Михаил Арцыбашев

«Тело есть вечно, дух умрет»: Смерть глазами Михаила Арцыбашева

Тема смерти является основной, «магистральной» в творчестве Михаила Арцыбашева, и в своей статье я хочу остановиться на самом первом его рассказе, посвященном как раз этой теме, – «Подпрапорщик Гололобов». Как это ни парадоксально, этот небольшой текст, на мой взгляд, можно назвать вершиной творчества писателя. В нем сжато и целостно изложены идеи Арцыбашева о смерти; в дальнейшем он пытался развивать их, но ему удалось привнести уже лишь очень немного нового. Ни одно другое его произведение не является таким сильным и насыщенным как со стилистической точки зрения, так и по смыслу.
По качеству стиля рассказ «Подпрапорщик Гололобов» можно назвать почти флоберовским: в этом тексте, по моим ощущениям, буквально каждое слово тщательно подобрано, находится точно на своем месте, так что от замены его текст бы проиграл.
Мопассан описывал идеи своего учителя Флобера о стиле следующим образом: «Какова бы ни была вещь, о которой вы заговорили, имеется только одно существительное, чтобы назвать ее, только один глагол, чтобы обозначить ее действие, и только одно прилагательное, чтобы ее определить. И нужно искать до тех пор, пока не будут найдены это существительное, этот глагол и это прилагательное, и никогда не следует удовлетворяться приблизительным». Именно такой уровень достигнут в «Подпрапорщике Гололобове»: рассказ отличается поразительно точным подбором деталей и эпитетов. Это тем более удивительно, что Арцыбашев ни в одном другом своем произведении больше не достигает подобной высоты. А ведь «Подпрапорщик Гололобов» – его первый рассказ, а ранние тексты практически всегда слабее зрелых.
Стилистика рассказа построена на противоречиях между обыденностью происходящего и фундаментальностью его темы. Само название – «Подпрапорщик Гололобов» – и герой, который кажется сначала глупым, косноязычным, недалеким и пошлым человеком, подчеркнуто контрастируют с глубокими идеями, которые высказаны в тексте. В рассказе описывается разговор о смерти доктора Солодовникова и подпрапорщика Гололобова; в ходе беседы Гололобов неожиданно высказывает и объясняет свое намерение совершить самоубийство, которое и исполняет немедленно после ухода Солодовникова. Его решение связано с тем, что Гололобов в принципе не может выносить положения, в котором находится любой человек – положения «приговоренного к смерти»; он ощущает неизбежность смерти так же остро, как человек, осужденный на казнь, и удивляется, почему другие люди не чувствуют того же. Положение это для него настолько мучительно, что он решает ускорить события, поскольку не может думать ни о чем другом и «не желает и даже не в силах дожидаться».
Тема, взятая Арцыбашевым, на первый взгляд кажется несерьезной: уж очень она стара, очень «избита». Он и сам подчеркивает, что сознает это: так, в ходе разговора с Гололобовым Солодовников говорит относительно его идеи: «стара штука» и даже мысленно называет его идиотом. Однако писателю действительно удалось в своем рассказе если не сказать что-то новое, то по крайней мере «поймать» один из моментов осознания неизбежности смерти, какие бывают, вероятно, в жизни каждого человека. Эти моменты мелькают, как яркие вспышки, «пробирают», словно мгновенный удар тока, но очень быстро проходят. Арцыбашев сумел зафиксировать одну из таких «вспышек»: он вывел персонажа, Гололобова, для которого такое состояние является перманентным, постоянным.
В рассказе тщательно проработана атмосфера обыденности, будничности, сопровождающая встречу Гололобова и Солодовникова. Сам Гололобов сначала представляется каким-то олицетворением этой обыденности. Арцыбашев описывает его следующим образом: «Очевидно, подпрапорщик был еще очень молод, почти мальчик, ни усов, ни бороды у него не было. Одутловатое книзу, сплошь покрытое угрями, его лицо с маленькими светлыми глазами, с желтыми бровями, белыми ресницами и коротко остриженными серыми волосами было совсем бесцветно и какое-то незначительное». Характерна и обстановка, в которой происходит разговор Гололобова и Солодовникова: «В сенях крепко пахло печеным хлебом и кислыми дрожжами и воздух был теплый, парной»; «На чистенько застланном скатертью столе стоял потухший самовар, лежали чайные ложечки, щипчики для сахара, стояла вазочка с вареньем». Эта обстановка подготавливает эффект от рассуждений Гололобова, которые буквально разрывают всю окружающую атмосферу мещанства, пошлости, и дают вдруг неожиданные и парадоксальные ответы на вечные вопросы, связанные с самой сутью существования человека.
