Мой любимый человек

                Посвящается Е.В.К
06/10 – 2006.
Да, давненько мне не приходилось брать в руки дневник. Время было жаркое, непростое на работе. Да и сейчас не лучше. Но сегодня вдруг захотелось найти время, силы и сделать запись. Просто взять и описать во всех подробностях этот день. Хоть он и был самым обычным днём. А все же. Может, и нет ничего  такого в том, что ты описываешь свой самый банальный день, чтобы через много лет перечитать запись и вспомнить, чем была наполнена твоя повседневная жизнь. Как сейчас я беру старенькую тетрадочку и перечитываю свои записи, сделанные в школьные годы. И самыми интересными мне теперь кажутся именно такие записи того времени. Человеческая память так избирательна!  Даже страшно делается, сколько фактов из собственной жизни можно упустить, если не вести дневник. А ведь это всё я, моё взросление, развитие, становление моей личности! Однако, меня уносит…
Итак, приступим.
Снилось мне сегодня нечто странное. В моем сне плакал маленький ребёнок. И плача, он издавал такой мерзкий звук, что хотелось его убить, лишь бы только не слышать  этого больше.
И вдруг - Майкл Киске. Мой мозг не сразу осознал, что  голосом Майкла Киске поёт будильник на моём  мобильном телефоне. Сон начал слетать с меня, и исчезло заплаканное личико странного детёныша, казалось грёзы уже отправились туда, откуда они пришли…но… омерзительный звук из сна продолжал звучать в моей маленькой комнатке. Спросонок мне было трудно понять, что это, и только после подъёма с кровати, двух шагов до письменного стола к  будильнику, его отключения, моё сознание снизошло до идентификации звука и его происхождения. Смотрю на подоконник – мой мозг не ошибся: Брайан,  мой кот, сидит на нём и смотрит,  как синички прыгают по веткам клёна у самого окна, не обращая ни малейшего внимания на моего одомашненного охотника. А бедный Браша, нет, не мяукая, а жалобно попискивая что-то под свой кошачий нос, скребёт когтистой лапой по стеклу. Вот он – детский плач из моего сна. Улыбаюсь, беру Брайана на руки, уношу его из комнаты, глажу на ходу, пытаюсь успокоить. Но, что можно сделать с его инстинктами! Шестимесячный Браша, весящий уже около 4 кг, вырывается и царапает мне левое запястье на самом видном месте. Я левша, так что на работе все будут знать, что мы опять что-то не поделили с мои любимцем.      
Умываюсь, мажу царапину зелёнкой, ставлю на одну конфорку плиты джезву с кофе, на другую – сковородку, разбиваю три яйца. Брайан вьётся под ногами – просит есть.  Пока я насыпаю ему корм и меняю воду, встаёт моя мать. В махровом халате, заспанная она выплывает из своей комнаты  и вместо утреннего приветствия сообщает мне, что у меня что-то горит. Так и есть. У меня убежал кофе. Снимаю джезву с плиты, остатки не выкипевшего бодрящего напитка выливаю в маленькую чашечку. Смотрю на плиту, залитую хорошей частью моей утренней бодрости, и со вздохом берусь за тряпку. Надо вытереть кофе, пока он не засох, днём оттереть его будет гораздо сложнее.
Когда плита уже почти оттёрта, мама выглядывает из ванной со словами: «у тебя до сих пор что-то горит!»   
Кадр первый, дубль второй: так и есть. Подгорела моя яичница. Выключаю газ и убегаю одеваться. Цепляю на себя джинсы и свитер, но потом вспоминаю, что сегодня у нас совещание у начальства. Скидываю с себя надетое, натягиваю  черные брюки в тонкую полоску, будет хорошо с коротким элегантным пиджаком, а довершит образ тонкий черный галстук. Примеряю галстук. Смотрюсь в зеркало. В белой сорочке и черном костюме с чёрным же галстуком, я выгляжу, как среднестатистический менеджер похоронной компании. Нет, конечно, тёплая встреча с начальством – удовольствие сомнительное, но совсем не обязательно вести себя столь демонстративно. После десятисекундного колебания, я, нехотя меняю белую рубашку на светло-голубую. А галстук беру широкий, изумрудного цвета. Завязываю двойной Виндзор и иду есть яичницу, поджаренную с одной стороны, обугленную с другой, запивая это кулинарное чудо остывшим кофе. А в это время за окном начинается ливень. Да, этот день начался крайне удачно и весело!
