Первообразная функция 6 - Нахождение Центра

В книге 4 – «Структура Шаданакара. Инфрафизика»
– знаменитой «Розы Мира» читаем: «Один из фактов, в которых религиозное сознание до сих пор не отдавало себе отчета, заключается в том, что троичность единого Существа, присущая Богу, как бы повторяется или воспроизводится и в некоторых из сотворенных Им монад. Грубое выражение: «Дьявол – обезьяна Бога» – имеет глубокий и многообразный смысл; одно из важнейших его значений состоит именно в искажающем, перевернутом повторении великими демоническими монадами внутренней тайны Божества: Его троичности. О сущности триединства Люцифера я, конечно, не могу сказать ничего: эти инстанции столь безмерно превышают все возможности нашего понимания, что вряд ли вообще можно осознать о них что-либо, кроме самого факта их существования, факта их отпадения в незапамятные времена и еще одного факта: их постоянной богоборческой деятельности», – таким образом, Люцифер выводится за пределы умопостижения, и мысль Андреева опускается этажом ниже: «Сущность Гагтунгра, великого демона Шаданакара, несмотря на его исполинские, сравнительно с нами, масштабы, может быть, при благоприятных условиях, осознана в несколько большей степени. Главное, становится ясной его троичность, – хотя причины этой троичности, ее происхождение и цель, – если в ней есть цель, – остаются нераскрытыми». 
Итак, Люцифер выводится за пределы умопостижения, но при этом сохраняется чисто дуалистическое представление о ЗЛЕ! Следовательно, ЗЛО как таковое выводится за пределы умопостижения – в заоблачные высоты – и таким образом становится УМОНЕПОСТИЖИМЫМ высшим принципом! Обращает на себя внимание схожесть с «Комедией» Данте: троичность эта подобна тому, как троится Люциферово лицо у Данте; вдобавок исполинские размеры Гагтунгра – этой проекции Люцифера (или его наместника?) на земную брамфатуру, именуемую Шаданакар (брамфатурой у Андреева называется многослойная, пронизывающая почти каждое небесное тело система, где происходит борьба божественных и демонических сил).
Однако важнее здесь другое: дуализм растягивается в область предвечного! Мироздание сверху донизу оказывается пронизано дуализмом: высшему миру целиком и полностью, то есть АБСОЛЮТНО, соответствует мир зазеркальный, мир перевёрнутый, мир антиподов и отрицательных величин. Таким образом, видим очередное уравнивание абсолютного и относительного. Несомненно, что относительное тоже существует, что это – какая-то реальность – вот только какая? Несомненно, что всё это действительно открылось внутреннему взору поэта – и он гениально изобразил подобие жизни нисходящих миров в структуре Шаданакара – вот только не учёл, что дуалистическое разделение присуще именно НИСХОДЯЩИМ мирам, то бишь уровням, НО НИКАК НЕ ВОСХОДЯЩИМ, что по мере приближения к Интегралу все дифференциальные особенности, какое-либо разделение и раздвоенность исчезают в принципе!
«Роза Мира» – произведение воистину уникальное, содержащее в себе громадный массив информации, просто драгоценной для постижения многих свойств и нюансов дифференцированного мира. Но минус к этому: на открывшееся видение значительное влияние оказало субъективное восприятие автора, включая различные устойчивые стереотипы его сознания, среди которых в первую очередь следует назвать по-христиански дурно понятый миф о Люцифере. И потому, читая этот духовидческий трактат, важно отделять зёрна от плевел: сколько здесь истины, а сколько искажений, вызванных причинами субъективного свойства?

Во-первых,  во-вторых, в-третьих, – а в-четвёртых…
– в этой связи весьма кстати место из Николая Кузанского (1401–1464) – из книги его «Берилл» (1458) – где находим следующее: «В-четвертых, учти, что говорит Гермес Трисмегист: человек есть второй Бог. Как Бог – творец реальных сущностей и природных форм, так человек – творец мысленных сущностей и форм искусства, которые суть подобия его интеллекта, как творения Бога – подобия божественного интеллекта. Иначе говоря, человек обладает интеллектом, который в своем творчестве есть подобие божественного интеллекта и тем самым творит подобия подобий божественного интеллекта; так, внешние образы искусства – подобия внутренней природной формы. Человек измеряет свой разум способностью творить и исходя отсюда измеряет божественный разум, как истину измеряют ее изображением, то есть познают Бога через символы и намеки. С другой стороны, у человека есть высшая тонкость видения, благодаря которой он видит, что символ есть символ истины, и понимает, что истина есть нечто неизобразимое никаким символом».
