Первообразная функция 2 - Легенда о Люцифере

Обращение к Дионисию Ареопагиту знаменательно тем, что устраняет ключевое противоречие в отношении к понятию «дьявол» между христианством с одной стороны и восточной традицией с другой. А также – западным оккультизмом, позиция которого в данном вопросе предельно ясна:
«Возведение зла в принцип космической силы и противопоставление его добру представляет собой одно из тягчайших заблуждений. В общепринятых учебниках истории религий мы имеем пример Ормузда и Аримана, как двух равных и противоположных сил; это последнее является, однако, не согласным с действительностью. Такое понимание было свойственно лишь невежественной толпе и возникло благодаря учению так называемого «ложного Зороастра». Истинные воззрения иранской религии не только не согласуются с этим заблуждением, но прямо ему противоположны» (Владимир Шмаков. Великие Арканы Таро).
«Облечение сатаны в личность властвующую и почти божественную есть заблуждение, происходящее от ложного Зороастра, т. е. от учения, принадлежавшего вторым магам, материалистам Персии; они превратили в богов два полюса интеллектуального мира и силу пассивную они сделали божественной противоположностью силы активной» (Элифас Леви. История магии).
«Истинное имя сатаны, говорят каббалисты, есть перевернутое имя Иеговы, так как сатана не есть черный бог, а есть отсутствие Бога. Дьявол есть олицетворение атеизма или идолопоклонства. Для посвященных он не есть личность; это есть сила, созданная для добра, но которая может служить для зла; это есть орудие свободы. Они представляли эту силу, предшествующую физическому существованию, под мифологической формой рогов бога Пана; отсюда вышел козел шабаша – брат древнего змия и светоносец или phosphore, из которого поэты сделали ложного Люцифера легенды» (Элифас Леви. История магии).
«Феноменальность природы зла обуславливает относительность его существования. По отношению к каждому человеку зло существует постольку, поскольку он погряз в мире явлений. Как только человек начинает жить сознанием духа, зло перестает для него существовать, делается символом без содержания» (Владимир Шмаков. Великие Арканы Таро).
«Человек есть сам по себе творец своего неба и своего ада; нет более злых демонов – чем его безумства» (Элифас Леви. Ритуал).
Однако, помимо Дионисия Ареопагита, позиция которого, как мы видели, полностью совпадает с вышеприведённой, есть ещё принципиально отличное мнение на сей счёт со стороны других представителей христианской, в частности, православной церкви. 
Иоанн Кронштадтский: «Упорное неверие в злых духов – есть настоящее беснование, потому что идет наперекор истине, наперекор откровению Божию. Господь пришел на землю именно для того, чтобы разрушить дела диавола и спасти от насилия его человека. Если нет диавола, то нет христианства, тогда пришествие в мир Сына Божия было бы не нужно…»
Юрий Воробьевский: «Суть игры в прятки такова: если нет диавола, то нет и Бога. Об этом не договаривают еврейские теологи».
И нет нужды доказывать, что именно это мнение является господствующим в церковном христианстве, а удивления достойно как раз то, что Дионисий при этом в христианской среде всецело почитается (в отличие, скажем, от Оригена – по сути, отца церкви, но «проштрафившегося» мыслью о реинкарнации). И потому весьма ожидаемой выглядит реакция со стороны того же Владимира Можегова, позиционирующего себя церковно-христианско-православным традиционалистом. В связи с моей публикацией на стене ФБ раздела «Дионисий Ареопагит» он пишет: «Не совсем так. Да, ноуменально зла не существует. Зло только недостаток добра. Но сказать это недостаточно, поскольку существует злая воля. Существует Некто, кто однажды сознательно выбрал зло и действует по вектору зла вопреки воле Бога и способствует уклонению и падению человека. Существует великий Лжец и отец лжи. Хотя безусловно его природа, созданная Богом, добра. Но выбор зла – сознательное решение его свободной воли. Так учение святых отцов о природе Зла (в том числе и Дионисия) будет звучать во всей полноте».
По этому поводу на ум приходит Екклесиаст: кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать. Вы мне покажите, – говорю я, – где у Дионисия есть рассуждения об отце лжи? Тогда разговор будет по существу. Да и подумайте сами: что значит «отец лжи»? Ложь – неправда, то, что не существует по определению. Как может быть средоточие того, что не существует? Великий лжец? А может предельно и запредельно маленький, мелкий, дробящийся и ускользающий, например, как чёрт Ивана Карамазова у Достоевского, или у Гоголя, или недотыкомка у Фёдора Сологуба? У Дионисия же всё предельно ясно: если нет ноуменального зла, то не может быть и его первопричины ноуменальной. Зло исключительно феноменально, то есть не-суще, иллюзорно. Точно так же и его причина под названием «дьявол».
А теперь несколько слов – но очень важных! – по поводу ВОЛИ – свободной воли, исходя из которой Люцифер когда-то якобы уклонился от Бога, от добра, чем осуществил свой свободный выбор в сторону зла. Но непонятно почему он от этого стал именно СРЕДОТОЧИЕМ зла, его первоисточником? Ведь если у него осталась свободная воля – а её вроде никто у него не отбирал! – то с таким же успехом в любой момент он может сделать свободный выбор в сторону добра – и восстановить свой изначальный статус Ангела Света?!
Попробуем же разобраться – насколько это возможно! – в том, откуда всё это взялось и какие обрело формы. Итак…

История одной нелепости

а) Джон Мильтон (1608–1674), «Потерянный рай»

Начать, пожалуй, стоит именно с этой, впервые изданной в 1667 году, поэмы, в которой наиболее полно и разносторонне изображены легендарные события, связанные с восстанием на Небесах и падением Люцифера. Начинается поэма с того момента, когда свергнутый в Ад Сатана обращается к своим приспешникам с воззванием, характер которого хорошо прочитывается в следующем фрагменте (цитируется в переводе Арк. Штейнберга):   

Еще во мне решимость не иссякла
В сознанье попранного моего
Достоинства, и гордый гнев кипит,
Велевший мне поднять на битву с Ним
Мятежных Духов буйные полки,
Тех, что Его презрели произвол,
Вождем избрав меня. Мы безуспешно
Его Престол пытались пошатнуть
И проиграли бой. Что из того?
Не все погибло: сохранен запал
Неукротимой воли, наряду
С безмерной ненавистью, жаждой мстить
И мужеством – не уступать вовек.
А это ль не победа? Ведь у нас
Осталось то, чего не может Он
Ни  яростью, ни силой отобрать –
Немеркнущая слава! Если б я
Противника, чье царство сотряслось
От страха перед этою рукой,
Молил бы на коленах о пощаде, –
Я опозорился бы, я стыдом
Покрылся бы и горше был бы срам,
Чем низверженье. Волею судеб
Нетленны эмпирейский наш состав
И сила богоравная; пройдя
Горнило битв, не ослабели мы,
Но закалились и теперь верней
Мы  вправе на победу уповать:
В грядущей схватке, хитрость применив,
Напружив силы, низложить Тирана,
Который нынче, празднуя триумф,
Ликует в Небесах самодержавно!