По дороге к метро, хорошенько запачкав обе штанины, прыгая через лужи, меся грязь на не асфальтированных участках дороги, я горько жалею, что у меня нет машины. Помнится, на третьем курсе с таким горячим куражом меня носило на разваливающейся баклажановой шестёрке в автошколе. Несчастный «хачмобиль» выдерживал все мои придури, продиктованные желанием доказать, что вождение, страсть к скорости и околокаскадёрским трюкам у меня в крови. Юношеский максимализм мешал разглядеть в собственном поведении типичное ребячество. Пузатый инструктор лет пятидесяти, казавшийся мне тогда древним, как дерьмо мамонта и скучным как теория Марксизма-Ленинизма, постоянно журил за излишнюю прыть, ворчал, отчитывал, но делал это как-то беззлобно, что называется, любя, словно узнавая во мне себя в свои восемнадцать. Меня одновременно и пугало это неуловимое родство душ (хотя бы из-за перспективы нагулять такой же пивной живот со временем), и раззадоривало, ведь машины были его страстью, работой, кормилицами, хобби, а иногда и ночлегом. Он знал о них всё. Был мастер своего дела. И что-то неуловимое, но особенное в наших сугубо деловых отношениях всё больше и больше подстёгивало меня. Мне уже грезились уличные гонки, милые шалости на пустых ночных дорогах, и права были получены. Но тут верх взяли гордость и здравый смысл, не позволившие принять в качестве подарка от одинокой вдовой матери машину. Даже если мать зарабатывает очень хорошо и сама разъезжает на новенькой хонде. Даже, если это подарок на восемнадцатилетние, удачно совпавшее с блистательно сданной летней сессией. Нет, мой кулак не громко, но увесисто стукнул по столу: «на свою машину я заработаю себе самостоятельно… даже если моей первой тачкой будет запорожец, ока или таврия… даже если зарабатывать на этот выкидыш КАМАЗа я буду много лет!»  И вот, позади остались институтские годы с нестабильными, но очень полезными и задорными студенческими подработками. Скоро будет год, как я пытаюсь строить самостоятельную карьеру молодого, но очень перспективного специалиста. Моей заработной платы хватает на то, чтобы обеспечить себя всем необходимым, и даже после работы, зайдя в ближайший супермаркет, принести домой тяжелые пакеты продуктов и бытовой химии. Но в день зачисления на карточку денежных средств, у меня, как правило, остаётся на ней рублей десять, и пара тысяч в кошельке наличными. Я умею планировать свои расходы, но живу без заначки, без «подушки безопасности». Так что в обозримом будущем даже очень дешевая тачка мне не улыбается.
Руки стряхивали с зонта потоки воды, душа просила еще кофе, желудок бунтовал, а ноги всё-таки вынесли меня к метро.
Там, как водится, было душно, жарко и страшная давка, в которой какая-то размалёванная девица наступила мне на ногу острой шпилькой. Лицо моё совершенно явственно перекосило. И захотелось взвыть. Состояние осложнялось еще и тем, что отодвинуться от размалёванной не представлялось возможным даже на миллиметр: меня на мертво припечатала к ней огромная дама с необъятной грудью и каштановой халой на голове, чем-то похожая на Фрекен Бок из известного мультфильма.  Дама стояла прямо за мной, и постоянно меня толкала в спину. Через пару остановок терпение моё окончательно лопнуло. И весь вагон услышал мою фразу, оказавшуюся неожиданно громкой: «Милая леди, вы не могли бы не толкать меня больше!» На что Фрекен Бок ответила: «я не толкаюсь, я дышу!» 
Добравшись до работы, я встречаю у главного входа Оксану. Хочу чмокнуть её в губы, но она в последний момент подставляет щёку. Оксанка меня боится. Немного наигранно, напоказ.
- Да, ладно тебе, Окси, расслабься, ты же знаешь, ты не в моём вкусе! – говорю ей с улыбкой, заходя под козырек.
