Когда позовёт тебя море

     Однажды, устав от суеты больших городов, я решил провести лето у моря, в какой-нибудь прибрежной деревушке, быть может, где-то в Италии. Благо, была у меня такая возможность. Хорошенько всё обдумав, я сложил свои вещи в старый коричневый чемодан – напоминание о славных днях молодости, когда я так любил путешествия и приключения, - и отправился в путь. Ни в дороге, ни в первые дни по приезду ничего примечательного не происходило. Да, пейзаж был прекрасен – я даже попытался сделать парочку набросков, но неудачно, - воздух горяч, а море – чисто и тихо. Остановился я в домике какого-то славного старика, готовила мне его жена, а вечерами, как только темнело, я отправлялся в «клуб», как они называли это место, где по вечерам собирались мужчины от 16 до 99. Я ходил туда каждый вечер, в надежде услышать что-нибудь интересное – ну, знаете, как бывает в книгах, какая-нибудь история, которая могла бы навсегда изменить мою жизнь. Но ничего не происходило…
     …До того момента, как в клубе не появился незнакомый мне седобородый старик. Он сидел один, в углу, и даже не пытался вмешаться в чей-либо разговор – что было необычным для этого места, скажу я вам. Я сразу подумал – вот он, мой шанс если и не найти себе приключений, то хоть послушать про них. И я подсел к старику.
     Он поднял на меня глаза, очень и очень несчастные, и спросил: «Слышали вы что-нибудь о той истории с картиной, что произошла здесь лет тридцать назад?» Я утвердительно кивнул. Из-за той истории этот городок-то и стал так хорошо повсюду известен, настолько, что мой выбор пал именно на него. Когда решили отстроить заново маленькую часовенку, ту, что между домами и морем, около одной из обвалившихся стен нашли прекрасную картину очень искусной работы, и никто не мог и предположить, кто же её автор, но все сходились в одном – ничего лучше они никогда не встречали. Картину отвезли в соседний город, N, и там уже выставили в галерее. Поток туристов и любопытствующих ширился день ото дня, некоторые даже начали было поклоняться картине, как иконе – как символу божественной красоты, ибо, как считали они, кто ещё мог создать нечто столь совершенное, кроме самого Господа Бога? И из уст в уста ходило: «Я больше никогда не буду смотреть на мир по-прежнему». И так оно и было: я слышал, люди действительно меняли свою жизнь, будто бы одной этой картине удалось то, с чем Церковь не справлялась уже пару сотен лет – привить духовность. Что же было изображено на холсте? Просто море.
     Я ещё ни разу её не видел, но очень бы хотел, о чём и сообщил своему собеседнику. «Я еду туда завтра», - ответил мне он, и мы договорились отправиться вместе. Затем он уставился в свой стакан, и в ближайшие полчаса не проронил ни слова. А мне самому было неловко нарушать это тяжёлое молчание. И вот, когда я уже собрался уходить, разочарованный в своих надеждах, он поднял на меня взгляд – я снова поразился этой тоске, граничащей с безысходностью, - и спросил: «Вы ведь хотите, чтобы я рассказал вам о себе?»

     Рассказал он совсем немного. О том, как двадцатилетним юнцом он мечтал быть художником – все сбережения тратил на холсты, кисти и краски, и целыми днями сидел в тишине и рисовал, рисовал, рисовал… Правда, он никогда и никому не показывал своих рисунков – всё ждал. Особенно же влекло его море. И вот он встретил женщину, которую полюбил. Они приехали на лето сюда, в этот городок – то был их медовый месяц. Юноша хотел удивить свою возлюбленную; он ушёл на весь день и всё рисовал, рисовал, рисовал на берегу. И вот он нёс ей картину – простенький морской пейзаж, только над водой порхал крохотный зелёный листок (он признался мне, что сам не знает, как этот лист туда попал, ведь деревьев поблизости не было). Что он услышал в ответ? Экими глупостями он занимался весь день, ладно, вышло бы что-нибудь стоящее. А ведь пора думать о семье, скоро ведь с ними будет – третий.
     И третий скоро появился – дочь. Мужчина погрузился в работу, после которой сил и оставалось, что – поцеловать жену и добрести до постели. Дочь удивительно быстро выросла и уехала от родителей, не испытывая особого чувства благодарности за потраченные на неё годы. Он продолжал работать, возвращаться домой, а по воскресеньям не делать ничего сверх общепринятого (и уж конечно – не рисовать). И вот, года два назад, умерла его жена.
Совсем недавно, оглянувшись назад, старик понял, что, хоть у него и было всё, что только можно пожелать – любящая жена, прекрасная дочь, деньги и здоровье – все эти годы он был глубоко несчастен. Но ведь в юности всё было не так? Как же всё изменилось? И, главное, когда?
     И вот, вспоминая день за днём своё прошлое, он наткнулся на тот самый день. Именно тогда всё поменялось. В тот самый момент, когда свою последнюю картину он кинул – размахнувшись – в развалины. И забыл об этом больше чем на тридцать лет.
     Он – уже старик – приехал сюда, надеясь. Что счастье ещё можно вернуть – стоит только вернуть своё тело в то место, где всё начиналось – или же подходило к концу. Он и не думал найти холст на прежнем месте, но всё-таки утром осмотрел окрестности. А, услышав о той старой истории, захотел узнать – кто же так упустил своё счастье?

     В назначенный час мы встретились и отправились в город N. По дороге мы почти не говорили, лишь у дверей галереи он удивился огромной очереди – тридцать лет прошло, а то и больше, а люди всё ещё приезжают смотреть на картину – как на чудо. Что же в ней такого?
Да ничего особенного. Просто море, небо и крохотный зелёный листок над волнами. Но душу она пробирала насквозь, прогревала любовью. Понималось как-то само собой, что если каждый взглянет на эту картину – то зло на земле исчезнет, потому что после никогда больше и не захочешь делать зла.
Я обернулся на своего спутника и увидел, что лицо его ослепляло счастьем, а губы тихонько шептали: «Это она! Она!»

     На следующий день я его не увидел. К вечеру услышал в клубе, что мальчишки нашли на берегу его одежду, а на ней – крохотный зелёный листок. Поговаривали, он утонул.
     Но я-то знаю, что он снова услышал море. И что теперь он был счастлив.