Что же видим? Прежде всего, столкновение двух начал – причём начал равнозначных – раз одно из них, пускай и побеждённое, столь яростно и гордо выступает против другого. И совершенно ещё непонятно, кто из них прав, кто виноват – ибо из абсолютного переводится в относительное! 
Это основа, во-первых, дальнейшей романтической традиции бунтарства – которая всегда готова перевернуться с ног на голову. Во-вторых, игровой традиции фэнтези: «наши – не наши», – также чреватой перевертыванием. И, кстати, из духа противоречия более привлекательными, как правило, будут силы так называемого зла, тем более, когда они столь красиво и романтически приподнято обрисованы. Для романтиков они привлекательны ещё и тем, что выступают против якобы ТИРАНИИ, то есть Сатана восстал против мнимого тирана Бога!
В общем же и целом всё это обозначается одним словом – ДУАЛИЗМ. И ещё одно интересное слово проскакивает – ПРОИЗВОЛ: из чего следует, что мир творится согласно не абсолютным космическим законам, а из прихоти – как захотелось левой ноге некого Бога. Заметим, вовсе не абсолютного Бога – так как против него кто-то осмелился выступать.      
Итак, Сатана сзывает на совет своих приспешников. И кто же туда является?

Молох шел первым – страшный, весь в крови…
<…>
Вторым шел Хамос – ужас и позор
Сынов Моава…
<…>
За ними духи шли, которым два
Прозванья были общие даны;
От берегов Евфрата до реки
Меж Сирией и Царством пирамид –
Ваалами, Астартами звались
Одни – себе присвоив род мужской,
Другие – женский…
<…>
Шли  дале демоны густой толпой:
Озирис, Гор, Изида – во главе
Обширной свиты; некогда они
Египет суеверный волшебством
Чудовищным  и чарами прельстили…

Нет ничего более дикого, чем смешение абсолютного и относительного. Но именно на этом строится метафизика Мильтона. Что есть Боги в представлении разных народов? Не что иное как представление об абсолютном! Но ведь абсолют может быть только один! Поэтому сталкивание их лбами – это противопоставление одного абсолюта другому абсолюту – или низведение абсолютного в относительную плоскость (даже не пространство!), где каждый из богов стремится урвать себе часть территории – но «истинный бог» им этого уже не позволяет! 
А ведь это просто разные названия одного и того же. Удивление вызывает, что столь простая истина недоступна пониманию не толпы невежественной, а воистину великих поэтов (случай Мильтона, как мы это увидим, вовсе не единичен!), а также служителей церкви – старых и новых!
Это суть главные противоречия-провалы поэмы Мильтона, и дальнейший её разбор – не более чем следование в уже намеченном нами русле. В таком случае, может, достаточно? Но нет! ввиду неких стереотипов мышления, усвоенных – когда и как? вот в чём вопрос! – легенда о Люцифере и её смешение с дьявольщиной настолько глубоко укоренились в массовом и индивидуальном сознании, что иной раз для его прояснения просто необходима большая количественная доза. Обратим внимание на ещё одно описание мятежного Архангела. 

……………….…Войско Сатаны,
Безмерно большее, чем все войска
Людские, – повинуется Вождю
Суровому; мятежный Властелин,
Осанкой статной всех превосходя,
Как башня высится. Нет, не совсем
Он прежнее величье потерял!
Хоть блеск его небесный омрачен,
Но виден в нем Архангел. Так, едва
Взошедшее на утренней заре,
Проглядывает солнце сквозь туман
Иль, при затменье скрытое Луной,
На пол-Земли зловещий полусвет
Бросает, заставляя трепетать
Монархов призраком переворотов, –
И сходственно, померкнув, излучал
Архангел часть былого света. Скорбь
Мрачила побледневшее лицо,
Исхлестанное молниями; взор,
Сверкающий  из-под густых бровей,
Отвагу безграничную таил,
Несломленную гордость, волю ждать
Отмщенья вожделенного. Глаза
Его свирепы, но мелькнули в них
И жалость и сознание вины
При виде соучастников преступных,
Верней – последователей, навек
Погибших; тех, которых прежде он
Знавал блаженными.

Ну как не полюбить столь прекрасный образ? С одной стороны, статный осанкой, с другой – скорбный и даже жалостливый по отношению к боевым товарищам. Да ещё и гроза монархов – не иначе как деспотичных монархов! Какое раздолье для романтиков! Ведь это куда привлекательней, чем хмурый и мстительный старец, сидящий на облаках и карающий за ослушание!

Вся Ангельская рать – порукой мне:
Мои ли колебания и страх
Развеяли надежды наши? Нет!
Самодержавный Деспот свой Престол
Незыблемым  доселе сохранял
Лишь в силу громкой славы вековой,
Привычки  косной и благодаря
Обычаю.

Да разве о Боге идёт речь? Скорее, о самом что ни есть земном монархе! Не ошибёмся даже, если назовём его имя – Карл I, грозный же воитель, не пожелавший более терпеть самодержавный, основанный лишь на привычке да на обычае произвол – не иначе как Оливер Кромвель. И не о его ли «железнобоких» идёт речь дальше:

Он смолк, и миллионами клинков
Пылающих, отторгнутых от бедр
И вознесенных озарился Ад
В ответ Вождю. Бунтовщики хулят
Всевышнего; свирепо сжав мечи,
Бьют о щиты, воинственно гремя,
И Небесам надменный вызов шлют.

