Счастье возможно Олега Зайончковского

   

                Он – «…безусловно национальный автор, с особенным отечественным строем ума, выражающимся и в философствованиях, напоминающих Гоголя и Пелевина» (Л. Данилкин). Однако: Гоголь и Пелевин на одной чаше весов – это, господа, претензия на пошлость! Можно сказать, Зайончковский попал в финалисты «Русского Букера» по ошибке – видимо, жюри этой премии, прочитав, как автор сравнивает себя с прокладкой и красочно описывает соседство своего героя с очистными сооружениями столицы, решили, что он – «свой», а он и не сопротивлялся этому решению: «… я, извините за сравнение, словно прокладка, впитывающая чужие интимности… таково рефлекторное действие моей сочинительской железы, не умеющей прекратить секрецию, даже когда меня настигает сон разума. Ах, если бы железа эта всегда трудилась с пользой…». А сон разума, как известно, рождает чудовищ. Одно из двух: или нужно удалять железу ввиду отправления ею функций, ей не свойственных, как безнадёжно больной орган, или преодолевать свой недуг молча, не посвящая в него всю страну. В любом случае, это неудачный писательский приём, оттого, что более всего смахивает на рефлекс. И автор об этом знает.
                Впрочем, в книге попадается несколько скользких мест, которые автор грамотный должен обходить, как топкие места на болоте, что и делает Зайончковский. Это несколько любопытных абзацев (видимо, учтённых при внесении его имени в заветный шорт-лист кураторами «Русского Букера» - как без них, иначе – выпадешь из листа, не попав в него!). Начиная со страницы двести сорок четыре и далее: автор, вернее, его герой,  рассуждает о возможности захвата земледельцами-провинциалами мегаполиса… В пику тем, кто бредит грядущей гегемонией Москвы: «Кое-кто видит в мечтах, что столица сбросит оковы МКАД и, расправив плечи, шагнёт в окрестности, попирая многоэтажной стройной ножкой убогие лачуги земледельцев…», он говорит: «… наоборот, область вторгнется в московские пределы и раздавит своей заскорузлой пятой всё, что нам, горожанам, дорого. Прощай, цивилизация, прощайте, Армани и Гуччи, бульвары и скверы. Чистота и культура быта останутся в прошлом, из дворов исчезнут собачьи площадки, а на их месте будут расти и морковь и картофель». Уверена, что говорящий не был рождён в Букингемском дворце, люлька его была однозначно не от Армани, а единственный признак, который выдаёт в нём москвича (не исключаю, что в первом поколении), - это отождествление собачьей площадки с ключевым благом цивилизации… Если Олег Викторович хочет внушить читателю, что не догадывается, что картофель и говяжья вырезка растут не на декоративных деревцах, растущих у входов в модные ночные клубы и казино, или китайские аграрии, промышляющие в ближайшем Подмосковье и поставляющие в супермаркеты свежайшие овощи, не используют в выращивании оных исключительно косметику и парфюмерию ведущих мировых брендов, - то я ему не верю… Но автор вяло снова и снова делает вид, что внял агитации БУКашек и свято уверовал в то, что русские землеробы – засранцы, варвары и сплошь питекантропы со скошенными черепами, место которых – за пределами вселенной Армани и Гуччи. Снова – призрак Гуччи (см. «Как написать «Русский Букер» и не стать подлецом»). Не иначе, это было домашнее задание для всех претендентов на «Русский Букер» - увязать как-то своё творчество с символом мировой цивилизации – балеткой «от Гуччи». Зайончковский выдерживает политику соглашательства с БУКашками, но далее, как незакоренелый горожанин, напоминает хозяевам, что «крестьянский ген агрессивен, и велика его ползучая сила». Ему памятна стратегия взаимоотношения города и села: если во времена Союза стиралась грань между ними, а в девяностые годы деревня пришла в крайний упадок, то, по мысли автора, в десятых годах нового века она (деревня), не знамо как и где набравшись сил, вздумала пойти войной на мегаполис. Если только предположить, что это – попытка номинанта, руководствуясь законами жанра, создать доморощенный триллер… Отнесём этот курьёз на счёт негативного влияния близких очистных сооружений. Абсурд ситуации очевиден, и я предполагаю, что это – попытка автора сотворить Армагеддон в отдельно взятой книге, иначе, как вы догадываетесь, Букера ему не видать. Это, кстати, единственный, слабосильный и сомнительный по задумке, конфликт, но, как говорится «на бесконфликтье   и голливудство – конфликт».
