Глава 1 - Что тебе снится, крейсер Аврора

- И что ты видела этой ночью?

Влада поболтала ногами и ещё секунд двадцать сосредоточенно смотрела, как текут внизу зеленоватые прозрачные воды Свислочи. Из-под мостика чинно выплыла флотилия уток, беззвучно оставляя на воде следы, как от катера.

- Мне снилось, что я попала на какую-то выставку в Вильне. Скульптуры из песчаника: там комод, там контрабас, там часы, и всё сюрреалистичное. И всё это в виде инсталляции прямо на улице. И видно, что если всем эти скульптуры полюбятся, то так их стоять и оставят. Это ж Вильня.

- Ну да, - добродушно хмыкнула Алеся, - у них там в северной столице свой подход.

Виленские жители имели в Княжестве репутацию высококультурных и по-хорошему чудаковатых. Поэтому Алесе так нравилось раз в месяц запрыгнуть на поезд и умчаться в Жемайтию – за вдохновением. Ведь работа в Министерстве обороны не упраздняет художественных наклонностей. Да и никакое другое министерство не упраздняет.

Поэтому они с Владой и решили поставить эксперимент. Собирать сны, а из этих плодов выжимать соки текста. Примерно как Кортасар.

Обе недавно спохватились: как же давно они ничего не писали! Влада создала прекрасный роман про Великое княжество Литовское, открыла новый мир, да так теперь там и осталась. Ей и нужно сказать «спасибо» за то, что обе они живут в стране своей мечты, как обнаружилось, стране совсем не идеальной – но просто абсолютно другой. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать выбор. Они горды. Они занимаются любимым делом. А сейчас сидят на мостике за концертным залом «Минск» и едят мороженое. Хотя вообще-то, тем же самым они могли бы заниматься и в прежнем мире. Но это было бы совсем не то.

Влада надолго замолчала, потому что переживать новоприобретённую реальность показалось ей более интересно, чем описывать. А Алеся просто с головой ушла в живопись: вечерами после службы самозабвенно бомбила очередную серию батика – пока шёлк не кончится вместе с силами.

После таких марафонов она ещё с неделю ходила опустошённая, растерянная и виноватая, что ничего не делает. А потом её осеняло: я же хочу устроить выставку. Или что-то написать. Или перевести. Эх, покой нам только снится! К тому же, времени ужасно мало, не потому, что скоро помирать, а его в принципе всегда мало, так уж всё устроено.

- Мне уже снился этот сон и эта выставка. В Виленском университете была какая-то конференция, я была в составе группы из Минска, мы постоянно держались вместе, а как только разбрелись, одного из нас убили. Профессора одного пожилого. И остаток сна мы строили гипотезы, пытаясь раскрыть преступление.

- Страшно было?

- Нет, что ты. Совсем нет. Тогда это ведь был обычный сон. Вроде не можешь сформулировать, но понимаешь, что всё «понарошку». Приглушённо. Ты не чувствуешь, а как бы мысленно отмечаешь, что почувствовал. А сейчас я полностью подключилась.

- Ух ты! – воскликнула Алеся. – Вот это да, ты решила поучаствовать во сне с убийством, чтобы написать детективную новеллу?

- Ага, - довольно кивнула Влада. – А атмосфера там точно, как в твоих любимых книжках. Я с утра кой-какие наброски сделала. А сегодня ночью продолжение будет.

- Смотри, аккуратно там.

Влада задумчиво ответила:

- Ну да, я, может, слегка переборщила. Но уж больно сюжет хорош. Точнее даже – настроение, в сюжете-то как раз ничего оригинального нету. А тебе что-то толковое привиделось?

Алеся неопределённо пожала плечами.

- Да знаешь, нет. Я хотела написать что-то... московское, что ли. Но так сама и не поняла, что. В итоге я просто гуляла по центру, ничего особенного не видела. Ну так, какие-то детали. Вроде того, что навстречу попалась девушка, и лицо у неё, и даже причёска, было точь-в-точь такое, как у маски на ближайшем доме.

- Ну вот видишь, как здорово!

- Ай. Очередная зарисовка? Это уже скучно.

- В следующий раз повезёт. А министру интересно будет послушать.

В последнее время они ходили к нему в гости пару-тройку раз в месяц. Две недели – время достаточное для того, чтобы произошли какие-то события и появились какие-то мысли. В общем, неплохой отчётный период. Не идти же с пустыми руками, то есть, мозгами к одному из величайших людей Великого княжества. Они ведь не просто прохлаждаются (а зимой – греются у камина) в просторной гостиной, попивая чай с вишнёвым вареньем.