Куда уводит нас эта мысль? Речь о том, что Абсолютная Истина недостижима – покуда ты пребываешь в мире относительном, и что каждый поэт и художник – творец собственного мира, собственного космоса. И каждый волен творить свой мир исходя из собственного видения всеобщей Истины. Другое дело, что при этом одна Её грань может быть открыта, а другая совершенно закрыта или же неотчетливо видна. Посему, когда мы находим какие-то ошибки и несоответствия, это вовсе не принижает художника, а свидетельствует о его местоположении, об определённой точке зрения по отношению к Истине.
«Был Эру, Единый, кого в Арде зовут Илуватар, – так начинается «Айнулиндалэ. Песнь айнуров», вступительная часть «Сильмариллиона» Дж. Р. Р. Толкина, – Сначала он мыслью своей породил айнуров, Священных; и они были с ним, когда других созданий еще не существовало. Он говорил с ними и давал им музыкальные темы; они пели перед ним, и он радовался. Только пели они поодиночке и редко сплетали голоса: ибо каждый постигал только часть мысли Илуватара – ту, из которой возник сам, – и потому трудно было им понять друг друга. Но по мере того, как каждый из них вслушивался в пение остальных, их понимание росло, и они приходили к большей гармонии и единству».
Единое непостижимо и потому облекается в символы, служащие ступеньками, соединительными звеньями между субъективным восприятием творца-художника и единством Абсолюта, между частью и целым. Но что значит ЕДИНОЕ? Мы не можем дать его положительное определение, но можем дать отрицательное – чем оно не является – то, что составляет суть апофатического богословия Дионисия Ареопагита.
Исходя из этого, вовсе не мудрено вывести абсолютные законы, на которые должно опираться каждому, кто действительно стремится к истине, а не удовлетворяет себя самообманом. Посему мы можем утверждать, что ИСТИНА не терпит какой-либо межрелигиозной и межконфессиональной розни – ибо она АБСОЛЮТНА, и находится ВНЕ ПАРТИЙ, ВНЕ ИДЕОЛОГИЙ. И если мы сталкиваемся с проявлениями ненависти и агрессии, которые инспирированы исключительно разницей в религиозных взглядах, то какими бы высокими словами это не прикрывалось – вне всяких сомнений мы видим ложь, выдающую себя за истину: «ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: «Я – Христос», и многих прельстят». Но ИСТИНА заключена в понимании парадокса: ЗА ВСЕХ, ПРОТИВ ВСЕХ. То есть ЗА ВСЕХ с позиции Абсолюта, с точки зрения интегральной, объединяющей, всё и всех воспринимающей как единое целое, и ПРОТИВ ВСЕХ по отдельности, что значит против всех дифференцированных частностей, претендующих на Абсолют. Из чего следует: НЕТ РЕЛИГИИ ВЫШЕ ИСТИНЫ! – единственно возможный вывод. И это – во-первых, во-вторых и в-третьих…

Парусия: пришествие или присутствие
Пример процитированного нами Николая Кузанского весьма показателен. Кардинал Римской церкви, но в то же время почитатель и последователь Дионисия Ареопагита и Мейстера Экхарта, ссылается на Гермеса Трисмегиста – то есть на авторитет, находящийся вне церковно-христианской традиции. Читающий да разумеет, – и как проявление интегральной истины воспримет следующее умозаключение из недавно появившейся книги «Чжуань Фалунь» авторства Ли Хунчжи (род. 1951): «Подумайте, в этой Вселенной существует две крупные системы: система Будды и система Дао…. Некоторые говорят: «Но ведь существует не только система Дао. Есть также и христианство, конфуцианство и другие религии». Скажу вам, что на крайне высоком уровне самосовершенствования конфуцианство входит в систему Дао, а многие западные религии на высоком уровне входят в систему Будды, они принадлежат системе Будды. Существуют лишь эти две большие системы» (К.: «Феникс», 2011. – с. 180).
