1-я романтическая сцена. Поляна. Луна

     Предупреждение слабонервным, щепетильным, стыдливым и чересчур хорошо воспитанным: не читать.

     Лето. Горы. Солнце.
     Высоко-высоко, почти под самым небом, на волнистом водоразделе лежит поляна.
     Она чудесна – обширна, с крутыми перепадами, покрыта короткой жёсткой травой, бегут тропки. В низине родник. Поляна обрамлена лесами; справа – лиственными: одичавшая яблоня, алча, боярышник, крушина, склон не крут, слева – скальные породы, обрывы, климат совсем другой, растут хвойные.
     Люди нечасты.
     В дальнем углу на возвышении устроена пастушья летовка. Она представляет собой небольшую огороженную площадку с двумя палатками, грубо сколоченным деревянным столом и очагом, выложенным каменными осколками. На ночь стадо располагается возле ограды, а утром разбредается по поляне, уходит в тенистые распадки, спускается к ручьям в ущельях.
     Нравилось мне сидеть на каком-либо пригорке и смотреть по сторонам.
     Здесь красиво; кругом вершины, то мягкие и заросшие лесами, то голые, резкие, с красными песчаными осыпями. Сквозь осыпи намечены тропинки, при взгляде на которые кружится голова и подкашиваются ноги, потому что воображение подсказывает, как срываешься и… Сердце замирает от страха. Далее взгляд наталкивается на скалы, вдруг выступающие из толщи глин; скалы растрескались, в расщелинах селится арча.
     Я ложился лицом на землю – трава становилась совсем близко. В траве кипела жизнь, сновали мелкие насекомые, теребя листики, прокладывая дорожки. Если лечь на спину – тогда открываются просторы Небес. Невероятно чистая и прозрачная синева пронизывалась лучами светила и снова кружилась голова уже от ощущения простора, тепла и счастья существования на белом свете. Иногда появлялись облачка; то замирая, заглядевшись вниз, то невесомо скользя по Небесам, они, блистая девственной белизной, украшали мир. 
     Мир украшала и Луна.
     Она объявлялась в разное время.
     Бывало так: утром бледный, волокнистый осколок лунного диска незаметно движется в лучах солнца, но смотреть некогда – дела: уборка, заготовка дров, хождения за водой и проч. А иногда, ближе к вечеру, молчаливая спутница Земли стоит против солнца, ослеплённая и почти прозрачная.
     Утренние и послеполуденные представления Луны связались для меня с некоторыми событиями в жизни поляны. По утрам лес над скалами полнился птичьим гомоном. Щебечут. Пение счастливо, безмятежно, перекатывается по склону, то  стихая, то достигая невозможной громкости. Но вдруг раздаётся резкий крик птичьих сторожей и наступает тишина. Появился хищник; он парит, неспешно взмахивая крылами и высматривая жертву. Но – молчок, затаились. Под вечер же, когда закат окрашивает природу в красноватый цвет, на поляну выходят лисы. Дневной сон позади, настало время досуга. Они играют, бегают друг за дружкой; отец или мать вдруг подкрадутся к малышу, имитируя нападение, куснут, ребёнок пискнет от неожиданности и семья хохочет, или детвора навалится на родителей, те в шутку падают, машут лапами, отбиваются, и снова все беззаботно смеются, но зорко следят за окружающим. При возникновении опасности лисы мгновенно исчезают.
     Садится солнце, опускается ночь.
     Покойно; уравняв давления, угас вечерний ветер; замерла листва. Горы, деревья, поляна словно растворились во мраке, слабый свет звёзд подчёркивает темноту.
     Начинается бурная жизнь, незнаемая нами и пугающая нас.
     Бывают полностью безлунные ночи, бывает – чеканный месяц скользит по небу, описывая дугу. Случается, что Луна видна сквозь ветви арчи рассечённым диском – и запоминаешь это навсегда.
     Мне выпадало счастье видеть обыденное и удивительное, но самое впечатляющее, самое чарующее зрелище – восход полной луны в горах.
     Итак, солнце зашло, всё слилось в единую массу, потеряло объём, встало чёрной стеной, в которой потерялся мир.
     Проходят часы; вдруг замечаешь, что где-то за горами часть небосвода постепенно светлеет, звёзды меркнут, и долго тянутся минуты…