Они ученицы, и готовят их к условно великим делам. Но им уже и так ясно: знакомство с министром ничего не меняет, до «величия» - как до луны, поэтому всё, что остаётся: не задирать нос, работать и наслаждаться процессом. А учитывая то, что все они – специалисты по энергоинформационным воздействиям, проще говоря, маги, то здесь работы просто горы. Тем более, Влада с министром – Хранители, а Алеся – Инквизитор, в процессе обучения приходится перестраиваться и делать свои акценты. Впрочем, оно и к лучшему. 

В последнюю встречу речь у них зашла о снах.

- Не удивляйтесь, - произнёс министр, - сегодня у нас беседа не о геополитике, а о сновидениях.

И он добрых полтора часа рассказывал им своим бархатным низким голосом о снах и астрале – как будто лекцию вдруг решил прочесть.

- Для неспециалистов корень всех опасностей – иллюзия контроля, - говорил он. – Я говорю о тех, у кого способности слабые или неразвитые, а они уже возомнили себя без пяти минут мастерами.

- Наверное, часто такое встречается, - вставила Влада.

- Ещё как часто, - кивнул министр, - львиная доля всех искалеченных, помешанных, бесследно пропавших и бесноватых.

Алеся поёжилась. Она вспомнила, как ещё на третьем курсе читала в одной книге о том, что происходит с любителями внетелесных путешествий и астральных проекций. От прочитанного она еле-еле уснула часа в четыре под слепящим светом люстры и притащилась ко второй паре измочаленная и тухлая. Сейчас-то она уже проделывала такие вещи, от которых волосы дыбом, взять хотя бы поединок с высокопоставленным чернокнижником на Кальварийском кладбище. И всё равно ей стало не по себе.

- Для людей без способностей тоже есть риск, но он сравнительно мал, я бы сказал, ничтожен, - продолжал министр. – Главная беда с самоучками. Но и те, кто проходит обучение под чьим-то началом, тоже иногда сомнительными практиками занимаются – уж больно соблазн велик.

Влада с Алесей незаметно, искоса переглянулись.

- У обычных людей сны обычно не превышают пятой степени достоверности. Всё происходит смазанно, нереалистично, но человек не может осознать, что спит. Кошмары, правда, иногда доходят и до восьмой степени, от потрясения человек не может заснуть или боится это делать – хотя на самом деле реальная угроза невелика. Да, кстати, надо вам заказать учебник Иды Сведенборг, там очень доходчиво и дельно всё разложено, в том числе классификация.

Влада потыкала в телефон, внося в заметки название книги, Алеся записала в ежедневник.

- Специфика начинается с девятой степени, это уже так называемое осознанное сновидение. Человек может осознать, что спит. Что он для этого делает?

- Пристально посмотреть на руки, - ответила Влада, - если они меняют форму, значит, это сон.

- Или на часы, или на вывеску, - подхватила Алеся, - если написана тарабарщина, или при следующем взгляде на циферблат совсем другое время, значит, спишь.

- Верно. Иными словами – он замечает искажение реальности. И вот тут-то начинает чудить. Ведь если это сон – значит, всё можно. Но проблема в том, что с повышением степеней достоверности сновидческая реальность обретает всё большую самостоятельность. И с человеком она может обойтись как ей заблагорассудится. Начиная с девятой и до восемнадцатой степени – это одно сплошное болото, огромное пограничье, и поведение у этой среды специфическое – и не вода, и не твёрдая почва. И чем дальше, тем пуще: степени с четырнадцатой начинается пресловутый «астрал». Классические случаи: не найти оттуда выхода или встретиться с нечистью. О последствиях этих встреч и говорить излишне. Именно поэтому Церковь крайне отрицательно относится к подобным практикам.

Алеся вздохнула. Они в довольно щепетильном положении. Вроде занимаются не тем, чем следует, но при этом по убеждениям католичнее некуда. Это Беларусь, детка. Хотя не одна только Беларусь, и в Прибалтике, и в южных землях Княжества – то же самое. Алеся задумалась: может, не зря её так легко взяли в «контору», куда отнюдь не просто попасть, а рекомендации вообще ничего не значат – потому что маг и так ведёт жизнь разведчика. Жить в современном цивилизованном мире следует так, словно магии как таковой не существует. Есть фольклор, есть суеверия, спекуляции насчёт паранормальных явлений. Но магия, прямым текстом? Помилуйте! И в ВКЛ ещё, надо сказать, лояльное на бытовом уровне отношение к специалистам. За что, в том числе, их страна и имеет репутацию экзотичной и диковатой, несмотря на уровень развития по разным шкалам Лиги наций и достижения в области технологий (нормальных, в смысле, технологий, а не этих ваших...). Очень быстро стало понятно: мастерство мага не только, иногда не столько, в мощи совершаемых воздействий – а в их незаметности. Ключевой тезис – «как будто так и надо». Чем не принцип работы спецслужб?

