Обелиск

Врубили медляк. Колька Обрывалов не отходил от Юльки, а сейчас взял ее за руку и вытащил на пустой танцпол. Он был выше ее на две головы. Неумело, как медведь, которого поставили на задние лапы, обнял,  положил руки на ее задницу, а она положила свои руки ему на плечи. Я смотрел на его огромные ладони, лежащие на этих округлостях, обтянутых джинсами, зрелище завораживало. Юлька вся состояла из плавностей и округлостей и эта  часть ее тела, обычно заметная, полностью утонула в огромных Колькиных ладонях. Он что-то шептал ей, ему приходилось нагибаться к ее уху, сходство с танцующим цирковым медведем усиливалось. Музыка забивала его голос, Юлька глупо улыбалась, показывала что ничего не слышит, тогда Колька перешел на крик. Он орал ей в ухо, до меня долетали обрывки: «....ты Суходольская?», «....парень есть?», «....кто?», «.... я тебя у них отобью....», «... этот мудак что-ли?». Этим мудаком в его представлении был я, потому как единственный остался в зале смотреть за ней, все остальные из нашей компании были где-то на крыльце клуба, за клубом, а может где подальше. Я не был ее парнем, а Юлька приехала к бабушке на лето из Питера. Я еще раз посмотрел на эти огромные ладони, лежащие на Юлькиной жопе и понял, что добром эта история не закончится.
                ***
Перед тем, как пойти на танцы в клуб мы выпили грамм по триста какой-то мутной дряни из пластиковой полторахи. Раздобыл полтораху Вовчик, он утверждал, что это разведенный спирт, но жидкость была маслянистой, мутной и пахла чем-то сладким. Он обиделся, сказал, что просто бутылка из-под лимонада, просто не вымыта,  и вообще, он все может выпить сам. Я нарвал у Юльки в огороде недозрелых яблок на закуску и мы расположились на скамейке. Она долго одевалась и красилась. Пойти на танцы ее идея. А мы должны подчиниться ее желанию. Одной страшно, а мы мужчины. Этим убедила.

Она вышла на крыльцо, красивая, в ужасных туфлях на платформе. Она комплексовала по поводу своего роста, эти туфли были похожи на ходули, совсем неподходящая обувь для пешей прогулки по проселочной дороге. Я хотел ей сказать об этом, но она сбросила их тут же, на крыльце и осталась босиком:
Так дойду, как асфальт будет- надену.
- Асфальт там мало отличается от грунтовки, - заметил Вовчик.
Она искоса посмотрела на деревенщину, промолчала и пошла. Мы за ней.

Юлька была легкомысленна и красива, как может быть легкомысленна и красива питерская девчонка в шестнадцать лет. Мы чуть старше, нам по семнадцать полных, последнее спокойное лето в моей жизни.
Идея пойти в сельский клуб на танцы была сомнительна. Мало того, что полтора километра, так идти на верную драку. Будь мы одни — не страшно, но с нами Юлька, ей весело и ее тянет на неприятности.

