Александр Шатрабаев
ЯЧМЕНЕВО ПОЛЕ
документально-художественное
повествование
Екатеринбург
2016
ОТ АВТОРА
Когда говорят, что «жизнь прожить — не поле перейти», я почему-то сразу начинаю вспоминать некогда располагавшуюся по обеим сторонам реки Чусовой деревню Луговую.
Теперь на ее месте — огромный для моего сознания пустырь, похожий на одну из вселенских черных дыр, год от года поглощающий и мою‚ и моих земляков светлую память о прошедших здесь отроческих годах. О времени, когда не деревья, а обычные для среднеуральских мест небогатые черноземом поля казались огромными и перейти их от перелеска до перелеска способен был лишь твой папа. Но даже он, крестьянской души человек, не пройдет по нему и метра, дабы не примять поднимающейся в рост или уже вызревшей пшеницы или ячменя.
Немало больших полей и в окрестностях расположенного на берегу реки Тагил селения Кишкинское‚ малой родины Леонида Александровича Ячменева, о котором в этой книге и пойдет речь. И пусть со своей чисто крестьянской фамилией он не стал хлеборобом, корни его, которые позволили этому человеку подняться и дать добрые всходы, я думаю, никогда не оборвутся и не сгниют в уральской земле…
Много в России людей, много в России полей, которые кормят нас, и полей судьбы, которые можно попытаться измерить лишь после твоей жизни, если эта жизнь достойна внимания потомков. Но и они, пусть и хорошо знавшие тебя, не способны разглядеть (даже если им не мешает сорная трава чьих-то наветов) каждую былинку и стебелек на неповторимом поле человеческой Судьбы.
Ячменев не принадлежит к числу космонавтов, о которых слагают песни, хоть он и был в свое время причастен к их полетам. Однако писать о нем, как и о любом рядовом гражданине России, намного трудней, чем о герое. Зная это, я не ставил целью подробно исследовать его судьбу — непростую и по-своему интересную. Будь я даже семи пядей во лбу, мне не по силам «перейти»-пересчитать каждый колосок его родового ЯЧМЕНЕВА ПОЛЯ.
Александр Шатрабаев
Часть первая
ЛЕНЬКА
Отрочество
Глава первая
1
Редко когда весна на Среднем Урале начинается сразу. Она начинается несколько раз, но сперва у нее получается все не так, как, к примеру, на южной части уральских гор. То она забудет закрыть в свое царство северную дверь, и студеный ветер все заморозит, то по ошибке выпустит из своего домашнего холодильника серебристый иней, который за ночь выбелит едва оттаявшую землю. То совсем перепутает весенний распорядок дня, ког7
да вроде бы и солнце светит ярко, и почки набухли на деревьях, а щеки румянит мороз. Только люди забудут об этих «весенних неполадках» уже вскоре, когда распустятся кусты и деревья, а стайки весело щебечущих пичуг заполонят леса, сады и даже просторные палисадники уральцев. У нас на Урале особенно любят зеленые насаждения — может, потому, что вырастить их труднее, чем в теплых краях.
Из окон второго этажа просторных «хором» стариков‚ Анны Прохоровны Болотовой и Сергея Афанасьевича Россихина, где проживает тоже в гражданском браке дочь хозяйки дома Валентина Яковлевна Ячменева со своим сыном Ленькой и мужем Николаем Романовичем Бесслером, видны макушки рябины и черемухи.
В отличие от этих своих для Среднего Урала деревьев протиснувшийся между ними тополь — явный чужак, завезенный сюда человеком. Во время ветра или даже легкого ветерка он то громко, то тихо стучит в оконные стекла ветвями в первых липких листочках, словно бы заманивая на свою крону любознательного мальчугана, большого любителя лазить по деревьям и чужим заборам.
Маленький, юркий, как ящерица, ловкий и цепкий, как обезьянка, продолжатель рода Ячменевых шестилетний Ленька, чей отец Александр Степанович погиб смертью храбрых в 1944 году, кроме этого тополя уже успел облазить все окраинные деревья старинного села Кишкинское, широко расположившегося на высоком скалистом берегу реки Тагил.
Заберется, бывало, дошколенок на такую высоту, что его матери вместе с отчимом уж лучше и не пытаться гнуть шеи свои — голова закружится и дух захватит…
Особенно любил Ленька старый и редко рождающий шишки кедр, одиноко стоящий на пригорке подле голубоглазого колодца. Мальчишка мог часами сидеть, спрятавшись в его густой кроне. Иногда его замечали и пугались сельские женщины, ходившие сюда с ведрами на расписных коромыслах за водой.
Вместо них нередко на колодец бегали по воду их дети, рано подросшие помощники и помощницы.
Не в пример сегодняшней поре, в советское время в каждом крестьянском доме водился и скот, и птица, и это хозяйство требовало заботы всей семьи — от большого до малого. А потому и дети вырастали хозяйственными, и куда бы их судьба потом не закидывала, вдали от отчего дома они не боялись самостоятельной жизни.
Таким, видно, будет и Ленька Ячменев.
Он еще и в школу не ходит, а уже пытается дрова колоть. Летом, в дневную жаркую пору, когда не грех лишний раз искупаться в Тагил-реке, он сено поворачивает да гребет легкими грабельками, специально сделанными под его детскую руку дедом Сережей. Каждый вечер в любое время года с бабушкой Анной таскает дрова к печи да очагу. Помогать стареньким — святое дело.
Историческое описание
с. Кишкинского начала двадцатого века
«Кишкинское село, находящееся в глухой и отдаленной местности, расположено на правом берегу реки Тагил. Многочисленные и довольно пространные болота производят здесь вредные испарения, вызывая эпидемические болезни (в этом отношении больше всего страдают жители деревни Ложкиной).
Название свое село получило от своего растянутого положения вдоль реки Тагил (узкой и длинной
чередою домов, похожей на кишку. — А.Ш.). Расположенные близ храма два каменных памятника свидетельствуют о том, что здесь ранее существовали и другие храмы, но когда эти храмы основаны, об этом в церковном архиве нет никаких сведений.
Нынешний каменный одноэтажный храм в честь Введения во храм Пресвятыя Богородицы построен в 1837 году, а в 1887 году он был расширен и исправлен. В храме есть две особо чтимые народом иконы Божией Матери: Абалакская и Казанская, приобретенные в недавнее время (1887 года).
Прихожан в настоящее время числится 1008 человек мужского пола и 1043 женского пола. Главное занятие их — земледелие; побочными занятиями являются продажа леса и лесных изделий, в частности кедровых шишек и их орехов, а также перевозка хлеба из городов Ирбита и Туринска в северные места верхотурского уезда. В состав прихода входят деревни: Луговая, Пурегова, Балакина, Казарина, Ложкина, Турутина, Каганова, Дедюхина, Боровская, Поткина, Кокшарова, Копырина и Милеева. В селе есть земское начальное смешанное училище, открытое в 1887 году».
В настоящее время село Кишкинское Алапаевского района имеет шесть улиц. А по количеству жилых домов занимает первое место среди всех сел Свердловской области.
Глава вторая
1
Первый раз — в первый класс. Это столь знаменательное событие в жизни маленького человека забыть невозможно, потому и всплывает в памяти оно очень часто — до самого преклонного возраста …
Еще задолго до первого сентября у тебя уже собран портфель. Каждая книжка осторожно пролистана: не дай бог замарать какую-либо страничку. В пенале лежат по отдельности металлические писчие перья «звездочка» и деревянная, золотистого цвета ручка с серебристым железным мундштуком. А подле них стирающая даже кляксы светло-розовая резинка, которую в Леньки Ячменева школьную пору, в конце сороковых — начале пятидесятых годов, никто «ластиком» не называл. Еще лежат в красивой бумажной коробочке, ряд к ряду, ровные по длине, чем-то напоминающие боевые патроны цветные карандаши, еще не заточенные, источающие аромат свежего дерева и краски. Пуста и стеклянная чернильница в холщевом мешочке. Все это ждет первого урока и пахнет ожиданием больших перемен в твоей еще только разворачивающейся жизни. Этот запах, он так же памятен и неповторим, как и первый в жизни школьный день, с которым тебя познакомила твоя первая учительница.
В тот день, когда в селе началась уборка картофеля, Ленька, как-то разом повзрослев, отправился в первый класс начальной Кишкинской школы. С той поры хлопот у него прибавилось в разы…
Много дней в году! Но еще больше дел у школяра, которые необходимо успеть сделать за день. И дела-то все такие, что их не бросишь, не отложишь на потом: очень уж все важные и интересные дела. Тут тебе и школа, и приготовление уроков. Чего стоит одно чистописание — в тетрадке в наклонную линейку палочки выводить. Даже если ты от усердия высунешь язык и наклонишь голову параллельно этим палочкам, все равно они норовят убежать из расчерченных синими линиями квадратиков. А разве бросишь рисование, которым ты занимался с младенческого возраста, расписывая поначалу пеленки, а затем уже всегда чисто выбеленные печки в доме, будь то у матери на втором этаже, или у деда с бабкой на первом. А еще, и это самое главное, нужно сбегать на улицу, с приятелями-одноклассниками повидаться, в школе на них времени совсем не хватает. И это все не считая постоянной помощи старшим по хозяйству! Вот и получается, что хоть дней в году и много, но пролетают они прямо-таки невероятно быстро! Не успеешь оглянуться, а уже подходит срок, и ты, получив хорошие оценки за свою учебу, поднимаешься еще на одну ступеньку выше — переходишь в очередной класс, а в школьном ранце появляются новые учебники. Проходит еще год-другой, и сам ранец приходится менять на что-то более солидное, например на полевую сумку отчима. Она все еще крепкая, хотя отчим с ней не расставался даже на работе. Он был пастухом, пас большое стадо совхозных телят.
Зимою этих «рогатых бестий» кормят и холят на ферме, поместив в деревянные стайки, а с середины мая до первых недель октября, если позволяет погода, отчим пасет их на заливных лугах подле реки Тагил или в березовых рощах у самых отрогов старых, местами плешивых уральских гор.
Телят много, а Николай Романович Бесслер — один, ему трудно управиться. Не потому ли он так рано стал брать в подпаски стремительно подрастающего Леньку, рано научив его уважать любой труд, любить природу и держаться в седле — в прямом и переносном смысле…
Глава третья
1
Школа!.. С того самого дня, когда мать отвела Леньку в первый класс, школа занимала в его жизни очень большое место. Со школой у него было связано представление о долге. Он рассуждал так: «Я должен хорошо учиться, чтобы, когда вырасту, хорошо работать, принося пользу стране, родителям и себе…»
В первые годы учебы Ленька шел в школу всегда с радостью. Он знал, что в школе встретит друзей, в школе узнает много нового, интересного, в школе научат тому, чего он не знает.
Манила Леньку школа еще и тем, что там была его любимая учительница Анна Викторовна — маленькая,сухонькая женщина в очках, иногда резковатая, очень требовательная, но в душе безгранично добрая, целиком отдававшая себя «своим ребятишкам».
И все-то было хорошо у младшего Ячменева, тому свидетельство — четверки да пятерки в дневнике. Но однажды он заболел и провалялся в постели аж целый месяц. А это слишком много, чтобы успеть наверстать упущенное — догнать ушедших вперед одноклассников.
Бежать позади всех Ленька не привык. На всех школьных соревнованиях по бегу он неизменно был первым! А тут совершенно другая «дистанция»… Начал спешить, хватаясь то за один‚ то за другой учебник, хотел все разом выучить, все равно как если б захотел угнаться не за двумя, а за целым десятком зайцев…
Может, усидчивости не хватило вместо вечерних прогулок сидеть часами за учебниками. Или лень осилила, или соблазн для мальчишки был слишком велик — бросить все это и убежать играть с друзьями. Только ничегошеньки у Леньки не получилось на этих трудных и непривычных «соревнованиях»…
2
Вызвали в школу Валентину Яковлевну. «Ленится ваш сын, — говорит учительница, — мальчик способный, а ленится!» Побеседовали с Ленькой родители, и даже дед с бабкой пожурили: «Учись, внучек, а то будешь, как мы с бабкой, безграмотным. Правда, нас с нею сама жизнь научила… Но ведь не для всех она добрый учитель, иной раз научит такому, что из тюрьмы не выйдешь. Так что учись…» Им в ответ Ленька дал слово больше не носить «колов для изгороди». Да только уже вскоре о своем обещании позабыл…
Вот однажды приходит к Ячменевым девочка. Худенькая, шустренькая такая, стриженная под мальчика. Валентина Яковлевна в ту пору на кухне была. Леня сидел на диване в прихожей, читал.
— Здравствуйте, — сказала девочка Лене. — Меня зовут Настя. А тебя как?
— Леня, — зачем-то протянул ей в ответ руку растерявшийся было третьеклассник.
— По поручению пионервожатой я пришла с ним заниматься, — сказала гостья вышедшей из кухни маме.
— Заниматься?! Как это за-ни-мать-ся? — еще больше прежнего растерялся Ленька, посматривая на мать, словно взывая о помощи…
— Очень просто. Разве ты не знаешь, как люди занимаются? — строго спросила девочка. — Он ленится, плохо учится. Я взяла его на буксир.
— Ты?.. На буксир?
— Ну да! Я круглая отличница и должна помочь отстающему. Я буду помогать ему делать уроки. Вы не возражаете? — сказала коротко подстриженная девчонка, обращаясь к Валентине Яковлевне.
Покраснел тогда Леня, отвернулся, чтобы не смотреть на мать. Позорное слово «буксир» его обескуражило. Как же так? Он ведь тоже отличник, пусть даже вчерашний…
С той самой поры Леня учился «на полную катушку», делал все, чтобы больше никогда не слышать о буксире. Что это за штука, в селе Кишкинка едва ли знали, никогда не видывали настоящий буксир, даже в пору полноводия, когда по реке Тагил, казалось, могут проходить пароходы…
Глава четвертая
1
Родился Ленька Ячменев в суровую пору первых лет Отечественной войны, в феврале 1942 года. Отца его уже к этому времени не было дома, он ушел воевать.
Где-то там, на передовой, возможно, под грохот бьющей по фашистам артиллерии или под свист вражеских пуль, читал новоиспеченный отец дорогую весточку от жены о рождении сына. Радостно было на душе у бойца, даже несмотря на то, что смерть ходила рядом: то в окоп заглянет, то в землянку постучит…
Немало в ту пору в СССР народилось подобных Ленькиной судьбе мальчишек и девчонок. Отцы и матери их словно бы торопились перед войной оставить после себя наследство, зная о скорой войне с фашистами. Ожидали, конечно, войны недолгой и большей частью проходящей на территории противника… Да только пришедшая с Запада беда оказалась немеренной, и конца и края ей было не видно…
И если кто-то из солдат, узнавших на фронте о том, что стали отцами, не хотел умирать, не повидав дитя, то другой, которому жить хотелось не меньше, после такого известия переставал пугаться, когда глядел в глаза слоняющейся по передовой старухи-смерти.
Теперь у него было продолжение, теперь после него оставался наследник рода…
2
Пришла мирная жизнь, радостная и голодная. Тяжело было всей огромной стране подниматься среди пепелищ. Получив похоронку на своего мужа Александра Ячменева в 1944 году, Валентина Яковлевна еще не один послевоенный год вдовствовала и постоянно ходила на проселочную дорогу, встречая на станции поезда: а вдруг чего перепутал в суматохе военных дней штабной писарь, указал не ту фамилию в похоронке…
Николай Бесслер, полгода еженедельно ходивший к Ленькиной матери за тридцать верст, из села Махнева в Кишкинское, все же добился своего, став ее пусть гражданским, но истинным мужем.
Только вот рожать от него новых детей Валентина Яковлевна не захотела, словно б не желая будить ревности в муже законном, Александре, не по своей воле и раньше срока переселившемся в иной мир…
Затаил ли обиду Бесслер на взятую с довеском вдовушку тогда, но только сыну ее единственному, дабы тот рос самостоятельным мужиком, однажды посоветовал «не сидеть больше на печи, поджидая в тепле блинов да оладий…»
Хоть и пошумели дед с бабкой по поводу этого решения, однако дядя Коля настоял на том, чтобы малец шел хотя бы гусей пасти…
Глава пятая
1
От автора
Забегая вперед, скажу, что до сегодняшнего дня, а это видно из воспоминаний Ячменева о Николае Романовиче Бесслере, у пасынка сохранилась светлая память об этом, может быть, подчас резковатом, но всегда справедливом человеке, мастере — золотые руки.
«Я никогда не чувствовал в нем человека чужих кровей», — с уважением и скрытной мужской любовью говорит о Бесслере Леонид Александрович. И вовсе не потому, что ему не довелось встретить вернувшегося с войны отца, познать родственную с ним связь…
Неведомо, с каких пор и по какому такому случаю, да только в разговоре о пасынках и отчимах в народе у нас утвердилось выражение: «не тот отец, кто сделал, а тот, кто вырастил и воспитал». Я думаю, никто не мог сказать подобного о погибших на фронте или при трагических обстоятельствах в мирное время отцах — это было бы кощунственно и противно Богу. Но вот потом, когда появилось много безответственных «летунов», плодящих и бросающих детей по всей огромной стране, поговорка зазвучала со всей справедливостью.