- О чём задумались, Алеся Владимировна? – с лёгкой улыбкой спросил министр.

Она спохватилась, чуть зарумянилась, как обычно. Однако нашлась:

- А как не выпасть в такое «болото»? Мне лично всегда было страшновато этим заниматься, даже тогда, когда мои способности ещё не обнаружились. И сны у меня всегда были, как у всех непосвящённых – туманные и «бутафорские».

- Это не так уж плохо, - одобрительно кивнул министр, - значит, у вас мощная внутренняя защита стоит, сама отсекает всё, что вам не нужно. А для того, чтобы благополучно проснуться – помогает молитва. Это в первую очередь. Во вторую уже – всяческие обереги, либо наши льняные браслеты, либо виленские туфли для сна. Хотя, по-моему, последнее – не очень-то удобно.

Но тут Влада перебила их:

- А можно я спрошу? Андрей Андреевич, а вы вот говорили про степени достоверности, сказали, что астрал простирается до восемнадцатой – а что за ней, что дальше?

От волнения её глаза светло заблестели, как клинок стального кортика.

Министр протянул руку за чашкой, отпил уже остывший «дарджиллинг» с двумя кусками сахару.

- А дальше начинается... да очень просто, дальше начинается сон как самостоятельная материя. Это доступно только магам. Из прочих людей – святым и пророкам, хотя их уж точно нельзя считать «обычными». Сон как параллельный мир, наверное. Он очень похож на нашу реальность. Ощущения яркие, но ничего не искажается и не выкидывает фортели. По крайней мере, это среда гораздо более предсказуемая, чем так называемые ОС. Какие различия между степенью восемнадцатой и девятнадцатой, или двадцатой, маститые специалисты и сами не знают. Отделываются туманными рассуждениями. Наверное, такое различие чисто номинально. После зыбучих песков и дьявольщины астрала можно просто провести черту, и за этой границей начинается Сон с большой буквы. Туда можно перемещаться так же, как странники перемещаются между мирами. И всё, произошедшее там, имеет самостоятельное значение. В какой-то мере это может быть отдельной жизнью, кое-кто рассматривает это как продление жизни земной, но тут уж тоже надо быть осторожным, не смешивать явь со сном, вы сами понимаете причину. А ещё – почему я наконец завёл об этом речь?

- Честно говоря, интересно, - осторожно начала Алеся, - вы никогда специально с нами об этом не заговаривали.

 - А тем не менее, это одна из основных специальных тем?

- Ага.

- В общем-то, - медленно начал министр, - вам всё это до сих пор было не нужно. Я только Бога благодарю за то, что мне попались такие рациональные, опасливые, предсказуемые ученицы. Но сейчас я чувствую, что вы почувствовали вкус мастерства. Вкус Силы. Это рискованный момент. Как пубертатный период. Поэтому... Я не в силах вас контролировать, но мой долг – это вас предупредить. Было много случаев, когда яркие таланты гибли от искушения. Эксперименты с бессознательным, выходы из тела, изменённые состояния сознания, тот же Кастанеда, - а зачем? Если можно во всём сохранять грамотную ясность? Ничего сенсационного такие состояния не несут. Только горе.

- А может маг выходить с пятой степени сразу на девятнадцатую?

- Может. Так обычно и происходит. Если говорить откровенно, то специалисты и профаны в относительной безопасности.

- А что за ней? – тихо спросила Влада.

- За ней?

Министр вздохнул и криво ухмыльнулся.

- За нею – только Смерть. Вы не пугайтесь. Даже если грамотны, это стресс, – не пугайтесь. Это тоже форма экзистенции, и нашей Алесе, Алесе Владимировне, она знакома не понаслышке, это всё равно, что стихия, огонь, вода, металл, или гром и молния...

Стамбровская опять судорожно вздохнула. Конечно, да, опять она. Она Инквизитор. Но это не отменяет её человеческих слабостей и опасений.

Министр опять поднял к узким губам фарфоровую чашку с остывшим сладким «дарджиллингом». Видно было, что ему нравится отпивать этот холодный загустевший чай.

- Вы испугались, когда узнали. Но на самом деле вам знакомы такие сны? Да? Или я ошибаюсь и...?

