Разлом

1.
- Санча, чернягу точишь?! На беленький хлебец не хватает? Не менагер ?! Бедный!?
Начальник  сбыта, Антон, окончив тираду, скалился, нависая,  уперев ладони  в стол растопыренными сардельками пальцев.
-   Говоришь, как сиделец со стажем…  огрызнулся Санча. 
-Чур тебя! -Антон  суетливо  замахал руками.
- Присоединяйся..
Кусок отбивной  на острой вилке замер на  полпути. Санча  умышленно, недобро нацелил блестящие зубчики.
-  Не.. точи, точи.  – по козлиному проблеял Антон.
 -Удачи тебе.
- Сам не хворай…
Это тебе удачи. Санча основательно пережевывал пересушенное  мясо. Это я сплю с твоей женой Антошенька. Она  такое вытворяет,  что  за деньги невсегда продается. Только тебе знать неполагается. Коротышок…
Офисная забегаловка гудела, лязгала, удушала бабьим трепом, придавленными смешками, парила в облаках разнородного  парфюма. То за что отцов сажали, а дедов могли запросто ставить к стенке,  теперь называлось логистической компанией. Обстряпывая спекулятивные сделки, оптом дешево купить,  с наваром,  кусками продать, Санча дослужился до места менеджера среднего звена в электротехнической компании.  Типовая офисная  коробка вместимостью  на сотню- другую согбенных очкариков, нервно шарящих по мониторам компов, объединенных  простыми и понятными субстанциями:  взаимная нелюбовь и отвратительное кондиционирование. Всякий день как предыдущий, с девяти, до одной минуты седьмого, соблюдая политес,  вымучивать из себя лояльного,  занятого и увлеченного сотрудника в преумножении крепкого бюджета уважаемой компании. Санча с успехом овладел полным спектром хитрых комбинаций в реализации делового ничегонеделания, перекидывания неудобного головняка на менее удачливых соратников и самое главное с отрешенностью античного стоика наблюдать насколько далеко вперед  в таких же талантах продвинулся начальник отдела. Как всё вертелось, с ростом прибыли конторки в двадцать процентов ежегодно, понять не удавалось. Скорее от того, что в  кабинете коммерческого директора,  деловые партнеры частенько общались сидя на корточках,  высоко задрав штанины дорогих брэндовых костюмов.
Вечерами приходила она.  Выдавая на ура весь ассортимент забавных умений и приятных навыков, отпрыгав обязательную и произвольную  программу, исчезала. Отдышавшись, Санча  брался уныло перекатывать в шипящей сковороде изысканные куриные нагетсы в панировке или пельмени, по настроению, заправлялся пивком и тяжело забывался. Незатейливо. Когда строчка в календаре упиралась в красные выходные числа, все повторялось, много раз усиленное и  сдобренное перчёной  клубной иллюминацией.
 Санча запрокинул голову, прижав стакан, ладонью  постукивал по донцу пытаясь вытряхнуть столь желанную дольку  компотного сухофрукта.  Множась в гранях  прозрачного великолепия столовой утвари, чудесным образом кристаллизовалась грозная госпожа Караганова- идейная стерва.   Начальница кадровой службы смерила опытным взором  презренный планктон, эффектно развернулась на шпильках,  вихляя бедрами и  как только умела одна она, несказанно задорно похлопывая неизменной своей серой папкой по круглой заднице, растворилась в полумраке энергосберегающих светлячков коридора.   Ритмичное это похлопывание означало, что от присутствия в массовке на веб-бинаре Санче не отделаться. Караганова немыслима без свиты, её требовалось обожать и послушно вытягиваться в струнку, на кону  категорийность  твоего денежного довольствия. Особой её слабостью, помимо прочих административных регламентов, сделалось измерение длинны юбок. Прикладывая  к трясущимся коленям  вздорных сотрудниц по краю ткани  вытянутые пальчики, на манер гинеколога, Караганова, наслаждаясь своенравием, определяла соответствие.
