности. Но машина летит вниз с высоты сорока метров. Я дал отмашку Джеку и Коту. Они расправили крылья и через секунду в полете Кот срезал крышу, а Джек схватил Кристину. Она была без сознания. Когда очнулась, то увидела эту парочку. Они стали её братьями на земле. Научили всему.
 - А что насчет Кота все-таки и Джека? (я)
 - Этих парней я застал после горячих точек в одном из «питерских» баров. Странная история. Один вечер. Одно место. В одно время зашли двое мужчин. Незнакомых друг с другом, прошедших войны. Но не плечом к плечу. Они пили за разными на разных концах бара. Каждый свое. Каждый один в своих мыслях. За баром была девушка. Не мужская работа – согласен. Мать двоих детей. Подрабатывала в ночную смену. К бару подошли трое. В костюмах. Пьяные. Сильно. Три «шота». Затем снова и снова. Девушка говорит им стоимость заказа. Они молча разворачиваются и собираются уходить. Девушка смотрит с надеждой на охранника Ивана. Тот опускает глаза и стоит на месте. Девушка, повысив голос, повторяет: «С вас четыре тысячи триста, мужчины». Тут один из них нервно оборачивается, достав пистолет из-за пояса и подходит к бару.
 - Ты что, сучка, не поняла?!! Я Хан. Мы никогда не платим здесь на выпивку. За твой счет гуляем. Хозяин нам торчит большую сумму. Ясно?! (Он схватил её за волосы и приставил ствол к виску).
Еще секунда. Кот подошел слева, Джек справа. Ребята сработали быстро и четко. Джек перехватил пистолет, направив его в сторону двух других людей в костюмах. Кот высвободил волосы девушки, заломив руку в запястье и затем сломав. Затем Джек поднес ствол к виску Хана со словами: «Деньги отдал и извинился.»  Потерянный, Хан быстро достал портмоне и протянул пятитысячную купюру девушке за баром.
 - Мы не слышали твоих извинений. И еще пятерку на «чай» девушке. Быстро.
Хан выронил с заиканием: «И-и-ззвини нас! Выпили! Вот возьми.» (Он протянул вторую «пятерку», ставшую уже мокрой из-за запотевших ладоней)
 - На выход. Бегом, черти! (Джек вынул обойму из пистолета и кинул ствол в сторону выхода).
Хан и его двое помощников спешно удалились, сели в белый «инфинити» и уехали. Девушка была еще в шоке, но спешно налила Коту и Джеку по «шоту» виски «за счет заведения». Затем опустила глаза и со слезами сказала: «Спасибо вам!». Джек достал однотысячную купюру и протянул ей: «Возьми, сестричка! Все путем будет. Мы тебя проводим после смены.» Девушка наклонилась в сторону парней и поцеловала в щеку сначала Кота, затем Джека. Парни «покраснели».
 - Ладно, тебе нужно работать. А то народ хочет выпить. Мы здесь рядом, если что. (Кот сел обратно на свое место, но к нему подошел Джек)
 - Меня Большой Джек звать. Это. Ну четко мы сработали. Ты хоть и мелкий, но здорово его.
 - Кот. Рад помочь, Большой Джек. Выпьем давай. (Кот)
 - Легко! Я угощаю! (Большой Джек) 
 - Нет, я хоть и ****юк, но сегодня я плачу (парни разразились смехом). За нас! И за всех ребят, что не с нами!
 - Будем! (Большой Джек)
 После смены в районе четырех утра ребята, как и обещали, навязались Лене (так звали девушку-бармена) в провожающие. Пока она закрывала бар и переодевалась, парни вышли покурить. Лена жила недалеко, и погодка была чудесная. Майская прохлада перед рассветом. Воздух был ароматами весны и манящей лаской лета. Кот достал пару сигарет, протянул одну Джеку. Тот достал зажигалку и стал прикуривать обе сигареты. Но вдруг из «девятки», припаркованной напротив, вышли двое с автоматами «калашникова«. Они открыли огонь почти в упор. По одному «рожку» на каждого. Киллеры бросили автоматы и уехали. На земле в лужах крови лежали два тела. Сигареты лежали рядом, крест накрест. Они еще тлели. А дым поднимался вверх двумя струями, переплетающимися в своем безмятежном подъеме к небесам.

   У Кота и Большого Джека никого не было. Лена похоронила их. Теперь они здесь. Вот такая история, Тима.(Шеф)
Я посмотрел снова на Мексиканца, Кота и Большого Джека. Но уже по-новому.

