Рай для закаленных. 23 Спасибо и прощай

Глава 22: http://www.proza.ru/2016/01/24/545


23. «Спасибо» и «прощай»

     Сразу после зачета по практике, когда все мои одноклассники поехали домой, я отправилась в больницу. На этот раз мне досталась другая палата, меньше прежней, и от этого я испытала легкое разочарование. Леон и Натэлла встретили меня как родную и на следующий же день в нетерпении разрезали мне спину.
     Что-то не срослось.
     Когда я очнулась от наркоза, они сказали, что нужно провести в отделении еще недели две (и теперь они никуда меня не отпустят) – до новой операции, и после этого, если повезет, осчастливить их своим присутствием хотя бы на неделю.
     К эндокорсету добавили жесткий экзокорсет,  который я не должна была снимать даже перед сном, и в котором я чувствовала себя как в шкафу. Это неожиданное заточение повергло меня в такое сначала раздражение, а потом уныние, что все вокруг казалось погруженным в густой клубящийся сумрак. Кастор приехал только в день операции – подписать документы о согласии на медицинское вмешательство – сказал, что я всегда могу обратиться к нему, если вдруг что-то понадобится, и уехал. Микаэль не смог взять новый отпуск. Он обращался ко мне в «тишине» по утрам, интересуясь, как прошла ночь, жалел меня, рассказывал какие-нибудь ободряющие истории, и в обязательном порядке – вечером, когда я должна была сообщить, как провела день. Жаловаться не хотелось, изображать бодрость было невозможно, и я отделывалась простым «нормально». Большего ему было и не нужно.
     Хитрое больничное руководство на третий день поставило передом мной две коробки кристалл-геля и выделило для работы уютный угол в холле с регулируемым столом и креслом. Конечно, я не устояла, и все два часа, отведенные на вертикальное положение, провела за этим столом в этом кресле, вылепливая цветы.
     Работать в каникулы запрещено законом. Как ни тянуло меня лепить домики, привычка подчиняться режиму сковывала руки. Когда в первый же вечер меня обступила небольшая толпа пациентов больницы, я убедилась, что не одна печалюсь об этом: держа за плечики маленькую бледную девочку, рядом встала девушка, которая ухаживала за мной в первый раз.
     — Мы забыли познакомиться, — сказала я.
     — Нора, — улыбнулась она.
     — У вас разве не каникулы?
     — Они самые, клятые. Я сейчас нянька, за детьми присматриваю, документов не касаюсь, ни за кем не ухаживаю.
     — Этому верят?
     Нора глухо фыркнула.
     — На себя посмотри.
     — Это рукоделие.
     — Совсем нисколечко не предмет интерьера?
     — А твоя подопечная абсолютно здорова?
     — Вообще не знаю, что с ней. Меня наняли на четыре часа, пока ее маме делают косметическую операцию.
     Ага, понятно. Иностранных детей, родители которых документально подтверждают недостаток средств на лечение, сюда привозят и лечат бесплатно. Часто сопровождающие пользуются этой возможностью, чтобы решить какие-нибудь свои мелкие медицинские проблемы, уже за деньги, конечно. Взаимовыгодно получается.
     — Могу поспорить, что ты уже сама ей диагноз поставила.
     На это Нора не ответила, но ее выдали поспешно опущенные ресницы.
     Девочка, как и я, была в корсете. Она долго внимательно наблюдала за трансформациями кристалл-геля в моих пальцах, а потом очень выразительно посмотрела мне в глаза. Я дала ей кусок материала, и она принялась копировать мои движения. Вместе мы вылепили несколько лепестков для розы, которые еще нужно было нагреть, чтобы соединить в бутон. С большим трудом Норе удалось увести ее спать.
     Следующим утром я застала малышку за столом в холле, пытающейся распаковать новый контейнер кристалл-геля.
     Спина не болела. Мне делали какие-то уколы и компрессы, но большую часть суток пребывание в больнице было бессодержательным. Днем я читала и скучала, а вечером лепила цветы. Скоро их набралось на приличную клумбу, и оформить их именно так показалось мне хорошей идеей. Ради символичности черенки цветам я сделала из трубок использованных капельниц. Нора каждый вечер приводила ко мне какого-нибудь нового ребенка, и все они смотрели на лепку, как завороженные. Некоторые помогали с лепестками и листьями, а кто-то следовал собственной фантазии и уносил потом поделку с собой.
     Если бы не вечера, я с трудом проживала бы дни. Кристальное цветоводство неожиданно вернуло мне покой и подарило некий странный переходный этап от трагичного прошлого и ожидающего настоящего к без сомнения активно-позитивному будущему. Это было психическое состояние, редкое для моей натуры – спокойная уверенность, которая позволяла словно наблюдать за собственными мыслями и движениями со стороны.