Переговорная наполнялась служащими. Наиболее фотогеничных Караганова размещала повелительными жестами в первые ряды. Всё в точности: много званных, мало избранных.  Микрофон  неприятно фонил, взбудораженный техник щелкал клавишами настроек. Санча великолепно устроился за широкой спиной бухгалтерши становясь   невидимым. Караганова вытянула губки, вся заострилась и шоу  началось.
- Напомню. Миссией  нашей компании. Караганова взяла паузу.
Санча знал наизусть всё, что она скажет. Миссия, цели, социальная ответственность бизнеса, личный вклад каждого и прочая шелуха. Лицемерна болтовня. Пустота фраз и нелепица лозунгов. Важно только количество нолей на карте. Санча тайком  перелистывал  рекламные странички  туристических фирм. Смартфон всеми пикселями живописал  жаркие пляжные радости волнительных прибоев олинклюзива.  Он рассматривал белозубые улыбки фотомоделей, надутые торсы жигало, беспроигрышным  вариантом - дети с собачками. Лубочные картинки картонного рая. Обман, несбыточность обещаний. Рая нет. Там обязательно будут вот такие бегемотики как бухгалтерша или еще хуже, будут карагановы, большие и маленькие. Серпентарий.  Стало душно.  Мысли путались, он наполнялся желчью. На какое дерьмо я трачу жизнь.  Хрен вам всем. Меня вы не получите. Санча резко схлопнул экран.
2.
- Просыпаемся…
- Просыпаемся… гулко, эхом вторясь, стучался  в висках чужой голос.
Санча  ухватив поручень съежился,  сгорбился на лежаке.  Анестезия  заканчивала действие, угрожая тяжелым похмельем.  Санча часто моргал, растирая лицо. Слишком ярко.
- Просыпайся. Скоро станция…сказала проводница.
-Угу. Спасибо… 
- Принести? Поправляться будешь?
Санча осторожно кивнул, чуть заметно, малоамплитудно, с опаской растревожить мутную тину тошноты.  В  распахнутую   дверь купе врывался  воздух, хлопая свежестью занавесок. Тайга, сплошной серой лентой мельтешила в  скругленных окнах вагона.
«Лето на берегу Белого моря. Размещение, питание. Опытный проводник.» Санча  в тысячный раз, как заклинание, повторял текст рекламки.
 Состав, мягко осаживаясь, дернулся, зашипел, сбрасывая приводами бег и замер. Санча неловко выкатился по откидной вагонной ступеньке к низкому перрону.   Торговки  прытко  шныряли вдоль, задрав головы, громко выкрикивали рыбку, пирожки с капустою. Санча двинулся к станции. На сером  кирпиче, нескладно вытянутого подлиннику, приземистого домишки, как раз  в середине, у входной  обитой жестью  распахнутой двери, на прочных болтах красовалась прямоугольником с кантом  табличка –Чупа. Он бросил баул под ноги, приятно растер занемевшее от груза плечо.  Бойко шурша  под ногами мелким  притоптанным речником привокзального круга, сновали деловые туристы, камуфлированные, а  иные как- раз, наоборот, в ярких радужных куртках,  постукивали походные котелки,  проплывали рюкзаки  выше роста, висел бодрый гомон.
- До Нильмы,  кто?
Санча обернулся на голос.
-Я..! Получилось жиденько, протяжно и чтобы быть наверняка обнаруженным Санча задрал руку.
Мужик, казалось к  полтийнику, сухой, прямой как  жердина, в рабочей робе подойдя, протянул руку, коротко с твердым нажимом встряхнул  Санькину пятерню.
- Николай. Будем знакомы.
- Саня.
- Вот и ладушки.