Не знаю, к месту ли будет сказано, но у нас с героем этой книги очень много общего. Начиная с того, что у наших мам одно имя — Валентина. И родились мы оба в сельской местности, у реки, у меня — Чусовая, у него — Тагил. У того и другого были отчимы. Оба мы, окончив начальную школу, учились и жили в интернатах. После службы почти в одно время появились в Свердловске, и даже на одном Машиностроительном заводе работали, пусть в разных цехах и в разное время, а затем — в Уральском государственном педагогическом университете. И если бы у нас с Ячменевым еще и возраст был одинаков, то я бы подумал, что пишу не о Леониде Александровиче, а о себе. А может, так оно и есть, на самом деле?..
Но вернемся назад…
2
Как-то раз выгнали Леньке на жнивье громко гогочущих больших белых птиц, местами похожих на лебедей, что изображены на цветастом коврике, висящем над его кроватью. Выгнать-то выгнали, да только забыли предупредить, что рядом с убранным полем есть поле с некошеным овсом.
Ну, гусям, конечно, не захотелось бродить по пустому жнивью, они и двинулись на овес под предводительством огромного гусака. Ленька тогда выбился из сил, бегая и гоняя гусей хворостиной, чтобы выдворить их с овсяного поля. Кончилось тем, что старый гусак рассердился. Бросился на Леньку, сбил с ног, вскочил ему на спину и, вцепившись клювом в плечо, стал избивать крыльями мальчугана. Да так сильно, что Леньке показалось в тот миг, будто его бьют палкой по голове, по спине, по бокам. Вчерашний первоклашка долго кричал и плакал, пока уже не осталось сил даже для крика. Спасибо оказавшемуся рядом соседу, который отбил мальчугана от гусака и отнес его, в синяках и ссадинах, к деревенскому ветеринару.
Долго болел Ленька, лежал один на первом этаже, поскольку дедушка Сережа не позволил его родной матери даже приблизиться к сыну. Домочадцы после несчастного случая с гусями очень сильно переругались между собой, старики винили во всем Ленькину мать и отчима…
Почему один, спросит читатель. А где же были дед и бабушка? В страдную пору все взрослые жители села Кишкинское, включая стариков и старух, были в поле на работе. Полей было много, а работать после войны было некому. Даже дед с бабкой, и те на совхозном току лопатили зерно. И лежал Ленька целыми днями на широкой лавке, оставшейся от родного деда Якова Васильевича Болотова, погибшего в Отечественную войну, без присмотра. Ему бы доктора позвать, да в больнице полежать, где вместо бабушкиных снадобий есть настоящее лекарство. Правда, что полезнее, на ту пору мальчугану было не ведомо.
Своего фельдшера в послевоенную пору в селе Кишкинском не имелось. До ближайшего большого села Махнева нужно было добираться или пешком или, даст Бог, на подводе… Господь тогда с подводою не помог — успеть бы урожай убрать, чтобы рабы его божьи с голоду не умерли.
Впрочем, тогда даже никому в голову не приходило «по таким пустякам» лечиться где-то на стороне. Все лечились дома — лекарственными травами, собранными в поле и в лесу, или медвежьим жиром, добытым на охоте.
Поднялся Ленька только осенью… Слабенький был, еле на ногах держался. Но его уже вскоре опять пристроили к делу. Целый день на побегушках, да и ночью покоя нет. Только, бывало, задремлет, как вдруг толкают в бок: «Ленька, сбегай, посмотри, не случилось ли чего с коровой?..» Или: «Почему гуси забеспокоились?» Ну и бежит вновь полусонный мальчишка на двор, а уж холода наступили, лужи покрылись льдом. Обувка у Леньки — та, что дед сошьет. Чаще босиком бегал. Выскочит, бывало, ночью на двор, дрожит весь от холода…
Ранней весной, когда Ленька уже заканчивал третий класс, послали его пасти деревенских коров. Местный старик пастух заболел, ну вот и пристроили
родители сына ему на замену. Дали ему рваную куртку да кнут отчима, дяди Коли, который на ту пору уже не пас совхозных телят, а подался в лесничество. Там заработки были выше прежних…
Утром на заре выгонят после дойки скот к реке Тагил, на широкую поляну, что вблизи от старой, уже давно заболоченной протоки. Скажут: «Смотри, чтобы коровы не лезли в болото, а то утонут в трясине…»
Хоть Леньке и поручали очень важную в крестьянском хозяйстве работу — пасти стадо, кормили его все так же плохо. Дадут утром хлеба с мякиной, и это на целый день. Не вытерпит Ленька, хлеб-то сразу и съест, а затем голодает до вечера. Иногда ловил в реке пескарей да мальков, чтоб поджарить или ушицы сварить, — не помирать же на самом деле с голоду?
Наверное, с той самой поры, хоть и жить потом приходилось в достатке и в тепле, не покидало Леонида Александровича Ячменева ощущение постоянного холода и голода.
Глава шестая
1
Жизнь людская — как вода в реке. В большинстве своем стараясь придерживаться однажды определенного ей судьбою русла, она во время «половодья чувств», связанных с каким-то из пережитых тобою стрессов, разрывом с любимым человеком, гибелью друга или родственника, меняет твои взгляды на былое и настоящее. И сам ты, это особенно заметно со стороны давно знавших тебя людей, становишься другим по отношению к своим былым увлечениям, открываешь свои доселе нигде и никем не выделенные способности.
Не стал исключением и Леонид Ячменев.
Если опираться на воспоминания с детских лет знавших его людей, в свои школьные пионерские годы Ленька был тихим, спокойным мальчиком. Ростом был не обижен. Но особой надежды дожить до нынешнего юбилейного семидесятипятилетнего возраста родственникам не давал, поскольку школьником он рос худеньким и болезненным.
Мать всегда тревожило его здоровье. Возможно, ее вечная тревога передавалась сыну, а может, и сам он питал некоторую обиду на свою детскую не очень счастливую судьбу. По словам свидетелей того вре28
мени, Ячменев производил тогда впечатление застенчивого, даже несколько замкнутого подростка. И это удивительно для меня, знающего Леонида Александровича вот уже второй десяток лет как человека общительного, душу компании, мастера рассказывать, шутить, размышлять вслух…
Но и тогда, в отроческие годы, стоило только затронуть какую-нибудь из заветных струн его души, заговорить с ним о том, что он любил, что его живо интересовало, как он тотчас преображался. И те, кто знаком был с ним ближе, чем я теперь, очень скоро обнаруживали, что под внешней оболочкой кажущейся замкнутости таилась живая, отзывчивая, горячая душа.
Товарищи любили Леню, уважали, и не только за то, что он всегда и охотно становился для них «буксиром». С ним можно было обо всем поговорить, посоветоваться.
Но вот родственных его душе людей у него как в детстве, так и теперь, было мало. Наверное, потому, что друзей он выбирал, как старатель: искал крупицы золота в тщательно промываемом песке.
Близких товарищей Ячменеву заменяли книги. Не случайно еще в детские годы его называли «мальчик с книжкой». Теперь же, когда книг прочитано множество и багаж знаний сформирован, старается заменить книги живым общением с интересными людьми, посещением выставок, музеев и православных храмов.
Все остальные увлечения, как бы Ленька серьезно к ним ни относился в школьные годы, со временем проходили. Так оно и бывает чаще всего в этом возрасте. А вот любви к книге — горячей, преданной и благородной любви — он остался верен всю свою жизнь.
2
Нередко, глядя на сына, когда он задумывался, сидя с книгой на коленях и подперев голову рукой, Валентина Яковлевна старалась понять, какие мысли бродят в его голове, какие чувства тревожат его душу. Хотелось помочь ему разобраться во всем, что волновало его. Хотелось завоевать его доверие, быть ему другом, старшим товарищем. Мать радовалась, когда Леня обращался к ней с каким-нибудь интересовавшим его вопросом, когда он открывал перед нею свою душу.
И чаще всего наиболее задушевные разговоры матери с сыном были связаны именно с прочитанными Леней книгами.
Первыми самостоятельно прочитанными им книгами были сборники сказок: русских сказок и сказок Андерсена.
Он любил книги о путешествиях и приключениях. «Таинственный остров» Жюля Верна долгое время был одной из любимых книг. Леню захватывало увлекательное повествование о смелых и деятельных людях, вступивших в единоборство с природой и вышедших победителями.
Позднее с неменьшим увлечением прочитал он «Тараса Бульбу», «Записки охотника», «Капитанскую дочку». В этих книгах его поразила и заставила задуматься правда жизни. Многократно перечитывал Ячменев книгу «Овод» Войнич. Это произведение привлекало Леню судьбой гордого, непреклонного человека, не склонившего головы перед самыми тяжелыми испытаниями.
Но вот попала в руки Леньки Ячменева новая книга — «Чапаев» Дмитрия Фурманова. Удивительная это была книга! Во всех книгах говорилось о замеча31
тельных людях. Но они жили в далекие времена и потому не всегда могли быть до конца близкими и понятными. А в этой новой книге рассказывалось о самых простых, близких и понятных людях, которые жили совсем недавно, их мог лично знать его дед, отец и даже отчим. И потому подвиг жизни этих людей, сражавшихся за свободу родной земли, был в его глазах прекрасней самых смелых поступков и героических приключений героев других книг.
Чапаев был настоящим героем, первым нашим героем, с которым Леня познакомился. Безграничная смелость Чапаева, его несгибаемая воля, несокрушимая преданность народу — все это было неотъемлемыми качествами героя. Но вот что удивительно: порой этот человек из-за чрезмерной своей горячности совершал ошибки, порой заблуждался, и это нисколько не мешало любить его. Наоборот, черты, свойственные каждому человеку, делали легендарного Чапаева необычайно живым! А потому он и был, и остается таким близким, понятным, родным для российских людей, какая бы власть ни мельтешила за нашими окнами.
Часть вторая
ЛЕОНИД
Юность
Из истории завода
Более 200 лет назад здесь жили манси (вогулы). Назвали эту речку Сяньга. Когда пришли русские, они добавили окончание «-чиха», и река получила название Синячиха.
В 1769 году в связи с обнаружением в районе реки Синячиха железной руды началась постройка Верхнесинячихинского завода. На реке была построена плотина длиной 300, высотой 15 и шириной 40 метров.
На правом берегу реки располагались дома, а на левом — заводские цеха, так и образовался поселок Верхняя Синячиха. В 1782 году железо с завода продавали в Москве, Петербурге, Англии. Уголь древесный для доменной печи привозили из лесных районов, находящихся за 30–60 км. Вырубали лес, выкорчевывали и складывали в печи, а потом увозили на завод. Так на месте вырубок образовывались покосы и поля.
Первая школа в поселке Верхняя Синячиха открылась в 1778 году. С 1778 по 1905 год в ней обучалось по 20–30 человек.
В 1876 году на заводе взорвалась домна, было убито много человек. Рабочие поднимали забастовки, зачинщиков забастовок расстреливали, а остальных били плетьми.
Заводской поселок быстро развивался и вскоре был назначен волостным центром.
Житель поселка Иван Саргин, который был очевидцем революции 1905–1907 гг., рассказывал: «В революцию 1905 г. рабочие бросили работу. Завод закрылся. Работал только один узкоболваночный цех. Рабочих в этот цех сгоняла полиция. Тогда они стали собирать митинги. На одном из митингов, который проходил на школьной площади, выступал Я.М. Свердлов».
В годы войны 1941–1945 гг. мартеновская печь выпускает для фронта патронно-гильзовую сталь. 600 синячихинцев ушли на фронт, 275 из них не верну36
лись. П.П. Карелин, П.Д. Гурьев, И.П. Чечулин имеют звание «Герой Советского Союза».
После войны страна переживала большие экономические трудности. По инициативе фронтовиков в поселке развернулось большое индивидуальное строительство. В Синячихе строилось ежегодно около 100 домов, были построены целые новые районы.
Впервые в конце 50-х годов было налажено автобусное сообщение между поселком Верхняя Синячиха и городом Алапаевском, ходил крытый грузовик, позже маленькие автобусы, в настоящее время совершается 32 рейса в сутки. Более полутора веков металлургический завод был единственным крупным предприятием в поселке. Не одно поколение верхнесинячихинцев освоило профессию металлурга. Но время шло, в поселке строились новые предприятия. До 2000 года в поселке существовала станция Алапаевской узкоколейной железной дороги.
В 1941 году вступил в строй лесохимический завод. С него началось превращение Верхней Синячихи в центр лесной промышленности района. В 1972 году выдал первую продукцию фанерный комбинат, а в 1982 году начал работать завод ДСП.
Вместе с новыми заводами строился жилой поселок, сначала — двухэтажные брусковые дома по улице Карла Маркса, а затем и пятиэтажные дома по улице Октябрьской.
В 1980 году было построено здание сельхозучилища СПТУ-111 с новейшим на тот момент оборудованием и техникой.
В настоящее время Верхняя Синячиха — крупный населенный пункт. Работают школа искусств, библиотека, диагностический центр, три школы (две общеобразовательные и одна коррекционная), современный больничный комплекс. В Верхнесинячихинском детском доме проживают 60 воспитанников. В нем проводятся различные конкурсы, праздники, спортивные мероприятия для развития ребят. В поселке существуют различные спортивные клубы и объединения, такие как баскетбольный клуб «Буревестник» (руководитель заслуженный учитель Российской Федерации Александр Юрьевич Закожурников) и клуб картингистов, возглавляемый директором Верхнесинячихинского центра дополнительного образования Николаем Александровичем Устюговым.
Летом жители отдыхают на своих дачах, которые расположены в старой части поселка. Там же они выращивают овощи, фрукты, цветы.
На окраине поселка расположен мужской монастырь во имя Новомучеников Российских. На его территории находится шахта, куда в ночь на 18 июля 1918 года были живыми сброшены великая княгиня Елисавета Федоровна и инокиня Варвара, а также члены царской семьи Романовых. После прихода белых останки убитых были извлечены из шахты и вывезены за границу. Сейчас у шахты расположен мемориал, к которому приезжают многочисленные паломники. Великая княгиня Елисавета Федоровна и сестра Варвара прославлены в лике святых Русской православной церкви в 1992 году. В монастырском храме во имя Новомучеников Российских хранятся частицы нетленных мощей святой Елисаветы, привезенные из Иерусалима в 2004 году.
Глава первая
1
Присматриваясь к Леониду, скромному, углубленному в себя юноше, Валентина Яковлевна невольно думала: счастлив ли ее сын? Он рано развился, был не по годам серьезным, требовательным к себе, и невзгоды раннего детства не ожесточили его души. Был он хорошим, ласковым сыном, был добр и внимателен к людям. А теперь в нем пробуждалось и крепло страстное, жаркое стремление определится в этой жизни, да не на второстепенных ролях, когда человек просто отбывает отведенное ему Господом время, а не использует его во благо общества, близких родных и себя любимого. Именно «любимого», ни больше ни меньше, поскольку если ты сам себе противен, значит ты совестлив, а это значит, что есть надежда поправить свое положение и манеру жизни. В противном случае ты будешь нелюбим окружающими тебя людьми.
Однажды мать застала Леонида в непривычном для нее расположении духа. Отодвинув в сторону недопитый стакан чаю, собрав в стопку всегда разложенные по столу книги, брошюры и тетради, он, как если б смутившись от еще не заданного вопроса, укладкою посматривал то на Валентину Яковлевну, то на Николая Романовича, желая, по-видимому, поделиться каким-то решением. Но заговорил не сразу.
— Мама… Я хочу тебя о чем-то попросить… Ты знаешь, я занимаюсь на подготовительных курсах, так вот, кроме них‚ я хочу пойти работать на завод, в один из станочных цехов.
— На завод? Какой завод? А как же курсы? — обеспокоено спросила Валентина Яковлевна.
Дело в том, что Леонид поступил на вечерние курсы по подготовке в вуз. Он должен был закончить их к осени, сдать экзамены и поступить в институт. Круг его интересов был очень широк, но вопрос о выборе специальности бы решен давно: он хотел стать конструктором машин.
— Ну мамочка, неужели ты думаешь, что я брошу курсы? Конечно нет!.. Ведь курсы-то вечерние, целый день у меня свободный. Вот днем я и буду работать на нашем металлургическом заводе.
2
От автора
Здесь следовало бы сказать, что на ту пору, в середине пятидесятых годов минувшего столетия, Леонид с родителями уже уехал из села Кишкинское и стал
жить в одном из небольших поселков Свердловской области, в Верхней Синячихе.
Валентина Яковлевна решительно запротестовала. Леонид только что окончил восьмилетку. Все лето ему предстояло учиться на курсах. И вдруг еще работа на заводе!
