Эмили

Когда мне было двадцать, я влюбился в девушку, лица которой ни разу не видел. Так получилось, что она сняла квартиру рядом с моей. До нее там жил мистер Томпсон, этот старый вредный хрен, кашляющий по двести раз на дню. Пару раз я пытался заговорить с ним, чисто из вежливости, но он только что-то хмыкал в ответ, и я пришел к выводу, что он или немой, или не желает меня знать. В любом случае, он мне был совсем неинтересен.
Другое дело она. Длинные рыжие волосы, немного вьющиеся, светло-синие джинсы, кеды Converse и рюкзак с изображением собаки. Она была достаточно высокой и худой. Это я так увидел ее со спины. Всего один раз, когда она въезжала. Я торопился на работу, а она разговаривала с рабочими, перевозившими ее вещи.
- Да, в 37-ую квартиру, - ее голос был похож на звон колокольчиков, - и, пожалуйста, осторожнее с этой коробкой, там посуда.
Мне ужасно захотелось помочь ей или сказать, что я из 36-ой, или на худой конец просто улыбнуться, но я был застенчив и к тому же уже опаздывал. Из колледжа меня выкинули прошлой весной, и родители настояли, чтобы я нашел работу. Я устроился в небольшой магазин бытовой электроники продавцом. Будучи форменным лентяем, самым ленивым из всех живущих на планете, свою работу я просто ненавидел. Каждое утро начиналось с того, что мне хотелось запустить будильник о стену, но вместо этого я медленно потягивался, открывал сначала один глаз, затем второй, а через секунду на меня прыгал Бобби, мой бигль, и начинал вылизывать мне лицо. Бобби – самое чудесное существо из всех, что я знаю. Ему два года и он добряк каких поискать. Он обожает меня, воровать еду из тарелок и свою игрушечную мышку. Когда он был совсем маленький, я подарил ее ему, и с тех пор он с ней не расстается. Иногда мне начинает казаться, что он единственный, кто никогда не бросит меня. Раньше, в колледже, у меня было много друзей, мы ходили вместе на вечеринки и делали всякие глупости, но после моего вылета они постепенно пропали из моей жизни. Обидно, но так бывает.
После работы я обычно шел в местный бар выпить пару кружек пива с Чейсом. Чейс – мой единственный друг. Ему тоже двадцать, и он наполовину еврей.
- Так значит, ты даже не знаешь, как ее зовут?
Я рассказал ему о моей новой соседке тем же вечером, и он засыпал меня вопросами.
- А если она страшная?
- Ничего, я тоже не красавец.
- Дэниэл, ты себя недооцениваешь. Будь ты посмелее, все девчонки были бы твои. Что ты будешь делать дальше?
Я задумался. Я могу испечь пирог и зайти к ней познакомиться. Нет, это так глупо, я же не какая-то домохозяйка. А если пригласить ее в кафе? Слишком скоро. Я могу дождаться ее у двери, а затем «случайно» столкнуться в коридоре. Бум! Она взглянет на меня, я на нее, купидон выстрелит мне в сердце, и с этого дня мы будем навеки вместе.
- Я подойду к ней и скажу: детка, будь со мной, и ты не прогадаешь, - попытался пошутить я.
- В любом случае, удачи, - Чейс хлопнул меня по плечу и отхлебнул пиво, - расскажешь потом, какая она.
Дома меня ждал полный хаос. Бобби разворошил корзину с бельем и растащил его по всей квартире. После приборки и долгой прогулки, я наконец упал на диван, и вдруг услышал какой-то шум в коридоре. Я вскочил и приложил ухо к двери. Это была она. Она заказала пиццу и сейчас расплачивалась с курьером. Было слышно только его отдельные слова:
- Пепперони.  Да. Без сдачи.
А затем ее дверь захлопнулась, и раздались шаги удаляющегося курьера. Не знаю, почему, но я тут же пошел к телефону и заказал себе пиццу с пеперрони. Мне хотелось сделать то же, что и она, быть немного ближе к ее миру, о котором я совсем ничего не знал. Так глупо, ведь я же совсем не люблю пиццу. Через полчаса ее доставили, и мы с Бобби уплели ее за пять минут.
Ночью она мне приснилась. В моем сне ее звали Анджела, она была стюардессой. Мы летели куда-то вместе, а потом самолет начал падать. Я схватил ее за руку и сказал, что всё будет хорошо, а она улыбнулась и прошептала:
- Не бойся, Дэниэл, потому что мне совсем не страшно.
В момент столкновения о землю я проснулся. Было почти семь. Хоть сегодня меня не разбудит этот противный писк будильника. Я встал довольно быстро и, к моему удивлению, мое настроение было на высоте. Я подозревал, кого нужно благодарить за это, но решил раньше времени не радоваться, а дождаться знакомства.
Яйца в холодильнике протухли. Я понял это по характерному запаху, но на всякий случай дал понюхать Бобби, который сделал смешную морду и убежал, поджав хвост. Значит, точно нельзя есть. После того, как яйца отправились в мусор, я второпях позавтракал хлебом с арахисовым маслом, и уже, было, собрался выходить, как услышал звук открываемой двери и стук каблуков. Вот тут бы мне и выйти, и познакомиться, но я замер как вкопанный с ключом в руке, боясь пошевелиться. И только тогда, когда стихли шаги, я снова стал собой.