 - Господа, нам пора прогуляться и отправиться на набережную. Парни (Шеф посмотрел на Мексиканца, Джека и Кота). Найдите Кристи и выдвигайтесь на участок по спуску к набережной, займите позиции на крышах домов. Остальные по автобусам. Едем. (Шеф)
   И мы отправились на набережную. Было уже около половины второго ночи. Ками засыпала на моих руках. На улице мы увидели Микки с Кристиной. Они так и стояли вод дождем, не отпуская друг друга.
 - Кристи, нам пора (Большой Джек хоть и бросил эту фразу по-военному грубо и четко, но смотрел на парочку с нежностью).
  - Дядя Мик, отпусти уже девушку, она ведь боится тебя (я улыбался)
Микки с Кристиной разомкнули объятия, но Мик снял свой плащ и заботливо закутал в него Кристи. Будто она и не была первоклассным снайпером и офицером разведки. Микки быстро подбежал ко мне, перехватил на руки Ками и бережно положил ее на заднее сидение. Дождь прекратился. Все вокруг блестело в каплях и переливалось в свете витрин, фонарей и фар авто.
 - Куда мы? (Микки)
 - На набережную прогуляться. Хотя странно, зачем это Шеф нас туда всех направил (я).
   Мы приехали и разбрелись. Алкоголь взяли с собой. Мы пили, мы смеялись, мы были веселы и были вместе. Солдаты, просто еще недавно обычные люди, разного возраста, разной расы и происхождения, земные и ангелы – но были вместе.
Казалось, город принадлежал лишь нам двоим с Сашей.
 - Ты знаешь? (Я)
 - Что? - она смотрела на меня широко открытыми глазами, в которых блестели слезы, словно отблески звезд на глади океана.
 - Мне так хорошо. Я дома с тобой. Это внутри - словно всегда там было, а теперь эта дверь открыта, и ты уже вошла. И с тобой вошло все, что любил, с тобой там внутри запахло всеми запахами детства, всеми надеждами, мечтами, всеми снами и выдумками. Но это уже не то, что было далеко и неприкасаемо.
    Я коснулся её щеки ребром ладони, провел до подбородка, левой рукой обнимая за талию. Я спустился рукой до её ладони и, поцеловав её, пригласил на танец. Я ничего не сказал, мои глаза всё сказали. Она так же молча обхватила мою ладонь, выпрямила спинку. Мы одновременно в одном темпе сделали шаг вправо, затем влево, затем ускорив темп, но все так же не торопясь в своей неслышимой мелодии в свете фонарей набережной начали танцевать, кружась и переходя с одной плитки мостовой на другую, словно птицы. Эта мелодия -  Chromatics  «Yes»  так давно сидела в голове и так давно мучила пальцы в немой ломке, жажде обнять Её хрупкий стан и просто взять и под звездами окунуться в одеяло ночи, в наше общее и родное. Мы кружились и видели вокруг восхищенные взгляды всех наших друзей и близких, просто героев наших книг и фильмов, которые с фужерами шампанского созерцали великое и простое, сильное и такое хрупкое слияние двух душ. Мои мама и папа, обнявшись, что-то бурно обсуждали, не отпуская восторженных глаз от нас. И Амели так загадочно хлопала ресничками. Мистер Иствуд как всегда невозмутимый, коснулся сложенными двумя пальцами края своей ковбойской шляпы и с едва уловимой улыбкой козырнул нам. И Камила со своим Тигром, осыпая его поцелуями пускала в небо бумажный фонарик. И мы видели фрегат на Волге с раскрытыми алыми парусами, а с кормы нам махали прекрасная Ассоль со своим брутальным капитаном. А на песке играли в мяч наши девочки, две неспокойные и такие заводные милашки с пшеничными кудрями и голубыми глазками. А рядом мои бабушка и дедушка. сжимая друг друга за руки и все так же ворча друг на друга, счастливо глядели то на внучек, то на нас.  Тут и старина Фрэнк Синатра умилялся двум незнакомцам в ночи, и Микки Рурк в своем бежевом пальто, сжимая за талию еще молодую Ким Бейсингер, смешливо подмигивал мне, а Ким посылала нам воздушный поцелуй. Мы остановились, а на небе среди сотен бумажных фонариков в честь моей прекрасной принцессы Рапунцель проплывали, словно по морским волнами, огромные корабли на полных парусах. С них в нашу честь раздавались радостные свисты, крики, выстрелы из винтовок и шелковые ленты срывались с неба атласными облаками.
- Если настанет день, когда захочется сбежать отсюда, раз и навсегда...то..ты..(Я замялся)
- Я пойду с тобой... (она улыбалась, прижимаясь к моей груди). и вдруг все кругом погасло, нас освещали лишь фонари, окружающие нас.. и среди темноты кругом  заработали фонтаны. Черт возьми, это все устроил он- наш небесный бродяга, а в небе переливами мерцали звезды. Микки, стоя поодаль во тьме, вытирал кулаком предательскую слезу, другой рукой крепко обхватив Иваныча. Ками, сидя у него на шее, не двигалась, завороженная, открыв ротик от удивления. Ферни с выстрелом открыл бутылку шампанского, выпив из горла и передав Ди. Это было что-то неземное, что-то абсолютно не укладывающееся даже в моей больной голове. Шеф лишь улыбался, пуская ровные струи дыма. Мы все даже не знали, что в этот момент весь его личный состав, расставленный на крышах, суровый отряд самых серьезных и, казалось бы, бесчувственных воинов, не отводя пальцы от винтовок и глаз от прицелов, улыбался, словно ясельная группа. Даже те четверо, что прикрывали нас в клубе, переглянулись друг с другом с широко открытыми улыбками. Я подал руку своей даме, и мы поднялись по ступеням наверх, где наш ждал очередной сюрприз. Голубой Кадиллак Флитвуд 1969 года. Микки уже подбегал, чтобы открыть двери. А Ди подошел и протянул мне два кольца.
 - Ты помнишь Ди, как тогда выручил меня с деньгами, отлив кольца..а я сдал их в ломбард. (я)
 - Конечно, Тём. Это, безусловно, не они, и не я отливал. Но - высший сорт и ваш размер. (Ди)
 я достал кольцо, посадил Сашу на капот кадиллака, сам присел на колено, Микки, Ди, Иваныч, даже Шеф также присели на одно колено.
- Девочка моя, ты..ты мое всё и это кольцо...в общем, я хочу тебя навсегда, рядом, здесь, всю тебя, всю и навсегда..ты согласна?
 (Саша молча. с блестящими слезами на лице, просунула пальчик и смущенно, оглядев с невероятной нежностью всех вокруг, посмотрев в даль на всех наших гостей, спрыгнула с капота прямо в мои объятия)
- Теперь моя очередь.. (Саша)
Она сняла правую туфельку. Под её ножкой все это время был листочек с текстом песни «Johny Lewel – Tell Me»
- Я не знала, что все так будет. Но этот листочек всегда был со мной. Тогда в резиденции я шепнула нашему… (Саша замялась. У Шефа не было имени) Богу название песни и…  (Шеф нырнул в салон и включил аудиокассету с музыкой из песни) Саша, глядя мне в глаза так нежно, так тепло, так преданно и искренне, начала исполнять её: «Tell me I'm your baby and you'll never leave me, tell me that you'll kiss me.. forever whisper that you love me that you never leave me by mine for always i'll be yours forever tell me i'm your baby and you'll never leave me, tell me that you'll kiss me.. forever...».
   Я вырвал у неё кольцо и одел на палец.
- I'm yours, baby. I will never leave you. Forever. I'll yours for always. (я)
   Я поцеловал её. Снова. Но по-новому. Еще два дня назад мы погибали в своем одиночестве, теряя себя в себе же, растворяя волшебство в серой реальности. День назад мы лишь украдкой бросали друг на друга взгляды, словно школьники, оказавшиеся за одной партой первого сентября. Час назад мы уже вместе, успев за день создать своё теплое и уютное единение. И вот прошла минута, и в присутствии семьи и Бога кольца на дрожащих пальцах и эти бабочки в её животе вместе с нежностью лемуров в моих ладонях. И ангелы с винтовками через пару минут будут пить водку, не закусывая, за наше счастье и во имя нас. А еще недавно чужие люди – уже часть нашей большой семьи. Микки с АИ орали, обнявшись: «Горько!!!». Шеф доставал ящики с шампанским и водкой из багажника. С крыш раздался свист и дружное "Горько!" преторианцев. Я начал махать нашим снайперам, чтобы они немедленно спускались. Мы пили, мы смеялись, мы были вне себя от счастья.
До рассвета оставалось не больше трех часов…
 - Так, всё! Молодым пора!! Мои ребятки в ваше отсутствие приготовили сюрприз на вершине башни. Кристина, девочка моя, для тебя сегодня отбой, остаешься под присмотром Мика или он под твоим – сами решите (Шеф припьянел, обнял меня и Сашу).
- Так-так, папаня! Ну-ка стой, а на как же на дорожку по одной.  (Микки наполнил рюмки и поднес Шефу)
- Счастья молодым! Классные вы ребята! (Шеф пропустил рюмку, слегка поморщившись. Микки протянул ему на вилке соленый огурчик.)
- Едем! (Шеф быстро сел в свой «кугар», махнул рукой и помчался по проспекту)
   На ходу допивая ледяную водку, к нам подошли все бойцы его бригады. Они так же обняли нас, а наши четверо преторианцев вдобавок отдали нам честь и залпом выстрелили из винтовок. Затем они, за исключением Крис, дружно запрыгнули в два черных микроавтобуса и поехали вслед за Шефом. Все знали, что будет завтра и понимали, чем все может закончиться. Но страшно не было никому. Мы жили моментом. Мы жили. МЫ. 
    Микки наконец дал волю эмоциям и схватил на руки свою Кристину. Мы с Сашей сели во «флитвуд» и поехали к башням, взяв Ками с собой. Ди, Ферни, АИ, Мик с Кристиной сели в «навигатор» и отправились отмечать мою свадьбу в ночной клуб. Я хотел, чтобы ребята хорошо погуляли. 
   
- Ну что, родные мои! Народ для разврата собран! Тима просил очень слезно, чтобы мы зажгли этот город! Чертов город грехов! Так что мне нужны все вы. Ты, слепой старик, пробуди в себе того парня, который своими движениями и брюками-клёш сводил женщин с ума! Ты, растаман-стихоплет, задай нам ритм погорячее и не забудь про двух и трехстопники и лучше с текилой! Ты, безумный мексиканец, да-да, YOU текила мэн – мэйк за сити бёрн тунайт! И, наконец, ты, моя нежная вояка, (Микки, держа Кристину за талию, поднял её от земли) забудь про проклятую винтовку и покажи себя в деле! (Микки излучал неистовую энергию).   