— Я считаю, что это тебе просто не по силам, — сказала она. — За лето ты должен отдохнуть.
— Ну, прямо-таки, он у нас весь изработался, — недобро усмехнулся отчим, попытавшийся приобщиться к разговору.
— Да у меня железное здоровье! Вы не смотрите, что я худой, — сказал Леонид, едва взглянув на отчима. — Чувствую я себя великолепно: горы своротить могу! А мне очень надо поработать несколько месяцев в хорошей инструментальной мастерской на заводе. Как будущий конструктор я должен знать производство сам, и не по книгам, а по мозолям на руках. Ведь такой должна быть наша рабочая интеллигенция, не правда ли?..
В общем, не без помощи отчима он сумел убедить мать, и меньше чем через неделю уже работал учеником слесаря в инструментальной мастерской Верхнесинячихинского металлургического завода.
Глава вторая
1
С радостью и увлечением работал Леня в мастерской. Он попал в хорошие, заботливые руки. Его обучал старый опытный слесарь-инструментальщик Илья Кузьмич, которого заводская молодежь любовно и уважительно называла «дедушка». Будучи требовательным, болеющим за производство человеком, он был строг, но справедлив. К тому же он был старым членом партии, горячо любил молодежь, видел в ней достойную смену, которой нужно передать свои знания. Он старался привить молодежи не только любовь и уважение к мастерству, но и воспитать в ней гордость своей принадлежностью к рабочему классу.
Молодые ребята души не чаяли в старом мастере, и самым горьким было для них заслужить его неудовольствие за небрежную работу, за легкомысленное поведение.
— Сегодня я за плашки взялся, — скажет, бывало, Леонид, и мать, которая после переезда работала теперь заведующей заводским детсадом, понимала, как много скрыто для него за этими простыми словами. Это значило, что старик поручил Леониду самостоятельное изготовление плашек — режущего инструмента для винтовой нарезки на болтах, шпильках, трубах.
— Сегодня за метчик принялся, — скажет Леонид в другой раз, обращаясь к отчиму, — и, знаете, Николай Романович, метчик этот с очень мелкой резьбой.
Метчик, для тех, кто не знает это инструмент для винтовой нарезки в отверстии. В гайке, например.
— А ну-ка‚ скажи, — оживляется обычно молчаливый, а тут вдруг решивший проэкзаменовать Леонида отчим, — что такое маточник. Знаешь?
— А как же! Это первый метчик, который начинает делать резьбу, самый грубый и меньшего размера. — И Леонид с увлечением начинает рассказывать, как нарезаются вручную гайки, как метчик зажимается в тисы и как с помощью гаечного ключа навертывается на него гайка.
2
Ячменев быстро продвигался вперед в овладении мастерством. Вот он уже работает над изготовлением кронциркулей и различных штампов, занимается ремонтом манометров, контрольно-измерительных приборов. Он приобрел квалификацию слесаря-инструментальщика, которая, кстати, весьма пригодилась ему в самом скором будущем.
Так Леонид вошел в прекрасный и светлый мир труда и полюбил его на всю жизнь. Но того, что он приобрел, работая в инструментальной мастерской Верхнесинячихинского завода, ему было мало. Он чувствовал себя в силах совершить нечто большее, чем рядовой труженик, порадовать своих близких, укрепить основание родового корня. Он хотел быть инженером-конструктором и с этой целью упорно учился на курсах по подготовке в вуз.
И еще кое-что Леонид приобрел, работая в инструментальной мастерской завода. Впервые в жизни вошел он здесь в большой рабочий коллектив, сплоченный, объединенный общим делом, общими интересами. В школе, конечно, тоже был коллектив, но ведь заводской коллектив был не только больше, но и интересы его были шире и глубже, теснее связаны с жизнью страны. В этом коллективе Леонид нашел друзей, хороших славных ребят, таких же, как он, учеников или только что закончивших ученичество молодых рабочих.
Он скоро стал своим в дружной копании молодежи, хорошо работавшей, горячо всем интересовавшейся, стремившейся к знаниям, любившей и умеющей повеселиться на досуге.
* * *
Курсы по подготовке в вуз закончены. Леонид Ячменев хорошо сдает экзамены, но не в Уральский политехнический институт, а в Алапаевский станкостроительный техникум.
В Алапаевске в ту пору тяжело заболела одинокая родственница, мамина сестра. Леонид решил, что будет правильно, если он станет учиться и работать в этом небольшом городе, а жить будет у тети, заодно помогая ей по хозяйству и с лечением. А институт? Он от него никуда не уйдет…
Из истории техникума
1930 год: открытие геологоразведочного техникума. Он был открыт на основе Ленинградской геологоразведочной базы, которая находилась в городе Алапаевске.
1935 год: Алапаевский гидрогеологогеодезический. В его состав вошли Уральский гидрогеологиче46
ский техникум, Свердловское топографическое отделение Новочеркасского техникума.
1948 год: в Алапаевск переводят Кыштымский горно-обогатительный техникум, он вливается в наш техникум, и техникум получает название горно-обогатительного.
1958 год: согласно распоряжению Свердловского Совнархоза техникум был реорганизован в техникум промышленного железнодорожного транспорта.
1963 год: произошло объединение техникума со станкостроительным, и он получил название — индустриального, сохранив все специальности.
Глава третья
1
Среди ячменевских друзей по техникуму была девушка Аня, моложе его на два курса, которая, прознав о тетином недуге, стала вместе с Леонидом ухаживать за его больной родственницей: ходить в аптеку за лекарствами, покупать продукты, прибираться дома.
Из писем Леонида Валентина Яковлевна скоро поняла, что его сына и Аню связывает крепкая и верная дружба, что они, наверное, любят друг друга.
Летом, после окончания очередного учебного года, будучи на каникулах и в отпуске (Леонид в ту пору еще и работал на одном из алапаевских предприятий), приехал с Анею в родительский дом. Сразу же понравившаяся Валентине Яковлевне живая и веселая, сердечная и отзывчивая девушка при разговоре один на один поведала матери, как она познакомилась с ее сыном.
«Встретились мы в библиотеке. Я очень люблю книги, — рассказывала девушка, — и, встречая такую же любовь у других, всегда радовалась, что нашла родственную душу. Леонид оказался для меня находкой: это был человек, который так же, как и я, любил книги, с ним я могла поделиться всеми своими мыслями о прочитанном, и он хорошо понимал меня, хотя и не всегда соглашался со мной…
У меня даже замирало сердце, когда кто-нибудь из моих товарищей или подруг кричал мне: „Аня, иди, твой дипломат пришел!”»
ЯЧМЕННОЕ ПОЛЕ
Так хороши пшеница, рожь
Во дни уборки ранней.
А как ячмень у нас хорош,
Где был я с милой Анни.
Под первый августовский день
Спешил я на свиданье.
Шумела рожь, шуршал ячмень.
Я шел навстречу Анни.
Вечерней позднею порой -
Иль очень ранней, что ли? -
Я убедил ее со мной
Побыть в ячменном поле.
Над нами свод был голубой,
Колосья нас кололи.
Я усадил перед собой
Ее в ячменном поле.
В одно слились у нас сердца.
Одной мы жили волей.
И целовал я без конца
Ее в ячменном поле.
Кольцо моих сплетенных рук
Я крепко сжал — до боли
И слышал сердцем сердца стук
В ту ночь в ячменном поле.
С тех пор я рад бывал друзьям,
Пирушке с буйным шумом,
Порою рад бывал деньгам
И одиноким думам.
Но все, что пережито мной,
Не стоит сотой доли
Минуты радостной одной
В ту ночь в ячменном поле!
Роберт Бернс
Весна была в разгаре — на редкость чудесная уральская весна. Буйно цвела и источала ароматы черемуха и дикая яблоня. Даже в городе воздух был насыщен нежным, пьянящим ароматом, и на тротуары осыпались белые и розовые лепестки. В эти дни Леонид и Аня жили в каком-то тумане, в предчувствии радости и счастья, когда хочется ночи напролет бродить по городу, залитому лунным светом… С большим трудом заставляли они себя браться за работу. А работы как раз было много: у Ани и Леонида надвигались весенние зачеты.
2
Ближе к концу необычайно жаркого для уральских мест, сопровождаемого сильными грозами июня Леонид успешно закончил четвертый курс и первую неделю заслуженного отдыха решил провести в родных краях, у реки Тагил, в селении Кишкинском. Вот и матушка, Валентина Яковлевна, уже неоднократно писала в Алапаевск, просила сына съездить к бабушке Анне‚ проведать болеющую старенькую женщину.
В другой бы раз Ячменев поехал не раздумывая, а тут сразу же после сдачи последнего зачета его любимая Анна слегла в больницу. Заплаканная мать ее при встрече с Леонидом сказала, что дочь сильно простудилась. И подоСтудент
Алапаевского станкостроительного
техникума зрительно быстро попрощалась с ним, словно бы выпроваживая прочь.
На душе у взволнованного юноши стало противно пасмурно, а голову посетили дурные мысли. Вспомнились тайные перешептывания и быстро прячущиеся взгляды однокурсниц, когда он проходил мимо или удалялся после разговоров с ними. А однажды Леонид нашел в одном из учебников записку следующего содержания: «Она безнадежно больна».
Сразу же после визита Аниной матери Ячменев поспешил в больницу и очень удивился, когда встретил любимую девушку в больничном саду. Словно бы она уже давно поджидала его.
Яркое, еще не жаркое утреннее солнце, облетевшие черемухи и яблони с крошечной завязью, наполненный птичьим гомоном сад и слегка нарумяненные, много раз целованные щеки девушки поменяли у парня настроение в лучшую сторону. Да и в разговоре Ани нельзя было уловить отголосков незримой болезни, разве что редкий кашель да платочек в руках убеждали в том, что девушка простудилась. И попрощалась она с ним хорошо, с пожеланием доброго пути и скорого возвращения.
— Низкий поклон твоей бабушке, — сказала Анна, помахав уходящему Леониду платком.
Глава четвертая
1
Из реки Тагил, которая местами стала «курице по колено», Леонид, можно сказать, не вылезал целыми днями. Словно пытался наверстать радости тяжелого, но все равно памятного светлым своего детства. Тогда-то купаться ему не давали то сенокос, то отчим со своим многочисленным стадом совхозных телят. А вечерами, когда спадает жара, он чинил крышу, поправлял забор палисадника, изгородь огорода, окучивал картошку и колол дрова.
На работу в бабушкином хозяйстве не хватило бы и целого отпуска.
За делами да заботами не забывал об Анне, но здесь все же меньше думалось о плохом — об ее здоровье. Зато в его собственном состоянии появилось что-то странное. Уставал так, что, казалось, прислонись к подушке — и ты уже спишь, но сон не шел к Леониду. Вместо сна стали одолевать плохо различимые тени и звуки, наподобие того, что случилось в этот раз.
Леониду за неполную неделю житья в Кишкинском уже бы стоило привыкнуть к тому, что по ночам, не включая света, который в селе отключался регулярно, его бабушка ходит по избе. Да не на ощупь, а совсем как ее старая кошка, которой, как известно, темнота нипочем.
Бабушка бродила, с трудом волоча по полу ноги, шурша сбитыми ковриками или громко роняя стоящий у печки ухват.
2
В этот раз Ячменева-внука звук шагов словно бы вернул из мира грез на землю. Но это были не те знакомые шуршащие бабушкины шаги с остановками, заполняющими паузы тяжелым дыханием.
Леонид завертел головой, пытаясь различить в темноте, какой неожиданный гость явился в его маленькую спальню. Он так напряженно всматривался в ночь, что заболела голова. И все равно не заметил, как невысокая тень приблизилась к нему и села на постель.
— Здравствуй, любимый, — тихо сказала тень.
У Ячменева на мгновение замерло сердце. А потом застучало гулко и быстро, словно он только что вбежал на высокий скалистый берег реки Тагил.
— Ты?! — он дернулся всем телом, желая заключить ее в объятия.
— Не шевелись, — резко сказала она.
— Но почему?!
— Не спрашивай меня… Просто не двигайся. Мне так будет легче разговаривать с тобой.
— Ты что, не любишь меня больше? — спросил Леонид.
— Глупый, — тень рассмеялась. — Я люблю тебя еще больше… Разлука не всегда убивает любовь. Иногда она, наоборот, усиливает ее.
— Как ты оказалась здесь? Тебе нельзя уходить из больницы… Или ты уже вылечилась?
— Теперь можно, любимый. Теперь можно… — В ее голосе прозвучала горечь.
— Но почему? Что случилось?..
Аня долго молчала, прежде чем ответить. Чем дольше длилось это молчание, тем страшнее становилось Леониду. От предчувствия чего-то ужасного и непоправимого сжалось сердце.
— Я умерла, любимый, — едва слышно прошептала тень.
На Ячменева словно вылили ведро ледяной воды. Он потерял дар речи. В голове все смешалось.
— Приходи на мою могилку, любимый. Да почаще…
Тень шевельнулась. Лица Леонида что-то коснулось… Неуловимое, легкое, прохладное… Словно дуновение долгожданного остывшего к рассвету ветерка.
Глава пятая
1
Ночь была на исходе, когда Ячменев проснулся. В ушах звучал ее голос… Что это было? Сон? Видение?
Леонид лихорадочно перебирал в голове все возможные объяснения. Он не верил в вещие сны. И еще меньше верил в привидения… Но тягостное предчувствие не покидало его. Как бы там ни было, он сегодня же должен отбыть в Алапаевск.
Ячменев пробыл на свежей, усыпанной цветами Аниной могиле три дня. Он не плакал, не кричал, не посылал небесам проклятия, не разговаривал с ней. Он просто сидел и смотрел в одну точку. Неподвижный, будто надгробие. Иногда ему казалось, что умер он сам. Мир перестал существовать. Вокруг была лишь пустота. Такая же пустота была внутри.
Еще продолжался весенний призыв в армию. А потому, можно сказать, прямиком с алапаевского кладбища Леонид отправился в военкомат…
Пришлось писать заявление. Просить рекомендации с места работы и учебы. В послевоенные годы, с огромной армией, но все еще со следами разрухи, СССР нуждался не в защитниках, а в специалистах мирных профессий. В техникуме тоже недоумевали: осталось окончить пятый курс. Куда же ты, Ячменев?.. А он шел напролом — служить, добровольцем, да как можно дальше от этого проклятого места, где теперь проживает его горе.
Леонид даже родителям не сообщил о своем решении, написав им уже с места службы из города Ачинска Красноярского края.
2
Долго везли с Урала призывников — почти через всю страну. Не сразу сообразило наголо стриженое «население» железнодорожного состава, что направляют их в сторону Сибири. Только вот в каком месте их конечная станция и в каких войсках
служить, будущим защитникам Отечества было неведомо.
Под монотонный стук колес смотрел Ленька Ячменев в вагонное окно и поражался, насколько же оказывается огромна его страна — Союз Советских Социалистических Республик. Есть чем гордиться и есть что любить. А сколько всего интересного есть в ней! Величие рек и гор, безмерность тайги, национальные особенности проживающих вдоль дороги всевозможных народностей и племен, о которых, ранее приходилось только в книжках читать. Но не видеть, потому что телевизора в каждом доме во времена Ленькиной юности еще не было. Зато теперь все это можно было увидеть наяву, пусть даже и через вагонные окна…
После этой поездки, даже в запертых вагонах, есть что вспомнить детям войны, призывникам шестидесятых годов, мужавшим в то время, которое все еще слегка пахло порохом. Все меньше остается людей той поры, чей взгляд на сегодняшнюю действительность в корне расходится с поколением девяностых годов, в чьих глазах хорошо заметен холодный хищнический отблеск любителей легкой наживы. Впрочем, у некоторых из них заместо глаз давно уже блестят долларовые или иные иностранные монеты…
Но до этих размышлений убеленного сединою человека Леониду еще нужно было дожить. Отстоять срок своей службы на наблюдательной вышке, возвышаясь над окруженною высоким забором с колючей проволокой тюремной зоной. В зимнюю пору там завывают сдувающие с ног метели, а по ночам слышно, как трещат от лютых морозов деревянные углы бараков для заключенных…
А пока Ячменев едет в теплом вагоне, за окном которого простирается еще не скукожившаяся в границах, да не от сибирских морозов, а от пьяной дури первого российского президента, еще огромная и великая страна СССР.
Из истории города Ачинска
Ачинск расположен в западной части Красноярского края, в 168 километрах к западу от Красноярска, в 3 800 километрах от Москвы. Ачинск — административный центр Ачинского района Красноярского края, железнодорожный узел, речная пристань. Численность населения: 111 600 жителей (2010 г.). По этому показателю Ачинск находится на третьем месте в Красноярском крае, уступая Красноярску и Норильску. Разница во времени между Москвой и Ачинском составляет четыре часа.
