Лучи полуденного солнца

Светлой памяти Ким Ир Сена

Стоим в пикете возле здания городской администрации. Жара. Палит солнце, стоящее в этот час прямо над нами. Говорить не хочется ни о чём. Одолевает дремотная лень. День будний. Прохожих не так уж и много. Да, и все темы, достойные того, чтобы их обсуждать, успели, как водится, обсудить с утра пораньше.

Все молчат, прислонившись к чугунному бордюрчику. Удобное, надо сказать, сиденье. Я тоже молчу. Даже шевелиться лишний раз не хочется. Но у памяти свои законы и свои соображения… Она не хочет пребывать в покое, переносясь к событиям давних дней.

Не зря, наверное, говорят: не делает ошибок только тот, кто ничего не делает. Несколько лет назад, по глупости больше, ещё верил, что эти так называемые «реформы» делаются во благо, потом – верил, что никакого блага в них нет, а те, кто их осуществляют, руководствуются искренним заблуждением. Подобные-то, с позволения сказать, благоглупости привели к идее поиска пресловутого «третьего пути», а поиск «третьего пути», в свою очередь, привёл к монархистам. Тогда я ещё, кроме всего прочего, не оправился толком от достаточно тяжёлой, только что пережитой мною болезни, едва не стоившей мне жизни. Работы не было и не предвиделось. А деньги были нужны катастрофически. У монархистов же открывались торговые точки – нужно было зарабатывать каким-то образом деньги для издания своей газеты «Престол». Правда, торговые точки, и даже сама идея их открытия – всё это было уже после моего прихода к монархистам. Так что никто не сможет упрекнуть меня в каких бы то ни было корыстных мотивах.

Тогда также палило солнце. А я стоял на автобусной остановке. Рядом – раскладушка, на которой разложены книги, приобретаемые нами в кредит в одном из солидных издательств области. Газета наша – тогда ещё «наша» - здесь же лежала, её я тоже продавал. Верил же, дурак, во все эти бредни.

Правда, ближе к зиме выяснилось, откуда дует монархический ветер. А дело, оказалось, обстоит так. Те, кто привели к власти этого чемпиона по прыжкам в воду с моста, а по совместительству – дирижёра военным оркестром и верховного главнокомандующего тридцатью восьмью снайперами, танцора и прочее, прочее, прочее, понимали прекрасно, что не вечным он будет, а с властью придётся ему попрощаться скорее всего ещё при жизни – уж больно успел с самого начала всех достать. Стало быть, готовить надо страховочный вариант. Таковых готовилось несколько. Среди них – и такой, как возрождение монархии, при которой сохранится преемственность прежней политики, проводить которую должен будет он же, переквалифицировавшись из президента в регенты для малолетнего двоечника Жорика  Гогенцоллерна, о подлинном происхождении коего некоторые газеты (в том числе, и никак не замеченные в левых взглядах) уже тогда высказались предельно точно и откровенно: «поместь негра с мотоциклом», а про его интеллектуальные способности весь мир, включая его монархически настроенную часть, знал лишь то, что он любит путешествовать и кушать шоколад.

Играть в эти игры я не желал, о чём заявил монархистам честно и открыто. Спустя некоторое время после моего от них ухода, мировая закулиса, судя по всему, окончательно списала вышеозначенный вариант в архив, вследствие чего монархическое движение. Тихо и без лишнего шума, накрылось тазиком. К тому же – далеко не эмалированным, и к тому времени – изрядно проржавевшим. Я же начал, медленно, но верно, сближаться с левыми.

Мои раздумья неожиданно прервала Элла, несколько минут назад отходившая в сторону. Оказалось, за минеральной водой ходила.

-Тебя не угостить?

-Да, знаешь, не откажусь.

Беру в руки мягкий, полиэтиленовый стакан, опрокидываю внутрь себя его содержимое. Эх, хорошо, да мало!

Смотрю на Эллу. Она – беженка из Приднестровья. Знаю, жалеет теперь, что поторопилась – ведь там только сейчас, более, или менее, устаканилось. Осталась бы там, кто знает, может и пожила бы ещё достаточно спокойно, и притом, не покидая своих родных мест.

Задумываюсь на минуту: интересно – сколько ж ей сейчас лет? Может – сорок. Может – чуть больше. Но, не на много, скорее всего. Выглядит, пожалуй, даже моложе своего настоящего возраста. Лишь кое-где проступившая, преждевременная седина несколько выдаёт.

-Элла, а что ты думаешь про вчерашнее?

-Ты имеешь в виду убийство сына нашего мэра?

-Нет, Элла. Я – о другом. Хотя, эта история тоже к тому имеет отношение.

Несколько минут раздумываю: сказать, или не сказать? Наконец, решаюсь. В конце концов, если сказал: «а», то поневоле придётся сказать и: «б».

-Вот, что странно. По времени это случилось днём, часов в двенадцать. Так?

-Да. Так.

-А примерно через полчаса сюда примчался, как ошарашенный, Павел Михайлович, так сказать – официальный глава всей объединённой левой оппозиции нашего города…

-Вот-вот… Именно, что «так сказать»… Ты же знаешь, чем его сынуля занимается?