   Кристи была в камуфляже и берцах, смущаясь идти так в клуб. Она уже и забыла, когда в последний раз проводила время вне своей винтовки и без аккомпанемента взрывов. Ферни не переставал все время жужжать и потягивать текилу из горла бутылки. Ди все думал о тех сестрах, продолжая на ходу писать на очередном клочке бумаги. АИ дремал в пути. Он не хотел ехать, но ребята настояли. Тем более эта страстная речь Микки. Наконец, линкольн подъехал к месту назначения. Микки запарковался прямо напротив входа.
    (трек «АК47 - Еду в Ленинград») Мик вышел первым, открыв дверь Кристине. Огни освещали парковку перед входом неоновым светом. Мик изысканно протянул руку своей даме. Коснувшись губами её пальцев. Из машины показалась ножка Кристины, такая хрупкая и стройная, очерченная суровыми линиями военного ботинка. Она уже сняла куртку-спецовку, кокетливо повязав её на поясе. На ней была лишь белоснежная майка–борцовка. Микки согнул правую руку в локте, и Кристина едва ощутимо просунула свою ручку, с кошачьей походкой направившись со своим великаном ко входу. Перламутровые пуговицы на пиджаке Мика и принт на шелкововй рубашке играли всеми красками.  Затмить их могла только белоснежная улыбка Кристины.
   Александр Иванович, перекинув ногу, затем трость из правой задней двери, держался степенно, отклонив предложение Ди о помощи. Он поправил бабочку, вывел полукруг тростью, опершись на неё обеими руками с широко открытой улыбкой, широко расставив ноги в лакированных туфлях. Пахло развратом, но пахло жизнью. Эти десятки звуков и ароматов врывались в его сердце, омолаживая с каждой секундой. И этот запах его воодушевлял. Он не видел, но ощущал себя красавцем-аристократом. Без помощи он направился за Микки и Кристиной. За ним вышел Фернандо. Музыка уже неслась из клуба, вибрациями проходя внутрь каждого. Он на ходу закатал рукава своей «пиратской» рубахи до локтя и пристроил большие пальцы по боковым карманам жилета. Он шел в развалку, на ходу подмигивая стоящим у входа девушкам в сексуальных коротких платьях. Его тело ритмично выдавало движения в такт танцевальной музыки. Череп на бляшке блестел стальным смехом.  За ним со стороны багажника появился и Илья. Рубашка сидела идеально. Он поправил дреды, закурил сигарету и ускорил шаг, взяв под локоть Ферни, чтобы тот не стал еще сильнее смущать дам. А любвеобильный мексиканец продолжал съедать глазами девушек, несмотря на подоспевших к ним кавалеров. Те уже намеревались подойти, но Диоген и Ферни уже зашли внутрь. На контроле Микки проверяли тщательно, ощупывая каждый сантиметр тела.
- Аккуратнее, парни! Не для вас рубашонку гладил всю ночь (охрана скалилась, а Микки не отводил глаза от свой Кристи)
  Тут один из охранников протянул уже руки для проверки Кристины. Микки мгновенно перехватил и крепко сжал запястье молодого секьюрити.
 - Даже не думай! (глаза Микки полыхали) Кристина демонстративно с ухмылкой прошла дальше по коридору. Микки отпустил руку испуганного парня и прошел за ней.
   За ним молча прошел АИ. Охрана даже не стала проверять слепого старика и посмеивалась, увидев его в ночном клубе. Но агрессивное выражение лиц Ильи и Фернандо заставило их прекратить свой смех. 
   В шумном зале казалось совсем не было мест. Но Микки ловко за солидную плату отыскал удобное пристанище на диванах. Все заказали выпить. Еще пять минут и зазвучала шикарная медленная композиция «Chris Isaak – Wicked Game». Микки пригласил Кристи на танец. Под прожекторами они закружились невероятно чувственно и нежно под волшебные аккорды. Илья, захватив все салфетки со столика, направился к бару заказать еще выпить и заодно накидать пару-тройку десятков новых строк. АИ остался сидеть на месте, потягивая коньяк с лимоном. Фернандо отправился по залу искать партнершу для танца. Но пока играл «медляк», он так и не смог никого соблазнить и, печальный, подсел к Илье за барную стойку. Ди уже заранее заказал ему двойную «маргариту». Но тут слева от Фернандо подсела шикарная брюнетка. Вечернее платье облегало её стройное и красивое тело. Острые и высокие каблуки излучали эротизм и рождали в её образе непередаваемую грацию. Вырез на спине открывал хрупкие плечи. Она заказала текилу. Потом еще одну. Ферни случайно уронил взгляд и уже не смог отвести от нее глаз. Он тут же попросил Ди накидать пару строк на салфетке для незнакомки. Ди тут же написал: «Следующий танец и стопка текилы только со мной. Ты прекрасна.». Фернандо сжал в руке салфетку и, когда девушка отвлеклась, он подсунул ее под пустую стопку. Но она все же заметила это и удивленно посмотрела на неаккуратного почтальона. Фернандо растерялся, но все же улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Затем развернула, прочитала записку и буквально застыла, глядя прямо в глаза Ферни. Он смотрел, не отрываясь, и тонул в коварной тьме её глаз. Никто не знает, что происходило эту минуту в этих двух парах глаз. Химия. Физика, космос, магия. Но Ди уже заказал им по стопке текилы. Они выпили, не отрывая взгляда друг от друга. А Микки тем временем упрашивал ди-джея поставить самую убойную танцевальную композицию, размахивая руками и перебирая мятые купюры. В правой руке у него была открытая бутылка дорогого шампанского. Кристи пыталась утащить его на место, но это было бесполезно. Затем наступила пауза секунды в три. Микки начал громко орать на весь зал: «Друзья!! Мой братишка сегодня женился! Да, не по крови брат, но сердце одно у нас с ним на двоих! Ди, Ферни, Иваныч, моя родная!!! Взрываем танцпол за Тиму и Сашу. И всем дамам шампанского, а их кавалерам виски!!!». Раздался восторженный крик толпы. Ферни схватил за руку свою незнакомку и отправился к самому центру танцпола. Она даже не пыталась сопротивляться и молча лишь убирала волосы в пучок. Микки уже был там с Кристи. Ди залпом пропустил двойной виски и на пути взял за руку первую попавшуюся стройную блондинку со словами: «Пойдем со мной!». Та покорно последовала за ним. Первые аккорды трека «Eve Ft. Jay-Z – Tambourine (IL Hot Remixxx)» начали взрывать толпу. Девушки не растерялись и стали вливаться в ритм, исполняя довольно ритмичный и эротичный танец в стиле хип-хоп. Парни подхватили волну. Начал Ферни. Толпа постепенно освободила им весь центр площадки. Фернандо был в отличной форме и раньше всерьез увлекался танцами в стиле латино. Но время наложило свой отпечаток, и он словно бешеный стал вытворять безумные и сложные движения, не забывая про плавные и ритмичные движения бедрами в традициях румбы. Череда быстрых и плавных переходов выглядеа эффектно. Толпа ревела. Затем подключился Микки. Он долго пытался подстроиться под ритм, несвязно двигая руками. Но еще секунда и он понял, что нужно уходить в отрыв. Его огромные руки стали совершать полукруговые движения, затем шаги ногами, наконец движения корпуса, увеличение ритма и уже 140 килограммов сотрясали со скоростью крыльев колибри площадку в радиусе трех метров. Девушки ускоряли темп. Особенно Кристи. Настолько эффектно девушка в берцах еще не танцевала никогда. Её напарницы на каблуках гармонично подхватили движения и уже синхронно и эротично стали двигаться в едином ритме. Это был реальный дэнс баттл. Ди первые тридцать секунд стоял вообще неподвижно, лишь улыбаясь. Но на тридцать первой секунде в нем словно сработал детонатор, и он вылетел на центр танцпола, совершив кувырок через спину. И начал крутить дикий брейк-данс. Гелик, флай, бочка, свайп, свечка, хедспин, черепаха. Настоящее безумие творилось на площадке. Каждый был сексуален, молод, силен, красив. Все эти шесть тел творили магию танца. Одно настроение на всех, одна волна энергии. 
    - Я и не знала, что ты умеешь (Кристи смотрела на Микки как никогда страстно и нежно, танцуя прямо напротив него, проводя по шее своими ладонями).
 - Так я и не только это умею, я же военный и ангел как никак. Но мне так далеко до тебя, девочка моя, ты была просто… космос (Микки поцеловал Кристи).
   Трек закончился. Толпа аплодировала.
   - WOW!!So nice, you are an excellent dancer sweetheart (Вау, так мило, ты отличный танцор, милый) (игриво восхищалась Ферни его незнакомка-брюнетка, одновременно приближаясь к нему все ближе и ближе, ведь уже снова заиграл медленный танец).
 - Oh baby, at first I am a lover, the second I am the dancer, and only for you tonight (о, детка, в первую очередь я любовник, во вторую – танцор, и только для тебя этой ночью). Но Ферни все же не решался поцеловать ее. И тогда она сама обхватила его шею двумя руками и впилась в его губы.
   Ди пригласил свою блондинку-танцовщицу к бару, заказал ей выпить, поцеловал руку. Она только подняла стакан с выпивкой, чтобы пропустить ледяной виски. Но тут Ди сказал: «Но мы не можем быть вместе. Даже этой ночью. Мои мысли о другой, точнее других». Она с силой плеснула весь виски ему в лицо молча и ушла.
 - Ха-ха, ну ты даешь старик!!Что же ты такого сказал?!!! (Микки с Кристи как раз застали сцену омовения купажированным десятилетним виски. Микки приблизил свое лицо к лицу Ди) А виски-то шикарен, мать твою!
 - Я лишь сказал правду. (Ди был серьезен, но губы нервно готовились к смеху) И тут все громко начали хохотать. К ним присоединился Ферни со своей красоткой. Они тоже это видели. 
 - Женщины никогда не поймут нашей правды (и Микки тут же заслужил подзатыльник).
 - Итак, тост, господа!! Кстати, где дядя Саша (Ди обнаружил отсутствие АИ на диванах и стал искать его глазами по залу)!? Ну ладно, сейчас выпьем и пойдем искать. Пьем за нас, красивых, молодых, за Тиму и Сашу, за их счастье! До дна!! (Drink for us, young and beautiful, for Tim and Sasha, for their happiness! Till the bottom!)
   (За пять минут до этого) Метрах в десяти от себя АИ услышал громкую речь с кавказским акцентом и слезные уговоры девушки. Звук постепенно удалялся, словно её уводили. Александр Иванович пошел на крик за кавказцами, которые тащили за собой судя по голосу молодую девчонку. Это дикое, животное улюлюканье, это полуплач-полустон совсем еще юной, потерянной в себе девушки вызвали в нем настоящий гнев. Он давно уже ничего не решал в этой жизни, состоя в качестве просто пассажира очередного титаника. Но сегодня, но сейчас, но здесь пришло время достать свернутую и запылившуюся капитанскую кепку и снова взяться за штурвал. Темнота, проклятая темнота, сотни толчков и матерных слов на выходе. Но он уверенно шел, отбивая тростью шаг за шагом. Ключи от машины были в кармане. Выйдя он услышал отчетливо и непонятную речь, и эти шорохи, и клацанье бляшек ремней за углом в ночи. Он ощущал соль слез этой одинокой маленькой девочки. Быстро открыв заднюю дверь, АИ нащупал пакет и переложил тяжелый предмет из него себе за пазуху. Затем, отбросив трость, он побежал за угол. Он начал кричать во все горло: «Отошли от нее звери! Отошли и все на землю, суки!». Девушка начала вопить через зажавшую её рот ладонь. На ней из одежды уже осталось лишь нижнее белье и полустащенные джинсы. Трое в кожаных куртках направились навстречу старику. АИ остановился. По громкости речи и шагам он оценил расстояние и прикинул, что до них метров пять или шесть. На двадцать градусов повернул корпус вправо. 
