Раздумье

Последним из кабинета вышел начальник восьмого участка Юрий Петрович Колобов, ветеран завода, возводивший своими руками цех. Когда Киреев, остался с ним один на один, надеялся услышать от него что-то важное, что помогло бы принять окончательное решение. Никто лучше Колобова не знал в цехе людей, пожалуй, никто не умел ладить с людьми так, как Колобов. Киреев готов был довериться его совету, только бы он сказал что-нибудь определенное, конкретное. Но Колобов долго стоял у окна, заложив узловатые руки за спину, потом резко, слишком молодцевато для своих шестидесяти лет, повернулся, подошел к Кирееву, протянул ему руку и вместо «до свидания» сказал:
- Подумайте, Михаил Антонович, подумайте...
И Киреев думает, ходит из угла в угол по кабинету, снова садится за стол.
Кабинет наполнялся вечерним сумраком. Киреев не стал зажигать свет. Ему нравились эти сумрачность и тишина, которые окружали его сейчас. Тишина для этого кабинета непривычная. Михаилу Антоновичу трудно было припомнить, когда он оставался один в кабинете. Всё время люди, люди, люди.
Сегодняшнее производственное совещание затянулось. Давно затих цех, только в раскрытое окно временами залетали удары тяжелых молотов из кузнечного корпуса.
«Подумайте».  Да, даже он не захотел помочь. А сколько раз советовал и дельно советовал ему, человеку в цехе новому, когда было трудно принять решение.
Киреев вспоминал, что говорили на совещании и злился на своих помощников за неопределенность их высказываний.
- Участок, тяжелый, вот и не тянет Майоров, - это и все, что смог сказать зампотех.
А кто говорит, что участок легкий. Всем известно. Но ведь тянул же раньше Майоров, а тут не тянет.
- Видимо, надо подождать, дать ещё время Майорову, и надо полагать всё пойдёт как нельзя лучше.
- Сколько же ждать, Виктор Петрович? — оборвал механика Самарин, мастер с автоматической линии. — Второй год ждем, а результаты... Какие же от этого результаты?
- Что вы предлагаете, товарищ Самарин? Снять Майорова, отправить его на пенсию?
-  Не знаю. Вам виднее.
Зачем обижать человека. Снять легче всего. А ведь Майоров опытный, нужный для цеха человек. Не поможет тут и деликатной: «Простите, Иван Макарович, вы славно потрудились, а теперь — на заслуженный отдых?» Обидится. Все равно обидится, поймет, что не из заботы о его здоровье отстраняем от дела. Так что надо подумать, - снова заговорил механик.
«Подумать». Это «подумать», сказанное на прощание Колобовым, не давало покоя Кирееву, И он думал, в который уж раз прикидывал так и этак.
Снять Майорова, объяснить, ему всё откровенно и прямо. Поймёт ли? Жаль человека. Вот если бы он сам, по своей инициативе пришёл к нему и сказал: «Простите, Михаил Антонович, но мне пора на покой. Устал». Вот тогда не было бы никакой проблемы. Можно бы для приличия повозражать: мол, рано ещё думать о печке, а надо работать, засучив рукава. Но ведь Майоров и разом не обмолвился о своём желании уйти из цеха. Суетится, бегает, нервничает, а дело от этого не выигрывает.
Оставить, попытаться ещё раз помочь ему. Но как? Подменять его постоянно, опекать, работать за него! Это невозможно!
Киреев встал, подошел к окну. Легкая прохлада дохнула в лицо. Внизу, под окном, мерно покачивались тополя. Над ними плавно и лениво кружил пyx. Киреев обратил внимание на крупную пушинку и стал следить за её полетом. Пушинка кружила и всё силилась подняться, но, не найдя упругих струй воздуха, начала оседать. Кирееву вдруг захотелось помочь ей, дунуть снизу, подбросить её и гнать, как гонял в детстве невесомые шарики одуванчика. На него нахлынули воспоминания, и Киреев с ужасом обнаружил, как далёк он сейчас от всего, что находится за заводом. Он никак не мог вспомнить, когда последний раз выезжал за город, каждый день с утра и до позднего вечера в цехе, а потом - домой. Так было каждый день, так было и вчера. И не было никакого желания дуть на пушинки, гнать их, а было лишь раздражение от них, назойливо льнущих к одежде, телу.— Всё! На сегодня хватит. Надо же в конце - концов отдохнуть, побродить по улице.