     Готовая кристальная клумба вызвала шквал восторга у персонала и пациентов. Я сама любовалась ею и гордилась собой, но при этом очень ясно ощущала острую потребность в признании этого произведения достойным похвалы со стороны кого-то другого, близкого, важного. Как здорово было бы увидеть восхищение папы или Медеи!.. Давида! Господи, как же мне одиноко без них… О Давиде я боялась думать, чтобы он не почувствовал это и не задал вопросы, на которые я до сих пор не готова ответить, не зная, как представили ему ситуацию родители. Я пообещала себе, что, когда он подрастет, мы вместе во всем разберемся.
     А пока я одна. Никто не думает обо мне, не беспокоится и не стремится поддержать. Мне не плохо от этого, но начинающееся понимание, что чье-то сочувствие ничего бы не изменило в моем положении, что оно мне, в сущности, не нужно, запустило некий метаморфоз личности, которая из социальной стала превращаться в самодостаточную.
     Микаэль отдалился. Это чувствовалось вопреки нашим ежеутренним и ежевечерним сеансам связи. Я не сожалела, хотя чувствовала грусть, как грустила раньше по уходящему лету с его свободой бродить, сколько и куда захочется, которое со дня на день должно было сменить ограничивающее искусственное городское тепло. Исчезновение Микаэля из моей жизни казалось неизбежным,  понятным и правильным. Хотелось лишь поставить красивую точку, а то лет через пять от всей этой истории останется у меня вместо воспоминаний одно недоумение. Например, сделать многослойную ментальную картину и отправить ему в качестве сна.
     Давно собиралась попробовать сделать такую штуку…
     Микаэлю нравится скорость и все ощущения, связанные с преодолением: ожидание, концентрация, действие, анализ результата, удовольствие от победы. Возьму скорость за основу и вплету в нее преодоление. Обязательно вспышки света и брызги на лице. Смена жара и холода. Перемена положения: взлеты, падения и кувырки. И запах… запах… сначала металла, а потом цветов и скошенной травы. Вперед!..
     Создание сна заняло меня на половину ночи, а испытанная при этом смесь восторженного вдохновения и дикого напряжения отняла возможность расслабиться и заснуть на целый час после посыла.
     А с первыми лучами солнца в палату ворвался Микаэль. Его стремительность разбудила меня раньше, чем открылись глаза. Вид у него был такой, словно он вошел в горящий дом, чтобы, рискуя сгореть, спасти что-то ценное.
     — Что это было? — замерев возле двери, спросил он, и я не узнала его голос, раздавшийся звоном огромного колокола.
     — «Спасибо», — как можно спокойнее ответила я. — И «прощай».
     Его взгляд стал мутным. Он явно боялся такого ответа и не ожидал того, что случилось, но не от меня, а от себя самого.
     — Что я сделал не так?
     Я с трудом села. Делать это самостоятельно было нельзя, однако лежать перед взвинченным Микаэлем было вообще невозможно.
     Он изменился – теперь он действительно изменился. Сейчас я занимала все пространство его «тишины», и ничего другого в ней не существовало. Это было настолько же очевидно, насколько и необъяснимо: почему вдруг привязанность, которую он два месяца старательно изображал, появилась сама, ниоткуда? Да еще с такой силой?
     Сон? Я случайно вплела в него какой-то особенный компонент, подействовавший как приворотное зелье?
     И что теперь делать?!
     — Микаэль, я не хотела… Ты ведь не любишь меня на самом деле, пора в этом признаться, и быть моим другом ты уже устал. Нам нужно попрощаться, вот и всё, что я собиралась сказать.
     Он зажмурился, и все его лицо сжалось от боли: губы превратились в ниточку, а тонкие крылья носа сомкнулись на перегородке.
     — Нет, — незнакомым голосом выдохнул он. — Ты мне нужна. Ты на самом деле мне очень нужна.
     Быстро вошла медсестра, со своего поста увидевшая движение в палате. Тренированным движением она мгновенно сняла с меня ночной сетчатый корсет и прямо поверх тонкой майки надела глухой дневной, сурово глянула на Микаэля и вышла.
     Пока медсестра совершала мудреную манипуляцию, Микаэль восстанавливал дыхание. Я видела: он переживал то же самое, что и я в тот день, когда Игорь решил со мой расстаться – и именно поэтому не могла поступить, как Игорь.
     — Прости.
     — Не бросай меня, — глухо попросил он.
     Прощай, обретенная было свобода…
     — Не брошу, — вогнав ногти в ладони, обещала я.
     Счастьем, которое зажглось в его глазах в тот же миг, можно было бы осветить весь больничный этаж, но естественный утренний свет погасил эффект. Микаэль наконец сдвинулся с места: он сделал шаг и упал в кресло, стоящее в углу, с таким видом, будто собирался покинуть его только тогда, когда я выпишусь из больницы.
     Свобода, прощай…
     Когда я после завтрака вернулась из столовой, он уже был спокоен. Тревога вместе с легким удивлением затаились в уголках его глаз, но в остальном он стал прежним самоуверенным красавцем, лишь немного более серьезным, чем раньше, в прошлой жизни.