-Это ничего. Это мы переоденем. Николай с прищуром, улыбаясь тихо в густющую с рыжинкой бородищу,  отдельно остановившись на бежевых с ровными рядами дырочек для вентиляции  щегольских ботинках, завершил осмотр модного, городского, Санькиного наряда.
Саня растерянно кивнул в ответ.
- Ну, пойдем.
 Саня с трудом забрался в кабину высокой, лифтованной, на военных мостах «буханки».   Тесно, упираясь коленями в железку торпеды, ерзая на податливом кресле,  устроившись,  Санча, дернул рычажок, приоткрыл треугольник бокового стеклышка.  Мотор прокашлялся. Перегазовывая,  поколдовав рычагом коробки,  тронулись  вверх по холму.  Скоро вой асфальта сменился  мерной дробью гравийки,  вперемешку  с тихим на ход песчаником. Николай вел молча, сосредоточенно, уверенно ворочая аспидно -черный кругляк баранки. Любопытно, где- то даже по детски, всматривался Саня  в дивные, расцвеченные низким солнцем,  незнакомые  ему краски. В нос забирался дымный запах трудного  бензина, разогретого натугой мотора.  Саню укачивало. Не помогали мятные леденечки, которые он сгрыз верно с десяток. Тайга плотно кутала повороты.  Вздымая, то проваливаясь уклонами, вертела вкруг огромных  мшелых валунов, змеилась, перетекала ручейками, кралась перемычками меж синевы озерец, долгая дорога.
3.
Дом Николая на взгорке,  кряжистый, основательный, в пять  окон по фронту, рубленный в чашу, красовался резными наличниками.    Основалась усадебка, острым утюжком выдаваясь  в море,  особняком от деревенских,  на левом берегу быстрой с перекатами речушки, крытой  гулким деревянным мостом. 
 На постой определили Саню в просторный прируб к хозяйскому двору. Завернув руки за голову, с удовольствием растянувшись на кровати, Саня смотрел в окно. Ломанная в два колена,  крутая  тропинка, редким сосняком  сбегала к широкой полосе берега.  Море отступало, медленно, незаметно, как  большая стрелка часов, цепляясь за бока притянутых тросом лодок, оставляя, россыпью, ежики ржавой водоросли. Тихо.
Теплом   в животе переваливалась нежданная в своей простоте гречневая каша с подливкой,  плотно сбитая котлета, размером с ладонь, приятным  вкусием сочная квашеная капустка с клюквой.  Жадно забирая ноздрями смоляной дух открытых тесанных в полулафет бревен, Саня  тяжелел,  пьянел и было ему радостно и спокойно.
Нарочито прокашлявшись в сенях, Николай,  чуть пригнув голову, из-за низкого ему косяка, уверенно прошел в комнату.
- Отдыхаешь?
Саня, смущаясь своего расслабленного лежания, присел на кровать.
- Да. Хорошо здесь у вас.
- Ну, да…. Ты по деревне то ходи, не бойся.  Все свои. Двери можешь не запирать, такого у нас не водится. Пойдешь куда,  Катерине Андревне скажи, хозяйке моей. Она на кухне. Обычно.-  Николай стоял прямо, смотрел прямо,   мял в руках вязаную шапку.
- Понял. Хорошо- сказал Саня.
- Берег тут длинный, резанный, тропинки есть.   Только один в отлив, на лещу не ходи. По камням можно, а на песок не ставай. Увязнешь, сам не выскочишь, останется только прилива ждать - напутствовал Николай.
Саня кивнул.
 Хозяин развернулся, помялся в пройме двери, обернулся
- Ты отдыхай, Александр. Завтра, даст  Бог с погодкой. В тайгу двинем. Оглядишься там. Красота.
- Лады. А во сколько идем? - спросил Саня
- А засветло. Тут всегда засветло - озорно сказал Николай и прикрыл дверь.
