Клим Полудедов

Хуторяне.

В мой первый офицерский отпуск, я летел домой на крыльях. Не в пря­мом смысле конечно, ехал я и поездом и автобусом и другим транспортом. Это понятно, очень торо­пился увидеть родных и близких. А если уж честным быть до конца,   хотелось блеснуть своими новенькими офицерскими погонами.   У молодого лейтенанта, только что получившего офицерские погоны, весь мир прекрасен, всё в голубом и розовом цвете.
В последний свой курсантский отпуск, провожая меня, мама сказа­ла: «Теперь сынок, в нашем хуторе, будет два офицера, Назар Данило­вич Гончар  и ты ». В этот момент я ощутил такую гордость и радость одновременно, за то что мама сравнила меня с легендой нашего хутора: орденоносцем, героем войны.
И вот я наконец в Кизляре, нашем районном центре. Отсюда всего семь километров и я дома. Хотелось въехать в родной хутор «на белом коне», как говаривал дядя Ваня Кислицкий «с шиком». Не получилось.               
    Был ноябрь, дожди, слякоть, грязь, разбитые дороги. Ни за какие деньги таксисты не соглашались вести меня на хутор. Ты лейтенант в своём уме, к твоему хутору ходят только два транспорта, трактор и то только гусеничный и телега запряжённая лошадьми, либо быками, вот и ищи такой транспорт.
Делать нечего, аргументы таксистов весомые, надо искать подобаю­щий транспорт. Тут я вспомнил, что на местном рынке должен же быть кто то из наших- хуторских, да и время только полуденное. Вещмешок на плечо, чемодан в руки и я двинул на рынок. Ещё из далека я увидел знакомую мне фигуру, точнее не фигуру, а пальто в ко­торое была одета эта фигура. Когда то это длинное, чёрное,  кожаное пальто, имело много завистников, но со временем оно потеряло свой родной цвет и как то скукожилось на сутулой спине хозяина. Вытертое временем, местами  до белизны, оно, издалека,напоминало армейский маскхалат.  Хозяин пальто этого не замечал и гордился им. О своём пальто он говорил всегда уважительно:"Трофейное, с фронта, сносу нет". Это был конечно же мой земляк, Клим Прохорович Полудедов. 
       «Дядя Клим здравствуйте, довезёте меня до хутора?» - сказал я. Он поднял голову, внимательно по­смотрел на меня и  с каким то намёком добавил: «Отчего не довести, знать бы куда и сколько эта услуга стоит в деньгах?». Вдруг его широкое небритое лицо расплылось  в улыбке: «Славка, это ты что ли? А форма откуда? То - то я смотрю на Пет­ровну похож, а не припоминаю, какой из сыновей в офицерах ходит? На радостях, я рассказал Климу Прохоровичу Полудедову всё о себе и о том, как я спешу домой.
      "Ну что же бросай вещи в телегу, а сам садись на передок, часа через два будем дома. Эх ма, радости тьма. Теперь Петровна не отвертиться, проставиться как миленькая, какого дорогого гостя я ей везу " - радостно добавил он потирая руки.
Дорогой я непрерывно задавал вопросы Климу Прохоровичу, спе­шил узнать все хуторские новости сразу, а он не спеша, смакуя каждую фразу, рассказывал мне о хуторянах. Новостей было много и хороших и не очень, но меня интересовало всё. Дорога, по которой мы ехали, ме­стами просто пропадала и Клим Прохорович объезжал эти участки  поля­ми, делая при этом большой крюк.
Насытившись информацией, я замолчал, но мой возница не наме­рен был этого делать. "А помнишь лейтенант? - я вначале и не понял к кому он обращается -  историю с Перцем, как он без штанов, прилюдно  убегал от хуторского бугая. А ведь до него был ещё один казак, в нашем хуторе, который тоже бегал без штанов. Ему просто повезло, что его никто не видел". Он сказал это так, как бы заставляя меня спросить, кто же это был. Я конечно спросил: « а кто же это был?»
    «Скажу, лейтенант, но дай мне офицерское слово, что ты ни кому об этом не раскажешь». Я, конечно же,  дал слово, тем более мне это было лестно и приятно.
Мой возница, в какой - то задумчивости, окунулся в прошлое и начал неторопливо рассказывать:  «Это было за два года до той истории, что произошла с Перцем. На мельнице я смолол несколько мешков кукурузы  крупным помолом, для птиц и свиней. Всё это  отвёз домой, при этом изрядно вымазался  в муке. Отогнал лошадей на ко­нюшню, сдал конюху и  пошёл домой. И тут, дёрнул же меня чёрт иску­паться в Ялге. Солнышко почти спряталось за горизонт, вечерело. На речке никого не было и вряд ли уже кто придёт.
Я разделся , сложил вещи на берегу и «Адамчиком» нырнул в речку. Вода не сказать, что была тёплой, но минут на 10 -15 можно потерпеть. Смыв с себя все мельничные накопления я  медленно  поплыл к берегу. «Маня, Маня, Маня» — послышалось мне. Я присел, над водою была видна только моя голова. По берегу шла бабка Веденееха и громко звала свою корову, которая отбилась от стада. Я потихонечку заплыл за камыши, чтобы меня случайно не увидела бабка.