Ачинск занимает территорию площадью 102 км; на правом берегу притока Оби реки Чулым в междуречье Салырки, Тептятки и Мазульки. Эти земли в отрогах хребта Арга характеризуются резко континентальным климатом с продолжительными зимами и коротким летом. Среднегодовая температура: +0,8;С; средняя температура января: –15;С; средняя июньская температура: +19;С. Среднегодовое количество осадков: 528 мм.
Первые русские поселенцы пришли в эти места в XVII веке. В 1641 году на реке Белый Июс под руководством воеводы Тухачевского был основан Ачинский острог. Кочевники неоднократно предавали острог огню. В 1683-м, после очередного пожара, он был перенесен на реку Чулым. 1683-й считается годом основания Ачинска. Острог расположился в устье одного из притоков Чулыма — реки Ачинки. В плане острог имел прямоугольную форму. По периметру он был обнесен частоколом; по углам возведены сторожевые башни. Гарнизон острога состоял из 15 казаков. В 1710 году новый деревянный острог появился на правом берегу Ачинки, у места ее впадения в Чулым. Название Ачинский острог происходит от названия тюркской родоплеменной группы ачи, ачиги (ачыги), населявшей эти земли.
На Ачинском блок-посту производился сбор дани с кочевников, впоследствии поселение стало перевалочным пунктом на дороге из Тобольска в Иркутск. В 1782-м Ачинск стал уездным городом Томской области Тобольского наместничества. На гербе, пожалованном городу в 1785 году, изображены лук и колчан со стрелами. Вскоре борьба с пожарами приобрела организованный характер. В 1782-м в городе было сформировано подразделение пожарной охраны, в распоряжении которого находилось 16 лошадей, насос, дроги, деревянные лестницы, бочки и багры. В 1820-м был разработан первый генеральный план застройки Ачинска. В 1822-м Ачинск получил статус окружного города Енисейской губернии. Четыре года спустя началось строительство Казанского собора. Храм строился на пожертвования горожан и жителей одной из соседних деревень. Собор стоит на том месте, где, по преданию, была найдена Казанская икона Божьей Матери. Его строительство завершилось в 1832 году.
В 30-х годах XVIII века в городе располагались полотняная фабрика, три кожевни, два мыловаренных и один свечной завод. В этих краях пролегал маршрут транспортировки китайских товаров в европейскую часть России. Обозы с китайскими товарами приходили в город сухопутным путем. Затем товары погружались на суда и отправлялись в Тобольск, а оттуда — в Москву и Санкт-Петербург. В 1856 году здесь насчитывалось 466 домов, три церкви и 46 лавок. В 1862-м было сформировано окружное полицейское управление, в штате которого состояло восемь сотрудников. Во второй половине XIX века шло благоустройство города, совершенствовалась городская инфраструктура. В это время открылась женская гимназия, приняли первых посетителей городская библиотека, музей и первая общественная баня, была основана типография и построена метеорологическая станция.
Импульс развитию города дало улучшение транспортной системы — прокладка Московского тракта и строительство Транссибирской магистрали. В 1894 году было построено бревенчатое здание станции Ачинск Томской железной дороги. Три года спустя через станцию проследовал первый поезд восточного направления. Важным фактором роста численности городского населения была миграция из европейских губерний России. В 1913 году началась прокладка железной дороги Ачинск – Минусинск. В следующем году был основан кирпичный завод — одно из ста63
рейших городских предприятий, существующих по сей день.
В 1917 году был сформирован Ачинский совет солдатских и рабочих депутатов. В 1920-е продолжалось развитие транспортной системы региона. Была проложена железная дорога, соединившая Ачинск с Абаканом. В 1928-м открылось Ачинское педагогическое училище. В 1934 году город вошел в состав новообразованного Красноярского края. В годы Великой Отечественной войны 15 000 горожан отправились на фронт, 8 000 из них погибли. В это время в городе размещалось шесть госпиталей.
Эпоха интенсивного индустриального развития Ачинска приходится на послевоенный период, когда в городе развернулось строительство крупнейшего в мире глиноземного комбината. Развивалась система городского пассажирского транспорта. Автобусные перевозки начались в середине 1950-х, а в 1967-м на городских улицах появились первые трамваи. В 1972 году в Ачинске началось строительство нефтеперерабатывающего завода. Завод был пущен в эксплуатацию в 1982 году.
Современный Ачинск — крупный промышленный центр региона. К числу наиболее развитых отраслей городской промышленности по-прежнему относятся нефтепереработка и цветная металлургия. Видное место в городской экономике также занимают производство изделий из кожи и обувная промышленность, пищевая промышленность, машиностроение, производство мебели, производство, передача и распределение электроэнергии, газа, пара, и горячей воды.
Городские предприятия выпускают готовый глинозем, содопродукты, цемент, мазут топочный, битум нефтяной и так далее. Поблизости от города идет добыча угля (Канско-Ачинский угольный бассейн), известняка, марганца, кирпичных и тугоплавких глин, песчано-гравийной смеси, строительного камня. Развивается сфера розничной торговли. В 2010 году оборот розничной торговли составил 8,4 миллиарда рублей.
Высшие образовательные учреждения представлены филиалами красноярских вузов: Красноярского государственного аграрного университета и Красноярского государственного педагогического университета, а также филиалом Современной гуманитарной академии и так далее — в общей сложности шесть учреждений высшего профессионального образования. В Ачинске работают семнадцать общеобразовательных школ, семь средних специальных учебных заведений, музыкальная и художественная школы. В городе насчитывается 214 спортивных объектов, среди них два стадиона и четыре плавательных бассейна.
Транссибирская железнодорожная магистраль связывает Ачинск с Москвой и другими городами Европейской части России, Новосибирском, Красноярском и Владивостоком. Аэропорт Ачинска способен принимать грузовые самолеты Ан-12, Ан-24, а также
вертолеты всех типов. Автотрасса М-53 обеспечивает сообщение с европейскими областями России и Дальним Востоком. Для пассажирских перевозок на внутригородских маршрутах используются автобусы, трамваи и маршрутные такси.
Историко-архитектурные памятники Ачинска: Казанский собор (перовая половина XIX века), здание бывшей синагоги, здание бывшей женской гимназии, бывший Дом общественного собрания (современный Драматический театр) и другие. Другие достопримечательности: Ачинский краеведческий музей, Ачинский музейно-выставочный центр. В двух километрах к востоку от города находится Ачинская палеонтологическая стоянка, возраст которой, по разным оценкам, составляет от 20 000 до 28 000 лет.
АЧИНСКИЙ ГЛИНОЗЕМНЫЙ КОМБИНАТ (АГК) — крупнейшее в России предприятие по производству глинозема.
Основными потребителями Ачинского глинозема являются Братский и Красноярский алюминиевые заводы. Строительство комбината начато в 1955 в рамках выполнения постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР о создании в Красноярском крае комплекса предприятий алюминиевой промышленности: Кия-Шалтырского нефелинового рудника, Ачинского глиноземного комбината и Красноярского алюминиевого завода.
В 1959 году ЦК ВЛКСМ объявил сооружение АГК Всесоюзной комсомольской стройкой. В 1964 вступил в действие опытный глиноземный цех, где отлаживались схемы комплекса переработки нефелинового сырья с целью получения глинозема, цемента и содопродуктов. 9 мая 1965 года на предприятии начали работать две крупные технологические линии цементного производства, в 1970-м — 1-я очередь глиноземного и содопоташного производства На АГК создали комплексный отдел рабочего проектирования, благодаря которому удалось достичь сплошной унификации конструкций и изделий, максимума индустриализации и значительного сокращения сроков строительства. Сооружение завершилось досрочно в 1973 году. На АГК внедрены оригинальные технологии получения глинозема, основанные на комплексной переработке нефелиновой руды. В 1970–1980-е годы комбинат производил‚ кроме главного продукта‚ глинозема (свыше 800 тыс. т ежегодно)‚ также цемент, соду, поташ, калийные удобрения.
Глава шестая
1
После двухмесячного пребывания в учебном подразделении, которое находилось в границах города Красноярска, Леонид Ячменев с товарищами был отправлен в пригород Ачинска, где в ту пору разворачивалось событие большой важности и масштаба: строительство глиноземного комбината. Как и на многих больших стройках страны, основной массой рабочих тогда были густо населяющие сибирский край заключенные исправительно-трудовых лагерей.
В чем заключалась «особая важность» строящегося предприятия, Леониду Ячменеву было невдомек, а вот что касается объемов развернувшейся стройки — это он мог видеть собственными глазами…
В неохватной для взгляда, пустынной местности, на момент начала службы молодого бойца, под раскрасневшимся от мороза солнцем можно было с трудом разглядеть щиты сборных домов, занесенные снегом; едва приметную средь сугробов начатую каменную кладку; кучи земли от многочисленных траншей вырытых, по большей части, вручную…
Но еще прежде этой стройки, в голом поле, в увалах снежных надо было заключенным ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку для себя самих натягивать, чтобы не убежать.
«Ямки, — как описывал А.И. Солженицын, — нужны невелики: пятьдесят на пятьдесят и глубины пятьдесят, да земля та и летом, как камень, а сейчас морозом схваченная, пойди ее угрызи. Долбают ее киркой — скользит кирка, и только искры сыплются, а земля — ни крошки. Стоят ребятки каждый над своей ямкой, оглянутся — греться им негде, отойти не велят, — давай опять за кирку. От нее все тепло».
И сколько пройдет еще времени? И трех лет службы не хватит Ячменеву, прежде чем с этой проклятущей вышки, где даже в тулупе и в валенках стоять холодно, будут видны прежде всего высокий забор, а уж затем весь набор жилых и служебных помещений, вроде штабного барака, внутри лагерной тюрьмы или пекарни, огороженной от заключенных колючей проволокой.
2
Три зимы и три лета, если не на вахте, то в голом поле, смотреть-охранять заблудший советский народ Ячменеву то с вышки, то вдоль забора или в составе конвоя.
Подойдет по утру или вечером к воротам бригада заключенных, и начинаешь вместе с сержантом считать по головам.
Сержант конвоя выкрикивает не то для стоящего рядом помощника начальника караула, не то самому себе, чтобы лучше запомнить:
— Первая! Вторая! Третья!
И как пятерку назовут, та вперед проходит метров на несколько.
Одна за другой, отделяясь от колонны, идут пятерки за ворота. Никак нельзя ошибиться. Каждый человек, если даже в нем не осталось ничего человеческого, для конвоя дороже золота. Одной головы за проволокой не достанет — свою голову туда добавишь.
Утром проверить надо, не надет ли костюм гражданский под зековский. Не несет ли кто письма, чтобы через вольного на волю отправить. Положено заключенному две рубахи надевать в холода, значит‚ так и должно быть. Задирай телогрейку, показывай, даже если на улице за минус пятьдесят.
После выхода из тюрьмы, смешав бригады, конвой еще раз пересчитает отправляющихся на строительство Ачинского глиноземного комбината зеков. А начальник караула, прочтет ежедневную утреннюю молитву.
— Внимание, заключенные! По ходу следования соблюдать строгий порядок колонны! Не растягиваться, не набегать, из пятерки в пятерку не переходить, не разговаривать, по сторонам не оглядываться, руки держать только назад! Шаг вправо, шаг влево — считается побег, конвой открывает огонь без предупреждения! Направляющий, шагом марш!
И пошли передних два конвоира по дороге. Колыхнется колонна им в след. И справа и слева от колонны — шагах в двадцати и друг за другом — на расстоянии десяти шагов тоже люди из конвоя, в полушубках и с автоматами наготове…
И так каждый день, до самого дембеля, которого ждешь не дождешься, считая дни, мечтая о гражданской жизни, о том, что непременно продолжишь учебу в институте, может быть, даже в местном, сибирском, а после будешь работать и заведешь семью, но пока все это лишь в розовых казарменных снах.
Часть третья
СТУДЕНТ ЯЧМЕНЕВ
И снова на гражданке
Глава первая
1
Наберусь смелости утверждать, что и во времена Российской империи конца девятнадцатого, и в советскую пору двадцатого, и в двадцать первом веке в жизни наших высших учебных заведений, если речь вести о восприятии студентами предлагаемых им знаний, мало что изменилось.
Возможно, поменялась лишь манера подачи знаний, то есть учебный процесс. Он мне чем-то напоминает смену вывески в послереволюционной России, когда само ее имя, написанное по-старославянски, надлежало писать текстом по-новому, по-советски.
Рассуждая «о взаимовыгодных связях» студента и предлагаемого ему учебного материала, нельзя не вспомнить высказывания В.В. Розанова в статье «О студенческих беспорядках».
«Если бы университет давал нечто цельное и закругленное, — писал русский философ и публицист, — если бы он не ограничивался разрозненными и, Бог знает, почему и зачем существующими дисциплинами, он имел бы свойство и силу втягивать в себя ум и, втягивая, покорять его, захватывать, овладевать им; и соответственно своему содержанию (каково бы оно ни было) — формировать и дисциплинировать его.
Так действует всякая система, вступив во вход которой, вы уже неудержимо проходите ее всю, и если в ней не удерживаетесь, не остаетесь и свергаете ее с себя — вы ее свергаете человеком гораздо более сильным, чем каким вошли в нее, и вообще выходите из нее новым человеком. Но русский юноша, каким вошел в университет, таким, в сущности, и выходит. Он только чрезвычайно в памяти своей обременен знаниями, но он вовсе не более развит, чем был, или развитость его относится, как к причине своей, к столкновениям житейским, к той или иной прочитанной книге или кругу книг; но никогда или почти никогда она не относится к тому, что он услышал с кафедры. Пересмотрите в нашей литературе все университетские воспоминания; перечтите воспоминания о лучшей поре Московского университета: это есть только воспоминания об увлекательности чтений, о „светлом образе” профессора, но это не припоминание любопытной мысли, им высказанной, не борьба с этой мыслью или, напротив, не ее пропаганда».
И с этим трудно не согласиться, наблюдая за тем, каким остается интеллектуальный образ студента от первого до пятого курса нашего Уральского государственного педагогического университета, с той самой поры, когда он еще назывался институтом. Или слушая дополненные размышлениями вспоминания о студенческой поре Леонида Александровича Ячменева. Для него годы учебы в Томском политехническом институте — это, прежде всего, новые знакомства с интересными и всегда голодными до приключений сокурсниками. С их имитацией любви, связанной с корыстными интересами возжелавшего жить вне стен студенческого общежития молодого человека, или с его настоящей, всамделишной любовью…
Будем откровенны, большая часть уже переживших любовные потрясения, как это случилось с Ячменевым в ту самую пору, когда он учился в Алапаевском станкостроительном техникуме, никогда не заводят новые романы бескорыстно, а лишь de pane lucrando (из-за куска хлеба), поскольку им претит ухаживание за жеманницами. Они волочатся за работницами студенческой столовой — ради обеда, за одинокой техничкой, хозяйкой городской квартиры‚ ради жилья. Для одних — это временная необходимость, другие это делают, начиная с самого первого курса и до защиты диплома. Есть и такие «студенты», которые, забыв про учебу, волочатся за теми и за этими, когда даже нет и способности и времени управиться со всеми одновременно. Однако каждая из «очарованных» им женщин бывает вполне довольна, что наступила и ее очередь.
Те, кто прошли весь этот путь, наверняка ощутили все радости и утехи студенческой жизни. Именно эти годы жизни приносят человеку максимальное удовольствие, начиная с поры вступительных экзаменов.
Все испытывали это волнение, каждый задавал себе вопрос: «А поступил ли я?».
И когда приходит известие о том, что да, поступил, стал студентом, то радости человека нет границ. Конечно же, у каждого остаются только приятные воспоминания о своей молодости. Абсолютно все помнят свою первую и последнюю сессию, как готовились к ней, а потом отмечали ее успешное завершение. Возможно, были и неприятные моменты этой жизни, но с годами все плохое забывается, и в памяти остается только все самое хорошее.
В этот период человек познает уже все прелести и соль самостоятельной жизни, которая будет не полной и пресной, если в ней не будет присутствовать уже упоминавшаяся любовь. Будь она с большой буквы или взятая в кавычки.
2
Не в пример своему соседу по комнате Виктору Эльману, у которого с третьего курса весь образ его студенческой жизни был подчинен интересам научной работы, ради которой он приучил себя ложиться спать в 10 часов вечера, а вставать в 5 часов утра, лишь по воскресеньям предпринимая загородные поездки для прогулок по живописным гористым окрестностям закрытого города Томска, Леонид Ячменев закрутил очередной любовный роман. Этот роман об79
новил на время не только его место жительства, но и сам ход его студенческой жизни.
Однажды, когда обе половинки дверей Малой лекционной аудитории были распахнуты, идущий на нижний этаж института Ячменев словно б споткнулся о невидимое препятствие и задержался, чтобы узнать, чем без него занимаются студенты его группы.