Итак, две системы, одна из которых – Дао, означает… Путь, другая – Закон Будды, основой которого является… тоже Путь. Путь Созерцания и Путь Сострадания. Две системы как два пути, ведущие к одной Истине. Но так же, как она преломляется сквозь призму творчества каждого художника, открываясь каждому определенными гранями, так же она по-разному проявляется на разных уровнях. Иными словами, Закон Будды разный для разных уровней, о чём говорится в той же книге: «В чём истинный смысл слов Шакьямуни «Закон не имеет определенного выражения»?» – вопрошает Ли Хунчжи и разъясняет: «Шакьямуни принадлежит уровню Жулай. Никто из последующих монахов не смог поднять своё просветление до уровня, на котором находился Шакьямуни, не смог понять его духовное состояние, не смог познать истинное содержание проповедуемого им Закона и истинное содержание сказанного им. Поэтому его последователи, каждый на свой лад, толковали его проповеди, превратив всё в сплошную путаницу…»
Прервёмся, однако, и вспомним слова булгаковского Иешуа: «эти добрые люди ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной». – В романе Михаила Булгакова слова эти относятся непосредственно к Левию Матвею: «…ходит, ходит один с козлиным пергаментом и неправильно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
– Кто такой? – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
– Левий Матвей…»
Совершенно неожиданно всплыло это имя и увязалось с так же неожиданно попавшей в руки работой Елены Блаватской (1831–1891) «Эзотерический характер Евангелий», открывающейся цитатой именно из Евангелия от Матфея:
«Скажи нам, когда это будет? И каков будет знак Твоего ПРИСУТСТВИЯ и кончины века? – спросили ученики Учителя на горе Елеонской. <…> Иисус… сказал им: «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: «Я – Христос», и многих прельстят. <…> И много лжепророков восстанут и прельстят многих… и тогда придет конец… когда вы увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила… Тогда если кто скажет вам: «вот, здесь Христос», или «там», – не верьте… Если они скажут вам: «вот, Он в пустыне», – не выходите; «вот, Он в потаенных комнатах», – не верьте. Ибо, как молния исходит с востока и видна бывает даже до запада, таким будет ПРИСУТСТВИЕ Сына Человеческого…»
Е. П. Б. выделяет слово «присутствие» по той причине, что в 1881 году, после пересмотра версии 1611 года, среди «библеистов» возникли разногласия в трактовке перевода с греческого (уже в ХХ веке в переводческий спор с собственной трактовкой включились «Свидетели Иеговы»). А всё дело – в разночтении различных мест Нового Завета и, в частности, одного греческого слова – справка из Википедии: «Парусия (греч. ;;;;;;;;) – понятие христианского богословия, изначально обозначавшее как незримое присутствие Господа Иисуса Христа в мире с момента Его явления, так и пришествие Его в мир в конце света. Со временем термин парусия стал рассматриваться только в эсхатологическом плане как обещанное пришествие Христа по окончании судьбы мира, в то время как мистическая составляющая термина была утрачена, как менее важная для христианской эсхатологии».
Посему возникла, видать, потребность в утраченном мистическом содержании данного места из Евангелия от Матфея, и в результате замены «пришествия» на «присутствие» оказывается, что речь-то идёт о необходимости ПОСТОЯННОГО присутствия Христа – где? – нет, не во внешнем мире, а в душе, в сердце человека. И вывод Блаватской:
«Две вещи становятся сегодня очевидными для всех в вышеприведенных отрывках, когда их ложный перевод исправлен в пересмотренном тексте: (а) «пришествие Христа» означает присутствие ХРИСТОСА в возрожденном мире, а вовсе не действительное телесное пришествие «Христа» Иисуса; (б) этого Христа не следует искать ни в пустыне, ни «в потаенных комнатах», ни в святилищах какого-либо храма или церкви, построенной человеком; ибо Христос – истинный эзотерический СПАСИТЕЛЬ – это не человек, но БОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИНЦИП в каждом человеческом существе. Тот, кто стремится к пробуждению духа, распятого в нем его собственными мирскими страстями и лежащего в глубине «гробницы» его греховной плоти, кто обладает силой откатить камень материи от дверей своего собственного внутреннего святилища, тот имеет в себе воскресшего Христа. «Сын Человеческий» не есть сын земной рабыни – плоти, но поистине сын свободной женщины – духа, дитя собственных деяний человека и плод его духовных усилий».