-А  кто в твоем вкусе, неужели Елена? – улыбаясь в ответ, тихо и шутливо произносит Оксана.
Останавливаемся, закуриваем. Оксанка – моя сокурсница. Мы знакомы еще с абитуриентских курсов. Она надёжная. Раньше мы мало общались, но теперь, когда работаем вместе, сидим в одном кабинете, мы сдружились. Двум молодым специалистам только что пришедшим после ВУЗа нужна поддержка, особенно на такой работе, куда все алчут попасть, где полно карьеристов и тебе запросто могут наступить на голову в попытке забраться повыше по карьерной лестнице. Вот мы и поддерживаем друг друга, как можем.  Мы доверяем друг другу, и многое знаем друг о друге такого, что на работе не должен знать больше никто, и бережно храним эти секреты. Например, Окси знает о моих чувствах к Елене.
А я знаю, что Оксана, около месяца назад из-за глупой случайности чуть было не развелась с мужем. Помню, как она говорила по маленькому чисто женскому телефону-раскладушке, украшенному стразиками и цветочным узором, стоя у окна.  Сначала что-то лепета, потом кивала, не издавая не звука, как будто её собеседник может видеть её жесты. Она стояла спиной, моему взгляду не было доступно её лицо. Только пепельные волосы и спина, которая всё больше и больше сутулилась, словно что-то давит на хрупкие плечики. А потом Окси с шумом закрыла телефон, опала на стул и заплакала. Маленький белый кулачек, дрогнув, раскрылся, и по глади стола покручиваясь, заплясало обручальное кольцо. Я, конечно же, - к ней. Обнимаю за плечи, глажу по совсем изогнувшейся спине, чмокаю волосы, заглядываю в глаза. Умоляю сказать, что случилось. Но Оксана молчит, отмахивается, плачет, трясёт головой и закрывает лицо руками. В этот самый момент приходит весть от шефа: младших сотрудников на ковёр немедленно. А Окси ни говорить, не стоять не может. В воздухе запахло увольнением. Надо знать шефа. Этот церемониться не станет. Скажет, что сотруднице не место в наших рядах, если она не может не устраивать истерики и справляться с работой… Но совместными усилиями с Юлей нам удалось прикрыть Оксанке спину. С мужем эта дурёха в скором времени помирилась. Всё наладилось, жизнь пошла своим чередом. Слава богам, кроме нас троих об этой истории никто не знает.
Юля тоже наша сокурсница, и тоже свой человек.
- Как Елена может тебе нравиться!- продолжает моя собеседница - Она, конечно очень умная, грамотная и адекватная, но она же такая неприятная чисто внешне!
-Окси! Для меня она самая красивая женщина на свете. Да, у неё не очень хорошая кожа на лице и шее, да, у неё жидкие ослабленные волосы, которые быстро пачкаются и часто выглядят неряшливо. А ты видела её глаза? Такие очаровательные, большие, светлые, чистые серые глаза! А как она улыбается! Более чарующей улыбки мне еще не приходилось видеть! И может быть, даже хорошо, что Елена такая, какая есть. Так легко любить женщину с фотомодельной внешностью, но грош цена, думается мне, этой любви, если она основана только или в основном на физической привлекательности. Да и любовь ли это? А я люблю! И  именно Елену, люблю её такой, какая она есть. И мне это нравится. И это чувство настоящее.
- Ты любишь, как мне кажется, не только Елену, но и свою любовь к ней.
- Вполне возможно. Любовь всегда помогала мне жить. В то время, как многие играют в любовь, я ей живу.
Мы докуриваем. Выбрасываем окурки в урну. Заходим. Поднимаемся по лестнице. Молча. У нас на работе, кажется, не только из стен, но и из потолков, пола, дверей и даже плинтусов торчат огромные, красные от напряжения уши. Поэтому мы почти с самого нашего появления тут взяли за правило как можно меньше говорить на работе. А я иду и думаю, что мне 23 года, и я люблю свою начальницу, которой скоро исполнится 41. Она замужем, у неё есть  взрослый сын, который уже сам успел жениться. Интересно, сколько ему…20…21? Или даже больше? И как скоро он сделает мою возлюбленную бабушкой?