Правда, в реальной английской истории Оливер Кромвель оказался куда более удачливым в сражениях с «тираном», чем мильтоновский Сатана, да и позиционировал он себя как вождь пуритан, то бишь тех «чистых душой», кто превыше всего почитал запечатленный в Библии божественный закон. Но как бы то ни было, а вопрос наш в другом: РАЗВЕ ЕСТЬ ВО ВСЕХ ЭТИХ ОПИСАНИЯХ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ КОСМОГОНИЧЕСКОЕ? 

Можно ли произвольно смешивать различные религиозные системы и традиции? Вопрос риторический, хотя… правильный ответ будет, пожалуй, такой: смешивать можно что угодно, другой вопрос, что из этого может выйти? Но и тут далеко за ответом идти не приходится: при произвольном смешении различных религиозных систем может выйти то, что вышло у Мильтона. Как истинный поэт, имея за образец античные поэмы, автор «Потерянного рая» не смог от них абстрагироваться и в плане метафизическом, перемешав свои библейско-христианские представления с мифологией антиков. Как, например, в следующем случае:    

Был зодчий в Древней Греции; народ
Авзонский Мульцибером звал его;
А миф гласит, что, мол, швырнул Юпитер
Во гневе за хрустальные зубцы
Ограды, окружающей  Олимп,
Его на землю. Целый летний день
Он будто бы летел, с утра до полдня
И с полдня до заката, как звезда
Падучая, и средь Эгейских вод
На остров Лемнос рухнул. Но рассказ
Не верен; много раньше Мульцибер
С мятежной ратью пал. Не помогли
Ни башни, им воздвигнутые в небе,
Ни знанья, ни искусство. Зодчий сам
С умельцами своими заодно
Вниз головами сброшены Творцом
Отстраивать Геенну.

Что всё это значит? Вначале автор пересказывает заимствованный у Гомера (Илиада, I, 590-594) один из мифов о боге огня Гефесте (Вулкане), которого разгневанный Громовержец швырнул как-то раз с небес на землю, в результате чего он и захромал на обе ноги. А затем… приспосабливает античную мифологию под христианство, в результате чего  Юпитер (Зевс) отождествляется с Богом-Творцом, а Мульцибер (Гефест, Вулкан) – с Сатаной (тут можно вспомнить и пресловутую хромоту!) Но может ли из подобного смешения получиться что-либо путное?

Книга вторая «Потерянного рая» начинается с совещания у Сатаны, где низвергнутые в ад решают: стоит ли вступать им в новую битву с целью вернуть утраченное Небо? Первое (и последнее) слово, как водится, за блистательным Сатаной:   

……………….В Небе – высший ранг
С почетом высшим сопряжен; питать
К нему возможно зависть; но Вождю,
Чье старшинство служить ему велит
Щитом для вас и ставит в первый ряд
Противу Громовержца, наградив
Наигорчайшей долей вечных мук,
Кто позавидует? Где выгод нет
Желанных, там отсутствует раздор.
Никто не жаждет первенства в Аду,
Никто свои страданья не сочтет
Столь малыми, чтоб добиваться больших
Из честолюбья; потому союз
Теснее наш, согласие прочней,
Надежней верность, чем на Небесах.

Читая не то чтобы между строк, а в самих строках находим, что речь идёт о ГРОМОВЕРЖЦЕ, то есть о Зевсе-Юпитере – и о том, кого он покарал долей вечных мук. Кто же это? Да не кто иной как ПРОМЕТЕЙ! И – как мы увидим ниже – такая параллель окажется весьма плодотворной в последующей христианской традиции. Да и у самого Мильтона видим, что Сатана – обладатель весьма возвышенных качеств, и что в Аду – среди низвергнутых в него отпавших ангелов – отсутствуют раздор, честолюбие, зато согласие и верность прочнее и надёжней чем на Небесах!
При этом и автор, и все, кто придерживается того же мнения, упускают из виду:
- что если кто-то наказывает – это не есть Абсолют, если против него восстают – это не есть Абсолют;
- что речь и мысль о запредельных понятиях из плана причин в таком случае низводится в план следствий;
- что Абсолют оказывается низведенным в мир явлений, феноменов, и, конечно, же утрачивает смысл Абсолюта;
- что мысль в результате столь постыдной манипуляции проваливается в двойственный мир перевертышей, вечно борющихся и дополняющих друг друга близнецов, утративших опору в Едином.
Но можно ли о тех понятиях вообще что-то сказать? О тех, запредельных – нельзя, разве что в отрицательном смысле: чем это не является. Как апофатическое богословие Дионисия Ареопагита (отрицательный путь богопознания). О первопричине можно лишь молчать. Но по мере божественной манифестации, раскрытия миров, появляется и возможность сказать о них. Но, опять-таки, не опуская мысль на уровень Вольтера или Лео Таксиля (или Тертуллиана), а – учитывая разные планы творения – как это видим в многообразии образцов индийской религиозной традиции. 
«Пусть почитают этот, состоящий из мысли атман, чье тело – дыхание, чей облик – свет, чей атман – пространство, принимающий по желанию различный облик, быстрый, как мысль, истинно решительный, истинно мужественный, все обоняющий, все вкушающий, проникающий все страны света, достигающий этого мира, не имеющий речи, не имеющий намерений. Каково зерно риса или ячменя, или пшена, или ядро зернышка пшена, таков и этот пуруша в атмане, состоящий из золота. Подобно свету, не застланному дымом, он больше неба, больше пространства, больше этой земли, больше всех существ. Он – атман дыхания. Он – мой атман. Я стану этим атманом, покинув этот мир. У того, кто знает это, не будет сомнений» (Шатапатха-брахмана, Х, 6, 3).
О демонах (асурах) индийская мифология говорит не меньше чем христианская, но в чем разница? В той же Шатапатха-брахмане (ХI, 1, 6) находим ответ:
«Он родился имеющим тысячелетнюю жизнь. Подобно тому как взирают на противоположный берег реки, он взирал на противоположный берег своей жизни. Он странствовал повсюду, желая иметь потомство, распевая хвалебные песни, прилагая усилия. Поистине в самого себя вложил он семя зарождения. Поистине создал он богов своим ртом. Этих богов создал он, достигнув неба. В том божественность богов, что они были созданы, когда он достиг неба. Для него, создателя, это было словно день. Поистине в том божественность богов, что для него, создателя, это было словно день».
И дальше – в аккурат по нашему вопросу: 
«Далее, дыханием, идущим вниз (т. е. газами, образующимися в желудке или кишках. – О. К.), создал он асуров. Поистине он их создал, когда достиг этой земли. Для него, создателя, это было словно мрак. Он знал: «Поистине зло создал я, если для меня, создателя, это стало словно мрак». Тотчас после этого он поразил их злом. Они были побеждены тотчас же после этого. Поэтому говорят: «Нет единоборства богов и асуров, о котором повествуется в сказаниях и преданиях». Ибо тотчас после этого Праджапати поразил их злом, тотчас же после этого они были побеждены. Вот почему риши сказал об этом: «Ни разу не противоборствовал ты в течение этих многих дней, нет у тебя, магхаван, ни одного врага. Обман есть то, что называют они твоим борением. Ни теперь, ни прежде не поборол ты какого-либо врага»». 
А теперь подумаем: как может газ, выходящий из желудка и кишечника, бороться с тем из кого он выходит? Вот это и есть – разница между Богом и дьяволом. И остаётся только удивляться: насколько же столь точно отображающее суть понятий описание отличается от величественной – а по сути бессмысленной – легенды о восставшем Люцифере!   