Здесь им пришлось признаться. Владе – о Венском конгрессе и заигрываниях Талейрана. Алесе – о полётах с Марком Шагалом и беседах о творчестве. Раз в месяц. Очень живо. Здорово. Но – инстинктивно осмотрительно.

Они в очередной раз доставили удовольствие министру.

- Какие же вы молодцы, - проговорил он. - Я даже удивляюсь и не верю, что вам не приходилось целенаправленно читать наставления. Но всё равно прошу: действуйте с оглядкой. Особенно с теми, кого там встречаете.

- Вы про Талейрана?

- ...про Шагала?

Они выдохнули это вдвоём.

- В общем, да. Сны с большой буквы считаются откровением. Многие пророки надеялись на них для встречи с великими людьми или даже со святыми. Но то, что с вами общается именно та личность – не факт. Иногда это бесы – уж простите за новую мрачность. Они завлекают, как шпионы – тонко и исподволь. А урон душе наносят немалый. Второй вариант – ваши собственные проекции. Иначе эти сущности можно назвать музой. Ну, или так, как в анекдоте – к поэту приходит муза, а к поэтессе – «музык», - усмехнулся министр. – Угрозы, в общем, нет, сущность не бесовская, но достаточно самостоятельная. Творческим людям даже пользу приносит, если вы психически устойчивы. Вот только с реальным человеком иногда может иметь маловато общего.

- Правда? А что делать? – нечаянно воскликнула Алеся.

И тут же засмущалась и уставилась в пол. И расстроилась тоже. Закручинился добрый молодец. То есть, красна девица. В общем-то, оно и понятно: любой творец мечтает постигнуть тайны мастеров. А уж если с ними пообщаться… А что, если окажется, что «царь ненастоящий»? Скандал, да и только.

- А я читала про Терезу Авильскую, - вставила Влада, - так она даже Христу кукиш показывала, а всё от перестраховки. Ну, Он, конечно, не обиделся и похвалил её: молодец, воин, будь бдителен.

- Это, конечно, мистический анекдот, - улыбнулся министр, - но принцип верный. Пусть даже меньше «чудес» выпадет на вашу долю, но лучше поберечься.

Тогда Алеся смиренно кивнула. Потом, на мосту, во время более откровенной беседы, придумала безобидный, эстетичный сюжет. Но на самом-то деле, вряд ли она думала об осторожности, переступая порог служебной квартиры на Патриарших прудах.

Ей вроде было что скрывать, но сама она, со сладким облачным вздохом, едва ли понимала – что именно.

Она пыталась найти кортасаровский мотив, а получилось – чёрт знает что.

Обычно она гладила Франсиску по бархатному загривку и в шутку говорила мысленно: «Ну-ка, товарищ, закажи пропуск Оле-Лукойе, я хочу туда-то и туда-то». И попадала, куда хотела. И под боком у неё преданно сопела шелковистая угольно-чёрненькая кошечка. И шастанье по снам воспринимала точно так же, как богемно-безалаберные поездки автостопом в Ковно или Троки. Разумеется, пока Андрей Андреевич не напомнил ей об истинной природе любого путешествия.

Но она даже не помнила, как очутилась именно в этом сне. Помнила детали, ощущения. Например, своё смущение: разуваться при входе или прямо в обуви в гостиную, как в Европе? В итоге сделала выбор в пользу западных нравов и гордой поступи на шпильках, но до самого конца не была уверена, что правильно. Увы, в университете их учили тому, каков порядок вывешивания флагов при встрече иностранного представителя. А подобным мелочам – увы.

Алеся старалась держать спину прямо, как легендарная Коллонтай. Скользнула взглядом: крахмальная скатерть, напитки, нарядное стекло с насечками, как сейчас делает фабрика «Нёман» - она словно где-то видела это, в какой-то книге. Обаятельно, широко улыбнулась, как всегда, когда смущалась, но пыталась произвести впечатление. Юрий Владимирович ответил тонкой сдержанной улыбкой, будто не в первый раз, налил ей бело-золотистого рейнвейна.

Стоп.

Она почему-то думает о нём по имени-отчеству, и встречается будто тоже не в первый раз. И откуда он знает о её любви к чилийскому совиньону, тем более, откуда это такое вино в Союзе, ведь – злобный Пиночет и оголтелая хунта… О Господи.

Лёгкой тенью ложится на её ум желание всё проанализировать, и так же легко уходит – несмотря на степень достоверности, сон остаётся сном.