У клуба шумно, ревут разбитые движки «ижаков» и «восходов», что-то выясняют между собой пацаны, смеются и по очереди прикладываются к пластиковой бутылке девчонки.
Юлька, как обещала, надела туфли и пошла виляя жопой к дверям, сквозь толпу пацанов, стоящих на крыльце. Пацаны с восхищением посмотрели на Юльку и с ненавистью на нас, троих сопровождавших ее мудаков.
                ***
Я насмотрелся на эти ладони и вышел подышать на крыльцо. У входа было людно, гораздо больше посетителей, чем внутри. Я прислонился спиной к стене, ко мне тут же подошел Витек, мои товарищ по несчастью.
- Слушай, надо валить отсюда. Чувствую мы скоро огребем.
- Согласен. Осталось че?
- Ага.
Он вытащил откуда-то из штанов изрядно помятую пластиковую полтораху. В ней оставалось грамм триста, вполне достаточно.
- Давай, сдергиваем Юльку и валим, - Витек зудел над ухом как комар.
- Давай, давай. Я не против. Только попробуй ее сейчас вытащить. К ней Обрывалов клеится.
- Обрывалов... Нам ****ец.
- Он бухой. Изрядно. Подождем,  может пронесет.
- Ох, надеюсь.
Из дверей вышла Юлька, кто-то мигом поднес ей зажигалку, она затянулась и подошла к нам.  Я начал:
- Слушай, нам надо валить отсюда.
- Чего так рано? - капризно.
- Понимаешь, тут не очень дружелюбная атмосфера, - я кивнул на группу парней, которые смотрели на нас пристально и агрессивно.
- Что, испугались? Не ссыте, я за вас заступлюсь — она засмеялась и потушила окурок о кирпичную стену клуба.
Вышел Колька, пьяно осматривался, видимо искал Юльку.
- Ладно, я пошла. Проскочу незаметно. Он же не видит ничего, пьян.
- Будь осторожна.
Она незаметно прошла в клуб.
Колька увидел нас и подошел:
- Закурить есть?
Витек протянул ему пачку «Балканской звезды», Колька вытащил пару, закурил.
- Не ссыте пацаны, все свои. Чья она баба?
У Витька дрожали руки. Говорил он быстро, с опаской:
- Ну она с Петром гуляет... Но у них так, несерьезно все.
- Ну и где этот Петя?
- Мы вместе пришли, вон с девчонками стоит.
Петр болтал с какими-то малолетками, все происходящее его не касалось. Колька промолчал, докурил, пьяно сплюнул и пошел в клуб. Меня отпускало.
- Видишь Виктор, не такой уж Николай и беспредельщик. Успокойся. Останемся ненадолго.
- Ох, надеюсь. Останемся.
У меня как раз появилась причина задержаться на этом празднике. Она болтала с кем-то, курила и смеялась. Мой взгляд то и дело замирал на ней.
- Оставь. - откуда то из-за спины я услышал Витькин голос.
Обернулся.
- Кто она?
- Ты даже не думай. Это младшая сестра Обрывалова. За нее башку точно скрутит.
- Ясно.
Аргументы были весомые. Я задумался. На меня налетел какой-то деревенский пацан.
- Че, уснул что-ли. Свали с дороги.
Он нарывался на конфликт. Я молча отошел. Огляделся. Петр и Витек куда-то исчезли. Пока я думал, к ней подвалил какой-то хмырь. У меня перехватило дыхание и бешено забилось сердце. Ревность, а ведь я даже имени не знаю. Нужно было успокоиться и найти друзей. Я спустился по ступенькам, завернул за клуб, где сразу нашел ребят, они курили, а жидкости в полторахе оставалось на пару глотков каждому.
- Скоро у нас будут проблемы. Не с Колькой, а с этой чудесной компанией на крыльце. Мы тут как-бы чужие, вы понимаете? Есть предложения?
Петр задумался.
- Берем Юльку и валим огородами?
- Отличная идея. Иди вытаскивай ее.
- Ладно, сейчас.
Петр кинул окурок в крапиву и нехотя завернул за угол. Мы с Витьком пошли следом. Встали  чуть поодаль шумной компании. Из открытой двери гремели «Руки Вверх», какой-то прошлогодний хит. В дверях появился Петр, он тащил Юльку за руку, расталкивая толпу сбежал по ступенька и на ходу крикнул:
- Валим.
За ним из клуба вывалился Обрывалов. У меня похолодело внутри и свело дыхание. Бежать было поздно. Я собрался и хлопнул ему в челюсть. Удар получился слабый, но от неожиданности и наглости Колька удивленно замер, я успел закрыть руками лицо. Последнее  что я видел — огромный кулак, прилетевший в скулу. Я упал, Колька потерял интерес, пошел к дому. Потом меня попинали особо активные ребята с дискотеки и тоже успокоились.

Я лежал в пыли на разбитом асфальте, голова кружилась, я закрыл глаза и не хотел их открывать. Кто-то потряс меня за плечо, я все-таки разлепил один глаз. Колькина сестра подала мне очки:
- Жив?
Я поднялся, взял очки, провел языком по зубам — все на месте. Хорошо. Сплюнул кровь:
- Вроде.
- Иди отсюда.
- Как тебя зовут?
- Дурак совсем? Мало тебе что-ли?
Задумалась. Я был выше ее больше чем на голову. Хмырь, с которым она болтала, злобно смотрел на меня.
- Лена. Иди отсюда. А то еще получишь.
Я развернулся и поплелся домой.

В деревне завернул к Юлькиному дому, в окнах был свет, на крыльца, на ступеньках сидели Петр и Витек, на перилах Юлька. Они молчали. Я сел на скамейку. Юлька подошла:
- Ну-ка покажи.
Она повертела мою голову в свете окна.
- Круто тебя. Надо чем-то намазать. Йодом может.
- Пофиг. Но поспать.
Я встал и пошел домой. Зачем заходил?