- Стоять! (АИ)
- Старик, ты че творишь? Мы ведь тебя под ножи пустим, старый ты пес! (кричал, извергая ненависть с акцентом самый здоровый из них). Мы лишь трахнем её и уйдем (он смеялся, в унисон ему разносился хохот остальных). Стоящий слева от говорившего достал пистолет. Тот опустил его руку с ухмылкой, достал нож.
  Александр Иванович перекрестился, шевеля сухими губами еле слышно: «Прости, дитя спасаю, прости меня».
 - Че ты там говоришь?! Съ*би отсюда, чертила! (говорящий с ножом направился к АИ)
   Тут Александр Иванович занес руку за пазуху. Тот остановился, остальные двое замерли в ожидании, хватаясь за травматические пистолеты. АИ смотрел прямо в глаза на расстоянии метра подошедшему к нему кавказцу. Тот увидел в тусклом свете от проезжавшей мимо машины белые мертвые зрачки.
- Ты че задумал, слепой?!
    АИ вытащил обратно руку из-за пазухи, сложив указательный и средний пальцы в виде ствола пистолета, подняв большой, словно курок на взводе. Насильники хохотали, убирая обратно пистолеты. Стоящий напротив опустил руку с клинком. АИ начал медленно водить рукой, направляя на звук точно в грудь каждому, каждый раз опуская большой палец и взводя его снова на каждой из целей. Затем он снова медленно опустил руку, просунув во внутренний карман кашемирового пальто. Сверкнуло металлом. Металлом восьмого калибра на глушителе АИ за десять секунд очистил несколько квадратных метров земли от нечистот. Первый выстрел в глаз. Пуля прошла навылет. Рухнуло тело. Александр Иванович перевел ствол и раздался второй. В грудь. Второе тело опустилось по кирпичной кладке стены. Третий выстрел в убегающего прошил ему затылок. Кровь медленно вытекала из-под головы в траве. Тот, который держал девушку, поднял руки и стал просить не убивать его: «Отец, у меня дети, семья, прости меня…Я…Я…Все сделаю… Аллах видит, виноват, никогда больше не буду так!» 
- Ты своего бога в это не впутывай. Здесь только ты, я и пистолет. Не сын ты мне, и я тебе, мразь, не отец (АИ)
АИ разрядил остаток обоймы, пробив грудь, челюсть и область паха. Остались лишь он и спасенная им незнакомка. В голове Александра Ивановича проносились мысли. Почему-то всплыли мотивы старой-доброй «JOHNNY CASH – Can't Help But Wonder Where I'm bound». Из клуба по-прежнему доносились басы колонок. Свет одних фар сменялся на другие. Одни голоса накладывались на другие. Чей-то смех, чей-то выдох после затяжки, кто-то нервно ругался с девушкой-оператором такси по телефону. Небо не шевелилось. Ветер обнимал плечи незнакомцев, гуляющих где-то по городу. И жизнь шла так же размеренно и так же в непонятной суете. Так же? Нет. Не так же. Один человек взял в ладони судьбы пяти. Четверым досталась смерть. Их тела с каждой секундой отдавали земле тепло капля за каплей. Кровь, как и все прошедшие века, снова питала её, а по весне из неё пробьются навстречу солнцу прекрасные цветы. Еще с войны старик усвоил, что в конце всегда остаются лишь тело и душа. Плоть станет прахом, кровь заберет земля. А душа?! Душа достанется богу. И пусть он судит, что с ней делать. Тела четырех – та цена, которую заплатил он за спасение тела и души одной. Он даже не знал, кто она и как выглядит. Ему и не нужно было. После встречи с Шефом он понял, что бог – он уже внутри каждого из нас, как и дьявол. Главное – знать, кто из них в слеудющий раз поднимет или опустит твою руку. Сегодня он точно знал, кто поднял эту крепкую жилистую руку и кто направлял слепца. Девушка, еще так же полураздетая, тряслась и рыдала. Хотя всё закончилось, но страх никогда не оставляет нас быстро. Даже уходя, он оставляет тень. Мой старик не мог просто уйти. Он снял пальто. 
- Оденься и иди в машину, линкольн напротив входа. Вот ключи, нажмешь кнопку посередине. Жди там меня. (АИ)
Девушка спешно, вся в слезах, шокированная трясущимися руками одела джинсы, майку. АИ протянул пальто.
- В салоне бутылка коньяка на заднем сидении, конфеты в бардачке есть, выпей – это нужно. Конфеты вкусные. Особенно с коньяком. (на лице девушки невольно скользнула улыбка) Я скоро буду, ничего не бойся. Как тебя зовут? (АИ)
 - Вика. (Вика)
АИ поднял трость и побрел обратно в клуб.
 - Как Ваше имя? (Вика надрывно крикнула ему вслед. Голос еще не слушался её.)
 - (АИ впервые задумался. Такой постаревший он ведь не был старик.)  Александр Ива… Саша я в общем.
 - (на лице Вики промелькнула вторая едва видная улыбка) Спасибо Вам… Саша…
   Через пять минут навстречу машине уже направлялись силуэты. Микки держал Кристи за руку, шепча ей что-то на ухо. Лицо у него было очень серьезным. Ди шел, периодически оглядываясь на перешептывающуюся охрану. Фернандо вел за собой стройную брюнетку. Ему объяснили, что произошло, и он решил не подвергать незнакомку риску и взял с собой. Как они и ожидали, пятеро охранников вышли вслед за ними из клуба. Затем вышло еще несколько человек, предположительно дагестанцы или ингуши. Микки посадил Кристи на переднее сидение и застегнул ремень. Он приложил палец к её губам, таким образом сказав ей, чтобы она не вмешивалась и сидела тихо. Ди сразу открыл багажник. Там были два «калашникова». Он вставил рожок, взял автомат и спрятал за спину в ожидании. АИ сел в машину вместе с Фернандо и его незнакомкой. Там уже была Вика. АИ решил ничего не говорить и просто прижал Вику к себе, закрыв обзор через стекло машины. Микки повернулся лицом к охране. Это знакомое и такое пугающее безрассудство в его улыбке. Словно тьма прошлого поднималась из глубины. Казалось, бог и дьявол боролись за право управлять им в эти секунды. Но за рулем был он сам. Падший ангел. Тот, кто вел в бои лучших из преторианцев. Тот, кто резал наживую тупым и ржавым куском трубы свои белоснежные крылья. Тот, любил лишь одну, потерял её, но нашел снова. Тот, кто не дорожил ни жизнью, ни бессмертием. Тот, кто вчера обрел семью и сегодня за неё идет в бой.   
- Стоять! Вы никуда не уедете. Все вышли из машины. Нам нужен старик. (старший охраны)
- Да что ты говоришь, х*й лысый! Даю вам 5 секунд, чтобы вернулись обратно в свою забегаловку и успокоили своих кавказских друзей, которым позволяете творить здесь беспредел. (Микки)
   Микки был явно навеселе. Двое спортсменов, стоявшие по обе руки от центрового, переглянулись в небольшом нервозе. Они достали кастеты. Микки ощущал, как страх ползет по их венам. Центровой же поднял руку и готов был уже дать отмашку своим псам. В его глазах Микки увидел знакомую тьму.
 - Один. (Микки одновременно с отсчетом переводил глаза от одного бойца к другому, будто пересчитывал их) Два. Три. Четыре. (Ухмылка скользнула по его лицу) Пять. Вы никуда не уйдете отсюда сегодня! Поставь мою любимую, малыш. (Микки повернул голову в сторону Кристины)
- Пошли! (старший охраны)
   Открылось стекло передней пассажирской двери, из машины на полной громкости раздался «Обнаженный кайф» Каспийского груза. Мик резким движением с отрывом всех пуговиц сдернул с себя рубаху и направился навстречу бойцам. На ходу ударами с обоих рук положил старшего охраны, сломав тому восемь ребер. 
   Микки блокировал удар ногой, пробил прямым ударом в грудь второму, левой рассек ему висок. Кастет соскользнул с его ослабевших пальцев. Третий оказался судя по всему «кмс» по боксу. Он провел серию ударов кулаками в кастетах, пытаясь пробить блок Микки. Но это было невозможно. Микки, виртуозно перенося руку вдоль по корпусу от шеи к низу живота, через боль от металла, дождавшись паузы в долю секунды, сделал захват обеими руками и отработал серию ударов коленями по корпусу. Тело просто опустилось сначала на колени, а затем во весь рост на асфальт. Четвертый, нерешительно работая руками, начал наносить удары ногами. Пятый пытался блокировать Мика сзади. Но тот поочередно уходил от ударов, одновременно работая на выходе локтями назад, не давая себя взять в замок. На очередном ударе «кикера», Мик просто захватил его ногу, зажал левой рукой и мгновенным движением достав нож из-за ремня воткнул его правой рукой в ногу нападавшего, прокрутив против часовой стрелки на 180 градусов. Раздался дикий крик. Еще секунда и Мик на развороте корпуса рассек горло пятому. Кровь вырвалась фонтаном из горла с предсмертным хрипом. Облако тепла поднялось вверх. 
- Да, родной, это сталь. Теперь прыгать больше не будешь. Едем. (Микки)
       Мик направился к машине. Ди, держа в руках «калаш», запрыгнул на ходу в заднюю дверь. Машина скрылась в уходящей из города ночи. Кавказцы ринулись к своим машинам, но дорогу им перекрыл черный «мерседес». Ударил дальний свет. Вышли трое в масках. Через пять секунд на земле были еще восемь тел. Дым из стволов. Раскаленные глушители. Двое сразу сели обратно в машину. Третий вдохнул воздух, посмотрел на звезды. Тучи как раз скрылись, и небо играло блеском небесных светил.
- Hoy la noche maravillosa… Las estrellas se me vueltan loco («Сегодня чудесная ночь. Звезды сводят с ума.) (третий снял маску, закурил и сел в машину).
«Мерседес» без номеров скрылся за поворотом. 
   Всю дорогу, пока развозили девушек по домам, в салоне была суета и одновременно царили гармония и тепло. Фернандо все бормотал что-то своей незнакомке, целуя её ярко красные губы и попивая текилу из горла. Да-да, бутылка текилы была с ним постоянно, словно часть тела. Не было понятно ни слова из их разговора, да в них и смысла не было. Сама энергия их общения окутывала пространство внутри запахами и звуками Мексики. Голая страсть, гитары испанских мариачи, яркие вспышки огней посреди раскиданных у океана деревень и этот опьяняющий дым мексиканской марихуаны. Просто час вместе. Просто поцелуи. Просто взгляды. Просто два человека дышат друг другом. Просто каждый внутри каждого. Просто эта ночь сделала их собственностью друг друга. АИ был хмур, пока ему под горячее дыхание и сильное плечо не подлезла со стеснением милая головка спасенной им девочки. Саша обнял её, его слезы скатывались по щетине, переходя на щеки Вики. Она нежно проводила, рисуя невидимые глазу рисунки, по коже его грубых пальцев. Он приподнял её лицо навстречу своим дрожащим губам. Она еле ощутимо коснулась их своими губами и начала жадно осыпать поцелуями его загорелую шею, плача. Он крепко прижал её к себе, взяв на колени. Микки положил руку на подлокотник ладонью вверх. А сверху его лапу в шрамах накрыла бархатом нежность ладони Кристи. А Ди смотрел в окно, щепча строки со своих бумажек. Еще секунда, и он открыл окно и выбросил их. Клочки разлетелись по ветру. Строки гуляли по губам поэта неслышной музыкой его души. Ди улыбался, представляя себя с девушками-близнецами, шепча им эти строки, попеременно переводя глаза и губы от одной к другой. В сигаретном дыму по городу мчалась колесница. В колеснице сидели воины. Их души в шрамах грели сердца красивых женщин в учащенном пульсе. В динамиках ритм за ритмом пробивал до дрожи обнаженный кайф. Ночь отступала, снимая с себя вечернее черное платье, тая в объятиях сонного утра. «И нас не пустят в рай…»
   