Но вернёмся к Мильтону. Итак, одни – за новую битву, другие – против. К последним относится Велиал, понимающий, что не по зубам им такой противник:

Ни хитростью, ни силой – с Ним ничем
Не совладать. Кто может обмануть
Всевидящее Око?

Имеется в виду Око Божественное, но современному читателю или кинолюбителю наверняка на ум тут же придёт перевёртыш – багровое око Саурона, то бишь самого Властелина колец из одноимённой эпопеи Толкина. Такое же всевидящее?!
В этой связи не лишним будет вникнуть в смысл столь популярных сегодня «ролевых игр» по Толкину и не только. Что в них интересно? То, что с простой сменой одежды и самоназвания, меняется и полюсная принадлежность. Одни называют себя силами добра, другие – силами зла – вот так сами себя и называют! А свидетельствует это не иначе как о полном неразумении природы зла. Ведь что значит «силы зла»? Кто-то их воплощением считает фашизм, кто-то коммунизм, кто-то международный еврейский капитал, то бишь «жидо-масонов», но ведь никто из этих и каких-либо других сил сам себя ко злу не причислял и не причисляет – напротив! Поэтому зло – не в названии, а в сущности. Сущность же его не в том, чтобы перевернувшись оказаться добром (по типу: что для русского хорошо, то для немца смерть), а в утрате интегральной суммы знаний и раздувании какой-то одной частности, в отсутствии опоры в Едином, и, следовательно – истинной реальности, ноумена.   
Впрочем, Толкин как раз-то и попытался восстановить интегральную сумму знаний на христианской почве… Но о его концепции поговорим ниже, а пока – о дальнейших перевертышах и смешениях его давнего предка и тёзки Мильтона. Слово берёт демон по имени Маммон:

Зачем позолочённой кабалы
Нам  добиваться – даже в Небесах?
В себе поищем блага. Станем жить
По-своему и для самих себя,
Привольно, независимо, – пускай
В глубинах Преисподней. Никому
Отчета не давая, предпочтем
Свободы бремя – легкому ярму
Прикрашенного раболепства. Здесь
Воистину возвысимся, творя
Великое из малого. Мы вред
На пользу обернем; из бед и зол
Составим счастье. Муки отстрадав,
Преодолеем кару, и в Аду,
При помощи терпенья и труда,
К покою, к благоденствию придем.

Тут всё как в Зазеркалье: сокрытое внутри себя благо, стремление к свободе, пользе и счастью, к покою и благоденствию, – всё то же добро, только со знаком минус!

……………………………Разве мы
Не можем перенять небесный свет,
Как Победитель – наш Гееннский мрак?

Выходит, что демоны, они же падшие ангелы – это такое себе племя, ранее жившее на небесах, но по какой-то причине не захотевшее подчиняться Богу (не один Сатана возгордился, а вместе с ним целый сонм!), за что и было низвергнуто в Ад. Здорово настрадавшись, этот маленький (по сравнению с небесным воинством), но гордый (по природе своей!) и не утративший веры в своего вождя и собственные силы народец, как и все твари, стремится к реализации, то бишь полному раскрытию своего творческого потенциала.

…………….Духов привлекло
Одно желанье: основать в Аду
Империю, которая с веками,
При  мудром управленье и труде,
Могла бы Небесам противостать.

Но в таком случае всё это вполне самостоятельно, созидательно, а, следовательно – положительно, ноуменально. Так сказать, альтернативный – хоть и зазеркальный, но вполне реальный – проект мироздания. А насчёт зла – всё относительно: мотивы-то у ангелов падших вполне разумны, просто потребности не совпадают с «божественными». Так почему же их злыми считать? Вон как сатана за своих товарищей ратует!
Итого, концепция Мильтона – не иначе как типичный перевёртыш, то есть сооружение, не имеющее опоры и основания в Едином, а держащееся на относительном «честном слове». Но на слово это в любой момент можно посмотреть с другой стороны, что в дальнейшем не преминули сделать Уильям Блейк, лорд Байрон и Анатоль Франс. 

Вернёмся, однако, к тексту и к поставленному выше вопросу о смешении христианской традиции с античной: может ли из подобного смешения получиться что-либо путное?
Итак, совещание закончилось и падшие ангелы, то бишь бесы, отправились на разведку: кто-то неподалёку – разведать, что же из себя представляет их новое жильё – ад? – сам же сатана… Но обо всём по порядку: 

Еще другие, крупными сойдясь
Отрядами, отважились разведать
Зловещий этот мир, дабы найти
Убежище помягче, и летят
Вдоль русел четырех Аидских рек,
Что в озеро пекучее несут
Погибельные струи: Стикс – река
Вражды  смертельной; скорбный Ахерон,
Глубокий, черный; далее – Коцит,
Наименованный за горький плач,
Не молкнущий у покаянных вод
Его унылых; наконец, поток
Неистово кипящего огня, –
Свирепый Флегетон. Вдали от них
Беззвучно и медлительно скользит
Река забвенья Лета, развернув
Свой влажный лабиринт.