Когда мы прочли это место, сознание наше озарила вспышка: ведь это именно тот Христос, который согласно «Масонским трудам» Ивана Лопухина является единственным необходимым условием для причастности к Внутренней Церкви! То, с чего мы начинали! Вспомним: Часть XII – ПЕРВООБРАЗНАЯ ФУНКЦИЯ: ОСНОВЫ – Дух дышит, где хочет…: 
«На этот момент, как на главный, указывает и Лопухин. Смысл христианства – это крестная смерть на Голгофе – кого? – Спасителя всего человечества. И это означает преображение человечества – макрокосма. Но, кроме того, у каждого христианина есть свой индивидуальный путь, смыслополагающим событием которого является также крестная смерть на Голгофе, индивидуальная смерть его эго, через которую должен он пройти, чтобы достичь высшей цели. Об этом говорится в «Духовном Рыцаре»: 
Вопрос: Что Гроб знаменовать может?
Ответ: Смерть и тление, которое есть необходимый путь к возрождению Великаго Мира и всех сущих в нем видимых вещей.
Вопрос: Что еще Гроб напоминать может?
Ответ: Что чрез внутреннюю на сердечном кресте смерть и через гниение ветхаго человека может совершиться в малом мире Новое Творение и Просветление, в котором Духовный человек освободиться от владычества плоти и тмы».
И дальше: «Но давайте задумаемся над тем, каким образом можно освободиться от своего эго и достичь Абсолютной Истины? Только неся свой крест, то есть выполняя долг, только идя правильным путём, на котором тебя ожидает та самая точка высшего напряжения – распятие на кресте – принесение в жертву своего эго. Только так и не как иначе! В таком случае что значит «через Христа»? Через внешнее или внутреннее его значение? Очевидно, что через внутреннее – через суть, через идею, через крестную смерть на Голгофе, то есть собственное жертвоприношение».
Таким образом, смысл учения Лопухина – его Внутренняя Церковь, то есть Истинное Христианство – оказываются не просто созвучны, а совершенно идентичны выводам Е. П. Б., опубликованным в конце XIX века в её журнале «Люцифер» (рядом с текстом гностического коптского манускрипта «Пистис София»). О чём же говорит столь полное совпадение? В принципе раскрывается загадка масонства (разумеется, истинного), теософии и гностического христианства, а также той тотальной, мягко говоря, нелюбви, которую к трём этим разновременным явлениям питают представители внешнего христианства. Разгадка, к которой мы пришли, стремясь исключительно к познанию Истины, состоит в полной идентичности всех истинных религиозных доктрин. По сути они представляют собой грани одного целого, название которому – Интеграл. И христианство здесь не отличается от буддизма, Веданты и Бхагавад-Гиты. Что важнее – пришествие Бога или собственный путь? В этом и состоит разница между внешней и внутренней церковью, причём внутренняя церковь, для которой главное – Путь, то есть Христос в сердце, заключает в себе именно Закон Будды, ибо главное в этом Законе – также Путь.   
Вернёмся, однако, чтобы закончить мысль о разном проявлении Закона на разных уровнях.
«Поэтому его последователи, – утверждает Ли Хунчжи, – каждый на свой лад, толковали его проповеди, превратив всё в сплошную путаницу, считая, что высказывание «Закон не имеет определённого выражения» говорит о том, что Закон нельзя проповедовать, иначе это уже не закон. На самом же деле не такой смысл. После того, как Шакьямуни под деревом бодхи достиг открытия Гун и просветления, он не сразу достиг уровня Жулай. Проповедуя Закон в течение 49 лет, он оглядывался в прошлое и обнаруживал, что всё, сказанное им о Законах, оказывалось неверным. Повысившись ещё, он замечал, что Законы, проповедуемые им только что, также оказывались неверными. Так продолжалось и дальше. Все эти 49 лет он непрерывно повышался. Каждый раз, достигнув более высокого уровня, он обнаруживал, что Закон, проповедуемый им прежде, имел очень низкие понятия. Он также обнаруживал, что Закон каждого уровня является проявлением Закона на данном уровне. На каждом уровне имеется Закон, но ни один из этих Законов не является абсолютной истиной Вселенной. Закон более высокого уровня ближе к свойству Вселенной, чем Закон более низкого уровня, поэтому Шакьямуни и сказал: «Закон не имеет определённого выражения» (К.: «Феникс», 2011. – с. 18).
