На валах Старой Рязани. Глава 19 начало

Глава 19

Стан подавлял своей невероятной громадностью. Ничего подобного не видели рязанцы. Даже те, кто помнили владимирскую осаду тридцать с лишком лет назад. Шатры, юрты, палатки, снующие меж ними пешие и всадники. Даже досюда до дозорной башенки долетал мощный гул, в который сливались лошадиное ржание, рев скотины, скрип тележных колес, человеческий говор.
Из-а леса, перед которым раскинулся вражеский стан, поднимались столбы дыма — татары жгли окрестные селения. Хотелось надеяться, что пустые: предупрежденные жители должны были успеть уйти за рязанские стены, или в лесные схроны. Дымы поднимались на севере и юге тоже. Только на закате за Окой дымов видно не было. Да и то, там в лесной дебри, пересеченной болотами, селений имелось раз, два и обчелся. Да и добраться до них было совсем не просто.
- Исады горят, - глухо обронил один из двух дозорных, топчущихся на наблюдательной площадке, кивнув на особо толстый столб дыма на восходе.
- Люди там оставались? - спросил Ратислав. - Или ушли?
Дозорный пожал плечами, нахмурился, ответил:
- Люд оттуда в Рязань шел. Но, говорили, кто-то хотел остаться, оборонять родной город. А остались, нет ли, кто знает?
- Навряд ли, - встрял в разговор второй дозорный, совсем молоденький — только усы пробиваться начали. - Коль оборонялись, не могли татарове его за утро взять.
- Сколько там осталось тех защитников! - не согласился первый дозорный. А укрепления в Исадах не чета рязанским. Арканы на заборола накинули и полезли кучей. Тут не отмашешься. Зазря только головы положили. И-ех! - старший дозорный сокрушенно покачал головой.
- Чего это? Смотрите! - вскинувшись, вытянул руку куда-то вправо молодой дозорный.
Ратислав, Гунчак и второй дозорный кинулись к правой стороне башенной площадки. Действительно, далеко справа по Пронской дороге двигалось пешком множество людей. И люди эти не были похожи на монголов, или их подручников.
- Да это же наши, - сдавленно просипел молодой дозорный, зрение которого оказалось поострее, чем у остальных. - Похоже, смерды из окрестных деревень. Не убереглись...
Теперь и Ратьша рассмотрел, что серая толпа состоит из рязанских селян, а может, и жителей мелких городков. Они угрюмо брели по дороге, кутаясь от мороза в какую-то рванину — хорошей зимней одежи ни на ком видно не было. Мужики, бабы, подростки. Стариков и совсем малых детей — не видать. По бокам двигающейся по дороге людской змеи, ехала редкая цепочка татарских всадников — охрана.
- Хашар, - каркнул из-за спины Ратислава Гунчак.
- Что? - обернулся к нему Ратьша.
Оба дозорных тоже обернулись к половецкому хану.
- Осадная толпа, - пояснил тот. - Татары собирают ее из отловленных в округе осажденного города местных жителей. Берут туда только тех, кто может работать. Детей и стариков, обычно, убивают. Хашар используют на тяжелых и опасных осадных работах. Во время штурма идут на приступ, прикрываясь им.
- Вот ведь чего удумали, нехристи, - широко перекрестился старший дозорный. - Это ж додуматься до такого надо...
Дальше смотрели на приближающихся пленников в горестном молчании. Людская змея доползла до татарского стана. Здесь хашар уже ждали. У правого края лагеря плотно стояло с сотню двуосных телег. На больших целиком деревянных колесах, без спиц. Охрана гнала русских к ним. Здесь с телег раздавали инструмент: топоры, пилы, лопаты, слеги. Потом делили на отряды человек по сто-сто пятьдесят и вели, кого в ближний лес, кого в сторону городских стен.
- Чего теперь ждать? - поинтересовался у Гунчака Ратислав. - Чего их делать заставят?
- Кто-то будет ров заваливать, - пожав плечами и вздохнув, ответил половец. - Кто-то частокол вокруг города ладить от вылазок и от обстрела со стен. Я тебе о таком, вроде, говорил, когда об осаде Биляра булгарского сказывал.
Ратьша кивнул — помнил.
- Ну, вот, - продолжил Гунчак. - Тех, кого в лес погнали, будут колья для этого самого частокола рубить. Еще там же в лесу дерево готовить будут для осадных орудий. Татары их собирают только при осаде. Части железные от них в обозе возят, а деревянные делают на месте. Кстати, камень где-нибудь близ града у вас ломают? Им камень для пороков нужен будет. Ежели они, конечно с собой его не везут. Но то — вряд ли. Кувшины с зажигательной жидкостью, это — да, а камни — нет, вряд ли, тяжелы.
- Есть каменоломня верстах десяти, за Исадами - протянул Ратислав. - Камень там ломали для постройки храмов. Да и до сих пор берут для мелких нужд, да для пережога на известь. Место глухое. Думаешь, найдут?
- Найдут, - дернул плечом Гунчак. - Татары спрашивать умеют — чего не знаешь, расскажешь.
- Так, говоришь, у них кувшины с греческим огнем есть? - переспросил Ратьша.
- С киданьским, скорее, - поправил половец.
- С каким?