Как видим, мильтоновский Ад представляет собой не что иное как античный Аид. Но что интересно! Место это остаётся со всеми географическими особенностями, в частности, реками Аида античной мифологии, и даже некоторыми персонажами:

……………………………..Они к воде
Припасть готовы, но преградой – Рок;
Ужасная Медуза, из Горгон –
Опаснейшая, охраняет брод;
Сама струя от смертных уст бежит,
Как некогда из жадных губ Тантала.

Но в общем и целом оно совершенно незаселённое – нет никаких следов пребывания сонмов умерших – ведь по новой системе люди ещё не сотворены! То есть место всё то же, но без старых его обитателей, видать, покинувших его вместе с хозяином – богом подземного мира Аидом, которого мы затем встретим за пределами Аида! А жильё – вполне обустроенное и со всеми удобствами – осталось как бы по наследству для новых иудейско-христианских персонажей типа падших ангелов и запланированных на будущее смертных. 
Сам же Сатана отправляется на разведку в заново создаваемый мир – для чего покидает пределы Ада, сговорившись с охраняющими его чудовищами, коими оказались Грех и Смерть. Причём Грех – существо женского пола, дочь самого Сатаны, вышедшая из его головы – ещё на Небесах – а Смерть – ужасное дитя их инцеста!

Привратница  Геенны возразила:
–  Ты  разве позабыл меня? Кажусь
Я нынче отвратительной тебе?
А ведь прекрасной ты меня считал,
Когда в кругу сообщников твоих, –
Мятежных  Серафимов, –  взор померк
Внезапно твой, мучительная боль
Тебя пронзила, ты лишился чувств,
И пламенем объятое чело,
Свет излучая, слева широко
Разверзлось, и подобная отцу
Обличьем и сияньем, из главы
Твоей, блистая дивной красотой
Небесною, во всем вооруженье,
Возникла я богиней. Изумясь,
В испуге отвернулась от меня
Спервоначалу Ангельская рать
И нарекла мне имя: Грех,

Как мы помним, во всём вооружении из головы своего отца Зевса вышла богиня мудрости Афина – ну это уж слишком грубое заимствование! Странно также и другое: не выпускать Сатану из Ада Всевышний поручает именно двум его порождениям – Греху и Смерти! (как Керберу в античности). И потому не удивительно, что…   

Тем часом быстрокрылый Сатана,
Враг Бога и людей, отважный план
Осуществляя, направлял к вратам
Геенны одинокий свой полет.
Порою влево он летел, порой –
Направо; то крылами мерил глубь
Провала, то взмывал под самый свод
Палящий.

А в этом описании узнаётся уже поздний потомок – Лермонтовский Демон! И вот он вместе с детьми своими выглянул наружу и:

…………………….Глазам троих,
Стоящих на пороге Адских Врат,
Предстали тайны пропасти седой:
Безвидный, необъятный океан
Тьмы самобытной, где пространства нет,
Ни ширины, длины и высоты,
Ни времени; где пращуры Природы, –
Ночь древняя и Хаос, – в шуме битв
Немолчных безначалие блюдут
Исконное, сумятицу, нелад
И существуют лишь благодаря
Отсутствию порядка. Вечный спор
Здесь четверо соперников-борцов
Заядлых: Сухость, Влажность, Холод, Жар, –
О первенстве ведут и гонят в бой
Зачатки-атомы…

Но холод – это лишь отсутствие тепла, равно как сухость – отсутствие влаги, так же как тьма – отсутствие света, зло – отсутствие добра, а дьявол – отсутствие Бога. В противопоставлении же отрицательных величин положительным порождается  ДУАЛИЗМ, уравновешивающий и уравнивающий реальное с нереальным, в результате чего истинная реальность становится химерической. При умножении на ноль получается ноль, при делении же на ноль система выходит из строя, таким образом, изначально реальная идея становится химерой, и порождает сонм новых химер. Как у Мильтона:    

Внезапно перед ним престол возник
Владыки Хаоса; его шатер
Угрюмый над провалами глубин
Раскинут широко; второй престол
Ночь занимает, с головы до пят
Окутанная темной пеленой, –
Наидревнейшая  изо всего,
Что существует; рядом с ними Орк,
Аид и Демогоргон, чье нельзя
Прозванье грозное произносить,
А там – Смятенье, Случай и Молва,
Раздор тысячеустый и Мятеж
Вопят, кричат и спорят вразнобой.
К ним  обратился храбро Сатана:
–  Вы, Духи или Силы, Нижней  Бездной
Исконно правящие: Хаос, ты,
И ты, несозданная Ночь! Пришел
Не как лазутчик, тайны распознать
Владений ваших, и не свергнуть вас;
Негаданно в пустынный здешний край
Забрел я, ибо к свету верный путь
По вашей мрачной области пролег.
Я в одиночку, без проводника,
Во мгле плутаю; не могу найти
Рубеж, где ваше царство темноты
Граничит с Небом. Там, невдалеке,
Возможно, есть места, не столь давно
Отобранные Деспотом у вас.
Туда стремлюсь я; укажите мне
Дорогу, – вас сторицей награжу,
И если мне Захватчика изгнать
Удастся из отторгнутой страны,
Ее верну в первоначальный мрак,
Под вашу руку (в этом цель моя),
И знамя древней Ночи водворю.
Вся прибыль – вам, себе – оставлю месть!

Итого, помимо Бога-Творца, то есть вне Абсолюта (sic!) толпится куча народу, для которого Всевышний – не иначе как Деспот и Захватчик! Не химера ли?