Они говорили о национализме в союзных республиках. Алесино мнение почему-то было очень интересно председателю КГБ – и она излагала его даже смелее, чем обычно: ведь она осознавала, что в любой момент может проснуться. И оставить противника ни с чем. А они действительно увлеклись полемикой.

- Я не эксперт с научной степенью, - предупредила Самбровская, - я могу в первую очередь говорить от лица собственного народа, а потом уже делать обобщения.

- Ну и всё-таки излагайте, - подначивал председатель, - у вас ведь свежий взгляд.

«Пускай и вредный, и ошибочный», - проскальзывало в его ироничных глазах.

Алеся откровенно раздражалась. Как можно не понимать таких простых вещей? Например, идеи о ценности нации как интегральной категории самоидентификации...  Сердилась ещё больше, понимая, что твердокаменная большевицкая позиция, может быть, только поза – ведь он сложнее, умнее, тоньше... Неужели настолько её за достойную не считает, что пытается скормить такие ходульные тезисы? А ведь чёрт возьми, это обидно. А если нет? Неужели мифы о советской зашоренности – правда? И, тогда, наверное, ещё больнее – разочароваться в том, кого считала замечательным, не таким, как все...

О нет. Опять-таки. Это она-то считала?

До поры до времени она прохладно относилась к советской истории, считая её каким-то досадным недоразумением космического масштаба, не заслуживающим внимания, разве что скорби оттого, что оно в принципе имело место. Поэтому она гораздо больше знала о правых режимах Запада, чем о собственном прошлом. И только с возрастом начала понимать, что из песни слова не выкинешь, что всё гораздо сложнее. И теперь до сих пор лишь нащупывала путь познания, но уже научалась видеть неявленные потенции и символические отражения иных реальностей, и на примере своего наставника в тайных знаниях увидела действие этого закона...

Когда-то её сразила харизма маршала Жукова, потом она надолго охладела и «ушла к немцам», а там – логично же? – к латиносам, потом обратилась к Европе, потом в процессе изучения холодной войны на неё как на международника произвёл впечатление Громыко – но вот в симпатиях к Андропову она никогда не была замечена. Он долгое время был для неё формальным компонентом невнятной скоропостижной диады «Андропов и Черненко» - это сейчас она сгорает со стыда, вспоминая, как ставила их на одну доску.

И все эти мысли она успела передумать во сне беглым фоном, и так же естественно отмести в сторону – чтоб не мешали спору.

 Она не планировала ввязываться в полемику. Но их беседа перешла в столкновение и увлекла обоих. Алесю словно чёрт тянул за язык, и в словах её звучало всё больше провокации. Председатель понемногу терял терпение. Она с холодком страха в груди и с жаром на щеках замечала, как лицо его становится жёстким, а глаза за стёклами очков сверкают льдом. Ещё она отпустила пару шуточек. А ведь Юрий Владимирович терпеть не мог антисоветских анекдотов и подколок.

- Да вы чистой воды экстремист, - недобро усмехнулся Андропов, - я могу лишь по достоинству оценить вашу смелость. Хотя, кроме смелости, оценивать, собственно, нечего, - саркастично усмехнулся он.

Ах, мерзавец.

Алеся тяжелее всего сносила оскорбления, наносимые её уму – её не столь волновала «порядочность».

- Я думаю, наш спор лишён оснований, - покачала головой Стамбровская, пытаясь скрыть за леностью движений адреналиновую дрожь. – Мы никогда не то, что не согласимся друг с другом, но даже, наверное, - не поймём...

- Правда? – обронил председатель.

Почему её затянуло в этот странный сон? Ведь сейчас она болезненно чётко ощущала токи энергий и созданную атмосферу – и чувствовала неодолимое отторжение. Практически равное неодолимому притяжению.

- Потому что пустое – толковать о ценностях нации, и даже этноса, человеку без роду без племени, - ядовито усмехнулась Алеся.

Это был удар ниже пояса.

Юрий Владимирович застыл и побледнел как полотно, лицо у него было, как у человека, сражённого пулей. Чуть придя в себя, он, наоборот, молча, в нависшей тишине, покраснел от переполнившей его ярости, а пальцы сцепил так, будто смыкал их на Алесиной шее.

А она торжествовала и горела, опьянённая весёлой злостью. Она бы точно этого не сделала, но из глубин души явственно подымалось желание кинуться на него. И... не то укусить, не то поцеловать. Неистово и исступлённо.

- Вон, - с тихим бешенством произнёс Андропов, - я больше не желаю вас здесь видеть.

И в мгновение ока... Нет, ничего не завертелось и не увлекло её в вихре. Она всего-навсего немедленно проснулась.