Леонид оглядел зал и вдруг увидел впереди‚ слева от окна‚ незнакомую студентку, видимо, только что пришедшую на факультет переводом. У нее были очень приметные волосы: белые, лоснящиеся, напоминающие оттенком гладко оструганную сосновую доску, с толстыми косами, соединенными на затылке в пухлый калач.
Поймав его бесцеремонный взгляд, студентка застыла, потупившись, и шум зала, как начинающаяся метель, словно засыпал ее снегом. Пристально поглядев на нее, Ячменев решил: «Это судьба…»
Из истории вуза
Томский политехнический институт — это один из самых старых вузов технического направления в азиатской части России. Основали его в 1896 году, а открыт он был только в 1900-м.
Изначально университет носил название «Технологический институт». Далее, в 1923 году его переименовали в «Сибирский технологический институт» (СТУ). В 1930 году было произведено разделение на пять институтов: три из них остались в Томске, а оставшиеся два переведены в Новосибирск и Новокузнецк. Позже три томских института объединили в единый Сибирский индустриальный институт — через несколько лет он и стал носить гордое название Томского политехнического института.
В наши дни ТПУ — настоящий университетский городок. Общая площадь его лабораторий и учебных корпусов составляет 260 000 кв. м, 14 студенческих общежитий, современнейшая научно-техническая библиотека и 4200 компьютеров.
Более десяти факультетов, 8 учебных институтов, 3 НИИ и 100 кафедр входит в состав вуза. На базе ТПУ успешно действуют целых 12 центров для коллективного пользования.
Глава вторая
1
Через неделю после стремительного знакомства, на которое был способен только Леонид, они уже шли по институтскому парку, то обгоняя, то отставая друг от друга. Елена Вяткина — так, оказывается, звали новенькую факультетской группы Ячменева, в которой он был старостой, — шла впереди, иногда оборачиваясь и предлагая больше не молчать, отыскав тему для разговора. Он же любовался ею, ее особенной женской мощью, которая так и заявляла о себе.
А на самом деле это была маленькая‚ веселая и недоступная крепость. Лишь взглянув на эту девушку в очках, мужчина должен был отступить, угадав в ее натуре требования, соответствовать которым в состоянии далеко не всякий. Не потому ли он еще вчера с первых же минут навсегда отказался говорить ей безответственные приятности, которые, как и цветы, принято подносить молоденьким девицам. Строжайшее предупреждение на этот счет прочитал он в ее сдвинутых бровях. В них и была вся сила. И сегодня эти брови хоть и разошлись, но все время были готовы к жестокой расправе.
2
Обойдя почти половину парка, носящего имя «Лагерный сад», Леонид и Лена задержались на ажурном мостике, соединяющем два края оврага, по дну которого всегда весело бежал к реке Томь родниковой воды ручеек. Здесь, как ни в одном из уголков парка, ощущалось дыхание любимой горожанами реки, что незримо присутствовала за кронами деревьев и выстроенными подле самого берега многоэтажными домами.
Когда позади уже — как знать? — влюбленных друг в друга молодых людей остались еще не тронутые первым дыханием осени, не осыпавшиеся желтой листвою аллеи и все так же ярко цветущие клумбы, а впереди обозначились первые городские многоэтажки из серого кирпича, Елена, даже не поворачиваясь к своему провожатому, неожиданно сказала:
— Дальше меня, пожалуйста, не провожайте…
Взглянув на ее строгие брови, Леонид, конечно, и не подумал показать ей свое удивление. Он тут же скомкал все свои заготовки для беседы и даже отступил на полшага.
Решительно направившись к автобусной остановке, Вяткина вдруг замедлила шаг и вдруг обернулась. Она неожиданно поменяла свое решение:
— Может быть, с моей стороны это будет опрометчивым и не красящим меня поступком, но я решила познакомить тебя со своей бабушкой.
Прошло еще немного времени, когда они, миновав входную парковую арку, оказались среди нескольких по-городскому плотно согнанных в один двор насыпных неоштукатуренных зданий, напоминающих солдатские казармы из воинского городка. В одном из этих одинаковых домов на втором этаже и жила в двухкомнатной квартире Елена Вяткина со своей седой маленькой бабушкой.
Они добрых два часа пили чай, сидя за большим столом вокруг старинного, отлитого из олова и посеребренного чайника, качающегося в ажурной оловянной и посеребренной подставке. Говорили всяческую чепуху и смеялись. Иногда Ячменев ловил на себе изучающий взгляд бабушки и думал: «Когда уйду, они будут говорить обо мне», — и от этого ему почему-то становилось еще легче и веселей.
А когда с чаем было покончено, Елена поманила его в другую комнату. Здесь была чистенькая постель под бледным пикейным покрывалом, а у стены стоял громоздкий, темный шкаф, сильно затемняющий и без того едва освещенную комнату.
Не успев ничего сообразить, Леонид оказался подле хозяйки комнаты, уже ожидавшей его в своей постели. Она отгородилась от молодого человека расшитыми подушками, сливаясь с которыми, струились белые волосы из невероятно быстро распущенных кос.
Утром, попив чаю, они вышли на улицу. Занятий в этот день почему-то не было, или они просто забыли про них, так что до трех часов дня, когда должно было начаться собрание факультета, оставалось еще много времени. Беседуя, они побрели по парку. Миновав знакомый мостик, свернули к набережной реки Томь.
Они были одного роста, оба одинаково молоды, но разного уровня интеллекта. Если прислушаться к ним, можно было подумать, что это беседуют не студенты-однокурсники, а приехавший из провинции к уже давно живущей в Томске сестре ее родной брат, который только что закончил восьмилетку.
Глава третья
1
На следующий день он пришел в институт с опозданием — чтобы не встретиться с Еленой. Неразбериха, которая поселилась в нем после незапланированной, но прожитой с ней ночи, заставила его сжаться и уйти в глубокую тень, чтобы там, выждав, постепенно прийти в себя. Сам он не был уже способен внести ясность в свои дела, все должно было прийти извне. Но так как ничто извне не приходило, он и на следующий день скрывался, и на третий не пришел на занятия. А потом он сообразил, что такое поведение может привлечь внимание, что оно может быть истолковано не лучшим для него образом как среди однокурсников, так и у преподавательского коллектива.
Поэтому он изменил линию поведения и как ни в чем не бывало появился в одной из лабораторий практической электромеханики в ту самую пору, когда там за одной из прозрачных пластиковых перегородок, за четырьмя тесно стоящими столами собрался почти весь состав его группы, давно уже потерявшей своего старосту.
Все листали журналы, приводили в порядок свои вчерашние лекционные записи.
Леонид зашел к ним как бы мимоходом, словно бы собираясь вновь уйти по неотложным делам.
Елена, будучи за дальним столом, повернула к нему сияющее лицо и поздоровалась, задержав на нем взгляд, полный счастья. Потом отвернулась — видимо, обиженная холодностью его взгляда, и больше Ячменев не видел ее лица, только белый лапоток на затылке, сплетенный из кос.
Было бы нелепо и бессовестно подойти и спросить, что делала она без него все это время, когда он скрывался после того, как они, не постеснявшись бабушки, провели первую совместную ночь.
Но все же после занятий, столкнувшись в одном из институтских коридоров, они мгновенно договорились встретиться вечером.
2
Когда они вышли на высокое многоступенчатое крыльцо центрального входа в институт, уже горели желтые фонари. Среди быстро густеющей вечерней синевы темнела хмурая туча парка.
Желая, чтобы они остались незамеченными, Елена решительно потянула своего спутника за рукав. Лишь только когда они почти перебежали открытое место, оказавшись в теплом мраке под деревьями, девушка замедлила шаг. Еще через какое-то время рука Вяткиной вкрадчиво забралась под его руку, и он чуть не умер от волнения. Но, сделав несколько шагов, оправившись от этой раны, он сам нанес себе следующую: он обнял ее за то место, о котором мечтал — за самое тонкое место, где врезался в гибкое тело узенький белый поясок. Хотя нельзя было этого делать. И обнял так, что его обвившая женскую талию рука коснулась пальцами своей собственной груди. Он почувствовал‚ что Елена вся напряглась, как от удара.
Свободной рукой он взял ее за руку, и они молча побрели в сторону недавно выкошенного, а потому пахнущего по-деревенски сенокосом парка.
— Леночка! — шепнул он ей прямо в волосы, туда, откуда шел запах свежего сена, которое они уже успели измять…
«Леночка!» — шептал он, все сильнее поворачивая ее к себе, и осторожно поцеловал — сначала пустое пространство, потом очки, потом что-то маленькое, живое и горячее — это были губы. Он так и припал к ним, но тут ее руки с неожиданной силой отбросили его.
— Тьфу! Ужасно! — волны отвращения сотрясли ее. — Какая конюшня! Бр-р! Ты, оказывается, куришь?! — закричала она со слезами, отплевываясь. — Не думала никогда, что это такая гадость!
С того момента она шла впереди, не оборачиваясь и ни о чем больше не говоря.
В убитом молчании Ячменев поплелся за нею через парк, чуть различая впереди себя в темноте маленькую сердитую тень. Миновав знакомый парковый мостик, Елена ускорила шаг — она спешила куда-то. Не проронив ни слова, они миновав выполненную в форме большой подковы парковую арку, зашагали по освещенной улице. Добравшись до первой остановки, Елена остановилась.
— Дальше я буду добираться до дома одна. На сей раз уже точно одна. Иначе бабушка меня убьет, и останетесь вы один на век вечные.
Леонид было хотел сказать, что автобусы уже не ходят, но, услышав, что к нему обращаются на Вы, повернул назад, в сторону давно осточертевшего общежития.
Глава четвертая
1
За последним свиданием вновь случилась полюбившаяся Ячменеву «игра в прятки».
…Лишь на третий день в институте, проходя мимо одной из учебных лаборатории, Ячменев, увидев через открытую настежь дверь Вяткину. Как если бы между ними ничего не случилось, обыденно и мимолетно кивнул ей. Кивнула и она, продолжив свой разговор с облаченными в белые халаты однокурсницами. Больше он ее в этот день на занятиях не видел.
Направляясь домой, в общежитие, он ломал голову: придет ли? Ведь он ее сегодня пригласил запиской, а записку эту, не мудрствуя лукаво, оставил среди ее конспектов. А вдруг она ее вытряхнет, незамеченную? И еще: нужно ли покупать цветы? Нет, после всего, что ему стало известно, нельзя. А известно ему со слов все о всех знающего Эльмана, что у нее аллергия на цветы, причем на все виды…
Поразмыслив немного, Ячменев засомневался: а может быть, все это просто очередные приколы Виталика? Любит этот товарищ разыгрывать или беззлобно насмехаться над однокурсниками. Без таких, как Эльман, в любой группе установится тоска…
«А может быть, и вправду аллергия?.. — продолжал сомневаться Леонид. — Вот увезешь ее, к примеру, за город, да предложишь развлечься среди цветущего луга… Нет, врет, наверное, Эльман.. »
…Однако цветов Ленька так и не купил, чтобы еще раз, как это было с запахом курева, не попасть в пренеприятное положение. Он просто на все свои студенческие сбережения взял торт и то, что нельзя выставлять перед гостями на стол, но всегда было необходимо для скромной студенческой жизни. А что — нет нужды перечислять, потому что большинство из вас, читатели, когда-то были студентами и жили в общежитии или гостили у таких друзей-студентов…
2
Теперь он сидел у широко распахнутого окна с видом на песчаную дорожку ведущую к общежитию, и чувствовал частые, сильные удары сердца‚ как будто выпил несколько чашек крепкого кофе. Минут двадцать ждал знакомую Леночкину фигуру. А затем, не вытерпев, стремглав сбежал с пятого этажа и уже начал ждать, усевшись на разбитую и исписанную студентами скамью.
Много народу, даже несмотря на позднее вечернее время, прошло мимо Леньки, а он все ждал, ругая себя за то, что не имеет возможности сходит с дамой в кафе‚ потому что денег нет, а нет их‚ потому что лень лишний раз сходить вместе с Эльманом на железнодорожную станцию да разгрузить парочку вагонов муки или еще чего-нибудь…
И вот показалась она — в знакомой вязаной кофточке, маленькая, полная тайн. Чуть было не пробежала мимо него, о чем-то мечтая, влекомая какой-то манящей целью… наверное, той самой, которой не было у Ячменева. И немудрено. Ленька даже сейчас не знал, с какой целью он решил устроить эту встречу: то ли оправдаться за позавчерашний день, то ли ждать, куда повернет разговор. Однако состоится ли он, разговор этот?..
Увидев торт, Лена рассмеялась виновато. Обслюнявив его тщательно выбритую щеку, сказала:
— Прости
— За что? Ведь виноват тогда был я, — неведомо для кого тихо пробормотал Ячменев, смущенно улыбаясь и подставляя гостье единственный прочный стул во всей комнате.
Когда они уже были средь любимых очертаний городского парка, Вяткина, глядя на звездное небо, произнесла тихим молитвенным голосом невесть для кого предназначенный монолог:
— Бывает в любви зенит. И ночь зенита. И большей частью мы в лицо эту ночь не узнаем, она захватывает нас врасплох, и мы бываем не готовы к тому, чтобы принять ее всю в себя, рассмотреть и запом92
нить навсегда все ее мгновения. Сохранить в себе все‚ что можно. И потом она живет — уже в грустных воспоминаниях об упущенном, не увиденном, не оцененном...
Сказав это, Лена, как и в прошлый раз, словно б забыв о своем спутнике, поспешила домой. Она уходила все дальше и дальше. А он вновь недоуменно смотрел ей вслед…
Когда фигура Вяткиной появилась подле хорошо освященного, возвышающегося над всей территорией «Лагерного сада» монумента — памятника жертвам Отечественной войны, Ячменев увидел, как она, резко повернувшись, вдруг бросилась обратно.
Она бежала к нему, словно испугавшись уже совсем близко к ней подступивших нематериальных существ. Тех самых, что бывают скроены из сомнений и вины перед брошенным тобою человеком.
История «Лагерного сада»
Наверное, каждый житель и гость Томска хоть раз задавался вопросом: «Почему сад — Лагерный? Откуда взяло свое название одно из самых романтичных и красивых мест этого сибирского города?»
Вот как об этом пишет томский писатель, краевед Геннадий Иванович Бурматов в своей книге «Что бывало в Томске»:
«В течение всего 19-го века в составе Томского гарнизона был лишь один батальон. Полки создавались только во время войны. Однако батальон был немал, так как кроме него, классического в 650 человек, в гарнизоне состояли и жандармы, и конвойная команда.
Ежегодно 16 мая Томск давал торжественный обед своему батальону, так как у солдат в этот день был выезд в летние лагеря, располагавшиеся у нынешнего «Лагерного сада». Застолье начиналось с окропления всех солдат святой водой. Это делал постоянный батальонный священник Симеон из потомственной фамилии Сосуновых. Затем произносились тосты за граждан города, за командующего, за офицеров и солдат.
Местонахождение лагеря долго обсуждалось городской думой, и наконец было решено выделить землю поближе к городу, так, чтобы в летнюю пору массовых пожаров можно было оперативно привлечь солдат для тушения. Таковым стало место по южной стороне нынешнией улицы Нахимова (от улицы Вершинина до «Лагерного сада»). Здесь было построено полтора десятка казарм, летняя батальонная церковь, пять ротных кухонь, офицерский клуб, ротонда для танцев, карусель для детей. Был в «Лагерном саду» и пруд с островом. Тогда же военными были высажены кедры, сосны, ели, березы в той части лагеря, где сейчас расположен монумент. Это место и получило свое название — «Лагерный сад». Хвойники, сейчас растущие вокруг памятника, это и есть те самые деревья, посаженные военными в 19-м веке.
В «Лагерном саду» устраивались гулянья и для горожан. В такие дни набиралось в саду так много людей, что с трудом можно было двигаться по его аллеям.
В те годы «Лагерный сад» считался сильно удаленным от города. Пока туда шли люди на гулянье, их перехватывали приказчики купца Рейхзелигмана, построившего пивзавод на месте нынешнего электролампового завода. Завод его назывался «Вена», и сад с рестораном — тоже « Вена». А находился последний на месте нового нынче корпуса ТПУ на улице Усова, вблизи проспекта Ленина. Вот сюда-то и зазывали рейхзелигмановские приказчики томичей, идущих по направлению к «Лагерному саду».
С пути мало кто сбивался: в «Лагерном саду» было интересно гулять. В 1887 году в газетах писали: «В „Лагерном саду” для детей есть массивный карусель». А вход в сад украшали триумфальные ворота. Для входа в этот сад бесплатные билеты по инициативе командира томского резервного батальона Бирона выдавались «достойным людям надежного поведения». В праздничные вечера дорога к «Лагерному саду» освещалась факелами смоляных бочек.
В 1885 году для подъема воды на высоту 18 сажен построили водоподъем — водопровод с конным приводом. Но вода забиралась не из реки, а из ключей, соединенных в общий резервуар. Накачанная в чан вода подавалась по трубам к ротным кухням.