Итого, КАЧЕСТВЕННОЕ различие между уровнями – в чём оно? Надо полагать, что, по мере восхождения, преодолевается дифференциальная раздробленность, и становятся видны невидимые ранее взаимосвязи. И как результат – новые смыслы взамен старых. 

Зло и потенциальность зла
Но нельзя смешивать уровни. А они таки смешиваются под воздействием эгрегора дьявола, как то прослеживается даже в столь прекрасном творении как «Сильмариллион» Дж. Р. Р. Толкина – «Айнулиндалэ. Песнь айнуров»:
«И вот однажды Илуватар созвал всех айнуров и предложил им могущественный напев, открыв им больше чудесных тайн, чем когда-нибудь до того; и величие этого напева так поразило айнуров, что они склонились пред Илуватаром, но остались безмолвны.
Илуватар промолвил:
– Я желаю, чтобы на тот напев, что я задал вам, вы общими усилиями создали Великую Песнь…
 <…>
Поначалу все радовало его слух, ибо гармония была безупречна. Но тема – развивалась – и в душе Мелькора запало искушение повести мелодию по-своему, не так, как задумал Илуватар: ибо так мыслил он возвысить силу и блеск партии, назначенной ему. Мелькор был превыше прочих айнуров одарен мудростью и силой, владея частицами открытого каждому из его братьев. Он часто скитался один по пустынным безднам в поисках Негасимого Пламени; ибо ему не терпелось дать Бытие собственным творениям; и казалось ему, что Илуватар не спешит обращать Ничто в Нечто, и нетерпение охватывало его при виде пустоты. Пламени он не нашел, ибо Пламя было у Илуватара. Но одиночество породило в нем думы, неведомые собратьям.
Эти помыслы и вплел он теперь в свою музыку – и сейчас же вокруг него начался разлад, и многие, что пели рядом с ним, сникли, разум их смутился, и мелодии стихли; а некоторые стали вторить Мелькору и изменили свои помыслы. Тогда разлад разросся, и прежние мелодии потонули в море неистовых звуков, но Илуватар все сидел и внимал, покуда не стало казаться, что трон его высится в сердце бури, точно темные волны борются друг с другом в бесконечной неутихающей распре…»
Возгордившись, Мелькор становится на путь противостояния Илуватору, Единому, всё сильнее погружаясь во зло. И вот – сотворение Арды – вначале в потенциале – в песни, порождённой мыслью Создателя:   
«Но когда узрели айнуры в видении это жилище и увидели появление Детей Илуватара, – многие из самых могучих преломили все думы и страсти свои к тому месту. И главой их был Мелькор – так же, как вначале он был величайшим из айнуров, создавших Песнь. И он лгал – вначале даже себе самому, – что хочет отправиться туда и привести все в порядок к приходу Детей Илуватара, смеряя свои ледяные и знойные страсти. На самом же деле он желал подчинить себе эльфов и людей, завидуя дарам, коими обещал одарить их Илуватар; он жаждал иметь слуг и подданных, зваться Властелином и господствовать над чужой волей.
<…>
И внезапно айнуры узрели вдали свет, будто облачко с сердцем живого пламени; и поняли они, что это не видение, но что Илуватар создал новое: Эа, Мир Сущий.
Так и сталось, что некоторые айнуры по-прежнему живут с Илуватаром за гранью Мира; а иные – и среди них самые могучие и прекрасные – оставили Илуватара и спустились в Эа». – Среди них Мелькор, который отныне противостоит не Илуватору, а другим айнурам (или иначе – валарам):
«…но Мелькор тоже был там и с самого начала вмешивался во все, что делалось, переиначивая это, если мог, на свой лад; и он разжег великие огни. И когда юная Земля была полна пламени, Мелькор возжаждал ее и сказал прочим валарам:
– Это будет мое владение; я объявляю его своим!
<…>
И он низвергся в Арду в величии и мощи больших, нежели у любого валара, подобный горе, что, стоя в море, увенчанной огнем и дымом главою пронизывает тучи, и свет глаз Мелькора был пламенем, что опаляло зноем и пронзало хладом» (перевод Н. Эстель).   
