Большое пирожное. Санькины истории 16. 1

            
       Вот и сбылась давняя Санькина мечта - теперь у него, как и у его дружка  Вовки, тоже есть сестрёнка.  Она пока ещё совсем маленькая, да и головка у неё совершенно лысая, без косичек, а личико вообще всё в морщинках, как у древней старушки.  Плакать-то ещё толком не умет:  кряхтит, покашливает и ещё как-то скрипит. Главное, как она умудряется это делать,  для нашего героя было совершенно непонятно, но имя Зина у неё уже было. Был даже момент, когда Саньку просто распирало от гордости, ведь это им было выбрано такое красивое имя для сестрёнки.
      Когда мама была занята домашними делами, а Зина вдруг начинала капризничать, Санька деловито подходил к кроватке и, в первую очередь, со знанием дела совал руку под свёрток с малышкой. И от того, какого было состояние пелёнок, он принимал соответствующее решение. Если пелёнки были мокрые, он осторожно поворачивал её на бочёк и, дополнительно накрыв её  одеяльцем, чтобы не мёрзла, шёл с этим сообщением к маме.
     Раньше не было одноразовых подгузников, которые сегодня  просто ломают психику малышей, и они чуть ли не до самого школьного возраста мочатся в трусы - привыкли писать  вот так, даже не задумываясь… Сейчас аптеки завалены ими, да ещё разных фирм производителей, только плати, а тогда  были марлевые,  многоразового использования. Набралось штук пять-шесть, кладёшь их в тазик,  заливаешь  горячей водой, хозяйственное мыло в руки и вперёд, стирать. Как высохли, утюгом прогладил (обязательно с двух сторон), и можно снова пускать их в дело. Такая же операция  проводилась  и с пелёнками…
     Если же всё было нормально, то Санька, как это всегда делала мама, ласково улыбался и,  приговаривая:
- Ты наше Со-олнышко! Ты наша де-евочка! Ты наша ра-адость! - начинал слегка раскачивать качалку-кровать. Ну, а если это не помогало, он спешил к маме и тогда уже с уверенностью знатока громко заявлял:
- Ма-ам! Зину пора кормить молочком, -  и, тяжело вздохнув  (опять же со знаем дела), добавлял, - Что тут поделаешь, ребёнок-то растёт, ему надо чаще питаться…
      Первые три недели мама вообще не показывала Зину посторонним людям, её могли видеть только очень близкие. Поговаривали, что чужой взгляд может оказаться злым и навлечь на ребёнка какую-нибудь хворобу, или ещё хуже - сглазить малышку на всю жизнь. Саньку об этом тоже предупредили, на случай, если он надумает привести своих дружков посмотреть на малышку. Уяснив, что его Зине грозит опасность такого рода, наш герой в компании дружков вообще старался даже не заводить разговора на эту тему, хотя-я, язык чеса-а-ался хвастануть, а ребята нет-нет, да и расспрашивали.
      Незаметно прошла ещё одна неделя, и наступила пятница. Сосед по их коммуналке дядя Серёжа очень редко  появлялся у себя. Когда Санькина семья въехала со своим небогатым скарбом в свою комнату, он зашёл к ним познакомиться, а заодно и сообщить, что  жить он тут практически не будет, есть у него тёплый уголочек, и, весело улыбаясь, он добавил, что новая хозяюшка может спокойно занимать всю кухню. Это, конечно очень обрадовало и маму и папу, для Саньки же было совершенно без разницы. Сосед действительно очень редко появлялся в своей комнате.
      И вот в эту пятницу в дверь их комнаты постучали. В приоткрытую дверную щель  просунулась голова всегда улыбающегося дяди Серёжи, он, видно, в очередной раз пришёл за чем-нибудь из своих вещей.
- Здравствуйте  всем, а новорожденной и мамке - вдвойне! - продолжая улыбаться, громко проговорил дядя Серёжа  и,  подмигнув Саньке, продолжил, уже обращаясь к папе, - Ефимыч (так между собой называли папу соседи),  ну так  когда? Ножки-то когда обмывать будем? Зинуха-то уж скоро в школу пойдёт, а мы её ещё и не видали?! - и он опять таинственно подмигнул Саньке. Для Саньки этот вопрос, естественно, был совершенно не понятен. О каких ножках вёл речь сосед, почему и в чём их надо было обязательно обмывать с ним, а самое главное - причём тут его сестрёнка Зина?
- Тише ты, тише! Громкоголосый ты наш! Дочка, видишь, спит! Выйдем на кухню и всё там обсудим, - проговорил папа и, подталкивая дядю Серёжу в спину, вместе с ним вышел из комнаты. О чём они на кухне разговаривали, Санька узнал лишь потом, в воскресенье, когда к обеду стали собираться гости.
      В комнате появились ещё два стола от соседей, пару лавок расставили вдоль столов, а разнокалиберные стулья и табуреты заняли практически всё остальное комнатное пространство. На столах появилась различная закуска. Особое место и, наверное, самое главное, занимали три больших блюда с варёной картошкой в мундире. Нарезанная и посыпанная сверху нарезанным кольцами луком селёдка, солёные огурцы, аккуратно выложенные горкой в тарелках, украшали картошку с обеих сторон. Не менее важное место на столе занимала наложенная в глубокие миски  квашеная капуста, политая душистым подсолнечным маслом и перемешанная с  репчатым луком, но уже порезанным полукольцами. Столько посуды Санька и не видел никогда. Какие-то тарелочки, блюдца, вилки с ложками и множество разнокалиберных  рюмок и стаканов, и обязательно бутылки с крепкими напитками для мужиков и с вином для женщин. И всё это богатство украшало столы, покрытые сверху самыми обыкновенными простынями, которые в тот момент заменили скатерти… Гостей, желающих «обмывать Зине ножки» оказалось более чем достаточно.