     Когда мы подъехали к башням, Ками уже успела крепко уснуть. Я взял ее на руки. У входа в башню мы увидели горящую свечу. Под подсвечником была записка со словами: «Вам на самый верх!». Все ступени по пути на крышу были усыпаны лепестками, наверное, всех возможных видов цветов. Мы представили с Сашей суровых преторианцев с винтовками, которые разбрасывали лепестки по ступеням, и мы едва сдерживали смех, чтобы не разбудить нашу спящую красотку. Наконец, мы вышли на крышу и замерли в оцепенении. По всему периметру были расставлены факелы. Центр крыши был усыпан настоящим песком. Четыре тепловые пушки даже смогли нагреть его до нашего прихода. Для Ками уже был приготовлен мягкий пуф с пледами и подушками. Мы уложили малышку. Ну а нас ожидал шикарный мексиканский ужин под открытым небом. Такос, мяная кесадилья, фахитос, энчиладас, шикарный тамале со сладкой начинкой из фруктов. Все было еще горячим, свежим, ароматным, словно приготовлено за минуту до нашего прихода. И мы снова не удержались и представили, как удирали наши суровые преторианцы после всех приготовлений, спускаясь по веревкам с крыши в панике, заслышав наши шаги по лестнице.
    (трек «Рем Дигга – Она такая одна...») Когда мы закончили трапезу, раздались взрывы салюта где-то за мостом. Он был в нашу честь – мы даже не сомневались. Мы легли на песок. Я держал Сашу за руку. Мы смотрели на небо под теплым пледом, постоянно переводя глаза друг на друга. И тогда мы видели это же небо в наших глазах. В них мы видели все. Большой и уютный дом, наших детишек, добермана по имени Леброн Джеймс, родителей по соседству. Мы слышали голоса наших детей, ощущали запахи цветов в саду, аромат горячего шоколада и новогодней ели на новый год. Миллионы звезд жили и сияли в ее глазах. Это ощущение было прекрасно. Это было нежным безумием. Эти секунды проникали внутрь так медленно и так сладко, что, уверен, ни один наркотик не мог родить больший кайф. Нас не было двое, нас не было по одиночке или даже вместе. Мы были единым миром, обнесенным бетонными стенами. И внутри этого мира играла музыка, были только родные и только настоящие люди, и не было подсчета прожитых лет или истраченных денег, как не было ни брани, ни порока, ни печали. И мы все улыбались там внутри. Наши губы касались едва-едва, мы дышали одним воздухом, одно и то же тепло циркулировало по нашим телам. Едва ощутимые вибрации перерастали в дрожь. Мы сжимали друг друга крепко. Мы хотели быть еще ближе, хотя ближе уже было некуда. Тела горели, чувства сгорали, словно бензин в шестилитровом моторе мустанга. А в ответ в небо уходили выдохи, полукрики и полушепот. Ее пальцы ногтями пронзали кожу моей спины. Мои ладони обезумели от нежности её бедер, её шеи, её лица. Растрепанные волосы, разбросанные по песку наши шикарные наряды, разбитые фужеры… Красное итальянское вино, словно кровь, горячило голову и уже из горла бутылки покрывало алой страстью и лепестки её губ, и её красивую, объятую пламенем грудь, и золотой песок посреди холодного сентября на крыше высотки. Я собирал каплю за каплей по всему её телу, обнимая поцелуями живот, ноги до самых пальцев. И это было уже не просто вино – это была она, проникающая в меня сладкой и ароматной негой. Запахи наших тел слились воедино. В голове рушились небоскребы былой скорби и тоски, и едва видимыми росточками прорывались неземной красоты цветы посреди ледяной пустыни. Мы ждали рассвет, но не желали его наступления. Мы так хотели солнца, и мы так хотели материнской ладони темноты ночи.
 - Мне так хорошо с тобой. Так уютно и тепло. Я люблю тебя. (Саша)
 - А я тебя, девочка моя… Ты – моя одна, моя единственная, я не смогу без тебя… (я)
 - Мы всегда вместе. И когда всё закончится, мы так же будем лежать и смотреть на небо. Я буду смотреть на звезды через отражение в твоих глазах. Я буду целовать твоё лицо и засну на твоей груди. И так будет каждый день и каждую ночь. (Саша)
 - Так будет. Я обещаю. Когда закончится всё это, мы уедем. Все вместе. К океану. Будем ждать прибоя, и нас будут ласкать волны Атлантики. И будем вглядываться в даль и находить там в этой бесконечной синей глади кое-что еще. Невидимое глазу, но ощутимое сердцем. (я)
- Что же? (Саша)
- Нас, малыш. Наш новый мир, который ни здесь и не там. Он теперь спрятан ото всех, и видим его лишь мы. Он дальше небес, дальше волн океана, он даже дальше космоса. Но в то же время так рядом и так близко. (я прислонился головой к Сашиной груди и просто слушал в тишине биение её сердца). А потом к биению твоего сердечка прибавится еще одно.
Саша прижалась ко мне. Я гладил её волосы и шептал ей, повторяя, пока она не уснула: «Люблю…».
     Когда солнце встало, мы спали. Микки, Ди, Иваныч, Ферни тоже храпели чуть ли не друг на друге в одной комнате. Нас всех ожидала эта чертова война, жестокая, кровавая, необходимая. И следующий восход уже не застанет многих в живых.

