Кровать

КРОВАТЬ
(цикл «Хроники маньяков»)

Она стоит в углу, за старой деревянной стеной, на которой висит ковёр с изображением неизвестного города. Такая маленькая конурка, с неприметным оконцем-форточкой почти под самым потолком. Кровати этой, чёрт знает сколько лет, впрочем, как и дому. Он достался мне случаем, вместе с обстановкой и большим заросшим участком. Я тут бываю не часто, только когда сильно соскучиваюсь, или подступает тоска, или весною, когда всё вместе соединяется в неряшливую грязь внутреннюю, когда тошнит от сигарет и своих мыслей. Тогда я беру женское тело, привожу сюда, а потом, натерзавшись и наевшись им, укладываю умирающую на кровать за ковром. Потом мы спим тихо-тихо, я вслушиваюсь в то, как кровать убаюкивает умирающую, напевает ей чуть скрипливо и протяжно, бормочет, поругивая меня за нерадивость, за излишнюю торопливость, но так, не злобно, как мать ругает ребёнка наевшегося песка. Да она собственно мне за место матери и стал, кровать-то. Дубовая, резная, широкая, просторная, с бортиками, балдахинными палками и высокой спинкой, на которой вырезаны неизвестным мастером адские сцены насилия и пыток, да так подробно и скрупелёзно вырезаны, что однажды, на отдышине зимы, когда весна шаталась по дворам и лезла запахом в открытое окно городского небытия, я решил взять, да и осуществить одну из сцен наяву. С тех пор так и повелось, я воплощаю сцены, приношу свою жертву кровати, а она за это меня прощает, забирает злобные мысли и потом, отпускает, ласково нашептав всякие нежности. Милая и заботливая. Она даже ни разу ни ворчала, когда меня долго не было. Вот ни разу.
И в этот раз мы приехали с крикливой и стареющей женщиной, с которой я познакомился в интернете, долго переписывался, потом она мне надоела, потом я её бросил, а она внезапно оказалась на пороге вечернего исчезновения городского убежища. И завертелось, закружило, два дня мы выпивали друг друга и спиртное, кружили в невозможности последней женской красоты, лаяли стонами в ушлый диван и с любопытством детским, познавали всё новые тайны своих измученных бессильем тел. А вечером, перед рабочими днями, я подмешал милой немного лекарства, и спокойно отвёз к кровати, но положил её не сразу на неё, два дня я отрезал маленькие кусочки от тела женщины, готовил их, ел, немного прижигал раскалённой сковородкой, подравнял топором пальцы рук и ног, отрезал губы, что бы они не мешали и сделал яичницу из глаз, смотреть уже ей было не на что, да и не нужно, да и зачем? Потом я услышал, как меня окликнула кровать, она мёрзла, и я забрался под одеяло, отогревая её и гладил руками, рассказывал про прошедший год, жаловался и плакал. Кровать потихоньку пригрелась, и я понял, что пришла пора. Перенёс тело и на выходе обернулся. Я увидел, как из кровати вылезли маленькие отростки, оплели тело женщины в кокон, а человеческие фигурки со спинки резной, топоча стали спускать в этот кокон, там затрещало что-то, застонало, кокон начал трепетать и … я вышел. Я не хотел мешать кровати, она совсем уже дряхлая, и теперь на окончательное растворение ей понадобится больше времени, и я могу не дождаться окончания. Я ведь тоже не молод. 49 лет не шутка, да и на работу надо, сдавать очередную детскую сказку про добрых лесных великанов, скучать по детям, редко говорить по телефону с одной из жён и врать, что у меня всё нормально.
25 февраля 2016 г.
Г. Москва
Н. Антонов