Киреев закрыл окно, щелкнул выключателем, сощурился от яркого света, наполнившего кабинет, подошел к столу, начал собирать бумаги. Под сводками оказалась папка, принесенная секретарем за минуту до начала совещания. Михаил Антонович машинально открыл её, и ему в глаза сразу бросился печатный бланк заявления на расчет.
- Кто же на сей раз сбегает? Сазонов Евгений Николаевич. Так, так, Евгений Николаевич, что же тебя гонит от нас?
Киреев перевёл взгляд в низ бланка. В графе «причина увольнения» стояло : « не устраивает работа». Сазонов – один из лучших станочников с участка Майорова. Почему же его работа не устраивает? Вниманием и почётом, кажется не обижен, доверием тоже. Насколько помнится, он постоянно замещает Майорова, когда тот идёт в отпуск.
- Ну-ка Евгений Николаевич, посмотрим, как ты справлялся за мастера.
Киреев достал график отпусков, отыскал Майорова.
- Июль.  Ужасный месяц! – Киреев вспомнил, что в этот невыносимый жаркий месяц, как правило, проваливает задание. От этого воспоминания у Киреева пропало желание доставать папку с отчётами. Но перед глазами лежало заявление Сазонова, и Махиал Антонович выдвинул ящик стола, достал папку.
- Так. Июль. Шестой участок. 112,2 процента. Общий по цеху – 98,3 . Интересно. Как же так получается? Значит, сумел Сазонов сработать. Да ещё как!
Киреев перевернул страницу, снова отыскал шестой участок. Августовский план был не выполнен, хотя цех перекрыл задание.
- В августе работал Майоров. Михаил Антонович вытащил из стола ещё одну папку с результатами позапрошлого года и снова обнаружил, что июль Сазонов вытяну. Киреев начал припоминать случаи, случаи, когда ему приходилось сталкиваться с Сазоновым, чтобы составить характеристику, увидеть его.
- Михаил Антонович, нужно переставить этот станок в центр пролета, - говорил однажды Сазонов.
- Зачем?
-Увеличится производительность, и станочникам будет гораздо легче.
- Объясните, как это получится?
Сазонов раскрыл секрет. Оказалось всё так просто, что даже досадно стало, как это до сих пор никому не пришла в голову эта мысль. К станку стекались детали со всего пролета. Поставить его в центр - значит сократить до других станков расстояние, сэкономить время.
В другой раз Сазонов пришел к нему в кабинет и резко начал выкладывать наболевшее.
- Надо держать людей на участке, а не распускать их налево и направо. Уйдет Иванов, на его место поставим нового. И так каждый месяц кто-нибудь уходит. За год участок почти полностью обновляется. Разве можно тут говорить о выполнении плана?!
Сазонов тогда надолго замолчал. Горячность прошла, и он, чувствуя себя несколько неловко, осторожно добавил:
- Майорова предупредите, чтобы поосторожней с людьми был. Не время сейчас партизанщиной заниматься.
Киреев вспомнил, что он так и не поговорил с Майоровым: заела текучка, разговор с Сазоновым забылся. И вот теперь на столе лежит заявление. Уходит Сазонов.
- Нет, братец, не уйдёшь! Просто вырос ты из станочника. Тесно тебе стало нужен размах.
Снова появилось неприятное ощущение неловкости перед Майоровым, которого всё-таки придётся отправить на пенсию. «Ну, да черт с ней, с неловкостью! Должен же он был сам понять, что не на месте, что пора уступить дорогу другому».
Киреев пододвинул к себе телефон, снял трубку, набрал номер:
- Квартира Колобова? Юрий Петрович не спит? Позовите, пожалуйста, его... Это Киреев. Юрий Петрович, я решил устроить проводы Майорову. На его место? Думаю Сазонова. Правильно, говорите? Ну, да... А поговорить с ним поручаю Вам. Вместе? Разумеется, вместе. Извините, Юрий Петрович. Спокойной ночи.