Саня  покачал босыми ногами, коснулся пальцами шероховатой плетенки, разноцветной,  тканой дерюжки.  Мелкой сечкой, неспешно, размазывая полосками на стекле окна,  принялся тихий дождик.  Саня   спал. Спокойно и ровно. Снилась ему матушка, улыбалась, глядела, как ловко он орудует ложкой к молочному супу с гренками.

4.
…- а, хороша водица?!- Николай  смеялся, глядя как Саня словно таежный лешак, прочно прирос к водопою. Саня  упершись по- собачьи, довольно фыркал утирая лицо. Вода ручейками стекала за шиворот, остужала испаренную спину, холодком добираясь до живота. Он пил из ручья жадно, вкусно, пока не почувствовал тяжелую водянистую полноту.
- На вот, набери. Сгодится еще.- Николай протянул армейскую флягу.
 - Дальше в гору будет. Ты    бы посошок себе подрубил, удобнее. Да вот этот что-ли.. – Николай указал на сухую наклонную елочку.
- В самый раз по росту.. только сучки потесать.
- Ага…- Саня присел на  крепкий валежник, наслаждаясь кратким привалом.
Казалось  ему, миновал  не первый пяток  километров. Берегом моря, мимо притянутых старых лодок,  что  уже не выйдут в море. Серые, точенные тлей -сыростью, еденные солью, вылизанные холодным ветром,  деревянные остовы, пугающие и величественные.  Они помнят, сберегают, запечатанную в годы,  трудную правду отцов и дедов. Шли берегом до истока реки, углубляясь в чащёбу. Мшелые булыжники, распадками, тонули в высоком черничнике, путались засекой  сосен. Тайга наполняла воем разнородного гнуса, жадного да крови. Мошка забивалась под резинку рукавов плотной робы.  Краем болотца, тропинка мягко принялась в подьем, становилось светлее под кроной леса.   Скоро, стрелкой, сыпались из -под ног полевки. Белесыми плешами шишился ягель. Николай старался обходить их,  не портя оленьи выпасы. Он ступал впереди метрах в пятнадцати, останавливался, оглядывался.  Саня  еле поспевал за быстрым на ход проводником, пробираясь в  низком  ельнике с  ниспадающими прядями серо – бурого мха.  Над головой с разными вскриками вспархивали птицы, большие и маленькие. Николай называл их,  уточняя  съестную пригодность экземпляров.
 - Хорош…-  Саня тяжелым тесаком, подрубил посох, довольно повертев в руках, удобное на хват, древко, с присушенной  еловой  коркой.  Двинулись. Тропинка круто забирала кверху, теряя глухую  на поступь плюшку мшаника, наполняясь, все более, шорохом мелкого камня.  Саня, тяжело опираясь на крепость посоха, когда прыжком, а когда и на карачках  карабкался к вершине холма.  Плоская как сковорода площадка черненой скалы, резанной  в мелкую сетку трещин, резко обрывалась метрах в пяти, глубоким провалом. Могучие ели теснились внизу, и  была бы рука подлиннее, можно коснуться с обрыва самой макушки гигантов. Саня  взабрался на самую верхотуру и  заворожено смотрел, туда, где до горизонта, покуда хватало глаз, волновалась тайга. Оборотясь, представала изрезанная линия  берега моря с далекими в дымке островами. Серебряными  нитками    туманились озерца, рваными облачками парили  низины- болота.  Саня стащил шапку, вытянулся. Закрыв глаза,  он  слушал ветер, летел с ним над щетиной  леса, он пил, он ел, целиком, без остатка, широту просторного счастья  безмятежного мира.    Буйство это, дикарский  восторг, ломая в труху тесный его мирок, опрокидывал в тартар духоту  этажных коробок, пустой, никчемной  жизни. Наполняясь неизъяснимой благодатью, Александр перекрестился, широко,  с чувством, вбирая безбрежную синь неба. Тихой радости слезинка, скользнула и оборвалась.  Александр в смущении осмотрелся,  боясь быть замеченным.