    



































Эпилог


(Kavinsky – Nightcall (feat. Lovefoxxx))

    Микки предложили вернуться обратно, выдать ему нормальные крылья вместо стали, удостоверение преторианца первой степени. Но он отказался, срезал стальные, отказался служить вообще кому бы то ни было. Он остался с Ками, удочерил её. В кармане или кошельке, но с ним всегда была та фотография, фотография его единственной семьи. Позже он узнал, что в ту ночь преторианцы ушли из города. Говорили, что все были обречены. Кристина пала под огнем. Она отказалась уходить. Остались и сестры-близнецы, и Кот, и Мексиканец, и Большой Джек. Но все они погибли.
    Саша каждый день приходила на набережную, подставив свое красивое лицо ветру, пыталась проникнуть взглядом туда, за горизонт, в нашу даль… Она всегда улыбалась, когда ветер трепал её волосы, разметая в стороны… Правда иногда с ветром прорывались капли дождя, в унисон её слезам. Я всегда был рядом с ней. А она со мной. Она рыдала, не переставая, дни и месяцы. Микки похоронил Фернандо, Александра Ивановича и Диогена. Одна могила. Там была и моя фотография. Шеф больше не появлялся. Так было нужно, наверное, такой была окончательная плата за свет. Камила пошла в школу, с опозданием на год, но Микки сам заплетал ей банты и вел на линейку. Он сделал пластику, шрамы убрали, синдром пропал. Он бросил пить и почти перестал курить. Хотя каждую ночь он доставал потайную пачку, бутылку текилы, садился у окна, наливал. Подходила Саша, молча садилась рядом. Он наливал себе и ей.
- За наших парней. Ди, Иваныч, Тима.. Прости. Закурю за нас двоих, Тим (Микки закурил одновременно две сигареты, подняв глаза к небу, вторую затушил в рюмке с текилой. Слеза то на правой щеке, то на левой блестела в отражении луны) Знал ли я его? Ещё минуту назад казалось, что знал так, как никто иной из его немногочисленного окружения. Но это лишь моё самовнушение, ведь он пришёл и ушёл тем, кого не поняли до конца, хотя он так хотел обратного, тем, кого не услышали, хотя порой так завороженно слушали. В моей душе он остаётся тем единственным, кто до отчаяния верил в волшебство. Мы стали его волшебством, все мы. Его не стало. Не стало следов его туфель сорок пятого размера по грязи дождливого сентября, не стало синего дыма его любимых сигарет и перестали его голубые глаза пронзать небо, сотрясая его одновременно и неожиданной нежностью, и такой ожидаемой ненавистью. Скучаю ли я по нему? А как иначе. Был ли он мне братом? Да, с первой минуты. Что он сделал для меня? Всё. (Микки)
   Они вместе всматривались в небо, искали меня в той дали, за бесконечностью времени, в той проклятой тьме. Но где была та даль?!!! И где был я...
   Об этой ночи забыли, никто не вспоминал о ней больше. Мое тело так и не нашли, только искарёженный линкольн подняли со дна волги. Кугар больше никто не видел в городе. На мой счет еще до той ночи перевели внушительную сумму денег. К Микки с Сашей приезжал адвокат с дарственными на их имя – огромные суммы денег и недвижимость. Микки молча забрал у него документы и хлопнул дверью так, что у несчастного законника пробежала дрожь. Территорию элеватора обнесли вторым пятиметровым забором, начали демонтировать. Саша ездила к моим родителям, они приняли её как дочь, долго сидели, смотрели фотографии, рассказывали о том, о чем я не успел. Саша была беременна...девочкой... Микки сам ездил покупать кроватку и одежду для будущей племянницы.

(черно-белые кадры... Диоген сидит на бетонном полу и пишет строки, покуривая табак и улыбаясь в ответ на шутки, с торчащими дредами, в которые Ками вплела ярко-розовые и голубые ленты. Александр Иванович слушает, как Ками читает ему детские стишки и покачивает головой с одобрением, хвалит её, смеется, отбивает в ритм тростью и щекочет свою поэтессу. Фернандо и я устраиваем чемпионат по бодибилдингу и меряемся силой, пока одновременно обе руки не рухнут, тряхнув стопки на столе, выпиваем, одеваем очки набекрень, дурачимся на камеру, Саша смеется и гладит меня по волосам, прижимаясь щекой к моей спине, Микки готовит нам с сигаретой в зубах ужин по собственной рецептуре из разных видов консервов и колбасы с макаронами, размахивая ложкой в свои немыслимые ритмы-гастрономный дирижер). (трек «Земфира – Мы разбиваемся»)

   А город...он остался все тем же. Так же пробки на «московском», так же делят парковку и премии, так же съедают тех, кто рядом и тех, кто внутри. (Идут кадры города с заторами, руганью и драками водителей, лицами горожан, серыми, равнодушными) Подъезжает линкольн навигатор последней модели, открываются двери, спускаются автоматические пороги. Выходит Лицемер, он уже в майке-поло от ральф лорена, модная креативная стрижка - с тремя бороздами волос среди пролысин, с той же ухмылкой на лице, в правом глазу линза с картой "джокер", на запястьях наколоты тузы. Из другой двери вываливается толстяк все с тем же кейсом, за ним выходит молодая, высокая, красивая девушка, которую от хватает сразу за задницу и начинает ухмыляться вместе с Лицемером. Из правой передней двери выходит церковник - в костюме-тройке, золотой цепью и крестом. Сделка по выкупу территории элеватора у администрации и застройке по желанию заказчика успешной завершена. Они удаляются к парадным дверям ресторана в сопровождении охраны. (Экран гаснет, зима, падает снег на набережной) Зачем мы спасали вас?!!!! Тебя, и тебя, и тебя!? Так было надо?!? А вам это нужно было? Вы сами-то хотели этого?» (молчание, многоточие, печатается точка за точкой в тишине) . . .
…
  Во внутреннем кармане пиджака, которым вечером второго дня я укутывал Сашу на берегу, она нашла записную книжку в черной обложке. На первой странице было написано просто: «В тебе моя бесконечность. В тебе даль, что за ней». Она перелистнула страницу и увидела стихи, которые корявым, торопливым почерком я написал в те три дня… Сквозь слезы, в Саше звучали строки, каждая страница по буквам её имени «Сашенька». Я так люблю это имя, её имя.

Ночь первого дня.

С. Она… такая…
знаете-в ней нежности на сотни лун и солнц,
представь, что было черное от ночи все,
и миг-
на километры ярким светом взгляда твоего
сияющий и теплый круг.
Смешно, не видел тебя даже ведь,
за кружкой кофе не провел и пять минут,
лишь голос, фото…
да-со стороны так кажется…
Вот только кто-то слеп,
а кто-то глух,
а кто-то на войне нашел лишь фотографию
на стороне обратной с адресом,
и написал, и получил письмо в ответ,
теперь читает ее мысли вслух.
Твои слова-они же бабочки,
Прекрасны крылья-красный, голубой, сиреневый, оранжевый
-как пестро,
как приятно,
как во сне.
За двухметровой сталью бункера не знал,
но знаю я теперь-есть мир,
огромный и такой загадочный.
не пустят-не судьба,
но ощущать так радостно,
как в глаз твоих волшебной глубине
порхают и перебирают крыльями те бабочки,
которые в твоих словах в твоем письме..
и-я уже заканчиваю-есть красота,
которой тело вовсе ни к чему,
Оно красиво-да,
оно стройно,
оно-само изящество,
но ей-в душе твоей уже уют и навсегда любимый дом..