- Ты дурак, - сказал мне Эдди Нельсон на работе, - чего ты перепугался?
А я и сам не знал ответа на вопрос. В моих мыслях ее образ начинал обретать краски. Что-то я взял из своего сна, что-то додумал на ходу. И чем больше я ее представлял, тем больше идеализировал.
День не был богат на события. За окном лил дождь, покупателей было немного. Одна старушка так долго выбирала себе кофеварку, что утомила меня. Как только она поворачивалась ко мне спиной, я начинал зевать во весь рот и прикрывать глаза. Ужасно скучно. В те моменты, когда поблизости никого не было, мы с Эдди играли в покер. Я продул два раза и теперь был должен ему двадцатку. В обед позвонила Лилли. Мы расстались с ней полгода назад, но когда ей не хватало общения, она набирала меня.
- Дэнни, что делаешь? – спросила она.
- Тухну на работе, - я был полон энтузиазма.
- Приходи сегодня к нам на вечеринку. Будет весело. Энди позовет своих друзей, а я своих. Ты ведь кое-кого даже знаешь из них.
Энди был ее парнем, к которому она от меня ушла.
- Хорошо, я приду, - я зевнул, - во сколько?
- В девять начало. Можешь не один приходить, - она сделала упор на фразу «не один».
- У меня никого нет, если ты об этом, - скучным голосом парировал я.
- Тогда мы познакомим тебя с какой-нибудь классной девчонкой.
- Мне всё равно.
Я ужасно не любил те моменты, когда приходилось отвечать на звонки Лилли. Мои чувства к ней еще не прошли, злиться на нее уже не получалось, и из-за этого я себя чувствовал тряпкой. Год назад всё было хорошо: мы жили вместе, строили планы на будущее, а потом она как-то пришла домой и с порога заявила, что бросает меня. Это было очень обидно и неожиданно.
Тем не менее, я решил, что мне стоит развеяться и отвлечься от мыслей о прекрасной незнакомке, так что вечеринка была неплохим вариантом. После работы я забежал домой, чтобы выгулять Бобби и перекусить. В процессе поглощения еды мне в голову пришла одна интересная мысль, и я захотел осуществить ее. Я взял кусочек бумаги, начертил на нем смайлик и написал: «привет». Уходя, я всунул его в дверь номер 37 и мысленно потер руки: начало положено.
На вечеринке я напился вхлам. У меня не стояло такой задачи вначале, но когда я увидел Лилли, такую красивую и уже не мою, то решил, что плевал я на все эти правила хорошего тона. Ко мне подходили какие-то девицы в коротких юбках, пытались заговорить, но я отшивал их всех. К концу вечера я остался один на большом кожаном диване в углу гостиной. Спасти этот неудавшийся день могла только прекрасная незнакомка, и, выпив последнюю рюмку виски, я поспешил домой. Около трех часов ночи я наконец поймал такси и спустя двадцать минут был у квартиры номер 37. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что записка нетронута. Если бы сегодня была пятница, вопросов у меня не возникло: она могла уехать с друзьями или решить навестить родителей, но был вторник, и рабочее утро еще никто не отменял. Что ж, возможно следует подождать.
Но и на следующий день ничего не изменилось. Записка продолжала торчать из двери, грустно подмигивая в ожидании хозяйки. Мне не оставалось ничего другого, как пойти на работу.
Весь день я боролся с жутким похмельем. Так бывает, когда ты пьешь посреди недели вместо того, чтобы остаться дома и смотреть сериал. За окном снова лил дождь, Эдди в очередной раз зазывал сыграть в покер, но у меня в кошельке была только десятка, а до зарплаты оставалось еще три дня, так что я отказался. Никто не хотел идти к нам в такую погоду, и я до вечера отсыпался в подсобке, ни разу не потревоженный покупателями.
Направляясь домой, я бы уверен, что увижу ответ в записке или по крайней мере ее отсутствие, но ничего не поменялось. Я забеспокоился, куда пропала моя таинственная возлюбленная, но, так как я не знал ни ее имени, ни телефона, то вынужденно смирился и продолжил жить обычной жизнью. Так прошла неделя.
Она не была богата на события, но все же немного порадовала. Чейс устроил мне свидание с подругой своей сестры, на котором я неплохо провел время, в пятницу мы с ним сходили в боулинг, а на выходных я поужинал у родителей. Записка по-прежнему уныло торчала из двери.
Вечер воскресенья обещал быть спокойным. Я заказал себе китайской еды и устроился перед телевизором с Бобби, как вдруг в дверь постучали. Я нехотя оторвал себя от дивана и пошел открывать. Передо мной стояла женщина с короткими рыжеватыми волосами лет сорока-сорока пяти. На ней было длинное бежевое платье и сандалии. Ее лицо, испещренное морщинами, было грустным, но спокойным. Совершенно обычная, каких тысячи в крупном городе вроде моего.
- Я ваша соседка, - поприветствовала меня она и протянула что-то, завернутое в фольгу, - извините, что не зашла познакомиться раньше, я была сильно занята. Меня зовут Энн Блэк, а это пирог, он с яблоками, я надеюсь, вы такое едите?
- Да, да…, - я смущенно закивал и взял пирог.
Энн еще немного потопталась на пороге, затем смахнула волосы с лица и сказала:
- Я пойду. Заглядывайте, если что, всё-таки рядом теперь живем.