В 1895 году на поляне к востоку от нынешнего мемориала, были поставлены орудия — 8 штук. И занятия по стрельбе из пушек проводились, так сказать, не отходя от лагеря. Стреляли «в направлении Чернореченских юрт», как тогда выражались. Пушки наводили, конечно, так, чтобы снаряды делали по отношению к «юртам» недолет и падали сразу за рекой. Эти стрельбы проводились и в первые десятилетия 20-го века. Место обстрела тщательно оцеплялось часовыми.
В лагере военное дело соседствовало с наукой. Так, в том же 1895 году здесь на территории лагеря, вел археологические раскопки профессор ТГУ Кащенко. На глубине в полторы сажени был найден мамонт.
Ежегодно‚ перед возвращением на зимние квартиры‚ 30 августа солдаты праздновали Батальонный день. После парада перед ротами ставили столы с водкой и закуской. Поднимались тосты за томский батальон, за командующего, за архиерея, за губернатора, за здоровье нижних чинов, то бишь за самих рядовых солдат. Вечером лагерь иллюминировался шкаликами, а на нынешних улице Нахимова и дальше по проспекту Ленина горели смоляные бочки».
Часть четвертая
ЛЕОНИД АЛЕКСАНДРОВИЧ
Научная работа
98
Глава первая
1
В один из обычных для сотрудников засекреченного заведения дней, в назначенное время 18 июля 1969 года‚ в уставленном высоченными тяжелыми шкафами кабинете директора Томского научно-исследовательского института электромеханики Петра
Васильевича Голубева, появится Леонид Ячменев. Но сначала ему придется более полутора часов просидеть в приемной, то разглядывая все еще молодящуюся, с крашеными волосами, не жалеющую на себя губной помады, духов и румян секретаршу, казалось бы, не один век охраняющую директорскую дверь, то пытаться прочесть тексты многочисленных Почетных грамот, размещенных на стене наподобие иконостаса‚ областного, республиканского и союзного значения.
Все это время за той самой дверью в просторном кабинете сидели, раскинувшись в креслах и на стульях, руководитель отдела № 36, профессор Александр Иванович Чернышов, ведущий инженер отдела, кандидат наук Виктор Эльман и научный сотрудник, старший лаборант проблемной лаборатории № 384 Тамара Измайлова. Она, как и Эльман, еще не заслужила того, чтобы при общении среди высоких институтских чинов ее называли по имени-отчеству.
Над столом директора‚ справа, над большой картиной‚ изображающей космический корабль, висел портрет Королева. За его спиною, ненамного меньше чем картина — портрет Л.И. Брежнева, а на правой стороне кабинета было три больших окна, убранных голубыми бархатными занавесками.
Директор, недавно заступивший на новую должность, мужчина средних лет, но уже с поседевшими висками, был похож на монаха в своей черной мантии с узким белым воротничком, которая ему полагалась как почетному профессору Томского политехнического института. Он восседал на своем «троне», время от времени посматривая сквозь приспущенные на кончик носа очки то на своих подчиненных, то на раскрытую бухгалтерскую папку с документами.
2
В кабинете были уже сказаны первые слова о начавшейся ревизии — не только в отделе по разработке источников питания для бортовой и наземной аппаратуры, но и во всем институте. Теперь наступила пауза, все задумались, прихлебывали минуту назад принесенное секретаршей кофе.
— У вас все в порядке в ваших записях? — спросил директор, зацепившись взглядом за Чернышова. — Имейте в виду, вы сильно под боем.
— Я все проверил еще раз, — сказал Александр Иванович‚ полноватый и низкорослый брюнет с длинными нитями седины в непричесанных лохмах. Он был одет по-летнему: в белой рубахе с засученными рукавами.
— А что‚ разве проверять нас нынче будет кто-то другой? — спросил Эльман.
— Другой, но тоже молодой пострел, — пробурчал Чернышов.
— Объездим и его, — усмехнулся Эльман. И все посмотрели на Тамару Измайлову.
И пока она, неожиданно смутившись, хаотично перебирала принесенные с собой бумаги, Голубев сообщил секретарше, чтоб она пригласила заждавшегося Ячменева. А когда тот появился из-за спины напрасно молодящейся женщины, сказал, не здороваясь с посетителем:
— Вот вам обещанная подмога... Прошу любить и жаловать, как вас там…
— Леонид, — смутившись, сказал «подмога», в растерянности протягивая руку Эльману, сидящему ближе всех.
— Ну вот и ладненько… — поспешил подняться из-за стола директор. — Я вижу кое-кто из присутствующих здесь его уже знает. Это хорошо…
— Однокурсник мой, — сказал Эльман, пожимая руку Ячменеву.
— А я вот собрался в ваш — наш с вами политехнический институт, пригласили, понимаешь ли, на торжество, — сказал директор, показывая рукою на выход из кабинета…
Таким был последний этап приема на работу в Томский НИИ электромеханики нового сотрудника Леонида Ячменева.
Глава вторая
1
Вечерело. За расписанными стеклами окон НИИ электромеханики, в подсобном помещении лаборатории анализа новых разработок собралась небольшая компания сотрудников отдела № 36, допоздна колдовавшая над одной из недавно разработанных схем.
С незапамятных пор неведомо кем принесенный по случаю и оставшийся навсегда в помещении, пропахшем канифолью и кислотой, среди припоев‚ паяльников и кучи разноцветных проводов, на многократно прожженном столе стоял с виду настоящий самовар, но переделанный местными «кулибиными» на электрическую тягу. Все ждали, когда это чудо техники с петушиным гребнем на ручке крана наконец-то зашумит прорывающимся наружу паром.
Пройдет еще некоторое время, и все четверо расположатся по трем сторонам припертого к стенке, накрытого по случаю клеенкою лаборантского стола, на котором Измайлова уже успела расставить стаканы и блюдца.
Усевшись напротив лаборантки, Виктор Эльман вновь, как в первый раз, посмотрел на недавно пришедшую в институт уже не первого цвета женщину. Он успел приметить, но толком не разглядел ее красивые темные, но не черные волосы, которые были гладко начесаны на уши и заплетены сзади в хитрый лапоток. Карие глаза его посмотрели на нее в упор через очки. Еще приметил Виктор ее широкие честные брови. «Она, должно быть, на редкость чистая душой, что ни подумает — сразу выдает движением» — такая мысль вдруг пришла ему в голову. Заметил он и чувственную пухлинку маленького розового рта. Но тут же увидел бритвенное движение губ и переносицы, отвергающее плоть. И подумал: «Ишь какая...»
2
Сегодняшний вечер был посвящен столь редко случающемуся в отделе весьма необычному чаепитию, заведенному бог знает кем и когда среди «из бранного» коллектива инженерно-технических служащих отдела № 36.
— Нам бы с вами на кофейной гуще гадать, коль не умеем этого делать на картах, — предложил страшный враг всех консерваторов, вечно что-то изобретающий Эльман. — А мы, словно желая выделиться, изводим стаканы. Александр Иванович, вы в нашем институте ветеран, может‚ расскажете коллективу, кто изобрел это священнодействие?
— Я уже и не помню, кому взбрела в голову такая забава, — ответил Чернышов, стоящий подле долго не закипающего самовара. — Но это все-таки лучше, чем изображать из себя увешанного паяльниками и цветными проводами изобретателя-колдуна.
— Вашей иронии, Александр Иванович, можно только позавидовать, — стараясь не показывать своего раздражения, улыбнулся Эльман. Он только что получил в свой огород кирпич, но это его не смутило — он всегда знал, что ответить.
Все сделали вид, что не заметили, как мимо них пролетел «кирпич». А когда Эльман одним из первых наполнил свой стакан кипятком, то сказал окружающим:
— Я загадаю на то, что если стакан мой останется без дна, то руководство института отправит меня в зарубежную командировку на всемирный конгресс дураков.
После этих слов все весело зашумели. А Чернышов, покачав убеленной сединами головой, сказал:
— Сейчас все полезут гадать, опережая старика. А посему, Тамара, наливайте и мне. Загадаю: выдвинут ли меня на Нобелевскию премию?
В тишине запела струя кипятка. Стаканы не лопались.
— Не видать вам, Александр Иванович премии, — сказал Ячменев, склоняясь над стаканом Чернышова. — Держит температуру, однако…
— А вы будете гадать? — спросила Измайлова, подвигая к Ячменеву готовое упасть со стола блюдце.
— Только если прикажете. А вообще-то я даже не верю в судьбу...
— А во что же вы верите?
— Ни во что не верю. Впрочем, налейте, загадаю одну штуку. В виде исключения.
— И что ты изволил загадать? — спросил Эльман.
— Тайна.
«Если лопнет стакан, то, что мне кажется, — правда, и я на ней женюсь», — загадал Ячменев, осторожно взглянув на Измайлову, подавая ей свой стакана.
— Между прочим, я тоже загадала на этот стакан, — сказала Тамара и повернула кружевной гребень крана. Заклокотал, заиграл в стакане кипяток.
Все молчали. Подождав — может быть, лопнет, — Тамара не вытерпела, громко поставила стакан на блюдце Ячменева и торжествующе улыбнулась — словно знала все, что между ними произойдет. Леонид шевельнул густой бровью и, несколько разочарованный, принял свой чай.
— Нальем теперь мне, — сказала Измайлова. Тут-то и раздался сухой щелчок. «И кому это повезло с гаданием?» — заинтересованно подумал. Ячменев, не сразу заметив, что это эльмановский стакан целиком отделился от донышка и по клеенке, прямо на брюки его хозяину начал литься кипяток.
— Кому гадание, а кому страдание! — вскрикнул от боли Виктор, выскакивая из-за стола. — Заглянул, называется, в будущее!
— Терпи, Витюша. За то чтоб попасть за рубеж, можно пожертвовать не только обожженной ногою. А пожелание твое обязательно сбудется, — сказала Измайлова. — Это тебе говорит квалифицированная гадалка. Но приготовься. Будет страдание.
— Так как же у вас все-таки обстоит с верой? — спросил, видимо, сразу всех Чернышов, глядя в свой стакан.
— Есть, Александр Иванович, три вида отношения к будущему и к настоящему, — с такой же серьезностью сказал Ячменев, выставляя вперед три пальца. — Первое — знание, — он загнул палец, — основывается на достаточных и достоверных данных. Второе — надежда. Основывается тоже на достоверных данных. Но недостаточных. Наконец, третье, что нас сейчас интересует, — вера. Это отношение, которое основывается на данных недостаточных и недостоверных. Вера по своему смыслу исключает себя.
Выслушав этот монолог, Чернышов как бы ненароком взглянул в сторону Эльмана. Тот пристально изучал его. И тут же, немного запоздав, опустил глаза.
Чтобы не смущать его, Александр Иванович отвернулся и встретил серьезный, несколько угрюмый взгляд Ячменева. И этот опустил задрожавшие веки. «Они все боятся меня», — подумал Александр Иванович. А когда поднял взгляд, наткнулся на строгий, внимательный взгляд Тамары.
«Похоже, весь этот вечер Измайлова устроила по заказу Эльмана и Ячменева? — подумал Чернышов. — А может и правильно? Надо же хоть как-то отвлечься… Уже неделю не выходим из лаборатории…
Опять прозвучал хрустальный сигнал.
На этот раз треснул стакан у Ячменева.
— Извиняюсь, — сказал он и тоже, как Эльман, покинул стол.
Наступило долгое молчание.
— Александр Иванович… — осторожно проговорила Тамара. — И часто вы здесь гадаете?
— Часто, но все больше над схемами… А так, я никогда не гадаю. Даже в шутку.
После этих слов, вся компания «гадальщиков», отдаленно напоминающая чиновников из чеховского рассказа «Винт», поспешила разойтись по домам.
Так закончился очередной день, точнее, уже поздний вечер в одной из лабораторий Томского научно-исследовательского института электротехники.
Глава третья
1
Леониду Александровичу Ячменеву наравне с другими ведущими специалистами Томского НИИ электротехники по роду своей службы приходилось очень часто «гостить» в близких им по профилю научной деятельности учреждениях Балашихи, Свердловска, Харькова и Днепропетровска. Не раз и не два приходилось работать и на Байконуре, когда случались всевозможные нестыковки институтских изделий в виде наземных блоков питания агрегата форсированного разгона (АФР) с новыми видами ракет военного и гражданского назначения.
Впрочем, командировки случались разные. Порой приходилось мотаться по Союзу, добывая для НИИ, казалось бы, совершенно не связанные с их основной работой материалы.
Взять, к примеру, шестидневную командировку Ячменева в Ереван за туфом для облицовки фасада только что построенного на территории Томского НИИ нового производственного здания.
Это была весьма памятная история о том, как несмотря на официальную разнарядку, согласованную «на уровне министерств», товар пришлось буквально выбивать…
Сначала взамен за туф — это такой красивый природный камень розового цвета, распиленный большими алмазными пилами на еще более красивые плиты и плитки, — потребовали вагон леса, потом еще и еще чего-то, чего нет в Армянской советской социалистической республике. И все это было обильно увлажнено литрами совместно с представителем заказчика, то есть с Леонидом Александровичем, выпитого коньяка, и не только…
Ячменев тогда вернулся в Томск загорелым, словно бы побывал не в изнурительной командировке, а в отпуске — на берегу южного моря.
Но если подобное мероприятие стало некоторым исключением из правил, то все остальные, в которых Ячменеву пришлось участвовать в качестве руководителя группы специалистов, как правило, были особой государственной важности.
Нечто подобное произошло в конце восьмидесятых годов минувшего века.
Накануне очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции готовился военными глубоко засекреченный от граждан своей страны подарок Генеральному секретарю Л.И. Брежневу и иже с ним — в виде шести совершенно новых разработок стратегических ракет. И этот подарок не пожелал оторваться от стартовых площадок…
Вызов пришел незамедлительно!
Срочно пришедший в кабинет директора НИИ Голубева начальник отдела № 36 Чернышов тогда еще не знал, что без раздумья доверит выполнение столь важного задания перспективному ведущему инженеру отдела, уже заслужившему на тот момент, чтобы его называли по имени-отчеству, Леониду Александровичу Ячменеву.
2
Рассказывает Л.А. Ячменев:
«Прилетев спецрейсом в город Ленинск, мы в тот же день — не то что без раскачки, но даже без обеда — с военным представителем встречающей нас стороны отправились в прокаленном солнцем вагоне до станции Тюра-Там, к месту предстоящей работы — на предпусковую площадку Байконура.
По моей команде все изъятые наземные блоки питания были доставлены в монтажно-испытательный комплекс (МИК), где по моему письменному запросу нам был представлен весь необходимый для успешного ремонта источников питания материал.
В течение трех суток непрерывной работы все шесть источников питания были восстановлены и возвращены на пусковые площадки. А уже вскоре досрочно были запущены все шесть ракет, после чего нас вновь спецрейсом возвратили в Томск.
Вскоре я узнал, что по результатам этой чрезвычайно важной командировки члены мой группы‚ в составе которой, кроме меня, ведущего инженера комплексной лаборатории отдела № 36, находились инженер Дмитрий Разгонов и монтажница из лаборатории № 384 Тамара Измайлова, были представлены к правительственным наградам.
Поскольку ранее заложенные в агрегате форсированного разгона (АФР) конструктивные разработки в связи с произошедшими видоизменениями запуска ракет не стали стыковаться с обновленными условиями управления полета, нашей Тамаре, специалисту высокого класса, тогда пришлось весьма изрядно поработать паяльником…
Но, как я уже успел сказать, нам хватило и трех дней, чтобы, опережая отведенное нам время, отправить боевые ракеты в акваторию Тихого океана…
Именно после этого случая, когда меня представили к ордену «Знак Почета», я стал на две должности выше нашего неугомонного изобретателя и‚ в отличие от меня, хорошего семьянина Виталия Олеговича Эльмана, который до сих пор работает на прежнем месте в НИИ электротехники города Томска и не хватает с неба звезд. Да и зачем, если они, как ко времени поспевшая ягодная гроздь, висят на его парадном костюме...»
Из истории Ленинска
Байкон;р (казах. Бай;о;ыр) — город в Кызылординской области Казахстана, административный и жилой центр космодрома Байконур. Город республиканского подчинения, вместе с комплексом космодрома Байконур арендован Россией на период до 2050 года. Население — около 70 тыс. человек (2006). До декабря 1995 назывался Л;нинск. В СССР имел статус закрытого города. В городе действует пропускной режим. Расположен в излучине на правом высоком берегу реки Сырдарья.
Сегодняшний Байконур — столица динамично развивающегося космодрома, красивый, ухоженный, чистый и уютный город, в котором комфортно жить и отдыхать.
* * *
Орден «Знак Почета» — последний из учрежденных советским правительством орденов довоенного, мирного времени. Появление этой награды напрямую связано с потребностью неэкономического стимулирования трудящихся советского государства. Именно в этот промежуток времени, когда в стране ярко проявлялся трудовой энтузиазм народных масс, возникла острая необходимость поддержки этого энтузиазма какими-то особыми, отличными от банального денежного вознаграждения средствами. Одним из таких средств неэкономического стимулирования и стало появление в наградной системе советского государства ордена «Знак Почета».