б) Йост ван ден Вондел (1587–1679), «Люцифер»

Но мы увлеклись… Можно и дальше рассматривать «Потерянный рай» Джона Мильтона, указуя на вопиющие просчёты, на смешения, коими испещрён до предела этот воистину гениальный бред. Но достоинства и недостатки данной поэмы – вовсе не самоцель нашего исследования, поэтому вот так, на полуслове, произведём смену караула, обратившись к творчеству Йоста ван ден Вондела, старшего голландского современника Мильтона, автора многочисленных лирических, эпических и драматических произведений, в том числе трагедии «Люцифер» (1654) (в продолжение которой несколько погодя были написаны ещё две части – «Адам в изгнании» (1664) и «Ной» (1667)).
Считается, что первая часть трилогии оказала значительное влияние на Мильтона – но чем? Сдаётся нам, что лишь проработкой сюжета до того весьма расплывчатой и смутной легенды. С другой же стороны, у голландца совершенно отсутствует присущее Мильтону поэтическое буйство, его поэма гораздо суше… но в то же время – логичнее. В ней нет характерного для «Потерянного рая» нагромождения нелепостей… но нет и поэзии… общим же для обоих произведений является отсутствие высшей – космической – реальности. 
Миф о Люцифере обретает у Вондела совершенно земную окраску. Понятно, что главный мотив – это гордость. Но какого рода это чувство? А не более чем гордость первого принца и министра при самодержавном монархе, озабоченного и возмущенного тем, что в обход ему и всему ангельскому чину Господь решил создать и возвеличить человека. Исключительно к таким понятиям сведена вся трагедия Вондела.

Люцифер:
Ночь к Ангелам пришла, и Духом Неба прочим,
Лишь человека Бог почтил приветом отчим,
В Эдеме человек – и сын Ему, и друг.
Мы, обращенные в рабов, в покорных слуг,
Возликовать должны во жребии убогом:
Нам – под людьми ходить, и только им – под Богом,
Им, что блаженствуют в сознанье данных прав,
Главенство Ангелов безжалостно поправ.

И недовольные попранием своих прав ангелы решаются на бунт.

Велиал:
Законную блюдя честь ангельского чина,
Достойного избрать нам нужно господина!

Аполлион:
Ты прав, отличный ход: итак, я нахожу,
Что Ангелов толпа готова к мятежу, –
Мы, Неба граждане, заботимся и ропщем
О чести собственной и о законе общем.
Что даровал Господь всем ангельским родам
Задолго до того, как создан был Адам.
Дворец хрустальный сей дан майоратом
Небесным Ангелам, бесплотным и крылатым.
Лишен воздушности Адама вялый род,
Не должно отдавать ему лазурный свод.

Интересно, что недовольство вызывает нарушение изначального порядка. Но недовольных пытаются образумить тезисом об абсолютности монаршей власти и необходимости смирения – даже для первого принца.   

Хор:
Живущее должно Создателю миров
Благодаренья слать, служить ему в угоду,
Затем, что обращать он волен землю в воду,
И в воздух, и в огонь: во праве он Своем,
Твердь – перстью делая, иль Ангелов – зверьем,
Адама – Ангелом иль неизвестным дивом,
Всему, что есть, служа мерилом справедливым.
Все – в милости Его: пытаться ни к чему
Его даяния осознавать уму:
Во бесподобии суть Божия величья!

Обратим внимание, что во главу угла ставится божественный – нет, не закон, а произвол! Вот и выходит, что восставшие – за закон, за изначальный порядок, против произвола и монаршей тирании!

Люциферисты:
Воспрянь, о Люцифер, с секирой боевой.
В защиту прав святых – повстанцам стань главой,
И первым ринься в бой – мы выступим по следу:
Мы или пасть хотим, иль обрести победу.

Люцифер:
Согласно плану все идет, – внемлите, братья:
Не должно допускать преступного отъятья
Того, что отдано нам раз и навсегда.
Когда рука твоя останется тверда,
И вражеского ты щадить не станешь стана,
То укротится власть небесного тирана,
Не повелит Адам потомству своему
Вас, Духов, подчинить позорному ярму,
Он свите никогда не повелит победной
Вас обратить в рабов, сковать колодкой медной,
И кнут не занесет над вами страшный свой.
Свободных войск меня кто признает главой,
Кто верен моему блистательному стягу,
Тот Утренней Звезде да повторит присягу,
Чтоб ни один не смел отречься маловер.

Последнюю попытку предотвратить восстание предпринимает Архангел Рафаил, при этом появляется мотив некой двуличности Люцифера.

Рафаил:
К себе прислушайся – твои слова двулики.
Что в сердце ты речешь? Превыше всех взойду,
Превыше Божьих звезд свою взнесу звезду,
Подобно Господу, от края и до края
Стопами Небеса жестоко попирая,
Не зная жалости и каждого казня,
Кто скипетр получить посмел не от меня.
Склони свое лицо, разгладь воскрылий перья,
Безумством не скверни Господнего доверья.

Люцифер:
Я так и делаю – иль не наместник я?

Рафаил:
На Небе – первый ты, лишь Бог тебе судья,
Он именно тебя облек подобной властью.

Люцифер:
Увы, надолго ли? Для Ангельства к несчастью,
Стать равным Господу назначен князь Адам:
Но как бестрепетно мой скиптр ему отдам?

Рафаил:
Монарх решает сам, кого приблизить к трону.
И даже высшую Адаму дать корону
Он волен, восхотев: Его решает власть,
Кто – должен вознестись, а кто – обязан пасть.
Все то, что Бог дает, прими, наместник, с миром.

Люцифер:
Точило боевым даруется секирам!

Рафаил:
Для шеи ты своей готовишь острие!
Позволить может ли Господне бытие
На Небе зависти цвести высокомерной?
Да будет краток суд над сей постыдной скверной!
В притворстве пользы нет. Ты встал на страшный путь.
Зеницу Вещую возможно ль обмануть?
Поведай, где твой блеск? О, как ты пал, Денница!

Но… Люцифер, оставаясь верным себе, делает окончательный выбор:

……………………..Небесному Царю
Угодно развенчать рассветную зарю,
Денницу низложить и свергнуть в бездны мрака,
В безвидное Ничто преобразить, – однако
Ничто – почтеннее, чем рабства горький срам.