     Но вот край диска выглядывает из-за горы и мрак в долине чуть отступает.
     А вскоре и вся красавица Луна показывается взору.
     В свете луны долина приобретает прежний вид, но как разительно он отличается от дневного!
     Днём нет загадок; поляна, трава, деревья, горы обыкновенны.
     Ночью подлунный мир становится другим, тайным и волшебным.
     Подъёмы и впадины меж холмов на поляне, серые ленты тропинок, тихие склоны в отдалении – знакомы, но сейчас исполнены сакрального торжества. Между чётко очерченными деревьями, застывшими в ночном безветрии, тьма сгущена так, что кажется плотной и осязаемой, сами же они, не замечаемые днём, становятся иными, вокруг каждого растеклось пространство, заполненное непонятной и неосязаемой материей, порой его можно ощутить, но войти в него невозможно. Всё в природе исполнилось нового содержания и взаимодействует между собой по-новому, не так, как при солнце…
     На летовке старались завершить хлопоты до захода солнца, не всегда так получалось, и обычно ужинали в темноте. В стороне под кустами в очаге метался огонь, света не хватало, Отец ставил на стол керосиновую лампу. К лампе слеталась мошкара и вилась живыми пылинками.
     После еды подходили к ограде и смотрели на восток, на горы – вот, вот взойдёт Луна.
     Без внутреннего трепета наблюдать за простым и величественным явлением невозможно.
     Это священное действо природы каждый раз как в первый.
     Мы стоим возле ограды, сердце замирает…
     Оторвавшаяся от земной тверди Луна обнимает нас своими лучами.
     Пришествие свершилось и мы, взрослые и дети, подаёмся вперёд.
     Так люди ждут мессию. Вот он идёт…
     Холодный серебряный диск струит прохладу, медный – тепло.
     Однажды запоздали с доением коров, за приготовление еды взялись поздно, тогда и обнаружилось, что воды нет. Я вызвался идти на родник, принести пару ведёр, но Отец, кормилец, хозяин, шеф-пастух, решил, что этого будет недостаточно, и распорядился снарядить ослицу с флягами.
     Житель я городской и особым доверием не пользовался, поэтому командиром экспедиции назначили Раъно, жену подпаска, миловидную женщину лет тридцати пяти, неглупую и весьма развитую особу.
     Мы оседлали ослицу и отправились к роднику. Впереди Раъно, затем мягко ступала ослица – пустые фляги гулко покачивались, я был замыкающим. Луна ещё не взошла, мы шли в темноте по многолетнему слою навоза через лежащее стадо, обходя всё ещё жующих коров, затем кружили спусками.
     За вершинами разгоралась лунная заря.
     Вот и родник. “Ш-ш-ш,” – произнесла Раъно и симпатичная ослица, моя подружка, которую я в силу некоторых обстоятельств называл Людмилой Петровной, встала как вкопанная.
     …В тишине шумит вода, набираясь в ведёрко, стрекочут насекомые, сидит Раъно возле ручья, Людмила Петровна покорно опустила голову к ровным своим ножкам.
     А ночь, заметьте, нежная, южная. Сегодня полнолуние – Луна только-только показалась и плывёт над горными срезами, окидывая мирок поляны ласковым взором… и родник журчит… и звёзды блистают… и…
     Так чисто и светло на душе.
     Но вот фляги наполнились, осели, прижали седло к хребту, я шлёпнул Людмилу Петровну по тёплой ляжке и она послушно пошла вверх. Подхватив вёдра с водой, я двинулся следом.
     Вот так на поляне выстроился гружёный караван – Людмила Петровна, я, Раъно.
     А над горами – Луна; она сияет, полная, свежая, с загадочными пятнами.
     Вечность торжествует.   
     Весь день Людмила Петровна паслась, набивая брюхо травой, пусть грубой и жестковатой, зато в изобилии. Бока её раздулись, а теперь они, и так стянутые подпругами, сжимаются тяжёлыми флягами с двух сторон. В такт ровной походке фляги ритмично наваливались, теснили всякие внутренние органы, и сухие, резкие ветра, вырываясь из утробы моей милочки, издавали характерные, ни с чем не сравнимые звуки.
     – Кудрат Маликович, это вы бздите? – спросила простодушная селянка Раъно.
     В поисках ответа я поднял голову к Небесам.
     Луна улыбнулась и подмигнула.







Было в 2005, записано в 2006 – 2015.