Нет, я прекрасно понимаю, что ничего не будет, что Елена никогда даже не поймет, что я люблю её. Возможно, и чувства мои через какое-то время видоизменятся,  станут более ровными, менее страстными. Уйдёт любовь, останутся уважение и симпатия, возможно, появится привязанность. А пока… пока я люблю её, люблю, осознавая всю безнадёжность этих чувств. Но бесперспективность эта не мучает меня. Наоборот, мне нравится любить Лену.  Повторять мысленно: «Лена, Леночка!». Называть её «Элен», с ударением на «Э», и Элли. Думать о ней, засыпая, видеть её во сне. А еще мне нравится называть её Елена Прекрасна. Это прозвище было придумано мной, и с моей подачи теперь Оксана, Азамат, Юля и еще пару молодых сотрудников за глаза называют её так.  Кто-то, может быть с иронией, а я искренне.
Странное всё-таки дело – мои чувства к ней. Странно, я впервые люблю ТАК. И впервые люблю женщину. Я скучаю по ней, если не увижу целый день, и грущу, когда Элен уезжает в командировки. Волнуюсь, как ребёнок, когда она рядом. Но мне хорошо, я на подъёме, много работаю, много успеваю,  постоянно улыбаюсь. И меня не пугает абсурдность этой ситуации. И чувства эти греют меня изнутри, не обжигая, дают сил и ни разу еще не причинили мне боли. Что это? Глупая детская влюблённость? Шизофрения? Или всё-таки настоящие великие чувства, бескорыстные и самозабвенные? Именно такие, какие они и должны быть. Давно забытые циничным человечеством.
Начинается рабочий день. Обычная суета. И напряжение весит в воздухе. Это из-за Оли – еще одного молодого специалиста. Ольга старше меня на год. Работает уже больше года. Никто точно ничего не знает, но говорят, что она допустила серьёзную ошибку, делая отчет для шефа. И теперь большое начальство хочет избавиться от неё – перевести в другой отдел. Ситуация должна решиться сегодня. При этой мысли мне становится не по себе, и я ухожу с головой в работу.
Возникают вопросы. Я встаю из-за компьютера, выхожу из кабинета в коридор. Сердце предательски учащает пульс. Не сильно, но ощутимо.
Стучу в дверь, заглядываю в кабинет, где сидит Элен с парой других научных сотрудников нашего заведения, спрашиваю можно ли войти. Её нет. Только Станислав Васильевич сидит за своим компьютером, полностью погруженный в работу. Меня это устраивает. Захожу, бесшумным незаметным движением достаю из кармана заранее приготовленную пепельницу, проходя мимо, ставлю её на  стол Елене – на самое видное место. Смотрю на Стаса. Нет, он сидит спиной, не поворачиваясь, он ничего не видел. Подхожу к нему, задаю вопросы по работе. Он отвечает. Я удаляюсь. Всё просто. Но откуда пришло ко мне знание, что Лены не будет в кабинете, и что мне удастся совершить мой манёвр?
Через некоторое время, проходя по коридору, мысленно зову её: «Элли!» И она выходит из кабинета и идёт мне навстречу. Нет, всё-таки что-то есть мистическое во всём этом! Здравствуйте, Елена Владимировна!
И снова течёт своим чередом рабочее время. Я работаю за компьютером в пустом кабинете. Временами забегают то Азамат, то Юлька. Юля заваривает себе и мне зелёный чай. Я не прошу её об этом. Просто, когда она ставит электрочайник, я отрываюсь от экрана и смотрю на неё молча и жалобно. Юлия тоже молча кивает мне. И через некоторое время её заботливая рука ставит на мой стол рядом с мышкой горячую кружку.   Сама она делает 2 глотка, затем раздаётся звонок по местному телефону, Юлька берёт трубку и, всполошившись,  убегает, бросив чашку на столе.
Когда у меня уже рябит в глазах от старенького монитора, в кабинет заходит Окси. Увидев, что мы одни, она рассказывает, как заходила в кабинет к научникам. Как зашла туда Елена, как спрашивала, кто поставил ей пепельницу на стол. Как была довольна, что у неё теперь есть своя пепельница, вместо старой банки из-под кофе.