Я снова закивал, а она развернулась и скрылась в квартире номер 37. Как только за ней закрылась дверь, мой ступор прошел. Что, черт возьми, это было? Я же своими глазами видел, как туда въезжала не она! Потом я вспомнил, что совсем не поблагодарил Энн и не представился, и мне стало стыдно. Я решил отблагодарить ее и выяснить, что происходит.
Спустя два дня я купил маленький торт в кондитерской напротив (готовить я совсем не умел) и набрался смелости постучать в соседнюю дверь.
- Здравствуйте, Энн, - выпалил я, как только она открылась, - извините, я в прошлый раз не был готов к приходу гостей. Я Дэниэл Мозли. Мне двадцать и я живу рядом. Ну это вы уже знаете…
Я замолчал и протянул ей торт. Энн улыбнулась. На ней было легкое домашнее платье и совсем никакого макияжа. Без него она выглядела моложе и свежее.
- Проходи, Дэниэл, - она отодвинулась, пропуская меня внутрь, - и спасибо тебе за угощение. Будешь чай?
Уже сидя на ее кухне, я подумал, что мог ошибиться, или мне приснилась та рыжая незнакомка, но всё-таки рискнул спросить:
- Энн, а вы здесь одна живете?
Она кивнула. Я совсем запутался и решил больше не задавать вопросов.
- Это ты всунул мне записку в дверь?
Я ужасно засмущался и стал смотреть на свои ботинки.
- Дэниэл?
- Да, - хриплым голосом ответил я и прокашлялся. Я сейчас выглядел таким идиотом!
- Это очень мило, - Энн положила мне руку на плечо, - спасибо. Меня долгое время не было дома, но когда я вернулась, записка стала приятным сюрпризом. Не все соседи так добры.
Всё странно, слишком странно. Где та милая девушка с рыжими кудрями? И почему я такой трус, что даже рта раскрыть не могу?
- Ты учишься? – Энн перебила мои мысли.
- Да… То есть нет, - я стал запинаться и снова смотреть на свои ботинки, - я работаю.
- А как же колледж? – она выглядела действительно заинтересованной. Я был удивлен, но ей и вправду было не все равно, что я отвечу, я видел это по глазам. В них был живой интерес и много грусти, не знаю, отчего. Я давно не видел такие красивые и вдумчивые глаза.
- Я вылетел оттуда, - мне стало немного неловко за то, каким бездельником я был, - я почти не ходил на занятия, было много других, более интересных дел.
- Девочки? Травка? – она улыбнулась мне теплой, почти материнской улыбкой, и я растаял. Не знаю, почему, но мне захотелось рассказать ей всё, а я ведь даже матери врал все последние лет пять.
- И это тоже. Знаете, мы с другом воровали вещи из магазинов, а затем продавали их однокурсникам. Я не знаю, зачем, у меня нормальная семья, денег хватает, нам просто нравился этот риск, а, может, делать было нечего.
- Понимаю, - в ее голосе не было ни капли осуждения или удивления, - вас не поймали?
- Мы чуть не попались, но успели убежать. Охранник в магазине сильно ударил меня, - я показал ей шрам на руке, - после этого мы прекратили воровать.
Она долила мне чаю и подперла лицо рукой. Какой странный вечер сегодня. Но мне он нравится.
- А вы? – я немного расхрабрился, - у вас есть семья?
- У меня есть дочь. Эмили. Ей двадцать пять. Она хорошая девочка.
И тут меня осенило. Ну конечно же! Это была ее дочь! Наверное, Энн была занята, и Эмили сама перевезла ее вещи. Но раз она здесь не живет, это может значить одно: скорее всего у нее уже своя семья.
- У нее длинные вьющиеся волосы? – спросил я.
- Да. Откуда ты знаешь?
- Кажется, я видел ее в тот день, когда ваши вещи привезли.
- Да, точно, конечно, - Энн слегка улыбнулась, - у меня были дела, Эмили проследила, чтобы их доставили в целостности.
Мне стало грустно. Выходит, я ее скорее всего больше не увижу. Или увижу, но мельком. Моя мечта стала еще дальше от меня, чем была вначале.
- Какая она, Энн?
- Эмили? Она умница, - лицо Энн стало задумчивым, - рисует портреты. Еще в детстве сама мне сказала, что хочет посещать уроки живописи. Когда она сердится, то морщит лоб. Любит рано вставать, ей обязательно нужно увидеть, как всходит солнце. Когда мы впервые побывали на море, ей было одиннадцать, она заплакала от счастья. Очень впечатлительная. Последние три года у нас жил кот, которого Эмили принесла с улицы. Большой, серый. Она назвала его Мистер Робертс, в честь своего первого учителя математики, который ей нравился, - Энн засмеялась, - а еще у нее есть большой альбом с вырезками из журналов. Она увлекается  разными прическами, и если она видит где-то подходящую, то вырезает и вклеивает туда.
Она замолчала. Мне стало неловко за свое любопытство, и я решил, что стоит сменить тему. Мы начали говорить о любимых сортах чая Энн, она рассказала, что через дорогу от нас живет милый старик по имени Джон Коуди, которому она иногда помогает по хозяйству. Странно, я давно здесь живу, а ведь даже не знал о его существовании. Только о работе она умолчала, но я не придал этому значения, потому что всякое бывает, да и не мое это дело. Через полчаса я засобирался. Время было уже позднее, Бобби наверное уже скучал без меня. Попрощавшись с Энн, я выскользнул в коридор, дошел до своей двери и скрылся в квартире.
