Значительная Соринка микроскопическая

Robert Frost

A Considerable Speck
(Microscopic)

A speck that would have been beneath my sight
On any but a paper sheet so white
Set off across what I had written there.
And I had idly poised my pen in air
To stop it with a period of ink
When something strange about it made me think,
This was no dust speck by my breathing blown,
But unmistakably a living mite
With inclinations it could call its own.
It paused as with suspicion of my pen,
And then came racing wildly on again
To where my manuscript was not yet dry;
Then paused again and either drank or smelt--
With loathing, for again it turned to fly.
Plainly with an intelligence I dealt.
It seemed too tiny to have room for feet,
Yet must have had a set of them complete
To express how much it didn't want to die.
It ran with terror and with cunning crept.
It faltered: I could see it hesitate;
Then in the middle of the open sheet
Cower down in desperation to accept
Whatever I accorded it of fate.
I have none of the tenderer-than-thou
Collectivistic regimenting love
With which the modern world is being swept.
But this poor microscopic item now!
Since it was nothing I knew evil of
I let it lie there till I hope it slept.
I have a mind myself and recognize
Mind when I meet with it in any guise
No one can know how glad I am to find
On any sheet the least display of mind.



Он бы остался незамечен мной,
Не ослепляй бумага белизной.
Он полз по мыслям, превращённым в строчки,
И я нацелил ручку, чтобы точкой
Соринки этой странствия прервать,
Но тут вгляделся пристальней в тетрадь:
Пылинка ль то, послушная дыханью?
Нет, без сомненья, то был клещ живой,
Ведомый своим собственным дерзаньем.
Завидев ручку, вмиг оторопел,
Но снова припустился: быстр и смел.
Где не просохли завитки чернил,
Помедлил, будто пил иль нюхал он,
Но вдруг, отпрянув, вновь засеменил.
Кто б смел сказать: «он разума лишён».
Казалось, где там быть хоть паре ног?
Да только как без них он бегать мог,
Всем видом говоря, что жаждет жить?
То отступал, то крался, как шпион,
То мешкал, будто пыл его угас.
А после, посреди листа - мой бог! –
Вдруг осознав, что мной приговорён,
Он сжался, верной гибели страшась.
Не потому, чтоб я был сердцем нежен
Иль впал в экстаз любви ко всем и вся,
В котором нынче пребывает свет –
Тот кроха на бумаге белоснежной
Зла не держал, пощады лишь прося.
И я не тронул, ведь с теченьем лет
Распознаёт всё легче разум мой
Свои черты за формою другой.
Кто б знал, как рад я разума частицу,
Пусть крохотную, встретить на странице.