Пироги и пиво, или Скелет в шкафу перевод отрывка

Я жил с дядей и тётей на окраине маленького кентского города Блэкстебль у моря. Мой дядя был викарием, а тётя – немкой из очень знатной, но обедневшей семьи. В качестве приданого она принесла своему мужу сделанный в 17 веке маркетрированный письменный стол и набор стаканов. К моему появлению на сцене из них осталось лишь несколько, и стаканы использовались как украшение в гостиной. Мне нравился величественный герб, который был выгравирован на них. Я не помню, сколько делений было на гербе, но на них были забавные изображения, а украшение вверху гербового щита в виде короны было крайне романтичным.
Моя тётя была простой леди кроткого нрава и христианского воспитания, но она не забыла о своём происхождении несмотря на то, что была замужем за скромным священником с очень маленьким доходом. Однажды, когда соседний дом был снят на летние каникулы богатым банкиром из Лондона, ныне известным в финансовых кругах, мой дядя зашёл к нему, а тётя отказалась зайти, потому что этот банкир занимался торговлей. И никто не подумал о ней, как о снобе. Приняли вполне благоразумно.
У банкира был сын моего возраста. Не помню, как я познакомился с ним. Но зато до сих пор помню разговор, который последовал после моего вопроса о том, могу ли я привести его в наш дом. Разрешили мне неохотно, но и не позволили пойти к нему в гости. Моя тётя съязвила, что в следующий раз я захочу пойти к какому-нибудь угольщику, а дядя сказал: «Вредные связи портят хорошие манеры».
Банкир ходил в церковь каждое воскресное утро и всегда оставлял пол соверена в тарелочке, но если он думал, что сделал щедрость для хорошего впечатления о себе, то крупно ошибался. Весь Блэкстебль думал о нём как о зазнавшемся человеке.
Город состоял из ведущей к морю длинной  извилистой улицы, маленьких двухэтажных жилых домов с магазинами и некоторого количества недавно построенных улиц, которые начинаются с одной стороны деревни и заканчиваются в другой в районе болота. Вокруг гавани было скопление узких и извилистых аллей. Шахтёры Блэкстебля брали уголь из Ньюкасл, поэтому гавань была оживлённая. Когда мне стали разрешать гулять одному, я проводил по несколько часов за прогулкой, разглядывая грубых и запачканных мужчин в фуфайках и наблюдая за разгружением угля.
В Блэкстебле я впервые встретил Эдварда Дрифилда. Тогда мне было пятнадцать лет, и я приехал на летние каникулы. Утром я взял в доме полотенце с купальными панталонами и пошёл на пляж. Небо было безоблачным, воздух горячим, а Северное море придавало приятный острый запах, что жить и дышать было просто наслаждением.
Зимой жители Блэкстебля идут вдоль пустой улицы быстрой походкой и морщатся, чтобы защитить лицо от раздражающего ветра. Но сейчас они бездельничают и стоят группами между «Дьюк оф Кент» и «Бэа энд Ки». Было слышно жужжание их восточноанглийской речи, немного тянущейся и имеющей ужасный акцент. Однако, предаваясь воспоминаниям, я нахожу в ней некое очарование. У жителей были свежие лица с голубыми глазами и высокими скулами, а также светлые волосы. Их взгляды казались ясными, честными и искренними. Я не думаю, что они были очень интеллигентными, но в них присутствовало простодушие. Люди выглядели здоровыми, сильными и активными несмотря на то, что не все из них были высокого роста. В те дни в городе было очень маленькое движение, и компании стояли возле дороги и беседовали, изредка пропуская экипаж доктора или двуколку булочника.
Проходя мимо банка, я зашёл поздороваться с директором, который был церковным старостой, а когда вышел, то встретил второго священника – дядиного помощника. Он остановился и пожал мне руку. Вместе с ним был незнакомец, которому я не был представлен. Незнакомец был маленьким бородатым мужчиной, одетым довольно кричаще: светло-коричневый костюм  с туго обтягивающими бриджами, тёмно-синие чулки, чёрные ботинки и шляпа-котелок. Бриджи тогда были редкостью, тем более в Блэкстебле, и я, будучи юнцом, немедленно приписал этому типу невежество. Но пока я общался со вторым священником, незнакомец дружелюбно взглянул на меня, показывая улыбку на своём бледном лице с голубыми глазами. Я чувствовал, что он тоже хотел бы присоединиться к разговору, поэтому я вёл себя высокомерно. Я не собирался рисковать разговором с парнем, носящим бриджи как егерь, и я негодовал по поводу фамильярности его добродушного вида. Сам я был безупречно одет: белые фланелевые штаны, синий блейзер с гербом моей школы на нагрудном кармане и чёрно-белая соломенная шляпа с широкими полями. Дядин помощник сказал, что должен поторопиться (я никогда не знал, как избежать встречи на улице и терпел агонию стеснения, пока искал тщетную возможность отклониться от разговора), но также предупредил, что придёт к нам днём, и попросил передать это моему дяде. Незнакомец кивнул и улыбнулся, когда мы попрощались, но я одарил его каменным взглядом. Я полагал, что он лондонский дачник, а в Блэкстебле мы не связывались с ними, потому что считали лондонцев вульгарными. Мы говорили, что это отвратительно, когда каждый год из города приезжает всякий сброд, но это шло на руку торговцам. Однако, даже они выдыхали с облегчением, когда заканчивался сентябрь, и город погружался в обыденность.