      Громкое застолье, высказываемые  восхищенные речи о его сестрёнке и маме с папой, а спустя некоторое время  (после неоднократных  рюмок)  и грустные песни  типа «Шумел камыш…» или «Ой, мороз-мороз…», от которых Саньке всегда почему-то хотелось плакать.  Хорошо, что пляски ещё не устроили - места было маловато, а то бы… Всё это сразу поставило огромную жирную точку  над таинственными словами «обмывать ножки». Нашему герою от этого сразу стало грустно.  Он ведь терпеливо ждал  момента, и не приставал с вопросом ни к своим родителям, ни даже к Няньке, а  она ведь наверняка знала, что это означает. Санька надеялся увидеть интереснейшее зрелище, ради которого взрослые собрались у них дома такой большой компанией, а тут было самое обыкновенное… Э-э-эх…
      Всем на удивление во время застолья, громких речей и столь же громких песен Зина спала совершенно спокойно, изредка причмокивая губами во сне, а Санька сидел рядом с её кроваткой и  был, как говорится, на чеку.
      Видно, закуска подходила к концу, и выпивка уже заканчивалась, как вдруг сосед дядя Серёжа неожиданно вскочив со стула, громким голосом  возвестил:
- Друзььья! Товарищи! Внима-а-аннние! А где же ттторт? Специально ради тттакого  собббытия был испечён ттторт! - Он  неуверенно выбрался из-за стола и, слегка пошатываясь (явно от выпитого),  целенаправленно двинулся в сторону кухни. Гости, ошарашенные его неожиданным громкоголосьем, даже замерли, а через секунду чуть ли не хором:
- Ура-а-а-а! То-о-рт! - но прошло ещё секунд десять ожидания, и про торт все забыли. - А давайте выпь-выпь-ем за,  за-а-а,  а-а-а, а давайте просто выпппьем, - проговорил один из гостей, поднимая над столом руку с рюмкой,  но в этот момент в комнату, улыбаясь во весь рот и слегка пошатываясь, вплыл, именно вплыл дядя Серёжа. В руках перед собой он бережно держал большой алюминиевый поднос, а на нём…
     А на нём, как на большущем цветочном лугу, возлежало огро-омное бисквитное пирожное с крупными цветами разных оттенков, они были изготовлены из масляного крема. Аккуратно порезанное на равные кусочки, оно так и просилось каждому гостю на тарелочку, но гостям было уже не до него…Санька, увидав такое богатство, просто обалдел, ему ещё не доводилось вот так, в домашних условиях, увидеть такое чудо.   У него от восхищения все слова куда-то подевались, и он даже привстал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть этакую вкусняшку. Что-то подобное он видел на витрине в кафе «Минутка» в центре посёлка, но зде-е-есь – оно  было куда кра-а-аше …
      - Вот и то-о-орт! - громко возвестил сосед и, раздвигая в стороны уже пустую от закусок посуду, с гордостью поставил поднос прямо перед папой и мамой.
-  Дорогие гости! Друзья! Кому кусочек пирожного  положить? Сейчас чайку нальём …- это мамино обращение к гостям осталось практически без ответа. Две  женщины, было, протянули свои тарелочки, но тут же  махнули рукой  и-и-и…
- Ма-аша, да ешьте вы сами. Это ведь не картошка, а баловство какое-то. Вон, лучше сына угощай, смотри, он  его уже глазами кушает… - больше  желающих  на сладкое так и не появилось…
- Господи! И куда нам его теперь столько,- огорчённо вздохнула мама, - Сынок, ну-ка иди сюда и бери с собой Няньку, она где-то здесь. Может, на кухне?!  Зина спит? Пусть спит… - это хорошо, а ты давай-ка… - и перед Санькой был поставлен весь большой поднос с таким огромным, красивейшим и, наверняка, вкуснейшим пирожным на всём белом свете…
      В тот раз наш герой  съел три куска один за другим, без всякого напряга и без запивки любимым грушёвым лимонадом. Вкуснейший бисквит, прослоенный нежнейшим  масляным кремом, при откусывании просто таял во рту. Его хотелось и хотелось кусать… Вот рука сама за четвёртым тянется, но, наблюдавшая за ним мама, поймав её на полпути, наклонилась над Санькиным ухом и ласково проговорила, чтобы другие не слыхали:
- Сынок, сделай передышку, не торопись. Торт от тебя никуда не денется и не убежит, а вот большие неприятности с животом могут случиться. Потерпи, завтра ещё будет день. Я надеюсь, ты меня правильно понял? - она нежно поцеловала его в измазанную цветным  сладким масляным кремом щеку и, рассмеявшись,  потрепала за вихрастый чуб…
      Такого вкуснейшего удовольствия наш Санька не испытывал больше нигде.  Конечно, в дальнейшей  жизни  нашего героя  были и торты и пирожные, они может быть были и краше и вкуснее, но такого вкусного и аппетитного пирожного как то, что было испечено на день рождения Зины, забыть просто  не возможно…