В это время Веденееха подошла к моей одежде и видно узнала, чья она, потому,  как сразу окликнула: «Клим Прохорович, вы где?». От холода меня начало знобить, но я молчал и не откликался. Бабка подошла к самой кромке  воды,  несколько раз окликнула: «Клим Прохорович!» всплеснула ру­ками и громко охая добавила: «Ой, Господи, наверно утоп наш Климушка. Горе то какое». Быстро собрала мою одежду, дура старая, при этом охая и причитая, двинулась в сторону ху­тора. Только я хотел переплыть на другую сторону реки, чтобы зайти к конюху и  как то приодеться, слышу разговор. Я затаился. К месту, где я прятал­ся в камышах, подошли Перец (хуторской пастух) и бабка Веденееха. Перец строго отчиты­вал бабку: «Положи одежду на место, это же улики, может и не утоп Клим, а его убили". Как гром среди ясного неба, для меня прозвучали следующие его слова: «Сиди здесь бабка, карауль одежду, я мигом за участковым, дело тут очень серьёзное». Веденееха села рядом с моей одеждою, всё кре­стилась и что то жалостливо причитала. Я вконец замёрз. Осторожно  вылез из воды и взгромоздился на камышовую кочку. Вечерний воздух был уже довольно про­хладным и меня от холода просто колотило. Подумав, я слез с кочки и снова погрузился по горло в воду, которая , по ощущению, была теплее вечернего воздуха.
Минут через десять прибежали Перец, Лука Крепак, моя жена и двоюродный  брат Петька Харин, он же наш участковый. Вытащив из кармана огромную лупу, Петька начал изучать мою одежду. Шерлок Холмс хренов. Сидя в воде, я трясся, как в лихорадке. Выхода нет, придётся ждать, когда закончиться  это затянувшееся расследование. Жена ходила по берегу плакала и причитала: «Ой, Климушка, как же я без тебя?». Тут я, хоть и сильно замёрз, но позлорадствовал: «Поняла теперь, дура, как без Кли­ма», и знаешь, на душе вроде бы потеплело. Вдруг из за поворота реки вы­плыли два каюка (рыбацкие лодки). На них были мужики с баграми, кото­рыми прощупывали дно реки. Я сразу понял, что это они меня ищут.  Дальше ещё хуже. Этот недоделанный сыщик - участковый, завернул одежду в мою рубашку, взял подмышку и направился ко мне домой.  По его мнению, это были важные улики. Теперь ему предстояло сопоставить все факты, тщательно и умело провести расследование моей гибели.  Вся толпа двинулась за ним и моя жена  тоже. Я подумал о жене, а если бы я на самом деле утоп, только что она лила слёзы и причитала «Климушка...»,  а теперь ей стал важнее какой то протокол. Ну, погоди!
Как только каюки уплыли, я, не скрываясь, доплыл до другого берега и побежал на мельницу. К счастью, на мельнице был помощник мельника Пеня, он дал мне длинный тулуп, валенки и зимнюю шапку. Немного согревшись, я попросил Пеню сходить ко мне домой и принести одежду. Сделать это надо незаметно, так, чтобы никто не видел. А жене чтоб передал, что я жив и здоров и скоро буду.
В это время участковый Петька проводил расследование моей ги­бели, под протокол. Первой на допросе оказалась бабка Веденееха - как главный свидетель. Мою одежду, участковый Петька,  аккуратной сто­почкой положил  на завалинке (невысокая земляная насыпь вдоль наружных стен избы).
Пеня подошёл к моей избе, хотел войти во двор, но увидел мою одежду, взял в охапку и принёс мне.
Допросив Веденеиху, сыщик - участковый вышел покурить, заодно проанализировать результаты допроса. Машинально, бросив вгляд на завалинку, он обомлел, важные улики преступления исчезли. Петьку бросило в жар, дело начало принимать серьёзный оборот. Здесь явно орудует шайка, а он не при форме и без оружия.
Чтобы привести себя в порядок и снять стресс, он попросил Крис­тину (мою жену)  принести ему  вина. Выпил литр вина, не отрываясь-залпом, собрав нервы в кулак, он начал уже другое расследование - пропажи улик. Поставив для охраны у калитки Крепака, дал указание никого не выпускать.  К этому времени во дворе и в хате  собралось много народу. Все строили догадки, как могли жалели меня. От нового распоряжения участкового народ стал волноваться. Выходит, что участковый  подозревает всех в свершённом преступлении. Некоторые, хоть и высказывали недовольство, но активных действий не предпринимали. Разбившись на небольшие группы, перешёптываясь, терпеливо ждали других распоряжений участкового.
К тому времени, как Пеня принёс одежду,я согрелся и пришёл в себя.  Переодевшись в свою одежду я направился домой.  Были уже сумерки. Открыв калитку,  вошёл во двор. Разгово­ры стихли, кто то начал креститься. Я вошёл в хату. Все присутствую­щие молча уставились на меня. Сцена из картины Репина «Не ждали». Первым опомнился участковый: «Откуда у тебя эта одежда?» - слегка заикаясь, повторил он эту фразу несколько раз. Жена вскинула руки, ойкнула: «Ой Климушка...». Клим зыркнул на жену и растягивая слова, медленно ответил участковому: «Эта одежда моя, жена может подтвердить. А вы что здесь делае­те? - обратился он к присутствующим. Ну ка выметайтесь». Присутствующие, торопясь и толкаясь, выбегали из хаты и растворялись в ве­черних сумерках.
Участковый Петька, подперев голову руками, молча сидел за столом. Перед ним лежали исписан­ные пять листов бумаги. Горестно вздохнув, он рассеянно сказал: «По какому же делу мне вести теперь следственные действия, что делать с протоколами?». Я пожалел брата и посоветовал ему протоколы сжечь, так как ничего не было. Просто  бабка Веденееха со страху всё выдумала. Участковый, после долгого молчания, так и поступил.
Хуторяне, почти всю ночь слышали, как  лихо поют старинные казачьи песни два брата. Значит уголовные  дела  по факту гибели Клима и пропажи важных  улик были успешно раскрыты.
Клим Прохорович смолк. Ехали молча, вдалеке, за изгибом дороги, показал­ся мой родной хуторок, где меня ждали родные и дорогие мне люди. 



Февраль 2016г.