воровская трилогия

         Анатация к 1-й книги «Бродяга».

Эта первая книга из трилогии «Бродяга». Автобиографическая повесть о человеке, который прожил жизнь, полную приключений. В книге есть все, что характеризует данный литературный жанр. Кражи и погони, воры и воровские законы, тюрьмы и лагеря, пересылки и охранники.

Это отрывок из вступления самого автора, который лучше чем любая анатация расскажет читателю о книге, которую он держит в руках.

Я провел в застенках ГУЛАГа чуть более двадцати лет, из них больше половины - в камерной системе. Все режимы, начиная с ДВК (детская воспитательная колония), куда меня направили, а точнее, водворили в двенадцатилетнем возрасте, и кончая особым режимом и камерой смертников, где я провел около полугода, несколько лагерных раскруток, в том числе побег из таежного лагеря КОМИ АССР, - все эти испытания я прошел.
Но всего, конечно, во вступлении не напишешь, да это и не к чему, я думаю. Хочу лишь особо подчекнуть, что нигде и никогда, ни при каких обстоятельствах я не шел даже на мало-мальский компромисс, если это было против моих убеждений. Поэтому, думаю, моя честно прожитая жизнь в преступном мире дает мне право поведать читателям правду обо всех испытаниях, которые мне пришлось пережить.
Уверен, что в этой книге каждой найдем пищу для размышлений, начиная с юнцов, прячущихся по подъездам с мастырками в рукавах, до высокопоставленных чиновников МВД. Эта книга расскажет вам о пути от зла к добру, от лжи к истине, от ночи ко дню. Если события, о которых в ней идет речьвызовут у вас сочувствие или сопереживание, значит, я достиг своей цели. «Бродяга» - это вексель, выданный мне в юности, но который я сумел оплатить лишь в преклонном возрасте.

                Махачкала 2001 год.
                С уважением к читателю
                Заур Зугумов.



        Анатация к 2-й книги «Бродяга».

Вторая книга Заура Зугумова продолжает повествование, в котором читатель сталкивается с той же трагичностью и насыщенностью событий, что и в первой.  Трудно поверить, а еще трудней представить некоторые моменты из жизни этого удивительного человека, которые он испытал на себе.

Это отрывок одной из глав, в котором автор, находясь в побеге вместе с подельником, повстречался с волком.

Человек, которого преследуют, наделен безошибочным нюхом. Шли третьи сутки нашего побега. Уходя от погони все дальше и дальше, мы черпали силы в своей смертельной тревоги и все шли и шли, молча, тяжело дыша, с бездумным взглядом, страшные в своем гневе. Только ночь смогла остановить наш исступленный бег. На этот раз мы действительно выбились из сил. Всего несколько часов темноты, но нам поневоле пришлось остановиться, ибо слишком много неумолимых опасностей подстерегает беглецов в тайге.
Пока еще не стемнело, мы выбрали большое дерево с толстыми сучьями, взобравшись на него, пристегнули себя к толстым стволам двумя ремнями каждый и мгновенно уснули cсвинцовым сном, какой всегда наступает после изнурительных усилий и душевных потрясений и почти всегда сопровождается мрачными кошмарами.
Я очнулся от дремоты, граничащей с кошмаром, и увидел прямо под деревом огромного волка-одиночку. От сидел в каких-нибудь пяти метрах от дерева, на котором мы отдыхали, и тоскливо поглядывал на нас. Вид у него был совсем не свирепый. Бесцветные и холодные, как агаты, глаза волка светились безумной тоской, но я знал, что тоска эта порождена страшным голодом. Мы были пищей, и вид этой пищи возбуждал хищника. Пасть его была разинута, слюна капала на траву, и он облизывался, предвкушая поживу. Пока я успел все это приметить, каким-то страшным образом и Артур пробудился от сна. Как будто моя тревога телепатически передалась ему во сне.
Мы обменялись взглядами и стали искать выход, молча, не тратя зря сил на разговоры. Одно лишь было очевидным: с волком предстояло сразиться. Страха у нас не было, это точно, зато была лютая злость. Случай нередко нагромождает больше трагедий, чем мог бы создать их Шекспир. Мы прекрасно понимали, что нам надо спешить, иначе мы рискуем попасть в лапы по крайне мере своры «двуногих» волков. Здесь, в предстоящей схватке с лютым зверем, мы были уверены в ее исходя, там же мы даже не могли надеяться на маломальский успех.
Артур срезал толстый сук в вид копья и стал обстругивать и подтачивать его конец. Я же, решив проверить насколько же волк агрессивен, сломал толстый сук и бросил его в зверя. Серый огрызнулся, оскалил клыки до самых десен, тоска в его глазах сменилась такой кровожадной злобой, что я вздрогнул. Последнее сомнение исчезли: он ждал нас, что бы либо умереть, либо жить, насытившись нами. Что ж, логика его была проста и понятна, самое главное – она была открытой и честной, в отличии от человеческой логики: коварной и жадной. Ибо в отличии от человека, дикий зверь убивает лишь только когда он голоден или защищает потомство. К  тому времени, пока я выяснял окончательные намерения нашего собрата и врага, Артур заточил копье, и хоть оно и было деревянным, но имело внушительный вид и безусловно могло быть грозным оружием против любого зверя. А потому мы решили, после нескольких минут обсуждений, Артур прыгает с копьем и ножом впереди волка, а я – сзади, но прыгать нужно было одновременно. На счет «три» мы ринулись вниз…..