*   *   *
Дни летели за днями, но Эмили не выходила у меня из головы. Наваждение иногда настигало меня прямо на работе, и тогда я уходил в подсобку, закрывал глаза и представлял себе ее лицо. Какого цвета ее глаза? Наверное, зеленые, с блеском, с жаждой жизни. Потом приходил кто-нибудь из покупателей, и Эдди звал меня в зал, прерывая мои мысли. Вечера я проводил дома, не помню, чтобы я хоть раз за последние две или три недели выбрался куда-то. Пару раз звонила Лилли, я так и не понял, чего она хотела. Ее пространные разговоры ни о чем всегда сводили меня с ума, а теперь мне и вовсе не хотелось их слушать. Даже к сериалам я потерял былой интерес, хотя прежде был заядлым любителем. Все изменилось в тот день, когда ко мне зашла Энн. Было десять утра, воскресенье, и я чувствовал себя слегка не выспавшимся. Собственно, от ее стука в дверь я и соскочил с постели.
- Дэниэл, я хочу позвать тебя на ужин, - она улыбалась приветливой улыбкой, от которой я моментально растял, - ко мне заедет Эмили, и я буду рада, если вы познакомитесь.
У меня пересохло в горле. Помню, я ответил что-то невразумительное, но это было, естественно, согласие, мы попрощались, и я сел на диван, чтобы унять сердцебиение и подумать о предстоящем знакомстве. Со мной такого еще никогда не было. На тот момент я был почти уверен, что влюбился в Эмили, точнее в ее образ, который я сам себе же и создал в голове. Я представлял, как она войдет в комнату: легкой, почти воздушной походкой, держа в руке плащ, бросит его на спинку стула и поприветствует меня. Она будет смеяться весь вечер и рассказывать истории из жизни, а я буду молчать, уткнувшись в тарелку, чтобы лишь изредка поднимать глаза, наслаждаясь красотой этой чудесной девушки. Да, я был большим фантазером и романтиком, и за два часа, прошедшие с момента ухода Энн, успел представить десятки вариантов предстоящего ужина. В одном они были схожи: я точно не буду разочарован.
Спустя ровно тридцать два часа я был перед дверью номер 37. Ноги подкашивались, желудок выдавал весь мой внутренний страх, но я был счастлив, несмотря ни на что. Я купил два букета гортензий молочного цвета и надел свою самую лучшую рубашку. Кажется, со стороны я выглядел вполне неплохо. Негромко постучав, я услышал за дверью шаги, затем она распахнулась, и вот уже улыбающееся лицо Энн смотрело на меня.
- Дэниэл, проходи, - на ней были темно-синие джинсы и атласная кофта с большими розами, - Эмили уже здесь.
И я вошел в гостиную, держа перед собой эти два дурацких букета, как будто, спрятавшись за ними, я смогу скрыть свое волнение. Она сидела на диване, совсем не такая, как в моих мечтах. Лучше, в тысячу раз лучше. Длинные рыжие волосы. Озорные глаза. Я сначала не обратил внимания, зеленые ли, как в моих представлениях, или нет, однако за ужином я увидел: они карие. Длинный, чуть курносый носик и пухлые губы ярко-розового цвета. Не думаю, что она их накрасила, таким девушкам к лицу естественная красота, и, кажется, Эмили это понимала. Возможно, она тоже немного волновалась и кусала их за минуту до того, как я вошел. Ее образ дополняла белая непрозрачная рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и джинсы серого цвета. Она выглядела моложе своего возраста, я бы дал ей восемнадцать, от силы двадцать лет.
- Я Эмили, - она поднялась с дивана и протянула мне руку, - мама рассказала мне о тебе.
- Дэниэл, - пробубнил я и сунул ей один букет.
Она рассмеялась и сказала что-то о том, что любой другой из мужчин непременно принес бы розы. Я так и не понял, хорошо это, или плохо. Мы сели за стол и дальше всё было почти так, как я представлял: Эмили и Энн улыбались, рассказывая мне истории из жизни, спрашивали о чем-то меня, а я сидел и смущался.
- И вот она заходит в класс и говорит: «мистер Робертс, я без домашнего задания, моя собака сжевала его, так что я привела ее с собой на случай, если вы знаете, как достать его оттуда», - поведала Энн. Мы все засмеялись, - У нас тогда жил большой английский дог Чарли, Эмили его обожала и везде ходила с ним, а потом его увезли на ферму к дяде Питту.
- Я потом каждое лето приезжала к нему, - Эмили наклонилась ко мне, - в городской квартире его стало всё тяжелее держать, к тому же папа тогда заболел, и у нас не было времени на Чарли.
- Он поправился? – я отвлекся от жевания салата и посмотрел на нее.
- Он умер.
- О… Сочувствую, - мне стало неловко за мой глупый вопрос.
- Мы с мамой долго не могли придти в себя после его смерти, да, думаю, и сейчас еще не отошли, но время лечит, и теперь мы можем вспоминать о нем без слез. Он был замечательный. Самый чудесный отец на свете.