-Я, конечно, сразу догадалась, кто о ней позаботился, но ничего не сказала. Только когда она спросила: «кто оставил пепельницу на моём столе, и можно ли мне ей воспользоваться», я сказала, что, мол, раз положили вам на стол, значит, наверное, это для вас. – Тараторит Оксанка улыбаясь.- Но, знаешь, на мой взгляд, надо было отдать ей пепельницу в руки.
- Мне не хотелось, чтобы создалось впечатление, что я пытаюсь выпендриться или подлизаться. Мне просто хотелось её порадовать. 
Оксана понимающе и одобрительно улыбается, а потом живописует для меня в красках, как радовалась Елена. И рассказав, удаляется, чуть прихрамывая, снова оставив меня в одиночестве. Я теряю чувство времени, и вдруг, подняв глаза на часы, с удивлением обнаруживаю, что рабочий день уже дотянулся до собственной середины. Делаю вывод, что пора поесть.
Спустя какое-то время в кабинет доползает Оксана, жалуясь, что, наверное, никогда не разносит новые туфли. За ней, поправляя рыжий локон, появляется Юля. А еще через минуту с большой кипой бумаг в кабинет заходит Оля. Её голубые глаза блестят влагой: она вот-вот заплачет. Я подскакиваю к ней:
-Что случилось?!
-Меня хотели перевести в отдел Старостина! СТАРОСТИНА! Это же болото! БО-ЛO-ТО! Там ни у кого нет, ни науки путёвой, ни карьерного роста, ни нормальной зарплаты,  вообще  никакого будущего! Я должна была идти на разбор полётов сегодня к НЕМУ САМОМУ! – Ольга подчеркивает интонацией слова так, что всем становится ясно, о чем и ком идёт речь, и всех пробирает мороз по коже. – А Елена Владимировна пошла со мной. ОН кричал на меня и на неё, как на нашу непосредственную начальницу. А ОНА заступалась за меня. Потом меня выгнали за дверь. И он еще около получаса орал на неё. А Елена отвечала ему что-то очень спокойно, но четко и звонко. А потом она вышла ко мне, вся красная и взъерошенная, как воробей после трёпки,  и сказала коротко: «Ты остаёшься, я тебя отстояла!» - у Оли из левого глаза вытекла и застыла на щеке большая слеза. - Я теперь понимаю, что Елена Прекрасная – действительно прекрасная, она большой  души человек с золотым сердцем! – и еще одна слеза скатывается на Олин подбородок.
Продолжаю работать, а сердце поёт.  Оля, хлюпая носом, копается в бумагах. Юля и Окси помогают ей ненавязчиво, прекрасно понимая, что сама Оленька не справится.
Небо светлеет, луч солнца пробивается из-за тяжелых облаков и падает мне на стол. В его столбе танцует пыль, на меня накатывает предчувствие, я знаю, что сейчас за дверью раздадутся до боли знакомые шаги, и дверь откроется,  и я уже знаю, кто войдёт. И, действительно – шаги, дверная ручка ползёт вниз, и входит она с немного лукавой, но совершенно лучезарной улыбкой.  Олька быстрым отрывистым движением вытирает слезы.
Несколько новых заданий, немного разъяснений по старым. Дружеский хлопок по Олькиному плечу, очевидно означающий поддержку и необходимость собраться и начать вкалывать с утроенной силой. И все разбегаются. Кроме меня. Мне суждено прирасти к офисному креслу, и сидеть у компа весь день. Тяжелый вздох вырывается из моей груди помимо воли, прежде, чем я успеваю его остановить.  Элли смотрит на меня в упор. Затем озаряет кабинет улыбкой, и улыбка эта адресована мне, она  только для меня: «Выше нос, вы же  умничка!» - говорит Элен  и выходит. 
И я работаю дальше, шустрее четвёртого пентиума, энергичнее, чем розовый зайчик из рекламы, с большой батарейкой в попе.
И вот наступает час икс. Мы идём на совещание к самому главному начальству, которое, по слухам, сегодня в дурном настроении с утра. Да еще это эпизод с Олей. Коллективная нервозность.
