Случайная рукопись - 11

ЗАВОД. ПРОБУЖДЕНИЕ

  Прошло много смен, как всегда загруженных работой. Я постоянно искал взглядом знакомого инженера, но тот не показывался. Мое тело по-прежнему добросовестно выполняло необходимые операции, но мозг уже не решал никаких сложных задач. Все мое естество желало лишь видеть инженера. Наверное, он смог бы рассказать что-то об Илье. От ожиданий смены тянулись бесконечно. Прозвенел звонок. Я устало опустил руки и отправился вместе со всеми в казарму. На входе люди стали останавливаться. Я протиснулся вперед. Все смотрели в одном направлении. Я посмотрел туда же. На кровати Ильи кто-то сидел. Народ медленно входил, обтекая с двух сторон нового жильца. Я подошел к парню и тронул за плечо. Он поднял на меня большие ошарашенные глаза.

- Как тебя зовут? - спросил я.

- Илья.

  Ответ был произнесен без всяких эмоций, со стеклянным взором, но меня обдало жаром. Передо мной сидел новый Илья. Точно так же, как некоторое время назад сидел новый Иван перед Ильей. Это значит, что того Ильи, которого я знал и успел полюбить, больше нет. Меня шатнуло назад. Люди проходили мимо и смотрели на этого нового несчастного парня. Я узнавал эти взгляды, но теперь воспринимал их по-другому. С ребятами в этот раз не собирались. Каждый переживал новость по-своему.

  С этого момента все изменилось. Я не понимал, почему не замечал раньше серых стен и колючих, цепких взглядов охранников. Почему я вообще не замечал, что каждый человек в этом месте находится под пристальным вниманием, и не только скрытых камер, о которых я узнал недавно, но и разного рода соглядатаев. Я обнаружил, что не первый, кто открыл для себя эти вещи. Это было видно по глазам, по тому, как сжимается человек, когда мимо него проходит охранник или мастер. Люди боялись. А страх - это и был тот гарант видимого порядка. Я не боялся. Во мне рождалось другое чувство. Каждый раз, когда в стружке попадался обрезок трубы или испорченная заготовка, я обдумывал, куда бы припрятать ее, чтобы при случае снести башку ближайшему врагу. А врагов я для себя уже определил. В их число вошли все надзиратели, их приспешники, стукачи из числа рабочих. Непонятное чувство было лишь к инженерам. По тому, как они вели себя по отношению к рабочим, можно было сразу записать их во враги, но ведь именно инженер впервые открыл мне глаза на заводскую действительность. Я ждал вестей от инженера, накапливая тем временем злость внутри. По ночам я долго не мог заснуть. Лишь когда в своих фантазиях я сокрушал очередного врага, приходило какое-то облегчение и сон. Часто снилось, что я бегу по длинному коридору. Мигают красные огни, прерывисто звучит монотонный сигнал. Я вбегаю в тот самый лифт, который привез меня сюда, нажимаю кнопку, и лифт рывками двигается вверх, но вскоре останавливается. Кнопка больше не реагирует на нажатия. Гаснет свет. Потом все взрывается. Этот момент сна всегда совпадает с сигналом подъема. Работа после таких ночей идет туго. Все валится из рук. Я получаю тычки от мастеров и угрозы о нареканиях. Хочется только одного: чтобы закончилась поскорее эта смена, прийти в казарму, упасть в постель и, зарывшись с головой под одеяло, убежать от этого мира.

  Однажды перед самым звонком, когда я находился возле утилизатора, мимо прошел незнакомый человек инженерного состава. Внимания на сам факт я не обратил, они часто проходят мимо. Кланяться им я не обязан, признаний с их стороны не ищу, поэтому занимаюсь своими делами и никогда не оборачиваюсь. Нагнувшись за следующей партией стружки, заметил сложенный лист бумаги. Меня тряхнуло. Бумаги в моей тележке быть не должно, неоткуда ей туда попасть. Это послание! Я спохватился, что слишком долго стою, нагнувшись над корзиной, что может быть превратно истолковано надзирателем. Схватил ком стружки, бросил в утилизатор. Потянувшись за следующей партией, сунул бумажку в рукавицу. Так потом и бегал с ней в рукавице до конца смены. Рука нестерпимо чесалась. Горела лишь одна мысль - достать ее и прочесть. Я говорил себе - нельзя, нельзя! - и заставлял ноги бегать быстрее. Звонок к концу смены был настолько желанен, что я чуть не подпрыгнул от радости. Но возле казармы ждал сюрприз. Стояли вооруженные охранники в камуфляже и ощупывали всех перед входом. Я оглянулся. В конце нашей группы тоже появились вохры. Записка лежала в рукавице. Рукавицы я держал в руке и, влекомый общей волной рабочих, медленно двигался к охране. Сердце колотилось бешено. Подошла моя очередь.

- Подними руки, - охранник даже не посмотрел мне в лицо. Обстучал ладонями-лопатами по бокам, поясу и ногам и мотнул головой в сторону двери.

  Я зашел в казарму. Меня противно трясло, по телу струился холодный, липкий пот. Я с такой силой сжимал рукавицы, что суставы заклинило. Долго не мог сразу разжать кисть. Пальцы потом болели. Так я в первый раз осознал страх. Животный страх. Страх тела. Оно боялось быть уничтоженным. Оно боялось боли. До ужаса. Это было возможно нужное, но не приятное открытие в себе. Сзади за дверью послышался окрик, чей-то испуганный голос что-то быстро заговорил, потом несколько тупых ударов. Я хотел посмотреть, что там произошло, но люди входили непрерывно, никто не останавливался и не оборачивался. Все как-то подчеркнуто напряженно смотрели в пол. Я понял, что случилась еще одна трагедия, и чья-то постель будет сегодня пустовать. Видимо сработал донос. Где они, эти тайные соглядатаи? Что там за преступление они обнаружили? Я сидел на кровати и искоса поглядывал на соседей. Кто-то из них жрет двойную пайку. Перед глазами встал Илья. Ладони сжались в кулак. Найду - придавлю собственными руками. Странным образом ненависть притупляла ломоту в висках, но порождала жалость к себе и сильное желание разрыдаться. Это была ненужная слабость. Сдерживая колючий ком в горле, я уткнулся в подушку и сунул кулак в рот. В кулаке была зажата рукавица, а в ней записка. Засунул рукавицу в карман, и чуток отпустило. Дождался времени отбоя и вышел в уборную. Заперся в кабинке. Достал рукавицу, из нее записку. Разворачивал медленно. Я и ждал этого сообщения, и боялся его. Оно было недлинным:


далее: http://www.proza.ru/2016/02/24/591