- Киданьцы это те, кого вы богдийцами называете. Умный народ. Много чего придумали. И огонь греческий то ж. Да и не токмо огонь. Есть еще в обозе татарском, наверняка, кувшины с эдаким черным порошком, который от огня пламенем вспыхивает с громом страшным. Этим громом они даже каменные крепостные стены расколоть могут.
Дозорный, тот что постарше, забормотал что-то. Опять молитвы Христу возносит? На богов надейся, а сам не плошай! Предками завещано. Однако Гунчак и впрямь страшные вещи рассказывает.
- Орудия осадные для татар тоже киданьцы делают, - продолжал, тем временем, половецкий хан. - И киданьские же мастера их обслуживают. Татары, вообще, много чего от них переняли. Умный народ.
Не понятно было про кого сказал Гунчак последние слова — про киданьцев, или татар, сумевших покорить этих умников и заставивших их служить себе.
Тем временем татары пригнали часть хашара направо к Предградию, а часть налево к Засеребрянью. Там - с их дозорной башни это было видно -  полонянники начали разбирать дома и хозяйственные постройки. Видно, дерево брали для частокола, иль для орудий осадных. А что — дерево сухое, выдержанное. Здесь у восточной стены пока никакого движения не было. Только татарский стан гудел непрерывно, давя на душу.
- Пойдем пройдем по стене к Среднему городу, - повернулся Ратьша к Гунчаку. - Глянем, что там деется в Засеребрянье. Отсюда, все ж, плоховато видно.
Они спустились с башни на боевой ход стены, прошли по ее гребню влево. Миновали Серебряный овраг, заключенный внутрь городских стен. В овраге этом находился исток речки Серебрянки — хороший источник воды для горожан на случай такой вот осады. Где-то на середине оврага стена резко сворачивала влево, в сторону Среднего города, спускалась ступенями по склону, отсекая его от внутренней части города и упиралась на дне в Водяные ворота — массивную башню с не большим закрытым двумя кованными решетками проходом для воды в ее основании. От башни опять ступенями стена поднималась на противоположный склон оврага и там соединялась с Серебряной не проездной башней Среднего города.
Ратьша и Гунчак спустились к Водяным воротам, поднялись к Серебряной башне, прошли по стене среднего города до башни, в которую упиралась стена, защищающая Межградие. Последние пару сотен саженей пришлось проталкиваться через рязанцев, собравшихся здесь поглазеть на происходящее за стенами. На башне было попросторнее — десяток стражников, несших в ней службу, шугали зевак. Здесь дозорной башенки не имелось и смотреть прошлось через бойницы верхнего яруса.
Внизу под башней простерся Серебряный овраг с речкой Серебрянкой на его дне, закованной сейчас в ледяной панцирь и похороненной под не глубокими пока сугробами. Овраг в этом месте расширялся почти до сотни саженей. За оврагом, отступив от его края еще саженей сто с небольшим, вздымалась в высь Соколиная гора — самое высокое место вблизи Рязани. Поднималась она даже повыше городских стен и тянулась с восхода на закат саженей на пятьсот. Меж краем оврага и подножием горы растянулись дворы Засеребрянья, брошенные ныне своими хозяевами.
Полоняники под присмотром татар разбирали строения, складывая отдельно бревна, отдельно доски, отдельно мелкий древесный мусор. Последний, видно, предполагалось использовать осадниками для костров. Сами они, те кто не караулил пленников, занимались обшариванием брошенного жилья. И чего-то там находили, судя по узлам, которые они вытаскивали и сваливали кучами. Те, кто присматривал за хашаром, ездили верхом между работающими и, время от времени, подбадривали ударами плетей того, кто, по их мнению, работал не достаточно хорошо.
Часть полоняников, в основном здоровые мужики, начали копать ямы для частокола по самому краю оврага. Кто-то из толпящихся на стене узнавал в них своих знакомцев, или даже родню. Окликал. Те пробовали отвечать, но быстро замолкали под ударами татарских плетей. Народ на стене угрожающе гудел. Один из стражников в башне, из которой смотрели за всем происходящим Ратьша и Гунчак, не выдержал, взвел затинный самострел, стоящий на вертлуге у бойницы, прицелился и выстрелил. Гулко ударила тетива. Тяжелая стрела с шмелиным гудением сорвалась с направляющего желоба и, мелькнув красным оперением, улетела за овраг. Стрелком стражник оказался не важным — промазал. Но татар, все же, пугнул: те отъехали от самого края оврага и стали держаться за еще не порушенными строениями.
- Давайте сюда! - понеслось со стены. - Против своих ведь трудитесь! Бросайте работу! Лезьте сюда!
Кто-то уже сбросил со стены раздобытые где-то веревки. С десяток мужиков, копавших ямы, не удержались: побросали лопаты и кинулись вниз по склону оврага к стене города. Татары, видно, уже были готовы к чему-то подобному. Десятка полтора всадников выехали из-за своих укрытий, вроде бы даже не спеша, достали луки из налучий, наложили стрелу, привстали в стременах, рывком, натянули тетиву до уха и выстрелили. Не промахнулся ни один. Беглецы, уже бегущие по дну оврага, закувыркались в сугробах, кто с одной, а кто и с двумя стрелами в спине.