А. Я так хотел, чтоб ей приснился океан, большой и смелый,
в унисон чудесной неге ее дивных глаз,
сквозь солнца луч роняя бриллиантовый рассвет
от кончиков волос он лаской бы спускался,
обраняя капли смеха по ее цветочно-пряным щечкам и губам,
а я, что я?
лишь знаю ее душу по часам, минутам и молчаньям,
и дня не пробыл рядом,
но желаю светлой-света, нежной-нежности с утра,
но, главное, пусть на лице ее по-детски честном
до самого заката гуашью неба лето будет сладкими улыбками играть,
а по душе котята будут лапками пушистой лаской бегать…


Утро второго дня.

Ш. Солнце - в окна тысячью красок,
песнь ветров на восходе нового дня,
просыпайся, красивая, милая, добрая,
этот город потухнет без глаз твоих-
не дождется с прекрасной русалкой зеленый закат..
улыбайся, вставай, расправь свои крылышки-
новый день их согреет отеческой теплой рукой,
как спалось-
будут спрашивать кроны деревьев на улице,
им так нравится глаз твоих ласковых
непокорная, чистая, в каплях ажурных листва!


Ночь второго дня.

Е. Этой ночью под теплым пленом одеялка,
сны словно облако, под радугой с небес,
коснутся пальчиками розовыми твоих чудных глазок,
их так манит голубоглазой девы теплая постель,
они придут в подмогу всем твоим мечтаньям,
плечом к плечу свою принцессу в негу унесут,
я так хотел бы третьим быть и малость,
но все же сделать сон твой чуть уютнее рискнуть..
но, милая и светлая принцесса,
сегодня я увы к покоям не пройду,
я где-то в километрах расстоянья
плохие сны к себе все до рассвета завлеку..
а ты - купайся в баунтевых водопадах,
смотри - так много таких вкусных и запретных рококо,
твой дом - он у подножья океана,
еще лишь шаг - и волны твое тело лаской обльют..
и солнце - много-много солнца,
лишь твоего, лишь предано тебе оно,
и дивных птиц по ушкам прощекочет нежным шепотом..
а будет не хватать чего - скажи, мы с Мики порешим - и сразу подошлем.

Н. Услышать - мало, слушать - вечность бы,
не слышать - горе мне,
а ждать, пока услышу - лютая печаль,
я сам его просил, дурак,
на свою застланную синим дымом голову,
не слышал бы - так и бродил среди камней и тьмы внутри себя..
но я услышал - и что думаешь?
я босиком сорвался, побежал - куда? зачем?
да если б знал я..
мне просто нужно слушать то и так,
как слышу только от тебя,
твоя душа танцует в каждом слове танго
и оголяет эти острые, но ласковые провода..
и да - не микки рурк я, и дикой орхидеи не дарил..
еще..пока..
но я скажу ему - послушай, Микки,
ты помнишь в фильме?
Да-да, любовь, и эти взгляды, страсть и бла-бла-бла...
Но эта девушка- лишь голос, лишь минута и поверь –
уже на пальчиках её изящных вертится смиренная твоя душа...

Утро третьего дня.

Ь. Утро-пьянь, бродяга солнце,
играли до утра с июльской ночью в свой беспроигрышный покер,
Сидели тихо так часов до двух,
а до шести бродили и грозились фонарям на остановках,
Но надоело им и стали думать – как же быть,
уже вставать пора им на работу,
Солнцу – вверх и в окна желтизною метко бить,
а утру просто взять и одеяла сдергивать
с невыспавшихся человеков тел и лиц…
Послушай, братко, – есть одна затея…
Какая, солнце – утро напряглось,
Да мы все хулиганим, будим всех и вся,
порой бесцеремонно, я-то ладно,
а тебя совсем ведь ненавидят,
Утро-зло, и оба рассмеялись..
Но сделаем же раз хоть исключение –
есть девушка, словами не нарисовать,
ну, скажем, помнишь ту красотку,
её улыбка покоряла небеса, 
ты тогда  месяц был безумен, словно океан,
а я опаздывал все время на работу…
Помню-помню, Утро, темень до двенадцати тогда была,
пока ты целовал её в росе своими наглыми губами..
Ну ладно, Утро, позабудь обиды,
но это  милое дитя – еще нежней, еще красивей,
- Красивей Майской ночи ей уж точно не бывать,
- Айда проверим, друг мой Утро,
они пробрались сквозь окно, и,
отодвинув еле слышно штору, застыли намертво –
не двинуться ни взад и не вперед..
О боже, Солнце, эта необузданная ласка,
и эта грация, и в каждом сантиметре кожи  аромат цветов, 
- Дриада, -нет, Богиня, - Нет,
да что мы спорим – в ней.. в ней - ангелы…
Сегодня к черту всех, товарищ Солнце,
я только с ней, открою аккуратно глазки,
наполню бодростью и в голове настрою сказочные сказки,
чтоб день весь ей мечталось напролет..
а я тогда согрею личико, ладошки,
всю её отборною своею теплотой,
куда она идет – туда и луч мой,
где холодно в душе- там я теплом наполню каждый уголок…
Я знаю, ты уже проснулась, опять ни слова, ни звонка –
но знай, что Утро с Солнцем уже в хулиганском сговоре
и будут день твой и тебя оберегать!

Вечер третьего дня.

К. Я сделаю тебе предложение,
От которого не сможешь отказаться,
Просто  взять и бросить все дела,
Всю суету вниз с этажей!
Дождавшись темноты, сбежать в хмельную ночь.
Что делать будем?
Будем улыбаться, подслушивать шептанья звезд.
Да просто жить, дышать и наслаждаться,
Да просто быть детьми
И за мечтами детскими сорваться.
Куда? Зачем?
Мне нужно, здесь и именно с тобой.
Как надоели небу эти глупые и скучные нотации.
Едим, работаем, стесняемся признаться,
Что жить – этой сейчас и рядом с ней и с ним.
Давай дадим ногам немного танца,
А голову закружим в хаотичной болтовне.
Мы смотрим в ночь, нам снова по пятнадцать,
И снова мы мечтаем – ты о нем,
А я о ней.
И, может, в этот раз смогу мечты своей коснуться…
Давай сбежим!
Иначе так и будем в этой пустоте…

А. Я говорил недавно с морем,
Так по-приятельски по рюмочке приняв,
Мы по-мужски излили души по ветру,
Оно мне соли на края, а я текилу лил в бушующие волны,
И, пьяное, меня обняв прохладною волной,
Мне говорит оно:
«Есть девушка одна, глаза у ней – взгляни наверх,
Точь-в-точь лазурью томной ласковое небо,
Лицо я днем и ночью с ветром верным золотым песком ваял,
Из солнца нитей ночь сплетала шелковые волосы,
А в кожу лепестками ароматы всех цветов отчаянно втирал…
И..в славный день её рожденья, я имя
Дал прекрасной девочке из снов –
моя краса и гордость – Саша, дочь моя,
По ней закаты каждый день с ума кровавой болью стонут,
Рассветы поцелуями встречают сонный дивный стан…
Но, знаешь, вот еще по рюмочке,
И познакомлю вас,
На зависть всем бескрылым человекам»…»
И я так кротко и с улыбкой:
«Я знаю. Я уже…  в неё влюблен…»





  Он не вернется, не жди. Дыхания стынет пар.
  Он где-то на полпути света включенных фар
  Пересекает мир по руслам шумящих рек,
  Туннелями черных дыр, через печалей снег».

  Дельфин («Снег»)
























ЭПИЛОГ 2.
   