     — Чем обычно в это время занимаешься? — почти буднично спросил он.
     — Лежу на боку и смотрю телевизор.
     — Очень хорошо, ложись. А я посижу пока рядом.
     Подложив под бок ортопедическую подушку, я устроилась в надоевшей уже позе и включила вмонтированный в стену на уровне глаз монитор. Микаэль подвинул к кровати кресло, нашел на столике расческу и начал расчесывать мои волосы.
     Присутствие моего фантома в его «тишине» все еще оставалось доминирующим. Она, «тишина», была открыта и абсолютно беззащитна, а я там сверкала.
     — Может, к вечеру отпустит? — случайно вслух вырвалось у меня.
     Расчесывая, он словно вошел в состояние транса. Это занятие окончательно успокоило его, и дикое, электрическое напряжение его души больше меня не кололо. Он положил ладонь на мое голое плечо, и я ощутила, как дорога ему возможность ко мне прикасаться.
     — Я не хочу, чтобы отпускало, — совсем другим, красивым и мелодичным голосом возразил он. — Я никогда раньше не был настолько счастлив. Я не знал, что простые прикосновения могут давать столько удовольствия. Было бы еще круче, если бы я видел любовь в твоих глазах, но тогда я бы, наверное, сошел с ума от счастья – таким оно было бы мощным…
     — Тебе не нужно на работу?
     — Сегодня – нет, я взял давно заслуженный выходной. И во время операции завтра я снова буду рядом. Ты ведь не против?
     Я не успела об этом подумать: еще одного нежданного гостя принесла нелегкая в мою скромную обитель. После формального торопливого стука в палату вошел Томас.
     Лучший друг старшего брата – кто-то достаточно близкий. Несколько раз, в моем детстве, он читал сказки перед сном и чинил сломанных кукол. Хотя в последние годы мы общались очень мало, его визит в больницу не был таким уж неожиданным – Томас вполне мог проявить ко мне участие, если не по собственному порыву, то по просьбе Саши – зато он абсолютно не ожидал увидеть здесь то, что увидел. То есть, кого.
     Не сводя с Микаэля удивленного и странно умоляющего взгляда, Томас замер на пороге.
     Сразу стало понятно, что в их загадочной иерархии Микаэль обладает большей властью: он встретил потрясение Томаса холодной усмешкой.
     — Привет, — сказала я просто для того, чтобы напомнить о себе.
     Микаэль отложил расческу и развалился в кресле.
     — Саша знает? — трагично произнес Томас.
     Что за театр?!
     — Я не говорила, — ответила я.
     Томас молча собирался с мыслями – какими, интересно? Он не был паникером, и я не замечала, чтобы его выводил из равновесия факт общения отдельной девушки с отдельным мужчиной. В его вопросе про Сашу мне послышалось осуждение, будто я должна была спросить разрешение на встречи с Микаэлем.
     — Я, кстати, тоже не знаю, какая сейчас у него девушка, — начиная нервничать, сообщила я.
     — Шармажен, — растерянно информировал Томас.
     — Уже забыла! А у тебя?
     — Марианна…
     — Ну и что?!
     Томас переступил с ноги на ногу.
     Я два раза медленно вдохнула и выдохнула.
     — Томас, зачем ты приехал?
     — Попросил Саша. Он понял, что ты что-то скрываешь.
     Микаэль улыбнулся – я почувствовала это затылком – а мне захотелось кинуть в Томаса чем-нибудь тяжелым.
     — Зачем? — печально спросил он. — Ты же знаешь, что будет.
     — И не боюсь, — подтвердил Микаэль.
     — Конечно! — вдруг разозлился Томас. — За тебя есть кому бояться. А нам с Анри на кой все это снова?!
     — Что происходит?! — крикнула я.
     Но никто ничего не собирался объяснять. Микаэль и Томас смотрели друг на друга, то ли подбирая слова для спора, то ли разговаривая молча. Я мысленно вырастила между ними огромный шипастый кактус. Самое главное – резко вонючий. Оба непроизвольно дернулись в разные стороны.
     — Больше двух говорят вслух!
     Кактус уже растаял в воздухе, но эффект от него остался: Томас немного повеселел.
     — Достойная сестра своего брата, — одобрительно буркнул он и исподлобья глянул на Микаэля. — Потом поговорим.
     Даже я поняла, что это нереально: до объяснений с Томасом Микаэлю нужно снизойти, и вряд ли он это сделает.
     — Нет, — ледяным тоном ответил он.
     Томас кивнул, вздохнул и ушел.
     — Что между тобой и Сашей? — тут же спросила я.
     Микаэль помолчал. Потом отвел глаза.
     — Рано или поздно ты узнаешь. Но не от меня.
     — Почему?
     Он снова взял расческу и провел ею по моим волосам.
     — Потому что я неправильно это вижу.

Глава 24 часть 1: http://www.proza.ru/2016/05/09/1818