Я подумал о своем отце. Главным в его жизни было купить пива вечером и включить футбол. На нас с мамой ему всегда было по большому счету плевать, хотя он обеспечивал нашу семью всем необходимым до тех пор, пока я не съехал. Но всё же я вряд ли бы смог сказать кому-то после его смерти, что он был замечательным.
К концу ужина, так странно, я почувствовал себя частью этой маленькой семьи. А еще мне очень хотелось поближе узнать Эмили, так что, когда Энн отлучилась в комнату, я придвинулся к ней и полушепотом спросил:
- Не хочешь сходить завтра в парк? С меня кофе и отличная компания.
Это было очень смело с моей стороны. Перед ужином я и представить себе не мог, что решусь на такое, а теперь твердо знал: сейчас или никогда. Она кивнула и подняла большой палец вверх. В тот момент я еще не знал всего, и мне казалось, что впереди меня ждет только хорошее, ведь девушка моей мечты согласилась пойти со мной на свидание. Как же жестоко я ошибался.
*   *   *
Следующим утром, часов в десять, я зашел за Эмили. Она осталась ночевать у Энн, так что когда я постучал в квартиру 37, она выпорхнула мне навстречу в красивом красно-белом свитере, взяла меня под руку, и мы пошли по нашей маленькой улочке. Меня поражала ее простота: еще вчера мы не были знакомы, а она уже шла на сближение, так легко, так естественно, но без малейшего намека на пошлость. Рядом с ней мне самому захотелось раскрыться, а ведь я никогда не был общительным человеком. Первые полчаса она мило щебетала о себе, своей матери, о том, как они раньше жили в Бостоне, и постепенно я начал присоединяться к разговору, что-то спрашивать, добавлять, даже рассказал пару историй из своего прошлого. С ней было очень легко и уютно. Мы купили по стаканчику кофе в Старбаксе и пошли по пустынному парку. В то утро субботы людей было немного, вероятно, всем хотелось досмотреть сны в первый выходной после трудовой недели. Стоял октябрь, и было довольно прохладно. Из наших ртов шел пар, но теплый кофе в руках и милая беседа согревали.
- Когда я снова смогу тебя увидеть? – спросил я, а она вдруг замялась и опустила глаза, - я ведь увижу тебя еще, Эмили?
- Да, конечно да, Дэнни, - ее улыбка стала отстраненной, - но мне надо уехать на какое-то время.
- Зачем? Куда? – я заволновался. Я чувствовал, что она что-то скрывает от меня, недоговаривает о какой-то стороне своей жизни, но кто я, чтобы мучить ее расспросами?
- Я не могу тебе сказать.
Я сжал ее руку.
- Хорошо. Я подожду. Но я буду очень скучать.
Было бы глупо скрывать свою симпатию. Я и не пытался. Впервые в жизни Дэниэл Мозли встретил девушку, к которой испытал чувства, близкие к слову «любовь». С Лилли было совсем не так. Страсть, вожделение, юношеский порыв, - что угодно, но не то самое. И теперь мне меньше всего хотелось отпускать куда-то от себя Эмили.
Мы еще немного побродили по парку, а затем она засобиралась домой. «Дела» - так она объяснила свою спешку. Мы сели в трамвай на соседние сиденья, так близко, что у меня перехватило дыхание, и направились в сторону нашего дома. Всю дорогу назад Эмили была молчалива, казалось, ее что-то гнетет. Ее состояние передалось мне, на душе стало противно-тоскливо, и за всю поездку я не проронил ни слова. Проводив ее до порога, я остановился. Мне нужно было встретиться с Чейсом, так что я не стал заходить внутрь. Эмили по-прежнему держала меня за руку, но когда я попытался отпустить ее, она мне не дала это сделать. Ее глаза смотрели на меня, полные грусти, и откуда только она успела взяться?
- Эмили, что происходит? – этот вопрос невольно вырвался у меня из груди.
- Всё в порядке, Дэнни, - она устало улыбнулась, - мне немного нехорошо. Это пройдет.
Она присела на ступеньки, и только сейчас я заметил, как она побледнела. Мне хотелось чем-то помочь, но она только отмахивалась и повторяла фразу «я в порядке», хотя я и видел, что это совсем не так. Наконец она встала. К ее щекам прилил румянец.
- Кажется, прошло, - она обняла меня, отчего на душе потеплело, - не волнуйся за меня. Ты хороший, правда. Я рада, что мы встретились, но мне действительно пора.
И в тот момент, когда я хотел что-то сказать в ответ, Эмили меня поцеловала. Тихонько, еле касаясь губами. Я попытался притянуть ее к себе, но она отстранилась и взбежала по ступенькам, крикнув:
- Еще увидимся!
*   *   *
Следующий понедельник начался с затяжного дождя. Эта осень вообще выдалась дождливой, будто была солидарна с моим настроением. Эмоциональный подъем, связанный со знакомством с девушкой моей мечты, сошел на нет. Эмили ушла, уехала, пропала, я не знаю, что произошло, но факт оставался фактом: ее не было рядом со мной. Пару раз я заходил к Энн, но она говорила что-то про родственников, к которым уехала Эмили, и что-либо еще сообщать отказывалась. Я ей не верил. Потом пропала и сама Энн, я не видел ее около двух или трех недель, и только в первые дни декабря я услышал в коридоре звук открывающейся двери. Я вскочил и приложил ухо к своей: да, сомнений быть не могло, она дома. Схватив подмышку Бобби, я сделал вид, что иду с ним на прогулку, а сам замер у двери номер 37. Не знаю, что я намеревался услышать:  голос Эмили, ее шаги внутри квартиры, а может ее звонкий смех. Но вместо этого дверь распахнулась и вот уже на меня сердито смотрели глаза Энн:
- Дэниэл, что ты здесь делаешь? – от ее приветливости не осталось и следа. Волосы были взлохмачены и не убраны в хвост как обычно, а серая майка, одетая задом наперед, говорила о том, что этой женщине сейчас явно не до меня.