И грянул бой, закончившийся известно чем:

Он грязью смрадною покрылся в краткий миг,
Ужасной мордою стал светозарный лик,
Уста ощерились клыкастой пастью зверской,
Конечность каждая предстала лапой мерзкой,
Щетиной черною вся кожа обросла,
Взметнулись жуткие драконовы крыла…

Так произошло преображение Несущего Свет в Князя Тьмы! По крайней мере, таким оно представляется «правоверным христианам», таким – без особых ухищрений – изображено в трагедии голландского кальвиниста, под конец своих дней перешедшего в католический обряд.
И надо сказать, что сухость и отсутствие поэтического буйства у Вондела имеют своё достоинство – это позволяет увидеть логику легенды о Люцифере в её, так сказать, голом виде. И что же мы видим? Ну, что-то уж совершенно… НЕКОСМИЧЕСКОЕ! Сам сюжет на поверку оказался банальным и неубедительным, а непомерная гордыня князя Люцифера (именно князем, как и Адам, именуется он в использованном нами переводе Е. Витковского), равно как и его падение, это лишь следование первоисточнику, коим являются два места из Ветхого Завета. Вот к ним и обратимся… 

Звезда светлая и утренняя

О чём же говорит первоисточник? Итак, Книга пророка Исаии, глава 14 – чтобы понятно было, о ком идёт речь, начнем со стихов 3-4:

И будет в тот день: когда Господь устроит тебя от скорби твоей и от страха и от тяжкого рабства, которому ты порабощен был,
ты произнесешь победную песнь на царя Вавилонского и скажешь: как не стало мучителя, пресеклось грабительство!

И далее переходим к стихам 12-20:

Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы.
А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера;
взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему».
Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней.
Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: «тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства,
вселенную сделал пустынею и разрушал города ее, пленников своих не отпускал домой?»
Все цари народов, все лежат с честью, каждый в своей усыпальнице;
а ты повержен вне гробницы своей, как презренная ветвь, как одежда убитых, сраженных мечом, которых опускают в каменные рвы, – ты, как попираемый труп,
не соединишься с ними в могиле; ибо ты разорил землю твою, убил народ твой: во веки не помянется племя злодеев.

Второе «свидетельство» находим в Книге пророка Иезекеииля, глава 28, стихи 11-19:

И было ко мне слово Господне:
сын человеческий! плачь о царе Тирском и скажи ему: так говорит Господь Бог: ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты.
Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе, приготовлено было в день сотворения твоего.
Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней.
Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония.
От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней.
От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор.
Множеством беззаконий твоих в неправедной торговле твоей ты осквернил святилища твои; и Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя: и Я превращу тебя в пепел на земле перед глазами всех, видящих тебя.
Все, знавшие тебя среди народов, изумятся о тебе; ты сделаешься ужасом, и не будет тебя во веки.

Странно, но никакого Сатаны – хоть с маленькой буквы, хоть с большой – здесь и близко нет! Ведь совершенно ясно сказано, что речь идёт о царе Вавилонском и царе Тирском, первый из которых уподобляется Деннице (славянское соответствие Люциферу), а второй – херувиму осеняющему! Надо ли доказывать, что этого никак не достаточно для какого-либо умозаключения? Но странность в том, что именно эти два отрывка и породили легенду о Люцифере-Сатане и о восстании на Небесах! Вот уж действительно – соткался из ничего, из воздуха (видать, недаром, считается он властелином воздуха!)
И теперь повсюду находим примерно то, что в Интернет-Википедии: «Образ Сатаны в Библии. Сатана был сотворён ангелом в чине херувима; он был «печатью совершенства, полнотой мудрости и венцом красоты», обитал в Эдеме среди «огнистых камней», но возгордившись (Иез.28:17) и пожелавши быть равным Богу (Ис.14:13-14), был низвержен на землю».
Но ведь ничего подобного из текста первоисточника не следует, и это не иначе как подтасовка фактов! Если же действительно говорить об «образе Сатаны в Библии», то в последней нужно различать два совершенно неравнозначных подхода – иудейский и христианский. Таки необходимо признать, что иудеи действительно не знают никакого сатаны в христианском разумении: есть, правда, некий сатана в Книге Иова, но о нём говорится что: «И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана», – далее он подвергает сомнению праведность Иова и предлагает Господу испытать его, выступая, таким образом, исполнителем Божьей воли. Вообще, слово «сатан» на иврите означает «противник», «обвинитель» – так называлась должность древнеееврейского прокурора – только и всего.
И совсем другое дело христианский Сатана, он же Дьявол (от греч. дьяболос – лукавый, клеветник), он же «князь мира сего» (Иоан.12:31), он же змей-искуситель из Книги Бытия, и он же – Люцифер! Об этом упоминается в Евангелии от Луки (10:18): «Он же сказал им: я видел сатану, спадшего с неба, как молнию», но основополагающим текстом для утверждения легенды явилось, конечно же, Откровение Иоанна Богослова, глава 12:

И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд.
Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения.
И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим.
Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца.
И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его.
А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней.
И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них,
но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе.
И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.