Я сажусь рядом с Еленой и получаю возможность незаметно для остальных, аккуратно рассмотреть её, как она выглядит сегодня, и полюбоваться ею. У неё опять неопрятно выглядят волосы. И упрямая челка непослушно торчит в разные стороны. Когда она говорит, я замечаю, какие у неё рыхлые дёсны. Моё сердце наполняется сочувствием к ней, это, наверное, неприятно и даже больно. Её пухлые губы потрескались, а серые глаза кажутся уставшими и не выспавшимися.  Но её улыбка всё равно – самая чудесная улыбка в мире. И я всё равно не могу оторвать от Лены глаз!
Она крутит ручку в руках. Я смотрю на её тонкие пальцы с ухоженными ногтями, и меня захлёстывает желание дотронуться нежно-нежно, едва ощутимо к её рукам самыми кончиками пальцев, взять её руку в свои, поднести к своей щеке, коснуться щекой её ладони…о нет! Я смотрю на неё слишком часто и слишком пристально! Алло, проснись, приди в себя! Так нельзя таращиться на человека – это просто неприлично! Возьми себя в руки! Думай о работе! Но Элли рядом…И она улыбается…
Выходим с совещания.
Возвращаемся к работе и недопитому чаю. Юля с Оксаной устало жуют печенье. Не отрываясь от компьютера, я произношу:
-Юльк!
Юля моментально откликается устало, но дружелюбно:
-Чего тебе?
-Да, нет, ничего. Просто имя твоё нравится.
Юлька улыбается. Так легко сделать человеку приятно. 
И снова мои пальцы прыгают по клавиатуре, и принтер выдаёт страницу за страницей. А я всё думаю о Лене.
Лена, Леночка, Моя Очаровательная Девочка. Мне так часто хочется её обнять, поцеловать её рыжеватые брови, её очи ясные, её губы. И когда она проходит мимо, и я задеваю её…о нет, даже не рукой, а лишь рукавом пиджака, какое блаженство разливается тёплой волной по моему телу. И я даже вспоминаю ту строчку из песни… «слегка соприкоснувшись рукавами»… Вот и сейчас, как много можно было бы отдать за то, чтобы обнять её плечи! Элен, Элли!
Но время доползает до определённой черты. Юля с Окси заметно оживляются. Пора по домам. Народ расходится. Я чуть-чуть задерживаюсь, раскладываю бумаги – плоды моих трудов по папкам. Завтра будет, что показать Елене.
И вдруг, я  прямо физически чувствую, что вот сейчас она  собирается домой. Выхожу за дверь. Сказывается усталость: я даже не удосуживаюсь придумать повод, просто иду за ней смотрю ей вслед, как она уходит по коридору. Мне нравится её походка. Лена! Я мысленно говорю ей: «я люблю тебя! Нет, всё-таки, как  жаль, что у нас такая разница в возрасте, и что мы с тобой одного пола!»
Тут Лена, как будто услышав мои мысли, останавливается у самой двери на лестницу, оборачивается. Сморит на меня. Нет, точно на меня! И зовет меня:
-Маша!
Я иду к ней быстро.
-Маша, вы еще не уходите?
- Уже почти. На низком старте.
- Всё успели? – она не сомневается, спрашивает, «на всякий случай».
- Да, уже даже распечатала.
- Только что звонил шеф, сказал, что ждёт нас завтра ровно в девять с вашей работой.
-Весь отдел?! – неужели опять, думаю я, будет чихвостить меня при всех.
Но Лена отрицательно качает головой.
- Только нашу научную группу? – у меня удивлённо приподнимается одна бровь.
- Нет, только нас с вами. Двоих.
Такого раньше еще не было. Интересно, чтобы это значило? Будет порка, которую мы поделим не на всех, а исключительно на две спины? Или, напротив, в отсутствие благодарных зрителей, начальник обойдётся без демонстративной жестокости. И мы просто тихо-мирно поработаем.
- Елена Владимировна, в девять? Значит надо прийти без пятнадцати, чтобы успеть отдышаться?
- Я хотела вам предложить прийти в половину, чтобы успеть всё еще раз перепроверить и проговорить самое основное.    
В моей душе расцветают розовые лилии.
-Да, конечно, Елена Владимировна! С радостью!
-Очень хорошо. Тогда до завтра.
-Хорошего вечера, Елена Владимировна!
-И вам того же, Маша!
И она уходит.
Елена…Лена…Леночка…