- Я хотел узнать, скоро ли приедет Эмили.
- Она не приедет, - отрезала Энн, - Дэниэл… Зачем она тебе? Почему ты все время спрашиваешь о ней?
Я застыл как вкопанный. Приехали.
- Энн, я хочу… Она мне… Я думаю, я влюблен в нее, - очень сложно было произнести эту фразу, но я должен был, потому что это была чистейшая правда, - мне действительно не все равно, что происходит, хотите - верьте, хотите - нет. Поэтому вы должны сказать мне, где она, с кем, что случилось, в конце концов.
Наверное, у меня был слишком жалкий и обеспокоенный вид, потому что Энн вздохнула и отступила назад:
- Проходи.
В квартире было неубрано. Было заметно, что в последнее время никто не протирал пыль и не мыл полы. На кровати была небрежно сложена одежда, как будто кто-то в спешке искал, что надеть. Мойка ломилась от немытой посуды, на столе уютно расположились хлебные крошки. Энн накинула халат поверх майки и жестом пригласила меня к столу. Я сел и замер в ожидании ответов.
- Тебе правда так важно знать, где сейчас Эмили? – спросила Энн, присев на соседний стул. Старинные часы нервно тикали со стены, заглушая биение моего сердца: тик-так, тик-так. Я сглотнул и ответил:
- Да.
- Она в больнице, Дэниэл. Она умирает. У нее лейкемия.
Тик-так, тик-так, тик-так. Сейчас часы начали отсчитывать свой ход прямо у меня в голове, больно ударяя по вискам. У меня потемнело перед глазами, и потребовалось собрать всё мужество в кулак, чтобы собраться.
- Сколько ей осталось?
- Месяц. Может быть два. При самых лучших прогнозах – полгода.
- Почему вы мне сразу не сказали? – воскликнул я, как будто это что-то бы изменило. Конечно, изменило бы! – перебил мысленно я сам себя. Я бы был всё это время рядом, узнал бы ее получше, окружил вниманием и заботой, и ей бы стало легче. Ей обязательно стало бы легче!
- Она не хотела, чтоб ты знал. Эмили боялась, что ты не захочешь видеть ее после этого.
Вот теперь все встало на свои места. Ее отъезд, постоянные исчезновения Энн.
- Вы были с ней в больнице все это время? – спросил я, хотя уже знал ответ на свой вопрос.
Энн кивнула.
- Мне пришлось оставить свою работу восемь месяцев назад. Тогда мы впервые узнали, что она больна. Было очень тяжело, мы влезли в долги, пришлось продать нашу квартиру и переехать сюда. Я хотела, чтобы Энн жила со мной, но к тому времени ей стало хуже, и врачи посоветовали положить ее в больницу. Тогда мы еще пытались что-то делать, но потом поняли, что всё зря. Прогнозы были очень плохие.
- И что теперь? – на глаза навернулись слезы.
Энн посмотрела на меня взглядом, в котором читалось: «глупый, маленький мальчик, зачем ты во все это ввязался?», а вслух сказала:
- Быть рядом, сколько бы ей ни осталось.
Мне стало очень больно от осознания того, что я ничем не могу помочь. К горлу подступали слезы, и я глотал их, шмыгая носом, но потом не смог больше сдерживаться и разрыдался прямо на кухне у Энн. Она, как могла, успокаивала меня, хотя я понимал, что это должен делать я. У нее умирает дочь, не у меня. Мы так и просидели весь вечер за столом, и уже перед тем, как уйти, я спросил:
- Можно мне с ней повидаться?
- Да, Дэниэл. Я завтра утром пойду к ней, возьму тебя с собой.
*   *   *
Переступая порог палаты, я надеялся увидеть что угодно, но только не то, что предстало перед моими глазами. Молодость и глупость сделали свое дело, и где-то в глубине души я думал, что увижу прежнюю Эмили, слегка утомленную, но такую же улыбчивую и оживленную. Моему взору открылась совершенно другая картина. Обмотанная трубками, она лежала на больничной койке, полуприкрыв глаза. На ее голове был платок, и я с ужасом понял, что та рыжая копна была париком. И без того стройные руки похудели еще больше, а щеки впали, придавая лицу пугающий вид. Услышав открывающуюся дверь, Эмили открыла глаза. Было видно, что она шокирована моим появлением, видимо Энн не успела предупредить ее.
- Мама, что он здесь делает?
Она присела на постели и строго посмотрела на нас.
- Он очень хотел тебя увидеть. Прости, я не смогла отказать ему.
- Оставь нас, - голос Эмили звучал сердито, и Энн поспешила ретироваться.