 5.
Суббота.  Крученую деревенскую улицу забирало ароматным дымком. Топили бани, почти в каждом дворе.  Жарко вырываясь из трубы облачком, в тяжелом, сыром воздухе, дым  остывал в белесый пар и цепляясь за конек крыши, мохнатился  книзу, стелясь к земле причудливым драконом.
 Каменка набрала градус, раскраснелась.  Александр, поддав ковшичек к парку,  распластавшись лягушонком  на полках, таял словно восковый. Непривычно, неумело нахлопывая себя веником,  слабел с каждым махом.  Поливался настоянной на травах прохладой, когда от жара перехватывало горло,  словно  от глотка  скипидара.  Оживал в  сумраке предбанника, задобрев ядреным  ржаным квасом и в круг, пока вновь станет  невмоготу.
Нетвердо, словно спьяну, на непослушных  ногах он выбрался из бани. Завернувшись  в трепаный овчинный тулуп, опустился на лавку у порога.  Низкое, в пепельную  жилу небо набиралось  скорым дождем. Александр улыбался неведомо чему, тянул ноздрями  воздух.
 Простая и понятная теперешняя его жизнь наполняла спокойной определенностью. Мир казался открытым,  вовсе не злыми  и очень честным.  Деревня и все обитатели принимались  ему праведными и безгрешными, словно в Китеж -граде.  И нет порока в них, в   обветренных севером человеках.  Свобода, то насколько это вообще возможно  с избытком пребывала и сладко отзывалась в сердце.   Пожалуй, впервые он ощущал себя крохотной песчинкой в безбрежном свете и не боялся потеряться.
 Неспешно, через шаг задирая голову, всматриваясь  в хмурое небо, к бане подошел Николай.
- Как парок?! – спросил Николай присаживаясь рядом.
Саша подобрал тулуп,  уступая больше места. Не найдя подходящих  к событию слов, тряхнул головой,  состроив рожицу  с воодушевлением потряс руками.
- Понял -  Николай пригладил брючины  по коленкам.  Помолчали.
- Дело хорошее. Пойдем, Александр. Хозяйка  на стол затворила, с кумжи твоей. Зря что- ли тянул ?!
- Точно. Не зря. Думал все пальцы поотрезает..
- Так  правильно, ты  за какой,  за леску то,  выводил. С подсачиком не успел бы, все …
Мужики переглянулись и расхохотались. Наперебой вспоминая каждый   свою версию козырной поклевки.  Удили в длинной протоке меж озер, под порожком, в угловатой  заводи, с водоворотом на выходе, прячась за низким кустом. Сильно и быстро брался окунь, небольшой, скорее супового размера. Привычно подсекая, Саня наметился на очередной экземпляр,  но не ту- то было. Удилище изогнуло дугой, задергало, принимая вбок.  Саня отступил назад, разворачивая к берегу. Азартно вываживая рыбину, бросило в жар. Прихватив с катушки леску, обернул пальцы петлей для надежности, стал тянуть. Тяга резко ослабла, свечкой выпрыгнув из воды,  рыба скоро  рванула в глубину, грозя оборваться. Тяжело, подрезая в кровь кожу, дело сдвинулось. Подоспел в аккурат Николай с подсачиком. Взяли.  Крупная, черненым отливом, в горох пятнами по серебряным бокам –кумжа.
- Свезло тебе Саня, просто свезло. Кумжа на восточный ветер плохо идет, больше как с запада задувает. 
Саня согласно кивнул
-В море завтра пойдем. Стихла  «восточка». Волна так  сильно бить не будет…


6.
