Израиль, 90-е

Двадцать шесть лет- это срок.
Иногда я перебираю запомнившиеся сюжеты,  будто фотографии и документы в архиве.
Пока это все разрозненные сюжеты,  но и в них,  порой,  как в осколки стекла, отражается суть времени.
Я не помню точно,  в каком году это было,  скорее всего в 1995.
Но сюжет этот связан с самым передовым,  на тот момент,  израильским ноу-хау по борьбе с террором.
Назывался этот ноу-хау "сэгер"- закрытие.
Суть его заключалась в том,  что арабам с Западного Берега и из Газы был запрещено вьезд га территорию Израиля и рроезд через израильскую территорию.
В то время арабы с оккупированных территорий уже не были единственной рабсилой на стройках,  в теплицах,  на заводах, в пекарнях  и т.п.- хватало русских всех национальностей,  рабочих из Румынии, Турции, Болгарии, Таиланда и откуда только нет.
Но все они в Израиле долго не задержались,  а арабы как были,  так и остались.
Меня всегда поражало,  как это они в Рамадан больше месяца,  работая на солнцепеке да еще на тяжелой физической работе,  при этом в течение целого дня не едят и главное,  ничего не пьют!
И так больше месяца!
Откуда у них такая сила?
Но,  это как слову.
А из гастарбайтеров самыми выносливыми оказались румыны и филлипинцы.
При пятидесятиградусной температуре в теплице или на Мертвом Море при 47 на стройке,  согласитесь,  не каждый выдержит.
Но,  речь не о них сейчас.
Без арабов,  несмотря на все усилия израильских менеджеров по замещению арабской рабсилы, видимо все же обойтись не удавалось.
Особенно в самом начале,  как появилось это хитрое ноу-хау.
На следующий день после введения сэгера,  в пекарне,  где я любил покупать иракские питы, арабов я не увидел- вместо них работал сам хозяин и его сыновья.
Вид у всех был весьма угрюмый, как-будто они только что вернулись с похорон.
До трезвости арабских работников им всем явно было далеко,  да и питы получались не такими вкусными,  хотя рецепт наверное,  был такой же.
Однако сцену,  которую я увидел в тот день недалеко от своего дома,  я запомнил на всю жизнь.
Сын моего соседа- верующего старика, всю жизнь проработавшего в Израиле на стройке,  неожиданно сделался строительным подрядчиком.
Для этого он каждый день ездил на своей развалюхе к перекрестку,  где собирались толпы арабов из Газы в ожидании работы,  нанимал двух-трех,  а иногда и целую бригаду маляров и они делали для его заказчиков ремонт вилл и квартир.
Так начиналась карьера этого типа.
Очень скоро он и сам переселился на виллу и ездил уже не на развалюхе,  а хоть и не новом,  а все же,  вольво.
Сам же он раздобрел настолько, что уже и как папаше подняться на второй этаж для него стало проблемой и навещая родителя,  он сигналил ему из машины или орал, чтобы тот вышел на балкон и так они общались.
Веселое было время.
Пару раз я пробовал говорить с этим жалобом, но он уже возомнил себя если не богом,  то полу-богом,  а мне не хотелось марать о него руки.
Помню только его самодовольную расплывшуюся рожу.
А в тот день я увидел его волокущим на себе две упаковки с цементом - небольшие, но увесистые.
Видимо,  не нашлось желающих работать на него за те деньги,  которые он привык платить арабам.
Он обливался потом,  задыхался,  рожа красная,  как помидор,  а в глазах вся двухтысячелетняя скорбь еврейского народа по разрушенному храму.
Каюсь,  я не стал ему помогать.
До сих пор жалею,  что со мной не было тогда фотоаппарата.
Не Иисус с крестом,  а подрядчик с мешками цемента на плечах.
Когда еще такое увидишь?
Потом арабов несколько раз снова изгоняли,  закрывали и возвращали.
И много всего за эти годы было. 
Но это воспоминание осталось одним из самых ярких впечатлений того времени.
Злорадства я не испытывал и не испытываю.
Это у меня классовое.