     Я открыл глаза. Резко. Меня переклинило. Я вскочил, но сразу упал на пол. Стоя на четвереньках, я оглядывался по сторонам, не понимая происходящее. Вокруг снова знакомые стены моей квартиры. Пепельница, как и всегда, наполнена окурками. Пустые бутылки из-под крепкого алкоголя. Ноутбук разрядился. На полу валялся севший самсунг.
    Что б**ь тут происходит!!!! Это же было!!! БЫЛО!!! Это не может быть сон! Никак! Все тело болит, словно по кускам заново собирали. Я не смог сдерживать свои эмоции. Надо ехать. Я был в панике, я то улыбался как обезумевший, то слезы сдавливали горло. Я радовался не тому, что живой. Я почему-то загорелся мыслью, что все они живы и ждут меня. На ходу одеваясь я позвонил маме. Отец уже встал и подбежал к трубке весь на панике. У родителей все было хорошо. Я разбудил маму. Я кричал в трубку, как сильно люблю их. Я выбежал на улицу, на ходу застегивая пальто и закуривая. Я вдавил педаль в пол. Собирая все красные светофоры по еще спящему городу в полутьме я пробирался к башням. Еще 10 минут и я на месте, заехал прямо в ворота, спустился мимо спящей охраны на площадку прямо ко входу в башни. Включил дальний свет, противотуманки. Никого не было. Я медленно спустился на колени. Начал накрапывать мелкий и противный дождь.
- Давай!!! Лей, сука!!! Зачем дал мне их и забрал!!! Зачем?!! Лучше бы я не просыпался вовсе! (я бил кулаками по земле яростно, злобно, я ревел)
 - Старик, ну ты брось тут уже свои вопли! Оскара и так заработал!!
Я мгновенно вскочил и обернулся. Я узнал голос. Голос Микки. Я молчал, а по лицу среди слез растекалась улыбка.
    Из темной арки входа на меня с такой же широкой улыбкой смотрело довольное лицо Мика. Уже без шрама, но все такое же мужественное и сильное.
 - Твою мать!!!!!! (я)
 - Тимоныч!!!Братан!! (Микки)
Мы с разбегу слились в объятиях. Мик чуть не переломал мне все кости своими братскими ручищами. Бродяга был все так же силен. Вслед за ним вышла Кристина. Я был в шоке.
- Но.. как?!!! …и…классно выглядишь, Крис..Эээ… Мать вашу!! Что здесь происходит?!! (я)
- Волшебство, мой друг, волшебство!! Номер телефона! (Микки закуривал, допивая шампанское из горла бутыли)
- Его голос в 5 утра…Я минут на 5 просто впала в ступор. А он все это время кричал в трубку, орал: «Кристина, я люблю тебя!!! Выходи за меня! В итоге вот!» Кристина, улыбаясь, показала пальчик с колечком из проволоки из-под шампанского.
- А…Тим…кое-что еще. (Микки подозрительно опускал глаза вниз, но в итоге я все же увидел знакомый блеск в глазах и эту кривизну губ, предвосхищающую его фирменную улыбку)
 - Саша…Камилла.. (мое лицо стало тревожным, сердце отбивало три нормы пульса, ноги подкашивало, все тело трясло).
 - Они спят у меня в машине, я постелил им одеяла. Джип там у воды, брат. Чего стоишь?!!!!Беги к ним!!! (Я полетел со всех ног, пару раз чуть не упав) Ран, Форест, ран!!! (Микки кричал мне вслед).
Я подбежал к лэнд крузеру и рухнул на колени прямо в грязь. Столько во мне было тревоги, и радости, и счастья, и страха. Со стороны пассажира открылась дверь. Я не видел силуэта, но ветром принесло её запах.
- Саша! Родная моя!! Малыш!!! (я начал рыдать, крича навзрыд)
- (шаги ускорились) Тим!!!  (Саша)
   Саша, в изящном плаще, сапожках и с уложенными волосами, так же приземлилась на колени рядом со мной и впилась мне в губы. Я ощущал соль и все еще текущие слезы, улыбку, дыхание, дрожь. Я сорвал с себя пальто и накинул на её плечи. Нас не отпускала дрожь, нас накрыло волной смеха, было тяжело дышать и целоваться одновременно, потекла тушь, дождь стал лить стеной.
- А говорили, что водостойкая (Саша смеялась)
- Она тебе ни к чему, ягодка моя! (я)
Открылась задняя пассажирская дверь и навстречу нам красивыми сонными и улыбающимися глазками смотрела Ками.
- Сиди не выходи, малышка! Мы идем!! (я вскочил, схватив на руки Сашу, и понес её в машину) Мы уселись втроем на заднем сидении. Саша и Ками обе были у меня коленях, я целовал поочередно их волосы и прижимал к себе. Камилла не отпускала меня и целовала в щеку, несмотря на то, что я был небрит.
   К нам подъехал Микки с Кристиной на моем Навигаторе. Вдалеке мы услышали до боли знакомое: «Fakin bastards!!! Morikons!! Bitches!!».
- Не может быть!!! (Микки)
- Твою мать!! (Я)
Мы все вышли из машины. От ворот отъехало такси. А навстречу нам брел наш мексиканец со своей спутницей из клуба.
 - Amigos!!!!! (Фернандо махал нам обеими руками, в каждой было по бутылке текилы)
   Мы бросились ему навстречу. Через минуту мы увидели еще две машины, судя по ближнему свету. Мы замерли в ожидании прямо под дождем. Микки развернул крузер светом прямо в сторону идущих.
 - Свои!!! Не стрелять!! Мы поняли по смеющимся голосам, что это Александр Иванович и Диоген.
- Деда!!!!! Ди!!! (Камилла бросилась им навстречу)
- Иваныч!! Старый ты пес!!! Илюха!! Родной!! (Микки)
  Ди был с двумя девушками, в которых все узнали преторианцев-близнецов. АИ был с Викой. Он видел, он смеялся. Никакой трости. Он помолодел.
 - Теперь я не Александр Иванович, а просто Саша, Шура!! Вику я нашел по записке, что оставила она в ту ночь. Там был адрес. (АИ)
- А это мои дамы. Это - Солнце. (Ди представил нам высокую блондинку с серыми глазами. На ребре правой ладони было тату с изображением солнца черными чернилами). И – Луна (Ди взял за руку, нежно поцеловав запястье, похожую, как две капли воды, девушку. На ребре ладони было тату в виде луны.).
    У меня был уголь в багажнике и дрова. Я слил бензина, мы развели огонь прямо на берегу. У Микки было шампанское и виски в машине. Фернандо угощал текилой. И все мы снова вместе. Одна семья.
- Куда поедем, малыш? (Саша)
- В ту даль, откуда солнце восходит. За бесконечность неба. Все вместе. И начнем новую жизнь. (я) (трек «The XX – I Feel»).
      Мы ехали по мосту кортежем из двух машин. На стеклах линкольна отражались лучи восходящего солнца, так величественно и так нежно. Башни остались позади в зеркалах. Ками открыла окно, высунув руку с яркими лентами, сплетенными вместе. Они развевались по ветру. Она отпускала их по одной. Ветром их уносило прямо туда. Туда, где все началось и все закончилось. Саша смотрела на меня так трогательно и так серьезно, сдерживая непонятные ей эмоции. Я сжимал её руку, а у самого предательски текли слезы. Шура так и остался нянькой Камиллы. Они сидели вместе с Викой на третьем ряду сидений. Вика что-то смешно и эмоционально объясняла ей, улыбаясь без остановки, Шура завороженно смотрел на них в своих очках с круглыми стеклами. Он улыбался, попеременно гладя по волосам то маленькую красавицу-внучку, то свою юную половинку. Ди сидел на втором ряду с двойняшками. Было загадкой. Как он нашел их без номеров и адресов?! Никто не спрашивал. В этом был весь Ди. Но каждый знал, что он поделил свою любовь поровну, отдав Солнцу и Луне себя без остатка. Позади за нами не отставая следовал сотый лэнд крузер. Микки все так же тяжко переносил болтовню Фернандо. По крайней мере, делал вид. Кристина шутливо успокаивала его. Ее волосы развевались во все стороны из-за открытых окон и люка. Микки хохотал, то и дело касаясь их всей пятерней разжатых пальцев, пытаясь поймать и вернуть хозяйке, такой же хохотунье. На высоких каблуках ярко-красных туфель и таком же аппетитно-вишневом платье, в алой неге своей помады на чувственных губах, она сводила его с ума. Машину то и дело кидало по сторонам из-за неумелых попыток Мика поймать губы своей леди в красном. Фернандо возмущенно матерился на заднем сидении. Его попутчица так и не поняла ни слова. Но такая страстная, такая яркая и такая живая, она как никто другой смогла гармонично дополнить это суетливое и прикрытое шутками одиночество. Вот и моего амиго настигло это дикое счастье. Хотя черт побери?!!Как он вообще добрался до Самары и как нашел её вновь! Короче, все это мексиканская кухня, и нам этого не понять, ребятки. 
    (трек «Ess;y feat. Ida Dillan – find you»).
Машины удалялись все дальше на рассвет. Одинокая фигура на крыше башен смотрела им вслед. Полы его плаща развевались на ветрах. Все это время каждый метр движения и каждый наш сантиметр тела контролировали стволы мощных винтовок и напряженные пальцы на спуске. Шел еле видимый пар от их дыхания. Незнакомец не отрывался от нас взглядом, пока мы совсем не скрылись из виду. Затем молча застегнул плащ на все пуговицы из перламутра, поднял ворот, одел очки рэй бэн, закурил, взял балончик с краской и вывел черным цветом на одном из зубьев башни: «GAME OVER». Улыбнулся, направился к выходу с крыши, жестом указательного пальца правой руки с золотым перстнем в виде расправленных крыльев призвал снайперов. Все в черном, с винтовками, упакованными в футляры, за ним направились трое бойцов. К воротам подъехали два черных баварских седана без номеров. Машины направились в город.