Постелил себе на диване в коридоре.

Через несколько дней,когда голова уже не кружилась от резких движений, а ссадины немного затянуло, я запряг лошадь под седло и поехал к Лене.

У дома Обрываловых я слез с лошади, намотал уздечку на штакетник, подошел к боковому окну и постучал. Вышла Ленка, в шортах и какой-то клетчатой рубахе, которая была велика. Ждала?
- Зачем приперся?
Она достала из кармана рубахи сигарету и закурила.
- Поехали куда-нибудь.
- Почему я должна с тобой куда-то ехать?
- Не вижу причин для отказа.
Она задумалась. Докурила.
- Подожди.
Она вышла через десять минут. Надела джинсы и футболку.
- Поехали на реку.
Я ослабил седло, сдвинул его чуть назад, закрепил скатанный дождевик у передней луки, проверил подпругу, забрался в сиденье, освободил ей одно стремя и помог сесть на скатанный дождевик. Она села, по-женски свесив ноги в одну сторону.
- Неудобно?
Она поерзала попой по дождевику.
- Нормально. Ехать недалеко.
Я взял поводья и тронул медленным  шагом. Она обняла меня одной рукой, вторую положила на плечо, посмотрела и сказала:
- Я просто держусь, понятно.
- Понятно.
Мы ехали на Кашинку, речка была близко, километра два от деревни. Выехали на поле. Я перехватил поводья в одну руку, другой обнял ее. Она прижалась ко мне, я поцеловал ее в висок. Она спокойно посмотрела на меня. Я понял, что спешу. Волосы пахли медом и еще чем-то пряным. Странно, она курит, почему не табачным дымом? Молчали всю дорогу до реки.

Мы проехали вдоль берега, выбирали место. Когда нашли, я первый слез с лошади, снял ее, отвязал свернутый дождевик и расстелил на траве. Лошадь отвел подальше и привязал к брядине, которая росла у самой воды.
Мы сели на дождевик лицом к закату.
- Пойдем купаться? - она с вызовом посмотрела на меня.
- Почему нет.
Она поднялась, расстегнула джинсы.
- Отвернись.
Я смотрел в упор на ее коленки, они были на уровне моих глаз, круглые и совершенные. Я не мог отвернуться. Она сняла джинсы. Потом футболку. У нее была небольшая, четко вылепленная грудь. Она спустилась к воде и осторожно зашла по пояс. Я смотрел на ее прямую спину, несколько широкие плечи, спутанные рыжеватые волосы, а она повернулась:
- Ну что сидишь, залезай.
Через минуту я был в воде. Она обняла меня за шею и поцеловала:
- Ты же этого хотел?
- Не только, - я поцеловал ее следом.
Мы возвращались ночью, опять молчали. Она уже не держалась, а обнимала меня одной  рукой, другая  лежала на поводьях рядом с моей. Я ехал медленно, старая Чайка засыпала на ходу под свой неторопливый шаг. Мы въехали в деревню, я прибавил.
- Остановись здесь. Давай до Обелиска дойдем.
Почему-то подумал, что она назвала этот памятник с большой буквы. Я свернул на аллею к обелиску. Лошадь привязал к первому тополю. Дальше пошли пешком.
Обелиском здесь называли конструкцию из бетонных  плит, облицованных черными мраморными панелями, на которых были столбиками выбиты фамилии тех, кто в сорок пятом не вернулся с войны. Список мужиков из деревень, входивших в Елисеевский сельский округ. Я читал названия деревень, многие уже давно заросли лесом. Вот так бывает, не вернулись мужики с войны и нет деревни. Она что-то сосредоточенно искала, какую-то фамилию. Потом взяла меня за руку и мы спустились к привязанной Чайке.
- Давай пешком до дома дойдем.
- Как хочешь, пошли.
Мы молчали. Вся эта история с обелиском не шла у меня из головы.
Я привязал лошадь к забору. Ее ладони скользнули в мои, она привстала на носочки и поцеловала меня.
- Заехать завтра?
- Послезавтра.
- Хорошо.
Я так и не спросил про этот обелиск. Кого она там искала, зачем.
 
Ночь была теплая, но не душной, а какой-то прозрачной, легкой теплотой. Я увидел, как в коридоре загорелась лампочка. Потом отвязал лошадь, забрался в седло и легкой рысью поехал домой. На переезде пропустил почтовый поезд, значит время два пятнадцать ночи. Впереди  еще два месяца лета.