Глава четвертая
1
Даже за шесть месяцев работы в НИИ, сознавая, что его новое место службы — закрытое оборонное заведение, Ячменеву все равно не удается избавиться от ощущения, что он каждый день, кроме редких выходных, находится в заключении. На память приходят годы армейской службы во внутренних войсках СССР.
Преодолев проходное «сито» с колючей проволокой вокруг служебных и испытательных корпусов НИИ, Ячменев, вдыхая полной грудью прозрачную свежесть первого в этом году раннего октябрьского снега, шел, думая о своем. И вдруг‚ словно сквозь сон‚ услышал позади себя хрипловатый, будто простуженный голос:
— Леонид Александрович...
Его окликнул некто, кого он обогнал, некая особа. Она явно прогуливалась здесь по дорожке, поджидая его. На ней было короткополое, оголяющее колени осеннее пальтишко, из-под стоящего воротника которого то и дело вырывались две худенькие, но достаточно длинные упругие косички, что делало ее похожей на девчонку. На самом же деле это была уже нам с вами, читатель, известная монтажница и лаборант лаборатории № 36 Измайлова Тамара Васильевна.
2
Тамара не могла сказать, знает ли Ячменев, что она в него влюблена, или нет. Сам он никогда никаких авансов не делал. Ему нравилось ее общество, и‚ когда они оказывались в компании, он почти не отходил от нее. Иногда их приглашали в воскресенье в гости, на обед или на роскошный холодный ужин, и ему казалось вполне естественным, что они идут туда вместе и вместе уходят. Леонид Александрович даже иногда целовал ее… в щечку, как всегда, прощаясь на бегу.
Измайлова не могла не видеть, что она для него всего лишь товарищ. Однако Тамара знала и то, что ни в кого другого он тоже не влюблен, даже в собственную гражданскую жену. А живет с ней, поскольку где-то надо жить уставшему от школьных интернатов, армейских казарм и студенческих общежитий, может быть, от всего этого так быстро повзрослевшему человеку.
Хотя ей было известно, что он ни во что не ставит знаки внимания молодых сотрудниц НИИ, она все равно злилась и ревновала.
Если ей вдруг не удавалось видеть его каждый день, она не находила себе места. А во время его служебных командировок вообще забывала о своем существовании.
Сердце таяло у нее в груди, когда она смотрела в его глубокие ласковые глаза. Она трепетала от мучительного восторга, когда любовалась его идеально сложенной фигурой, и почему-то всегда воображала прикосновение его озорных усов, украшающих его лицо, так часто освещенное улыбкой. Что бы она ему не смогла бы отдать, если бы он попросил? Но мысль об этом пока еще ни разу не закралась в его красивую голову.
«Конечно, я ему нравлюсь, — убеждала себя Тамара. — Нравлюсь больше, чем кто-либо другой, он даже восхищается мной, но я не привлекаю его как женщина».
На ее взгляд, она сделала все, чтобы его соблазнить, разве что не легла к нему в постель, и то лишь по одной причине — не представлялось удобного случая.
Со временем она стала опасаться, что они уже чересчур хорошо узнали друг друга, а потому их отношения вряд ли смогут теперь принять другой характер, и горько упрекала себя за то, что не довела дела до конца, когда они только познакомились. Ячменев теперь еще больше вырос в должности, чтобы стать ее любовником.
Размышляя так, Измайлова то как будто отступала от него, то с еще большим рвением делала очередную попытку завоевать этого человека. Вот как теперь…
Глава пятая
1
Тамара окликнула его, но шагу не прибавила, чтобы сократить расстояние. А потому, развернувшись вполоборота, Ячменев остановился, поджидая свою подчиненную.
— Я прямо из дирекции, — проговорила она глухим, словно простуженным голосом. — Читала приказ о вашем назначении. Только вот радости на вашем лице я не вижу совсем. Словно бы повышение в должности вас тяготит…
— Между прочим, Тамара Васильевна, бывает и такое, когда награды и должности похожи на петлю, накинутую руководством на шею подчиненного, а конец ее привязан к тяжелому валуну. Хочешь выжить — таскай валун на руках, которые и связывать не надо, чтобы лишить человека творить этими самыми руками во благо общества и себя.
— Вы находили в своем кабинете записку, — неожиданно для себя перебила своего руководителя Тамара.
— Да, — невозмутимо ответил Ячменев. — Я тогда сразу догадался, что это ваших рук дело…
В этот самый момент Тамару вдруг качнуло к нему, она порывисто подалась…
— Это, наверно‚ так глупо? Леонид Александрович!
— Ничуть, — ответил ей Ячменев, все тем же равнодушным голосом, как если б все‚ что сейчас происходило, не касалось его. — Более того, коль уж вы меня вычислили за проходной, я готов пригласить вас в ресторан, отметить мое повышение. Но знайте, что я не один, пусть даже это и называется «гражданский брак»…
2
Как-то так получилось само собой, что Ячменев оказался впереди Тамары на узкой дорожной колее, выбираться из которой у идущей следом не было никакого желания. Более того, женщину-девочку совершенно не пугало, что ее «ведущий» был жесток и не замедлял шага, чтобы дать ей поравняться.
Так они оба долго шли в полной неопределенности.
— И как же вы угадали, кто писал?
— Чего тут угадывать... Конечно, угадал.
Наступила гнетущая пауза.
— Что же вы молчите, Леонид Александрович? — сказала она, стараясь не отстать. — Надо отвечать, что нам делать?..
— У меня больна жена, хоть и скрывает это. И будет непростительным свинством бросить ее в эту пору...
— Я знаю об этом и несу на себе тяжкий грех, даже если и желаю ей скорой и легкой смерти…
И они вновь надолго замолчали. Потом сзади опять послышался ее убитый голос:
— Леонид Александрович... я ведь не в жены... Я согласна на второстепенное... Вы не почувствуете предательства... Куда я без вас?
— Это невозможно.
— Это возможно! Это возможно! Это невозможно для тех... Кто идет по ровному тротуару. Там невозможно, там закон. А вы — по воздуху, вы летите... От должности к должности... от женщины к женщине. Я все знаю о вас, но меня это не пугает… Иногда мне кажется, что вы не существуете, как существуем мы все.
Вы — сон! И я буду для вас — короткий сон… А может быть… Я буду ждать, когда освободится место и для моего счастья!
Ячменев резко оглянулся. Она догнала его. Уже держала за руку, а он смотрел ей в накрашенное лицо. Да, она накрасилась! Эта уже в годах, но похожая на десятиклассницу женщина хотела выглядеть взрослее своего возраста, но чтобы это было красиво, а значит‚ привлекательно. Зачем? Вот уже она и плачет, и делает это тоже как-то по-детски…
— Ну, полно вам, — может быть, в первый раз за долгое время улыбнулся Ячменев. — Служебные романы еще не вышли из моды, не правда ли? А посему выше голову… Может быть, что-то у нас и сложится…
Дальше они шли уже рука об руку: то, медленно, сквозь аллею парка, то перескакивая через дорожное месиво растоптанного колесами быстро таявшего снега.
Но как будет долог их совместный путь и будет ли вообще‚ не знали ни он, ни она.
Часть пятая
И ВНОВЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ЖИЗНЬ
Время больших перемен
Глава первая
1
Год 1984-й был достаточно богат на события мирового и внутрисоюзного значения. Но только одно из них круто поменяло течение двух человеческих жизней. Вопрос: что послужило началу таких перемен?
24 января выпущен первый персональный компьютер Apple Macintosh — нет.
8 февраля открылись XIV зимние Олимпийские игры в Сараево — нет.
25 июля — первый выход женщины-космонавта в открытый космос. Светлана Евгеньевна Савицкая вышла в открытый космос с борта орбитальной космической станции «Салют-7» — нет.
30 июля на телеканале NBC начался показ «Санта-Барбары» — нет.
27 октября введена в действие Байкало-Амурская магистраль — нет.
В 1984 году в закрытом городе Железногорске Красноярского края на чужой свадьбе у знакомых людей произошла судьбоносная встреча ранее не знавших друг друга Ольги Борисовны Дулесовой и Леонида Александровича Ячменева.
Только я вам этого события во второй раз пересказывать не буду, поскольку оно мной описано в книге «Нагадала мне цыганка».
После выхода в свет в 2014 году этого документально-художественного повествования, где немало места отведено моему теперешнему герою Ячменеву, я‚ с вашего позволения, читатель, в описании его послесибирского периода жизни ограничусь лишь несколькими зарисовками, касающимися перестроечной, постперестроечной и нынешней поры.
2
И делаю я это с неохотой, поскольку‚ еще раз перечитав все написанное мною о Ячменевых, Ольге и Леониде, вижу, что они получились у меня довольно блеклыми фигурами. Мне не удалось придать им ни одной из тех характерных черт, которые заставляют персонажей книги жить своей собственной, реальной жизнью. Полагая, что это моя вина, я долго ломал себе голову, стараясь припомнить или выпытать у знакомых или близких им людей какие-нибудь особенности, могущие вдохнуть в образы супругов Ячменевых неприметные даже для них самих жизнеутверждающие краски.
Я больше чем уверен, что, обыграв какое-нибудь излюбленное словцо или странную привычку, мне бы удалось сделать своих героев куда более значительными. А так они‚ точно выцветшие восковые фигуры в тумане, да еще и на расстоянии, вовсе утратили свой облик и воспринимаются лишь как приятные для глаза легковесные мазки.
Единственным моим оправданием служит то, что я был ограничен во времени при написании вчерашнего и сегодняшнего повествований, а также отсутствие полновесных биографических данных моих героев и биографий их близких родственников. К этому следовало бы добавить и то, что в семейных отношениях Ячменевых присутствует расплывчатость, свойственная людям, которые, являясь частью социального организма, чьи корни глубоко уходят в советскую пору, существуют лишь в ней и благодаря ей. Эти люди напоминают клетки в тканях нашего тела, необходимые, но, пока они здоровы, не замечаемые нами.
Если подытожить все сказанное мною, выходит, что в Ячменевых не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание любопытного. А может, в этом виновата моя «куриная слепота», на которую я готов свалить свою творческую неудачу, рассуждая о том, что писать о так называемых простых людях труднее во много раз, чем о настоящих героях или «героях» бульварных газетенок или телепередач.
Глава вторая
1
Оказавшимся в 1984 году Свердловске вчерашним обитателям земли сибирской Леониду и Ольге пришлось помыкаться по гостиницам, по съемным квартирам, параллельно занимаясь поиском места работы.
Намотав немало километров по уральской столице и изрядно надоев всем сотрудникам бюро по трудоустройству, Ячменев остановил свой вынужденный выбор на заводе железобетонных изделий, поскольку только за работу на этом предприятии (а народ туда не шел совсем) ему обещали через шесть месяцев служебную комнату в строящемся «на всех парах» общежитии.
Из истории ЖБИ
Предприятие ведет свою историю с 1957 года, когда был введен в эксплуатацию главный корпус завода, носившего в то время название — Завод железобетонных изделий. Тогда же, 23 апреля 1957 года, заводу было присвоено имя Ленинского комсомола. В становлении предприятия принимал участие будущий президент РФ Борис Ельцин, в тот период работавший в строительной сфере Свердловска. В 1960-е годы он работал руководителем комбината.
В 1993 году на базе Завода железобетонных изделий имени Ленинского комсомола было создано ОАО «Бетфор». Постепенно предприятие, производившее бетонные панели для тысяч многоэтажек по всему СССР, меняло ассортимент своей продукции, улучшая качество панелей и долговечность построенных из них домов.
В 2004–2005 годах была проведена реконструкция производства, и сейчас «Бетфор» уже мало напоминает советское предприятие, из продукции которого строили «хрущевки» и «брежневки».
Сегодня «Бетфор» является лидером уральского рынка крупнопанельного строительства, одним из крупнейших предприятий Урала по производству железобетонных изделий, бетонных и растворных смесей для строительства объектов различного назначения.
2
Три года глотал цементную пыль Ячменев, работая старшим инженером контрольно-измерительных приборов и автоматики, чтобы в 1987 году уволиться по «собственному желанию».
В этом же году Леонид Ячменев устраивается на службу в близкий ему по условиям секретности, которые были в Томском НИИ электротехники, Свердловский машиностроительный завод им. М.И. Калинина, поначалу на должность инженера электронных технологий, а затем мастером одного из закрытых цехов.
Работу выбирал с прицелом на улучшение жилищных условий, поскольку с рождением сына Саши в общежитии ЖБИ стало тесно... А на ЗИКе сразу же предложили четырехкомнатную, пусть даже кооперативную квартиру. Но… с условием, что он станет одним из прорабов на строительстве этого самого дома, где ему предоставляют жилье.
Несмотря на то, что имеющаяся у Ячменева специальность не соответствовала прорабской деятельности, отказываться не было смысла.
В конце восьмидесятых годов крупные свердловские заводы начали строить жилье для своих рабочих и служащих своими силами. Так что ситуация у Ячменева уникальной не была.
К моменту получения жилья (первый взнос за которое в размере пяти тысяч рублей помогла сделать сыну Валентина Яковлевна) умер Николай Романович Бесслер. А потому, чтобы не оставлять состарившуюся мать в одиночестве, Ячменев вселил и прописал ее в только что полученную квартиру.
«Все какая-то помощь недавно родившей жене», — подумал Ячменев и очень сильно ошибся в своих предположениях…
На новом месте жительства пусть не сразу, но по мере взросления Саши между «разбившей прежнюю Ленькину семью» снохой и свекровью все чаще начинают пробегать черные кошки…
Чтобы загасить конфликт, обещавший стать непоправимой драмой, в которой в качестве актеров на семейной сцене выступали сноха, свекровь и ее сын, Леонид Ячменев задействует все свои силы и связи, лишь бы произвести размен этой, будь она неладна, четырехкомнатной кооперативной квартиры.
Шли недели и месяцы. Год миновал и другой, но размен не получался никак! А обстановка в семье между тем раскалилась добела. Уже было страшно за сына Сашу, в то время школьника первых классов. Как известно, в таком возрасте ребенок более восприимчив, чем взрослый человек.
После одной из наиболее ожесточенных семейных ссор, когда казалось‚ что все идет прахом, Леонид Александрович, ничего не придумав лучше, уехал к сестре жены, в Киев. И там уже‚ вскоре после заочного увольнения с машиностроительного завода им. Калинина, нашел новую работу и жилье. Если верить словам Ячменева, он планировал перевезти на Украину сына и жену.
3
Как оценить этот на самом-то деле не красящий Ячменева поступок?..
Учитывая, что человек — сугубо противоречивое существо, в натуре которого смешаны в самых разных пропорциях положительные и отрицательные качества: мораль и аморальность, честь и бесчестие, щедрость и жадность, можно все эти качества найти и в Ячменеве. Но не для того, чтобы, выступая здесь в качестве адвоката, оправдать своего «героя», заключив его в кавычки или оставив без оных…
Противоречивость человеческой природы превосходно описал французский мыслитель, ученый и писатель Блез Паскаль:
«Мы не довольствуемся нашей подлинной жизнью и нашим подлинным существом, — нам надо создать в представлении других людей некий воображаемый образ, и ради этого мы стараемся казаться. Не жалея сил, мы постоянно приукрашиваем и холим
это воображаемое «я» в ущерб «я» настоящему. Если нам свойственно великодушие, или спокойствие, или умение хранить верность, мы торопимся оповестить об этих свойствах весь мир и, дабы украсить ими нас выдуманных, готовы отнять их от нас подлинных; мы даже не прочь стать трусами, лишь бы прослыть храбрецами. Неоспоримый признак ничтожества нашего „я” в том и состоит, что оно не довольствуется ни самим собою, ни своим выдуманным двойником и часто меняет их местами!.. мы тщеславны, что хотели бы прославиться среди всех людей, населяющих землю, — даже среди тех, что появятся, когда мы уже исчезнем; мы так суетны, что забавляемся и довольствуемся доброй славой среди пяти-шести близких нам людей».
К сожалению, в характере практически всех людей имеются те или иные недостатки, влияющие на супружеские отношения. Не стал исключением и Ячменев, бросивший на произвол судьбы жену, сына и родную мать. Хорошо, если я ошибаюсь…
Тогда, после «бегства» мужа на Украину ушла из дому и Ольга, перебравшись с сыном в Алапаевск, к родственнице.
Разъехались все, даже Валентина Яковлевна не вытерпела одиночества и перебралась на другой край города Свердловска, к своей верной подруге.
С того момента большая квартира Ячменевых стала похожа на все еще пахнущий стружками гроб, из которого совсем недавно выбросили мертвеца. А на этого мертвеца, в свою очередь, все больше и больше становилось похоже великое государство СССР, с пустующими прилавками и полными отчаяния глазами ее потерявших надежду и веру в будущее советских граждан.