Я сел на краешек кровати рядом с Эмили и взял ее за руку. Она была почти невесомая, очень холодная, с длинными тонкими пальцами. Я никогда не одену кольцо ей на палец – пронеслось у меня в голове – не возьму ее руку в свою, гуляя по парку, не покрою ее поцелуями перед сном. Все, что у меня есть, - это настоящий момент.
- Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил я.
- Зачем ты пришел? – она не собиралась отвечать на мой вопрос, - я запретила матери говорить тебе, где я.
- Я должен был увидеть тебя. Должен был знать правду.
- Иди к черту, - она закрыла лицо руками, и я понял, что она плачет. Спустя минуту она отняла руки от лица, оно было мокрым.
- Мне не нужна твоя жалость! Ни твоя, ни кого-либо еще! – Эмили закричала, громко, с надрывом. Вена на ее шее напряглась, - что тебе от меня нужно? Ты не знаешь меня, ты мне никто! Мы виделись всего один раз!
- Два, - почти прошептал я.
- Какая разница? Зачем тебе девушка, которая умирает??
- Потому что я люблю ее.
Она замолчала, посмотрела на меня то ли с отчаянием, то ли со злостью.
- Убирайся.
Еще полгода назад прежний, старый Дэниэл Мозли послушался бы, встал и вышел за дверь. Вернулся бы домой, покормил Бобби и сел перед экраном телевизора. Ему бы стало грустно, но он бы не стал предпринимать никаких действий. Потому что оно не стоило бы того. Ничто не стоило того, кроме этой девушки. И нынешний Дэнни остался. Не сдвинулся с места, хотя Эмили начала хлопать его по щекам своими слабыми руками, плакать и кричать, что не хочет его видеть. Нынешнему Дэнни было наплевать, что будет дальше. Он просто не мог уйти. Спустя десять минут Эмили замолчала. Она устало упала на подушку, продолжая всхлипывать, но больше не кричала. Я наклонился и поцеловал ее лоб, холодный, с испариной.
- Тебе нужно успокоиться.
- Я спокойна, - она вздохнула, - почему ты не ушел?
- Я не уйду, даже если вся больница будет кричать на меня, - твердо сказал я, - я тебя люблю, и я не врал, когда сказал тебе это.
Эмили тяжело задышала, хватая ртом воздух. Приподнялась и посмотрела мне в глаза:
- Почему? За что?
Я не знал, что ответить. Все слова пропали из головы. За ее улыбку? За то, как она смотрела на меня за ужином? За все те фантазии, которые я сочинил? Это глупо. Мы действительно были друг другу двумя незнакомцами, и мне нечего было ей сказать. Но я мог чувствовать, и мои чувства мне не врали. Разве это так важно, как долго вы знакомы, если понимаешь, что готов на всё ради человека?
Она покачала головой:
- Ты и сам понятия не имеешь, ведь так?
- Позволь мне приходить к тебе, Эмили? – я перевел разговор в другое русло, - Энн устает, я смогу иногда подменять ее.
Она пожала плечами:
- Как пожелаешь.
С тех пор я начал навещать ее. Сначала раз в два дня заходил после работы с цветами или баночкой йогурта, который она так любила, затем мои визиты стали случаться все чаще. Вставая утром, я сразу мчался к ней, чтобы поцеловать и идти в магазин отрабатывать свою смену, а вечером вновь приходил и оставался почти до самой ночи. Такие частые посещения были запрещены, но у Энн получилось договориться с руководством больницы, и нам дали послабление. Спустя две недели уже все, начиная от нянечек и кончая главным врачом, были в курсе нашей истории. Эмили вновь начала улыбаться. Да, она была слаба, но увидев меня на пороге, она преображалась.
- Ты хороший парень, Дэниэл, - сказала она мне в середине декабря, - я жалею, что не встретила тебя раньше.
Мы начали узнавать друг друга. Понемногу, по шажку она стала раскрываться мне, сначала очень неохотно, боясь, что я могу задеть ее чувства или посмеяться над тем, что у нее в душе. Иногда вечерами я читал ей книги. Особенно ей понравилась «О мышах и людях». Она плакала, а вместе с ней плакал и я. Я стал чертовски сентиментальным.
Однажды Эмили пожелала нарисовать мой портрет. Я принес ей кисти, холст и акварель, она усадила меня напротив и полтора часа что-то сосредоточенно наносила на бумагу. Когда я уставал сидеть, она сердито смотрела на меня, надувала губы и говорила что-то вроде:
- Не возись. Я еще не закончила.
И я успокаивался, замирал на стуле и продолжал смотреть в ее большие глаза. Сейчас, из-за ее исхудавшего лица, они казались еще больше. Огромные, бездонные, почти без примеси грусти, возможно, потому, что я каждый день был рядом, - по крайней мере, мне хотелось так думать.
- Готово.
Она повернула рисунок ко мне, и я тихо присвистнул, поразившись сходству.
- Эмили, у тебя талант.
- Брось, - она засмеялась, - тебе нравится?
- Очень. Я повешу его на стену.
- Хоть что-то от меня на память останется.
Она опустила рисунок на колени и задумалась. Я сел рядом и обнял ее.
- Перестань. Может быть, ты поправишься.
Естественно, я не верил сам себе в этот момент. И она не поверила. Я разговаривал с врачами, возможно, даже чаще, чем стоило, но я был в курсе всех изменений в ее состоянии. В нашу последнюю встречу мистер Уилкинсон, ее лечащий врач, сообщил мне, что ухудшений не наблюдается. Как, впрочем,  и улучшений, но в нашем положении это было хорошей новостью. Возможно, болезнь дала нам время, чтобы подольше побыть вместе.