-Ещё бы! Весь город только о том и говорит. Снимает порнографические видеоклипы, расходящиеся по всему миру. А сам Михаил Павлович ещё имеет наглость похваляться: «Мой сын дал путёвку в жизнь многим женщинам, которые теперь нашли работу на Западе, в порнографических видеостудиях, и там живут, припеваючи». Он же отметает все упрёки в безнравственности подобного бизнеса. Говорит: «Если современным обществом это востребовано, значит – прочь стыдливость и прочие устаревшие понятия». Гнусно, конечно, Но, я сейчас – и не об этом. Хотя, всё это отвратительно. Ему бы, козлу старому, такую «путёвочку»! Между прочим, и о его неблаговидных делах в бытность его секретарём райкома КПСС тоже наслышан… Однако, другое меня сейчас гораздо больше интересует. Вчера проверил все источники информации, какие только мог, и оказалось, что первые сообщения об убийстве сына нашего мэра появились не раньше трёх часов по полудню. А Павел Михайлович сюда примчался через полчаса после случившегося. Около одиннадцати, и в приказном порядке заставил срочно свернуть пикет, не потрудившись даже объяснить причину.

-Мэра пожалел, - не скрывает Элла своей язвы.

-Да, Элла. Паршивая у Павла Михайловича, надо сказать, жалость. Как Владимир Сергеевич, наш депутат в Москве скончался, ты же помнишь, сердце не выдержало травли в этой зловонной Госдуме, его мёртвого в Ростов привезли… Он сам оттуда был родом. Вся его родня там до сих пор. И семья его там же… Так запретили его хоронить на каком бы то ни было из всех ростовских кладбищ… Хоть, в Москву назад вези… Только и там  распоряжение было дано в подобном же духе… И в моргах принимать его тело запретили… Вот это человек был – даже мёртвый для них страшен! Похоронили, правда, в конце концов. Хоть, со скандалом, но похоронили. А мы теперь с «ними» должны миндальничать… Нет, уж… если давить, так – давить до конца. Убили сына нашего мэра, тяжело ему, а мы его, значит, окончательно добить должны!

-Я согласна с тобой, - Элла говорит эти слова спокойно, без всякого пафоса, очень даже деловито. За это я её уважаю.

-Но, всё же… Как ни странно, но и это, ведь, не главное во всей этой истории.

-А что же?

-А вот что. Откуда Павел Михайлович узнал о случившемся так быстро?! В то время, как все сообщения и по радио, и по городскому телевидению прошли лишь через несколько часов! А в газетах их – и до сих пор нет! Я уже сказал, что, если сопоставлять факты по времени, тогда выходит, что он появился здесь примерно через полчала после случившегося. Но ему же, извиняюсь, ещё нужно было какое-то время, чтобы до сюда дойти. Значит, он узнал об этом ещё раньше. Откуда, спрашивается?!

-А тебе не кажется, что всё наше руководство давно имеет связь с властями?

-Кажется. И многие высказывают подобные предположения.

-Помнишь, как в прошлом году забрали наших ребят…

-Ты – про пикет в речной пойме, возле железнодорожного полотна?

-Да. Это же была чистейшей воды провокация. Устраивать круглосуточный пикет фактически посреди голой степи, где всё равно никого и ничего нет… И предложил эту идею, как ты помнишь, никто иной, как редактор нашей газеты «Голос Возрождения», в то время, как человек, отстаивавший идею перекрытия той же самой железной дороги – ни какого-то, заметь, хилого пикета, а настоящего, полноценного перекрытия, со всеми, вытекающими отсюда, последствиями – за несколько дней до этого, уже намеченного, перекрытия, умирает при весьма странных обстоятельствах. Хотя, перекрытие – это, действительно, дело. И резонанс бы был. А ещё, если знаешь, когда ОМОН приехал ночью, и ребят, в смысле – пикетчиков, забрали, Славика-то, который редактор «Голоса Возрождения», через пару часов и отпустили. А остальных-то неделю продержали. Так-то вот.

Опять устанавливается тишина. Сидим на чугунном бордюрчике. Молчим. И так – уже который день… Лучи полуденного солнца падают на нас. Наша кожа покрывается бронзовым загаром. Горячий ветер-суховей шевелит бумажную чешую объявлений, наклеенных на фанерных щитах, закрывающих пустые глазницы окон в здании городской гостиницы, расположенной напротив, что сгорела несколько лет назад.

Осенью наш бессрочный пикет прекратил своё существование сам собой. Редактор «Голоса Возрождения» бросил эту газету, после чего она вскоре «испустила дух», а сам, став депутатом Городской Думы, кстати, не без нашей же помощи, цинично заявил:

-Мне для моей карьеры нужно было внедриться в какую-нибудь политическую партию. Теперь я добился всего, чего хотел – и вы все мне больше не нужны.

Ещё через некоторое время, на очередной отчётно-выборной конференции объединённых левых сил нашего города, вновь доверят большинством голосов самый высокий пост в городских руководящих органах этой самой оппозиции. Вскоре, и оппозиции-то никакой не станет. Ни в городе, ни в области, ни во всей стране…

Лишь полуденное солнце с приходом летней поры всё также будет лить свои неистовые лучи – из года в год, из века в век, всегда…