                Мне роман Зайончковского представляется «тихой прозой»: безконфликтной (если не принимать во внимание высосанную из пальца экспансию земледельца на городские асфальтовые нивы), приличной, если хотите, умеренно моральной (распутства и порнографии в книге нет, расчленёнки и педофилии – тоже, не считая лёгкого адюльтера Тамары), и вполне художественной, с оттенком псевдопсихологической фантастики: главного героя новая семья его бывшей жены принимает как родственника и даже «новый русский» муж героини не препятствует их встречам , хотя, по логике здравого смысла, телохранитель и по совместительству шофёр Дмитрия Палыча – Дима-маленький мог запросто навести «статус-кво» по приказу своего патрона за считанные секунды, а сам Дмитрий Палыч смотрится не как новый русский с криминальным прошлым и полукриминальным нынешним бизнесом, а как крайне чувствительный и безответный интеллигент (см. сцену рыбалки), не решаясь выяснить с явным соперником отношения между двумя самцами в столь благоприятной обстановке.
                Могу отнести роман Олега Зайончковсого к переходной форме отечественной прозы от неприкрытого литературного ****ства к прозе с более-менее человеческим лицом и хочу попенять кураторам «Русского Букера» относительно того, что они прошляпили в своём стане врага, который, будучи изначально им не другом, сумел попасть в финалисты их премии и этим – привлечь внимание к своему детищу, ибо в интеллигентской среде до сих пор не остыл нездоровый интерес к букеровским поделкам. Вкус читателя от этого, несомненно, улучшится. Связь с родительской «грибницей» у Зайончковского – в наличии и нисколько его не гнетёт; уверена, что как писатель добросовестный Олег Викторович никогда не покушался на эту грибницу и не устраивал на страницах своих книг вакханалию жанров и охоту на ведьм в погоне за вожделенной балеткой «от Гуччи». Ему неплохо существуется и пишется в своей городской квартире и матушку свою покойную он вспоминает с благодарностью… «Силён растительный ген!». И Москва, не раз упоминает он, прирастает и живёт свежей провинциальной кровью, семенами и спорами полевых интеревентов. Утрируя, можно сделать вывод, что автора ничто не страшит, была бы на своём месте и успешно функционировала собачья площадка на радость Филу и его хозяину! В свою очередь, интервентов не пугает перспектива, оказавшись в мегаполисе, на правах её полноправных обитателей, делать равнодушное лицо при виде случайного трупа в метро, не ахать при лицезрении целующихся взасос мужчин и, наоборот, вскрикивать, когда положено выплеснуть эмоцию, «вау!». Потому что всё перечисленное делать они умеют блистательно: на случайные трупы (от перепоя, сельской безнадёги и отсутствия элементарной медицинской помощи) они в своей глубинке насмотрелись до отрыжки, процесс целования взасос двух мужчин в пейзанском лексиконе именуется мужеложством, а выбрасывать адреналин при виде внештатной ситуации они умеют с помощью иных, не менее крепких, чем бесполое «вау!», междометий… Если копнуть глубже, можно выяснить, что и герою, и самому Дмитрию Палычу новоприобретённые блага цивилизации от Армани и прочих гуччи тоже в новинку, т. к. они, «обитатели мегаполиса», всё-таки не полноправные европейцы, а – «почти», полукровки. «Почти» - не считается. Это знает любой ребёнок.
                Так что не нужно придумывать искусственные испытания, наводить спецэффекты, когда вся немудрёная философия обитателя мегаполиса, будь он коренным москвичом или случайно упавшим на московскую почву «семенем» и «спорой», сводится в пару фраз: «Добрый, мудрый, русский ты наш мужик! Что бы мы без тебя делали?». Думаю, что точно не целовались бы друг с другом взасос. И весь «Русский Букер» после этих слов, как после действенного заклинания, лопается, как мыльный пузырь! Надеюсь, так оно вскорости и будет.
                Хочу утолить любопытство читателей: в финале он и она воссоединятся, т. к. главная героиня наконец-то после долгих лет брака со скучным писателем понесёт, а Дмитрий Палыч, крутой, богатый хозяин жизни и произведений кожгалантереи «от Гуччи», окажется – бесплодным, и даже ЭКО ему не поможет. Хэппи-энд – вот что не позволяет мне назвать этот роман русским, но он вполне вписывается в определение «роман нашего времени», заявленное Зайончковским на обложке его книги. Говорю же: переходная форма. Значит, есть надежда. Рекомендую к чтению. 0+.