Рождество мы встретили в больнице. Я очень хотел увезти Эмили домой, но врачи запретили, так что я раздобыл небольшую елку, притащил две коробки игрушек и нарядил ее прямо там, в палате. Энн испекла пирог. Мы зажгли свечи и спели пару рождественских песен. Этот вечер напомнил мне наш самый первый ужин: мы снова были все вместе, смеялись и не думали о плохом. Такие моменты нужно обязательно запоминать. На контрасте с хорошим настроением, как гром среди ясного дня прозвучала новость о том, что мой отец попал в аварию на своем шевроле. Он направлялся на север в командировку по заснеженной трассе, его автомобиль занесло и вынесло на встречную полосу. Перелом позвоночника и множественные ушибы внутренних органов, как сказала мне мать по телефону. Отца поместили в больницу в ближайшем городе в ста пятидесяти милях от нашего. Нужно было ехать.
Я отпросился на работе, рассказал всё Эмили и Энн и пообещал, что вернусь к четвергу. За полчаса до отъезда я всё еще сидел в палате. Мне так не хотелось уезжать.
- Ты будешь меня ждать? – я погладил пальцы Эмили.
- Конечно, Дэнни, я каждый день жду твоего появления здесь, - она потянулась ко мне и обняла, - ты – самое лучшее, что случалось со мной, и я благодарна богу за то, что он послал мне тебя.
По телу побежали мурашки.
- Всё это время, что ты рядом, я чувствую себя нужной. Я знаю, что после моего ухода где-то по земле будет ходить чудесный парень по имени Дэниэл Мозли и помнить меня. Я знаю, ты еще обязательно встретишь хорошую девушку, женишься на ней, заведешь детей, но, пожалуйста, не забывай меня.
- Я никогда тебя не забуду, Эмили, - я сглотнул слезы, - и никогда не женюсь. К черту их всех, я тебя люблю.
- И я тебя люблю, - она впервые произнесла эти слова, отчего мое сердце заколотилось с бешеной скоростью, - прости, что сомневалась в твоих чувствах.
- Обещай, что дождешься меня? – эти слова сами вырвались из груди.
- Я постараюсь. Не бойся за меня. Не бойся, Дэниэл, потому что мне совсем не страшно. Это всего лишь смерть.
Я вспомнил ту стюардессу из моего сна. Мой первый образ Эмили, который сказал ту же самую фразу. Ее последнюю фразу.
Эмили Блэк умерла в понедельник, тридцатого декабря 2013 года в тот самый момент, когда я сидел в больнице рядом со своим отцом. Ее мать, Энн, позвонила мне спустя полчаса, и из-за  рыданий я почти не разобрал, что она говорила. Затем были похороны, квартира, заполненная людьми. Друзья Эмили, друзья Энн. Они плакали и беспрестанно говорили о том, как любили ее. Почему никого из них я ни разу не видел в больнице? Где была их любовь тогда?
Зима сменилась весной, за которой пришло жаркое для наших мест лето. Бобби заметно потолстел, возможно потому, что я мало гулял с ним. От скуки он грыз всё, что попадало в его поле зрения. Чейс женился, отчего совсем перестал приходить в наш любимый бар пропустить кружечку-другую пива. Видимо, жена была к нему слишком строга. Я не был знаком с ней, даже на свадьбу не пошел, хотя меня звали. Мне думается, что после этого Чейс крепко на меня обиделся. Лилли разбежалась со своим парнем и начала названивать мне. После третьего звонка за неделю я в довольно грубой форме попросил ее прекратить. Отец шел на поправку. Врачи не обещали, что он встанет на ноги, но он был настроен оптимистично, что не могло не радовать. Я по-прежнему ходил на работу и смотрел вечером сериалы, а ночью лежал, уставившись в потолок. Бывало, что за ночь я не спал ни минуты, а в восемь часов вставал, одевался и шел на работу. После нее я ехал через весь город, чтобы поговорить с самой чудесной девушкой на свете, рассказать ей о том, как прошел мой день и что нового я услышал от людей.
- А еще Нельсон мне сегодня сказал, что я неряха. Это я-то, Эмили! Да он ни черта обо мне не знает, этот глупый, напыщенный хрен. Помнишь, как тогда ты капнула соевый соус себе на рубашку, ты еще сказала, что ничего страшного, а я сразу же отнес ее в стирку. Я терпеть не могу грязь. Но сейчас у меня в квартире грязно, очень грязно. Не помню, когда я последний раз там убирался. Да и какая теперь разница?
Солнце начало уходить за горизонт. Я поправил цветы, - я приносил Эмили свежие гортензии каждую пятницу, смахнул комья земли с могилы и поднялся.
- До свидания, любимая. Завтра я приеду снова.
А потом я поворачивался и шел к выходу с кладбища, не оглядываясь. Мне казалось, что там, за спиной, стоит она, и если я повернусь, видение тотчас же исчезнет, так что я шел тихо, стараясь его не спугнуть. Я знал, что она смотрит мне вслед: красивая, рыжеволосая, с длинными тонкими пальцами и огромными карими глазами. Самая лучшая девушка из всех, что я знал.