Что мы здесь видим? В оригинальной и безмерно красивой форме пересказывается по сути всё тот же христианский миф о Люцифере – как мы уже могли убедиться, дурно понятый. По-родственному близко это и позиции Даниила Андреева: Саурон как Гагтунгр, а этажом выше Мелькор как Люцифер. В основе же – изначальный дуализм – то есть АКТИВНОЕ зло возведено под самый купол Абсолюта, в результате чего Интеграл сводится… к нулю! Это два по модулю равнозначных начала – плюс и минус – взаимоуничтожающие начала, на недопустимость чего указывал Сен-Мартен:
«Ни в каком случае нельзя приписать этим обоим началам равного могущества, а тем более равного старшинства, так как существо не может быть равно другому в могуществе, если не равно также и в старшинстве; ибо это было бы признаком слабости и недостаточности в одном из них, если бы оно не в одно время с другим приняло свое бытие, то есть если бы одно из них было рождено после, то тем самым оно было рождено при участии рожденного ранее, которое, таким образом, также являлось бы его основой; с другой стороны – если бы добро сначала и всегда было современно злу, то ни одно из них не могло бы приобрести никакого превосходства над другим; ибо при таком предположении злое начало не зависело бы от доброго и имело бы равную с ним силу; и тогда оба они или не имели бы друг над другом никакого действия, или же сохраняли бы себя в равновесии; а из сего равенства сил произошла бы бездеятельность и совершенное бесплодие в делах обоих этих существ, ибо их взаимно противодействующие силы мешали бы друг другу что-либо произвести» («О заблуждениях и Истине»).   
Нам могут возразить: у Толкина-де – так же как и в христианстве! – есть как бы Единый: «Был Эру, Единый, кого в Арде зовут Илуватар». Однако уже на второй странице именно с ним вступает в противоборство Мелькор! Ещё в предвечных думах – до создания мира. Затем после сотворения – Илуватар удаляется за пределы, то есть остаётся вне сотворённой Арды, а Мелькор продолжает борьбу с айнурами-валарами. Однозначно, что это всё тот же изначальный ДУАЛИЗМ, слегка прикрытый оговоркой об изначальном Едином. Но если это действительно Единый, то как кто-либо может вступить с Ним в противоборство?!!
Да и само описание – не только событий в Арде, не только во «Властелине колец», где на место поверженного Мелькора (и заточённого подобно Дантову Люциферу в преисподней) заступает его приспешник Саурон, – не только здесь, а и там – в предвечных высотах Айнулиндалэ, Песни айнуров – всё насквозь пронизано изначальной борьбой добра и зла, то есть изначальным дуализмом. 
А для сравнения вспомним мифологию греческую – или какую угодно другую! Что творится среди богов? Временами полный раздрай! Но как-то не возникает потребности применять к ним понятия добра и зла. Почему? Потому что они по ту сторону добра и зла, они – в мире причин, а не следствий. (Так древний человек даже в наивной форме мифа сохранял знание о сути вещей.) И по той же причине следует отличать зло как таковое – зло активное – от его потенциальности. Потенциальность зла заложена не только в ниспадающем Люцифере как принципе 7-го Аркана, этой потенциальности нет и не может быть в принципе только в 1-м Аркане как Абсолюте, но уже во 2-м она возникает как результат первого разделения: Хе: пассивная субстанция; женский производящий принцип; формирующая вселенская душа; живая Психея, потенциальность Зла. Изображается в виде ктеиса, чаши для возлияний в таро и колонны Воаз. (В алхимии – это Ртуть).
Однако потенциальность зла, то есть прообраз зла в ноуменальном мире не есть зло. Зло становится таковым лишь в феноменальном мире. Зло сугубо феноменально. Лишь при ниспадении из мира причин в мир следствий, при дифференциации целого – и не на высших её ступенях: не на 2-й и даже не на 7-й, а гораздо ниже, скажем, на 15-й – рождается зло как таковое, зло активное. И это легко объяснимо на примере любви, божественной любви. При ниспадении высшей божественной любви в нижние уровни порождается дикая страсть и ревность – это ведь тоже проявления любви! – а там и ненависть как оборотная сторона. Таким же образом принцип этот действует и при низведении высших качеств с неба на землю: стойкость претворяется в упрямство, храбрость и героизм – в жестокость и кровожадность и т. д.