Саню потряхивало. Нервически холодея в животе пустотой разгонных качелей, он часто  сухо сглатывал, потирая нос.   Тихая пристань туманилась за гребенкой волны. Катерок на двух сотенных моторах прижимаясь  к  изрезанным  берегам длинной губы, в бурунах гребных винтов,  выходил к открытому горизонту.  Николай прибавил оборотов, задирая    нос катера. Ветер,  срывая капюшон куртки, выдувал насквозь.  Саня оглох. Подпрыгивая на волне, зависая на мгновение, днищем принимая очередную стену, отзываясь тычком в печенках, пенными брызгами разгоняя Санькины страхи, катерок   шел к далеким островам.
 Исчез, пропал, последний различимый глазом клочок тверди. Вкруг дыбилось море. Стальная  вода чаровала силой, гипнотически манила. В секунду,  шквалом, Саню накрыл отчаянный азарт. Трудно, цепляясь за мокрый бортик, он перебрался ближе к носу катера.
- Мало. Мало.   Это все, это все? Скажи  мне? Море! Он был безумен.
Николай правил  к громадине  острова, разворачивая  катер острым   углом к волне. Боковой ветер досадно раскачивал  лодку, заливая борт.  На тихом ходу притерлись к высокому  берегу. Николай заглушил моторы.
- Прыгай Саня. Вяжи конец. -Николай протянул швартовый трос.
Саня ловко толкнулся от борта, прыжком  на удобный  камень.  Твердая поверхность под ногами радовала.
- К чему вязать?
- Вот сосенка хорошая. Крепкая.  Мы еще якорьком подмогнем.
 Саня, натягивая  трос, принялся ладить узлы.
Николай отключил питание. Перекинул  мешок с  вязанкой  дровишек. Прихватив рюкзаки, капитан сошел на берег.
Условившись по порядку  возвращения, Саня двинулся  вверх по крутому склону, к вершине острова, где витые сосны упрямо цепляясь за камень, гордо кланялись диким ветрам.  Он остановился на пол- пути  отдышаться, подтянуть  лямки рюкзака. Под ногами янтарными каплями ярилась морошка.  Он прихватил пригоршней ягоду, вперемешку с глазастой чернотой водяники. 
С вершины, весь остров как на ладони: складками, лесистый в низинках,  резанный каменистыми провалами,  уходил к востоку двумя голыми горбатыми валами, словно гигантские китовьи спины,  обрываясь красноватым плесом. 
Сколько видно, на все стороны пустынилось неспокойное, шумное море.   В разрывах чернильных  облаков,  высвечивая  игривые пятаки на воде, проглядывала  лазурь ясного неба.  Саня смаковал, глубоко вдыхая сырую соль, задерживая воздух на сколько хватало сил. Шумно выдыхая, принимался к очередной волнительной  порции, пока не закружило  юлой от избытка.
Наметив маршрут, он решил держаться ближе к берегу. Спуск оказался много труднее. Скользя на мокрых камнях, Саня  осаднил руку.
В каменном ковше с дождевой водой, похожем на миниатюрное озерце, он ополоснул руки. Испуганные зеленовато –прозрачные дафнии  в уютном мирке встревожено засуетились.    Саша спустился к самой кромке,  прыгая по здоровенным булыжникам. Брошенные морем стволы деревьев, серые, словно рыбьи позвонки грудились завалом. Волна, усердно разбиваясь о камни жемчугом, гулко наскакивала на берег.
Он шел к стрелке острова.  Огибая округлые бухточки, под ногами наполненные  треском  панцирей белых рачков, он добрался до края земли.  Здесь на острие песчаного  плеса  море казалось тихим,  добрея  от  внезапной уступчивости медных песков, от того непротивления бегу волны.
Саша  снял рюкзак, уперев руки в пояс, покрутился, разминаясь. Приятная усталость разливалась, успокаивая  сердце.   Выбрав подходящий для сидения  камень, он удобно устроился.   
Александр  смотрел в  немыслимо далекий горизонт бесконечного  моря, пытаясь  объять необъятное, непостижимое.Подхватив под руки, ангел и бес, несли его, неумолимо устремляясь в черноту грозового разлома.