        Аннотация к 3-й книги «Бродяга».

И вновь, как и к прочитанным двум книгам трилогии Бродяга, мне бы хотелось вместо аннотации вставить отрывок из третьей книги, который, как и в предыдущих случаях, расскажет читателю много больше любых предисловий.

…И так, я вновь был в пути. Сколько же дорог за свою жизнь я исходил и исколесил, как в «Столыпиных» под конвоем, так и просто в качестве путешественника и искателя приключений! Сколько интересных людей, городов и стран я повидал за время своих странствий! Когда-нибудь я напишу об этом отдельную книгу, что-то вроде «Путевых записок бродяги»…
Прежде чем войти в Порт-Саид в Суэцкий канал, оттуда – в Красное море и следом – в Индийский океан, в Средиземном море корабль должен был зайти еще в два порта: В Афины и на Кипр, так что у меня было время присмотреться и выбрать жертву. Но как обычно и бывает в жизни, все получилось совсем не так, как я предполагал. Больше того, даже в самом волшебном сне я не смог бы увидеть того, что произошло со мной на этом корабле за одиннадцать дней плавания. Как же самовластна, как по-детски прихотлива та сила, которую мусульмане зовут Кадаром, а христиане – Провидением! Если Бог и посылает порой беду, то лишь затем, что бы человек лучше почувствовал свое истинное счастье.
Еще не успел раскаленный шар солнца зайти за горизонт, а серебристый серп полумесяца выглянуть из-за него, как я уже был в своей каюте. Дело в том, что к вечеру становилось прохладно и меня, к тому же, начинал мучить страшный кашель и удушье, а я не хотел, чтобы в таком виде я был замечен кем-либо из посторонних.
Но в тот день в каюте кашель не давал мне покоя. Я буквально захлебывался, и не было никаких сил сдержаться. Казалось, что все внутренности уже вылезли наружу, а кашель все не проходил. Я сидел на койке, сжавшись в углу каюты и вытирая слезы, невольно сочившиеся из глаз, ждал очередного приступа, как ждет приговоренный к смерти, когда ему зачитают приговор, когда кто-то тихонько постучал в дверь.
«Кого еще черт несет?» - подумал я со злостью и пошел открывать дверь, пытаясь на ходу привести себя по возможности в порядок. Резко дернул задвижку двери, которая почему-то открылась очень свободно, я буквально обомлел на пороге. Передо мной стояла живая Клеопатра или ее привидение, я так и не разобрал впопыхах, потому что, растерявшись, замер от неожиданности. Иссиня-черные волосы, ниспадая на грудь, обрамляли ее продолговатое, безупречно очерченное лицо, и было в нем что-то горделивое. Огромные глаза, голубые, как подснежники, ресницы и брови под цвет волос, кожа матовая, молочно-белая, губы свежие будто вишни, зубки – краше жемчуга. Шея грациозная, изящная, как у лебедя, руки, пожалуй, чуть длинноватые, зато безукоризненной формы, стан гибкий, словно лоза, глядящая в воду озера, или пальма, что покачивается в оазисе. От нее исходил аромат богатства и хорошего вкуса, который можно купить только за очень приличные деньги.
Вы позволите мне зайти? – проговорила она тихим, приятным голосом.
Да, конечно, пожалуйста, с некоторым опозданием ответил я в растерянности и, пропустив леди вперед, закрыл за ней дверь. – Пожалуйста простите меня за такой беспорядок: я немного захворал, - проговорил я, пытаясь придти в себя и в то же время разглядывая этот живой идеал и хрустальную мечту любого мужчины.
На ней были белые туфельки, такое же белое платье в виде туники, как бы небрежно перетянутое в талии тоненьким пояском. Пальцы были унизаны кольцами и перстнями, а на шее, на тонкой золотой цепочке блистал маленький крестик с бриллиантом. Несколько прядей шелковых волос, спадающих на плечи, кокетливо вздымались на ее нежной груди, которая наполовину была открыта и дышала молодостью и жаром.
Простите за вторжение, но я живу в каюте через стенку и, услышав, как вы мучаетесь вот уже несколько часов подряд, решила прийти к вам на помощь. Выпейте, пожалуйста, вот это, и вам сразу же полегчает.
Она протянула мне  что-то величиной со спичечную головку, я взял протянутое и тут же проглотил вместе со слюной. Она с изумлением наблюдала эту картину, но затем, как бы опомнившись, встала, подошла к столику, взяла графин и, налив мне полный стакан воды, протянула его с необыкновенной нежностью, участием и теплом.