В этой связи – два наблюдения, пришедшие по ходу. Для сравнения: СПОКОЙСТВИЕ, коим веет от восточных традиций – «У врат молчания», «Голос безмолвия», – и НЕИЗБЫВНАЯ СТРАСТНОСТЬ, НАКАЛ БОРЬБЫ, пронизывающие всё, включая самые верхние слои, в христианской традиции – той её ДОМИНИРУЮЩЕЙ ветви, в которой не преодолён дуализм. Как следствие: дуалистическая суть христианской церкви. С одной стороны, это порождение Божественной искры, и потому несёт в себе Божественные идеи, и включает в себя воистину Божественных подвижников (Великих Посвящённых); с другой стороны, это порождение дьявола, «отца лжи», заключающего в себе совокупность искривлений, заблуждений и извращений, а также сатаны как противного отрицательного принципа – отрицающего Высшие Божественные Истины, сводя их к своим противоположностям. И потому эта церковь не может существовать без дьявола, равно как без Бога.   

Книга «Крокодил, или война добра и зла» Луи-Клода де Сен-Мартена («Le Crocodile ou la guerre du bien et du mal») – состоящая из 102 песней эпико-магическая поэма была завершена в 1792-м и впервые опубликована в 1799 году. В 2008 году она была переиздана во Франции, но – как и львиная доля наследия Сен-Мартена – остаётся недоступной для русского читателя. О существовании этого произведения мы узнали из перевода небольшой рецензии Сержа Кайе, выложенного на сайте мартинистов, где говорится, в частности, о том, что: «На самом деле, крокодил – это эмблематическое изображение самого принципа зла, который является князем демонов, то есть он являет собой самого сатану, вероломного Люцифера. Крокодил – это также и отец всех бесплодных наук, которые завладели людьми, несмотря на то, что сам крокодил не ведает о своем происхождении». – Здесь, с одной стороны, опять-таки следование глубоко укоренившейся трактовке образа Люцифера (вопрос только, чьё это представление: Сен-Мартена или же рецензента Сержа Кайе?), но с другой – чёткое разъяснение сатаны, то бишь крокодила как принципа зла, фантома, порождающего фантомы в виде бесплодных наук.   
«Ящер, – объясняет Сен-Мартен, – некогда вырученный из ловушки, которую он сам же и устроил, отныне прикован к одной из высочайших египетских пирамид, созижденной из гранита. Образуя телом своим кольцо, это животное, вращаясь, подобно праще, не взирая ни на какие преграды, способно обойти целый мир, над которым оно и господствует. С тех пор, как люди ступили в царство крокодила, он поработил их разум, и, несмотря на то, что он позволил им свободно пользоваться их ногами, руками, языком, крокодил поддерживает их в сомнамбулическом состоянии, используя для претворения в жизнь своих замыслов».
Иными словами, мир, в котором пребывает человек, есть не что иное как фантомный иллюзорный лабиринт – в индийской традиции это называется МАЙЯ. Но есть ли выход из лабиринта? Читаем дальше: «Тем не менее, люди обладают против крокодила грозным оружием, и ему ведомо это, в то время как сами люди часто не имеют о нем представления». – И в конце краткой своей аннотации Серж Кайе говорит: «Странный роман «Крокодил» содержит в себе ключи, присущие трудам Неизвестного Философа, однако в нем также содержатся, в сокрытом виде, элементы той первой школы, к которой он был причастен. Все эти тайные ключи заключены в «Трактате о Реинтеграции» Мартинеса де Паскуалли».
Как мы помним, идеи именно этого трактата, самого учения Мартинеса де Паскуалли легли в основу первого труда Сен-Мартена «О заблуждениях и Истине» – того, что в свою очередь определил жизненную позицию Ивана Лопухина. О том, что это за ключи – вернее, один – самый главный – ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ – красноречиво говорит уже само название первоисточника – «Трактат о РЕИНТЕГРАЦИИ». Восстановление Единства – ИНТЕГРАЛА.
«Если бы мы, подражая ученым, ограничили свое исследование природы лишь ею самой как действующей без помощи вне ее находящегося Начала, то мы могли бы, правда, заметить ее чувственные и внешние законы, но не могли бы похвалиться, что имеем о ней истинное понятие, ибо при всем том мы не знали бы ее истинного Начала, открывающегося только разуму и необходимо правящего всем существующим, физические законы которого суть не что иное, как результаты этого Начала», – в этом месте сочинения Сен-Мартена видим то же, что и в «Крокодиле»: речь идёт о бесплодных науках, которые завладели людьми. Обратим также внимание на утверждение, что истинное Начало открывается только разуму. Может возникнуть вопрос: а как же интуиция? Но, во-первых, интуиция – это и есть высший разум, а во-вторых, дело в том, что данный труд Сен-Мартена направлен в средоточие рационалистического сознания и поэтому оперирует понятиями исключительно рациональной логики без каких-либо уклонов в мистику. Побил рационалистов их же оружием.