Глава третья
1
В стране СССР — перестройка. На заводах шумят, даже на оборонных. У нас теперь гласность. Но рты, как и прежде, не разучились затыкать…
В августе 1991 года, когда была предпринята попытка сместить первого президента СССР М.С Горбачева с его поста, а в составе ГКЧП оказался генеральный директор Свердловского машиностроительного завода им. М.И. Калинина А.И. Тизяков, некоторые рабочие и служащие его предприятия принялись митинговать в поддержку Б.Н. Ельцина.
«В первую очередь было уволено руководство взбунтовавшихся цехов, — рассказывает Леонид Александрович Ячменев. — А работяг стали вызывать по одному на ковер. Кто продолжал гнуть свою демократическую линию, тех выбрасывали за проходную. Других запугали всевозможными карами: вывести из очереди на жилье, лишить всевозможных представляемых по талонам благ, оставив пролетариату и без того пустой карман. С каждым месяцем стал уменьшаться и мой оклад…»
Когда дома и на работе разруха, жизнь теряет свою прежнюю цену, имевшую место быть в ту самую «застойную пору» советского государства, когда идеология была пусть утопической, но в нее верили. А теперь, в конце восьмидесятых и в начале девяностых, верить было не во что…
Для молодой семьи Ячменевых перестроечные годы в СССР стали испытанием на прочность их, казалось бы, вечной любви. Но так ли это? Может, всему виною не «лихие девяностые», а нечто большее, которое не стало той лакмусовой бумажкой, где бы можно было разглядеть далеко не праздничное будущее разбалансированной по вине кого-то из супругов семьи.
Даже после размена и переезда Валентины Яковлевны в собственную квартиру, оставшиеся «при своих интересах» супруги Ячменевы не смогли осознать тот факт, что человеку крайне необходимо интимное, эмоционально-положительное, доверительное общение, предполагающее сочувствие, сострадание, понимание, вхождение в психический мир другой личности. Что только лишь брак и семья, где партнеры проявляют друг к другу неподдельный интерес, дают человеку именно такое общение, которое максимально откровенно и доверительно.
2
Из истории завода
Машиностроительный завод имени М.И. Калинина ведет свою историю с 1866 года, когда в Санкт-Петербурге по указу императора Александра II была основана орудийная мастерская, в дальнейшем преобразованная в казенный завод по выпуску сначала полевой, а затем и зенитной артиллерии. В 1918 году завод был эвакуирован в Подмосковье, а в 1941 году в бывший Свердловск (ныне Екатеринбург). За годы Великой Отечественной войны завод выпустил 20 ты
сяч зенитных пушек, завершив производство ствольной артиллерии 152-мм зенитной пушкой КМ-52. С конца 50-х годов специализируется в производстве пусковых установок и зенитных управляемых ракет.
С 1956 года завод приступил к производству гражданской продукции — электрических погрузчиков. В бывшем СССР завод был монополистом по выпуску малогабаритных однотонных погрузчиков и производил до 7000 электропогрузчиков в год. Использование двойных технологий обеспечивало этим погрузчикам в стране достаточно высокую марку по качеству и надежности.
В 1994 году завод был преобразован в открытое акционерное общество. По инициативе предприятия была разработана и поддержана правительством России целевая программа создания и производства новых видов электрических и дизельных вилочных погрузчиков и электрических платформенных тележек грузоподъемностью 2 тонны.
В настоящее время завод выпускает дизельные погрузчики грузоподъемностью до 3,5 т, электрические — грузоподъемностью до 2 т, и электрические тележки грузоподъемностью 2 т.
Масса погрузчиков, как правило, на 80–250 кг меньше зарубежных аналогов той же грузоподъемности за счет лучшей компоновки агрегатов, механизмов и противовеса на шасси. Данное качество позволяет более уверенно использовать погрузчики
в помещениях (например, в железнодорожных вагонах) с регламентированной нагрузкой на полы. Кроме того, меньший вес снижает расход энергии аккумуляторной батареи.
Завод выпускал серийно этикетировочные автоматы для оформления бутылок этикетками, контрэтикетками, кольеретками и акцизными марками при розливе водки, пива, вина и других напитков производительностью от 0 до 15,6 тыс. бутылок в час.
С 1995 года завод выпускал камнерезную баровую машину для добычи блоков породы в открытых горных выработках. В конструкции собственной разработки учтены все предложения горняков, для продления сроков службы предусмотрена принудительная смазка узлов.
C 2005 года запущена в производство вакуумная подметально-уборочная машина МК-1500, предназначенная для механизированной уборки дворов, тротуаров и других узких мест от мусора, пыли и грязи. Конструкция позволяет оснащать машину сменными приспособлениями для работы в зимних условиях.
Завод располагает всеми видами производства для машиностроения: литейное, включая черное и цветное литье; литье под давлением; штамповочное и сварочное; термообработка и гальваника; все виды механической обработки; своя лабораторная и инструментальная база.
* * *
Постепенно «выдавленный» за проходную ЗИКа Леонид Александрович Ячменев не сразу, а после мытарств на СУГРЭСе, в отделении Орджоникидзевского совхоза и одного из свердловских НИИ, оказался в Уральском государственном педагогическом университете.
Из истории вуза
Уральский государственный педагогический университет основан в 1930 году как Уральский индустриально-педагогический институт (УрИПИ). Он был создан для обучения будущих преподавателей‚ студенты проходили подготовку на дневных и вечерних курсах. В 1932 году он переименовывается в Уральский педагогический институт. С 1934 года в вузе формируется система факультетов, в 1943 году открывается аспирантура. К 1950 году педагогический институт получает под свой контроль здание по адресу К. Либкнехта, 9, которое за несколько лет станет зданием его главного корпуса. В следующие 30 лет в нем открываются новые факультеты: педагогики, музыкально-педагогический, дефектологии, физического воспитания, математики и физики и т.п.
В 1985 году Уральский педагогический институт переезжает в новое здание по адресу проспект Космонавтов, 26. Это позволяет открывать новые отделения, музей, лабораторию информационных технологий; в 1990-е годы создается исторический факультет. В 1993 году вуз был переименован в Уральский государственный педагогический университет; аттестацию на звание университета он успешно завершил в 2003 году. Развитие учебного заведения на этом не закончилось: он открывает экономический факультет, создает институты специального образования и физической культуры, отделение социально-культурных технологий, создаются филиалы в Новоуральске и Челябинске.
Вуз расположен в промышленном районе Екатеринбурга — на Эльмаше. Ближайшая достопримечательность — парк Турбомоторного завода, до которого можно добраться, пройдя по улице Фронтовых бригад два квартала (парк расположен рядом с улицей Бабушкина).
Глава четвертая
Было время, когда в нашем университете работали рядом два «брата», теперь остался один, к которому в гости приходит другой, а это значит, что между ними никогда не прерывается связь. Но это теперь, а тогда, в конце 2001 года, когда в УрГПУ появились главный инженер Владимир Александрович Мелкозеров и главный энергетик Леонид Александрович Ячменев, они еще не были «братьями» — ни в кавычках, ни без них. В ту пору они лишь присматривались к друг к другу и к новому месту работы, тщательнейшим образом изучая его хозяйство вдоль и поперек. А иначе было нельзя: если ты пришел дело делать, а не лишь бы день прожить, значит, засучи рукава, да не до локтя, а до самых плеч, и паши, не разгибая спины. Дел накопилось — выше самых высоких крыш УрГПУ.
После «лихих девяностых» даже недавней постройки здания общежитий и главного учебного корпуса, что на проспекте Космонавтов, 26, не говоря уже о тех, что располагаются в самом центре Екатеринбурга, где и начиналась судьба тогда еще Свердловского педагогического института, стала разъедать не всегда приметная для глаз, но беспощадная ржавчина безответственности и тлетворная идеология. И если бы не прочные, еще советской поры, основы Уральского государственного педагогического университета, которыми служат семейные — в хорошем смысле этого слова — отношения всех многочисленных структур, в состав которых входят как учебные, так и хозяйственные подразделения, ни Мелкозерову и ни Ячменеву‚ даже при поддержке ректората УрГПУ‚ не удалось бы справиться с порученным им делом — вернуть вуз в число первых образовательных учреждений поднимающейся с колен России.
В ту пору было не до высоких слов, но слово «брат» стало им хорошим синонимом.
2
Пришедший первым и по должности выше своего товарища, братом-1 стал Мелкозеров, выпускник УПИ, где его помнят по кличке Белый, данной ему в то время, когда он был душой коллектива, заводилой всех дел художественной самодеятельности, поющим гитаристом и, наконец, комиссаром студенческого отряда «Эридан». Не это ли помогло Владимиру Александровичу без раскачки разобраться во всех коммуникациях УрГПУ и легко «прописаться» в среде его студенческо-преподавательского коллектива, параллельно работе учась на факультете психологии? Закончив его, он смог не только получить второй, после УПИ, диплом выпускника вуза, но и использовать полученные знания для работы среди людей, а это так непросто…
Глядя на представленную выше фотографию с надписью «Брат-1 и брат-2», невольно начинаешь размышлять на тему, кем же нужно быть и какими обладать спобностями, чтобы соответствовать званию брата не по родству, а по делам и моральной поддержке своего товарища по службе.
Иные, бывает, не один пуд соли съедят вместе, а тех взаимно заинтересованных отношений, которые сложились между Мелкозеровым и Ячменевым, как не было, так и нет…
Сменил место работы Ячменев, ушли из университета и другие специалисты своего дела — кто на заслуженный отдых, кто по состоянию здоровья, но добрый след их заметен в университетских зданиях до сих пор. Не пропала и уверенность в том, что в нашем университете, пусть не на каждом факультете, но они есть, эти самые БРАТЬЯ и СЕСТРЫ. Иначе наш вуз не оставался бы той самой семьей, которая всегда открыта для тех, кто входит в нее с добром и полезными начинаниями, но за версту чувствует временщиков и накрепко закрывает перед ними свои еще никем не запачканные двери.
И ВНОВЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ЖИЗНЬ
(вместо послесловия)
1
В отличие от своих сверстников с более чем десятилетним пенсионерским стажем, которые оставшуюся часть отпущенной им жизни проводят на диване у телевизора, Леонид Александрович Ячменев, дабы не стать похожим на того молоденького солдата, которого «долг перед Родиной» принудил охранять заключенных, уволившись с последней службы вахтера-охранника в тот самый момент, когда его стали заставлять обыскивать своих же собственных сотрудников, и теперь параллельно с активным отдыхом занимается поиском новой работы. И по большей части делает это на своих двоих: перемещаясь по Екатеринбургу без помощи общественного транспорта. Это позволяет ему, сбросив лишние килограммы и ощутив в себе прилив сил, заново открывать для себя за делами да заботами прежде спрятанные от него городские достопримечательности и насквозь пропахшие стариною городские проулки и дворы.
Без какого-либо определенного плана и выбора натыкаясь на всевозможные организации и мелкие предприятия, Ячменев вдумчиво и с присущим только ему «нюхом» на добрых и отзывчивых людей, предлагает им воспользоваться его неиссякающей энергией, жизненным опытом и умением общаться с людьми.
В перерывах между поисками работами и открытием имеющихся в любом большом городе «неоткрытых островов», Леонид Александрович заходит в лицей № 128 к своему сыну Александру‚ преподавателю, который когда-то сам был учеником этого учебного заведения, в ту пору называемого школой.
После успешного окончания Уральского государственного педагогического университета Ячменев-младший теперь работает по специальности в давно уже родных ему пенатах.
Еще совсем недавно Александр Ячменев учил детишек начальных классов, но с 2015 года, словно бы воспользовавшись плодами акселерации, теперь работает с лицеистами старших классов. Работает плодотворно, особенно с тех самых пор, как нашел здесь свою любовь. И теперь у преподавателя Натальи Викторовны — родовая фамилия Ячменевых.
2
Однажды на урок под названием «День науки», который ежегодно проводят для учеников начальных классов, Ячменев-младший пригласил своего отца. Зная, быть может, лишь краем уха о работе Леонида Александровича в Томском научно-исследовательском институте электротехники, попытался заранее обрисовать ему тему занятия.
Немало пришлось поволноваться тогда Александру Леонидовичу за своего выступающего в роли преподавателя отца. Он и сам, как первоклашка, делая вид, что чем-то занят, тихо перебирая бумаги на задней парте, увлеченно слушал о том, какими средствами обеспечивается исполнение заданного с Земли маршрута для боевой или несущей космонавтов ракеты.
Поначалу никто из первоклашек не мог понять, зачем этот усатый дядя положил перед каждым из них по детскому волчку. Но когда пожилой «преподаватель» стал рассказывать им о своей работе в НИИ далекого от Урала сибирского города Томска, малыши начали понимать, что неведомые им прежде гироскопы — это всего-то навсего игрушки-волчки. Но именно они, если их хорошо раскрутить по определенной программе, удерживают ракету, не давая ей сбиться с пути. Догадались вчерашние детсадовцы и о том, что вот этот дядя с давно поседевшею головой разрабатывал для этих гироскопов-«волчков» специальный источник питания — уложенный в металлическую коробку и чем-то напоминающей мороженное в шоколаде, но без палочки, столь необходимый для космических путешествий.
Весело и быстро пролетели два урока. Иным школярам, кто уже успел, пусть даже мысленно, представить себя космонавтом, даже не хотелось вновь «приземляться» в свой класс.
3
Много дел у пока еще безработного Ячменева. А потом для зарядки ума или душевной разрядки, после ежедневных «экскурсий» по городу, он ходит в шахматный клуб.
Делать шах и мат он научился давно, но как говорит их главный шахматный «запевала», организатор шахматных клубов в Екатеринбурге, Михаил Алексеевич Егаровский: «За последнее время, пока вы ищете работу, ваши, Леонид Александрович, шахматные позиции укрепились настолько, что вам не страшны теперь даже чемпионы мира...»
За время наших с Ячменевым последних встреч я узнал этого человека намного больше, чем за десятилетний период нашей с ним совместной работы в Уральском государственном педагогическом университете.
В биографии Ячменева, как и у большинства из нас, если целенаправленно в поисках компромата хорошо «порыться в белье», можно отыскать и белые, и черные пятна. Да и как же иначе? Даже среди «героев нашего времени», будь они в кавычках или без кавычек, в этом грешном мире вы никогда и нигде не найдете святых, поскольку они все на небесах. А потому я больше чем уверен, что среди тех, кто прочтет настоящее документально-художественное повествование, кроме добрых и понимающих людей‚ найдутся и злопыхатели. И они, те, кому Леонид Александрович Ячменев давно не подает руки, скажут, что он в свое время был весьма неравнодушен к спиртному, женщинам и ко всему тому, о чем можно сказать: «на грани фола». И будут правы…
Вот и я, грешный, вовсе не писал его портрет для иконостаса. Не ретушировал его «фотографий», пусть не всегда благообразных, зато живых. Я просто накануне его предъюбилейного дня рождения попытался до прихода гостей подмести и несколько облагородить его «дом»-характер. Так сказать, украсил всегда широко распахнутые для общения окна новыми занавесками, а на полу в прихожей, где он любит встречать гостей, расстелил домотанные половики. И никаких излишеств!
К сказанному могу добавить еще несколько слов. Все наши недостатки — это оборотная сторона медали. Применительно к Ячменеву — это оборотная сторона не медали, а его честно заработанного ордена.
И пусть мое мнение будет для кого-то спорным, но я его все равно «озвучу», сказав, что без недостатков и герой — не герой, и страна — не страна.
P. S.
В последний день работы над этим повествованием, когда рука автора готовилась поставить точку, пришло известие, что на родовом поле моего героя пробился к свету еще один колосок: Александр и Наталья Ячменевы подарили Леониду Александровичу первенца-внука!
С чем мы, его друзья-товарищи, его и поздравляем!
Как говорится‚ лучше поздно, чем никогда.
Шатрабаев Александр Васильевич
ЯЧМЕНЕВО ПОЛЕ
документально-художественное
повествование
Обложка А.В. Ромашовой
Фото на обложке Г.Г. Шатрабаевой
Редактор И.Н. Шаманаева
Технический редактор Н.Н. Штоколова
Компьютерная верстка Т.Н. Черепановой
Корректор Л.И. Сушкова
Подписано в печать 12.01.16. Формат 60 х 84 1/16.
Бумага мелованная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 9,3. Уч.-изд. л. 8,5.
ООО Издательство «Ривера»,
620077, Екатеринбург, а/я 17,
e-mail: rivera58@mail.ru
Отпечатано с готовых диапозитивов
в Типография издательства
Уральского университета,
620083, Екатеринбург, ул. Тургенева, 4
Ячменево поле. Изд-во Ривера 2016
© Copyright: Александр Шатрабаев, 2016
Свидетельство о публикации №216022600740
Свидетельство о публикации №216022600740
Рецензии