Я поблагодарил ее, сделал несколько глотков и отставил стакан в сторону. Как ни странно, но одно только присутствие этой женщины избавило меня от мучительного процесса, и я смотрел на нее глазами только что спасенной жертвы. Позвольте представиться, меня зовут Заур, я направляюсь в Египет по личным делам. Очень приятно. Елена. Простите, но если Елена, из-за которой началась Троянская война, была похожа на Вас, то теперь я могу понять Париса! Благодарю вас, Заур, вы умеете угодить даме. А вы – вылечить кавалера. И мы оба рассмеялись. Интересно, но вы даже не спросили у меня, что я вам дала, может, это был яд? Если одно ваше присутствие, Леночка, избавило меня от болезни, то о каком яде может идти речь? Да к тому же я уверен, что в ваших руках даже цикута превратилась бы в бальзам. Взглянув на меня томным взглядом синих как небо глаз и мило улыбнувшись, она повернула голову и, пытаясь разглядеть в иллюминаторе серебряный полумесяц, спросила между прочим: Заур, вам очень плохо? Не знаю почему, но вопрос не застал меня врасплох, больше того, мне почему-то захотелось пооткровенничать, развязать язык, забыть обо всем. Да, Леночка, проговорил я тихим голосом – мне так плохо, что я почти умираю. У меня чахотка, и плыву я в Египет скорей не для того, чтобы поправиться, а потому что не могу умереть в постели. Я это поняла, еще даже не переступив порога вашей каюты, но, глядя на вас, я бы, не сказала, что вы в отчаянии. Ну что вы Леночка, конечно же нет. Я прошел в этой жизни через такие круги ада, что Данте отдыхает, так мне ли отчаиваться?  Да к тому же я джентльмен удачи, а такие люди, как правило, умирают мгновенно – либо от пули, либо от ножа.
Зачем вы пытаетесь оттолкнуть меня, Заур? Потому что я увидел жалость в ваших глазах, Леночка, а она вам может сослужить дурную службу, и вы будете корить себя потом всю жизнь. За что например?  За то, что я могу нечаянно влюбиться в вас. Согласитесь, такой подарок судьбы у края могилы – это ли не мука для несчастного? У вас нет чего – ни будь выпить. Нет, к сожалению, я еще не успел обустроиться, но сейчас мы что-нибудь придумаем. Снимая трубку телефона внутреннего пользования, я спросил, что она будет пить, и в тоже время попросил прощения за неудобства. Ну что вы Заур, я просто немного замерзла. Может быть закрыть иллюминатор?
Нет, нет, не нужно, что вы, - вам ведь совершенно необходим свежий воздух.
В этот момент в дверь каюты постучали. Это стюард принес коньяк, шоколад и лимон. Мы выпили и немного раскрепостились. Леночка была женой дипломата и направлялась в Карачи, к месту службы своего супруга. Родом она была из Москвы, так что нам было о чем поговорить. Как ни странно, но я не скрыл от нее почти ничего из своего прошлого, и она, судя по ее взаимным откровениям, была мне за это благодарна. В тот момент я был склонен предполагать, что ее послал мне Бог, еще раз давая почувствовать вкус к жизни, с тем чтобы я боролся за нее. С самого нашего знакомства она поняла это и до конца нашей встречи пыталась стать для меня тем аккумулятором, откуда я мог бы заряжаться и черпать свои силы. 
Прошла неделя, в которой сочеталось столько доброго, светлого и приятного, что порой, для человека и в целой жизни не сыскать. А что уж говорить обо мне, бродяге. Вечер того дня перевернул все с ног на голову или скорее, поставил все на свои места. Мы только что вернулись на корабль, голодные и уставшие, еще по дороге договорившись, что поужинаем в ресторане на корабле, и разошлись по каютам для того, чтобы переодеться.
Это был один из тех чудесных благословенных вечеров, когда ветер приносит ароматы бесчисленных цветов, прекрасные розовые облака отражаются в море, и солнце, улыбаясь, покидает землю.
В тот момент я стоял почти раздетый, спиной к двери, надевая рубашку и глядя в зеркало, как вдруг дверь в каюту резко открылась. В дверях стояла Елена. Вы что-нибудь забыли, Леночка? Еле вымолвил я с дрожью в голосе, глядя на ее почти распахнутый батистовый халатик, на точеные ноги, на то, как вздымались ее маленькие, но упругие груди, на ее изящно посаженную головку и алые как роза губки. Да Заур, я забыла кое - что. И что же? С дрожью в голосе спросил я. Саму себя. Вы позволите мне забрать то, что принадлежит мне, или рискнете оставить? Она не спеша подошла ко мне, вскинув голову, посмотрела глазами, полными любви и сострадания, так, как если бы я стол с петлей на шее, а она явилась для того, что бы зачитать мне оправдательный приговор. Меня трясло, я не мог вымолвить ни слова. Но в какой-то момент взял себя в руки и еле прошептал: но ведь это невозможно, Леночка, я болен заразной болезнью! В этом мире все возможно, Заурчик, сказала она, скинув на пол халат и обнажив свое дивное тело. ………….