И далее – продолжение мысли в сокращенном пересказе Б. Лемана: «Отсюда вытекает двойственность для нас окружающего нас мира, внешние чувственные явления которого иллюзорно сложны, между тем как духовные начала, истекающие из Единого Начала, просты и истинны. Материя, получившая свое рождение не непосредственно от первого Начала, но являющаяся производным вторым действием Первопричины, не может обладать неизменяемостью в этом смысле и подлежит вечному воспроизведению и созиданию форм бытия» (в книге Борис Леман. Сен-Мартен, Неизвестный философ. – М.: ЭНИГМА, 2005. – с. 68).
Таким образом, определена природа лабиринта: лабиринт как дифференцированный, разнообразный, разрозненный  мир. Зная же причину, можно из него выбраться: «Когда люди в исследовании отдельных тел смешали Вещество с Началом Вещества и таким образом заблудились на первом же шагу, они оказались уже не в состоянии открыть истинную сущность Вещества, а тем более – увидеть Начало, его поддерживающее и сообщающее ему действие и жизнь. Слив таким путем эти две природы, из которых состоит вся стихийная область (то есть физический мир), не подумали они исследовать: не существует ли еще другой, более высокой Природы» (с. 70).
Вещество и Начало Вещества – это Следствие и Причина, продукт дифференциации и Интегральное Целое. Посему путь к постижению Истины очевиден – преодолеть двойственность и вернуться к Единству, к Началу, к Центру: «Не перестану советовать, чтобы причины чувственных вещей искали более в их Начале, а не в чувственных вещах Начало, ибо если ищут основное и истинное Начало, то как возможно найти его во внешности? Если ищут Начало неразрушимое, то как найти его в том, что есть составное? Одним словом, если ищут Начало саможизненное, то как найти его в существе, имеющем жизнь зависимую, которая должна кончиться, как только ее временное назначение исполнено?» (с. 73)
Не вовне, а внутри! Единый Центр нужно найти ВНУТРИ СЕБЯ! Сущность – высшая! – человека заключена ведь не во внешней его оболочке – не в физическом теле, не в чувственной его природе, составляющих основу эгоизма – продукта отпадения, раздвоения, дифференциации. Высшая сущность – в Едином Первоначале: «Когда, перестав устремлять свой взор на чувственные и телесные существа, человек обращает его на свое собственное существо и в желании познать оное старательно употребляет для этого свою разумную способность, тогда далеко расширяется его зрение; тогда он понимает и, так сказать, осязает лучи того света, бытие которого он хотя и чувствует вне себя, но также чувствует и его сродность с собою – в него входят новые идеи; они радостно удивляются, что они не являются для него чуждыми. Однако увидел ли бы он в них такое сродство с собою, если бы источник их и его не был бы подобен? Ощущал ли бы он в себе такую радость и счастье, смотря на изливающиеся на него лучи истины, если бы их и его начало не имели бы одинаковой сущности? Это показывает нам, поскольку мысль человека подобна мысли первого Существа и активной и разумной Причины, должно было быть между ними совершенное соответствие с начала бытия человека» (сс. 73-74).
Это и есть ВЫХОД ЧЕРЕЗ ВХОД – через собственный центр, который оказывается не просто сопряжён, а совершенно идентичен с Единым Центром! И полным тому подтверждением служит абсолютное единство этой идеи в различных религиозных традициях. Ведь о том же, анализируя учение Упанишад, говорит воистину христианский священник Александр Мень: «Через свой Атман, через свое «я», человек приближается к мировому Атману, который есть внутренняя субстанция, принцип единства, сокровенное «Я» вселенной. Пока мы опирались на внешний опыт, мы не замечали входа, который был рядом с нами. Именно наше «я» соприкасается с космическим Атманом. Нужно войти в себя, чтобы познать Его…» (У врат молчания, с. 79)