Выводы, к которым приходит Гололобов, прямо противоречат тезисам, на которых основаны крупнейшие мировые религии. Основной из его выводов – утверждение о том, что «тело вечно, а дух смертен». «Тело есть вечно, – объясняет он Солодовникову. – Я умру, тело распадется на атомы, атомы сложатся в какую-нибудь иную форму, но сами не изменятся и ни один не исчезнет. Сколько было в мире атомов, когда было мое тело, столько их будет и тогда, когда я умру. Можно даже допустить, что комбинация когда-нибудь повторится и будет та же форма. Это пустяки... Дух умрет». Более того, по мнению Гололобова, даже не важно, будет ли после смерти загробная жизнь в какой-либо форме: «Если нет, то дух мой исчезнет, а если есть какая бы то ни было, то все-таки мой дух исчезнет, – ударяя на слове "мой", сказал подпрапорщик. – Я исчезну. Будет ли потом дух мой святым в раю или грешником в аду или переселится в другое существо, – я, именно я, мои пороки, привычки, смешные и прекрасные особенности, мои сомнения, мой ум, моя глупость, мой опыт и мое незнание, все то, что было именно подпрапорщиком пехотного полка, человеком Гололобовым, все исчезнет. Будет что угодно, но не Гололобов».
Рассуждения подпрапорщика заставляют Солодовникова и самого пережить «осознание своей смертности», отчего его становится физически плохо: «его ноги дрожали, голова болела, ему было грустно, досадно, тяжело, страшно и пусто». Он отрывисто прощается с подпрапорщиком, мысленно посылая его к черту, но, оставшись один, переживает те же ощущения с новой силой, испытывая желание и самому совершить самоубийство, чтобы прекратить это. Однако к утру его одиночество прерывается: Солодовников узнает, что Гололобов застрелился, причем сразу же после его ухода. Доктора вызывают на осмотр тела, и он с ужасом тут же убеждается, до какой степени подпрапорщик был прав. «Ему с особенною силой, яркостью и ясностью стало понятно, что подпрапорщик Гололобов умер. То, что было подпрапорщиком Гололобовым, уже не было ни подпрапорщиком, ни Гололобовым, ни человеком, ни существом, а было трупом. Его можно было трогать, бросать, сжечь, и он только покорно и мертво подавался бы на всякое постороннее усилие. То, что с ним произошло, было совершенно непонятно, совершенно невообразимо и неощутимо, но ужасно, противно и жалко».
Рассказ завершается описанием облегчения и радости жизни, которое Солодовников испытывает, выйдя из комнаты Гололобова на свежий воздух. Однако остается ощущение, что он уже не будет прежним: «осознание смертности», передавшееся ему от Гололобова, напоминает заразную болезнь, и неясно, можно ли уже вылечиться от нее.
Тема смерти и «осознания смертности» многократно вновь возникает впоследствии в творчестве Арцыбашева, в том числе в романе «У последней черты», где описывается своеобразная «эпидемия самоубийств». Одно из наиболее характерных высказываний Арцыбашева на эту тему содержится в его статье, посвященной смерти Толстого. Арцыбашев пишет в ней: «То, что Толстой умер, меня нисколько не поразило и даже не тронуло. Всякий человек умирает, умру и я сам, между нами только та разница и есть, что он умер на несколько лет раньше. Если это страшно, то страшно постольку, поскольку есть смерть, и тогда страшно, если и кошка сдохнет. А что именно Толстой умер... было человеку 83 года – естественное дело, что он умер».
Это заявление Арцыбашева, как он сам позже отмечал, вызывало взрыв возмущения у критиков; однако в действительности оно выражает его отношение не к Толстому, а к смерти: ведь заранее было известно, что она неизбежна для всех, в том числе для Толстого. С отстраненной, логической точки зрения с этим сложно не согласиться.
В целом можно сказать, что Арцыбашев не высказал каких-либо существенных новых идей относительно смерти, однако продемонстрировал редкие качества человека, способного посмотреть на вечную тему «незамыленным глазом». Он сумел сделать любопытные обобщения, заставляющие читателя хотя бы на минуту удивиться и задуматься.