Итого, средоточие христианской легенды о Люцифере – именно Откровение Иоанна Богослова! В нём же, подобно яйцу со смертью Кощеевой на кончике иглы, содержится эмбрион из Книг Исаии и Иезекииля. Таким образом, всё вроде бы становится на свои места. Но в последней 22-й главе (стих 16) того же Откровения неожиданно находим: «Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя». – Звезда утренняя, то бишь Денница, Люцифер! И потому вопрос: что собой представляет эта книга – традиционно завершающая Новый Завет?
С одной стороны – очень эффектная! впечатляющая! поражающая воображение! Именно отсюда родом – и семь ангелов трубящих, и всадники апокалипсиса, и ключ от кладезя бездны… Но с другой – порождающая следующий вопрос: а может ли такая книга просветить, очистить душу подобно тому как это происходит при чтении, например, Бхагавад-Гиты или (дабы не быть обвиненным в нехристианстве) Евангелия от Иоанна, Матфея, Фомы, или – из более поздних – книги «О подражании Христу» Фомы Кемпийского или «Масонских трудов» Ивана Лопухина? Ответ очевиден: не просветить, а напротив, поразить и затуманить, ибо – со стороны третьей – книга эта крайне тёмная, в смысле непонятная, не проясняющая, а вконец всё запутывающая… Но дело в том, что путаница эта не простая, а – столь любезная человекам – АПОКАЛИПТИЧЕСКАЯ, которую – чтобы шоу могло продолжаться – вовсе не следует распутывать!
Но раз уж мы решили собрать всё воедино и разгадать этот секрет полишинеля, то прибегнем к радикальному проясняющему средству под названием Е. П. Б. – к этому сильнодействующему ПРОНОСНОМУ средству от псевдохристианской мути (подобно Бузине от шевченкомании!)
«Нас просят поверить в то, – читаем в статье Е. П. Блаватской «История одной планеты», – что солнце и звезды, да и сам воздух, стал чистым и «искупленным» от первоначального греха и сатанинского элемента язычества только после 1 года н. э…. что весь Космос находился во власти Сатаны вплоть до Рождества…» – Вот за это её и не любят! За то, что рубит правду-матку и – следуя девизу НЕТ РЕЛИГИИ ВЫШЕ ИСТИНЫ – чересчур уж однозначно отвергает очевидные глупости. Но если – ввиду указанных качеств – её крайне не любят в церковно-христианских кругах, то весьма почитают среди самых видных авторитетов оккультизма. 
Станислас де Гуайта: «…Теософское общество уже в течение многих лет распространяет учение обновленного Буддизма. Непосредственная хранительница тибетских традиций, госпожа Е. П. Блаватская, основательница этого процветающего общества, в различных местах демонстрировала масштабы своей реальной осведомленности: ее поразительная эрудиция, почерпнутая из неизвестных источников, вызывала одновременно изумление и возмущение ученой Европы, а легкость, с которой ее фантазия, по-видимому, играла оккультными силами при показе самых необычных феноменов, вызывала вокруг нее как бурю клеветы, так и всеобщие похвалы…. Она обладала даром будоражить умы: все страстно выступали за или против нее. К тому же оскорбительным подозрениям клеветников и глумлению критики она всегда противопоставляла решающий ответ, привычный для могучих умов: она возражала своими произведениями».
Владимир Шмаков: «Теософическое общество, как известно, основано нашей соотечественницей – Еленой Петровной Блаватской. Ее бесспорно исключительная личность в продолжении немногих лет создала переворот в умственном мире человечества. В самую мрачную эпоху черствого материализма ее гений открыл многим тысячам людей врата в иную область, к лицезрению Истины в ореоле ее вечности…. Если теперь нет в мире образованного человека, кто бы хоть по слуху не знал бы понятий о эзотеризме и тождестве всех религий всемирной истории по их внутренней сущности, то этим человечество обязано гению двух людей: Е. П. Блаватской и Шри Рамакришны».   
Путеводную нить для прояснения нашего вопроса находим в последнем абзаце статьи Е. П. Блаватской «История одной планеты»: «…если кто-нибудь прочитает еврейский текст книги пророка Исайи и обнаружит, что в главе 14, стих 12 не упоминается никакой Люцифер, а говорится просто о Хиллел, «яркой звезде», то он вряд ли сможет удержаться от удивления тем, что образованные люди в конце нашего столетия могут быть столь невежественными и связывать сияющую планету – или еще что-либо другое из этой области – с ДЬЯВОЛОМ!»
Здесь же находим пояснение: «Буквально использованные в данном месте слова и их перевод таковы: «Aik Naphelta Mi-Shamayim Hillel Ben-Shachar Negdangta La-Aretz Cholesch El-Goum», или «Как ниспал ты с неба, Хиллел, Сын Утренней Зари, разбился о землю ты, мучитель народов». Здесь слово, переведенное как «Люцифер» – это Хиллел, и оно обозначает «светящий ярко или великолепно»».
Откуда же и когда появился в тексте Люцифер? Очевидно, что при переводе Ветхого Завета на латынь, Иероним – автор перевода так называемой Вульгаты – нашёл таким образом соответствие «яркой звезде», «сыну утренней зари». В результате все метафоры, относящиеся исключительно к царю Вавилона, автоматически обрели новый адресат и породили представление о низвержении некого ангела. Вот и цепочка: раз речь об «утренней звезде» значит Люцифер, а раз низвергнутый за гордыню, восставший против Бога – стало быть, Сатана! Таким образом, отождествлёнными оказываются не имеющие никакой внутренней взаимосвязи понятия: Утренняя звезда, Несущий свет и Противник, то есть выступивший против Бога!
Люцифер же есть не что иное как планета Венера, о чём читаем в «Истории одной планеты»: «До того, как ее стали называть Венерой, она была известна в до-гесиодовой теогонии как Эосфор (или Фосфор) и Геспер, дитя рассвета и сумерек. Кроме того, у Гесиода эта планета разделяется на два божественных существа, два брата – Эосфор (Люцифер, на латыни), утреннюю, и Геспер, вечернюю звезду».
Упоминание о нём содержится и в последних стихах второй книги Вергилиевой «Энеиды»: «Тою порой Люцифер взошел над вершинами Иды, день выводя за собой. (в переводе С. Ошерова). Низвергнув же его на землю, вокруг этого образа постепенно соорудили всё известное ныне о предводителе чертей. «Помимо всего прочего, – пишет Е. П. Блаватская, – у Дьявола не было рогов до четвертого века христианской эры. Это было чистым изобретением отцов церкви, возникшим из их желания связать бога Пана и языческих фавнов и сатиров со своей легендой о Сатане».
И как тут не согласиться со словами из той же статьи – о том, что «…теологическая небылица о Люцифере была построена на разнообразных мифах и аллегориях языческого мира, и это вовсе не догма откровения, а просто догма, выдуманная для того, чтобы защитить и поддержать суеверие»?
Итого, мы проследили, как возникла легенда о Люцифере, откуда взялось это имя и каким образом оно отождествилось с названиями «сатана» и «дьявол». Из наших исследований следует три очевидных вывода.
Во-первых, легенда о Люцифере, будучи абсолютно произвольной, попросту говоря, высосана из пальца.
Во-вторых, «Люцифер», «сатана», «дьявол» суть совершенно разные вещи. Имеем три разных имени – три разных понятия, произвольно сведённых воедино, но при внимательном рассмотрении сущностно расползающихся в разные стороны.
В-третьих, несмотря на это легенда о Люцифере в статусе основополагающего мифа вошла в христианское вероучение, в христианское миропредставление, создав в результате мощнейший стереотип общественного сознания.