5-я собачья сцена. Поляна. Тоська

     Пастушья летовка находилась в дальнем углу поляны, располагавшейся на водоразделе.
     Нас много: пастух (будем называть его Отец) с семьей, стадо коров, сторожевая собака по кличке Белый с обрубленным хвостом, десятка полтора кур (начальником у них строгий петух), любезная сердцу моему Людмила Петровна с дочкой, выводок утят, самостоятельная кошка Лиза, я и маленькая собачонка по имени Тоська.
     Все мы прекрасны. Людмила Петровна бегает с дочкой по тропинкам, куры под наблюдением петуха зёрнышки клюют, Лиза завтракает и исчезает до следующего утра, Белый на цепи сидит на походах к летовке, утятки бегают стайкой, коровы расходятся по поляне, и у нас, двуногих, дела…
     Самая главная у нас Тоська. Хозяйка. Поляна, стадо, куры и всё прочее находится в её ведении. Она контролирует вся и всех. Ничто не укроется от строгого взора.
     Росту в Тоське не более тридцати сантиметров, а весу килограммов пять. Но сколько энергии!
     Утром коров отправляют пастись. Коровы ленивые, нехотя встают и не торопятся. Тоська гавкает на них, они отмахиваются. Тоська не отстаёт, облаивает самых непокорных. Какой-нибудь самолюбивый бычок хочет боднуть Тоську. Этого она не прощает, забегает сзади и кусает за сухожилие задней ноги. Бычок бессилен, он подчиняется, а собака торжествует.
     Стадо выпроводили, выпускают кур. Тоська тоже здесь – проверяет курятник, все ли вышли. Затем следит, чтобы куры не подходили к палаткам. Если куры переступят черту, установленную Тоськой, – беда, перья летят.
     Затем, отметив, что взрослые при деле, Тоська бежит на поляну проверять стадо. Потом надо посетить родник, о нём знают многие, но чужим подходить к воде Тоська не разрешает. Белый привязан к старой арче на тропинке, ведущей на летовку, – посмотрим, не спит ли он на посту. А чем занимается Людмила Петровна? А её дочка? Ну что ты будешь делать – куры, негодницы, лезут в палатки, крик стоит в горах…   
     На летовке жизнь кипит.
     Отец садится на коня и пускается в объезд пастбища, что является непростой задачей, так как территория обширна: сама поляна с крутыми перепадами по высоте, где так легко потеряться, две горных речки в глубоких долинках, склоны которых испещрены бесчисленными тропинками, а есть и совсем опасные места – выход на асфальт, то есть на дорогу, к людям. Жена пастуха (или просто Мать) занимается хозяйством, её обязанности значительны: сбивать масло, готовить обед, подметать летовку, кормить кур, стирать и многое другое. Мать заставляла дочек помогать, но те сбегали на нижние полянки и беспечно валялись на траве. Я же собирал хворост по лесочкам, ходил за водой к роднику, чистил картошку, рубил дрова и, если не поступало просьб, освобождался от трудов и любовался нашей жизнью.
     Ах, какой интересной и насыщенной была она! Коровы, телята, бычки, общим числом под двести голов, являли каждый собой яркую индивидуальность, со своим характером, манерой поведения и, наконец, внешностью. Первое время все они были для меня бессловесной скотиной, однако вскоре я стал различать личности, по сравнению с которыми люди казались бледными. Вот матрона по кличке Титаник, могучая, словно Гибралтар, с невозмутимо величественной поступью, с крупными и изящными рогами, с необъятным выменем, с огромными глазами, подёрнутыми олимпийской поволокой, – именно её прародительница послужила древним эллинам образом волоокой Геры. Вот ещё красавица, Тумбой зовут  – но о коровах отдельный рассказ…    
     Однажды Мать поехала в равнинный городок и привезла десяток свежих утиных яиц, положила в курятник и вскоре вылупились утятки, бедные сиротки, без мамки – несушки их не приняли и жизни не учили. Так они и бегают стайкой по летовке. Если кто-то отстаёт, то растерянно пищит, и так жалобно, что слеза наворачивается. Хочу поймать беднягу и отнести к остальным, но утёнок выскальзывает из рук, пищит ещё пронзительней и сердце моё разрывается – сколько горя на свете!   
     Утром Мать выпускала кур из загородки, они разбредались, искали пропитания, поглядывали за детками, каждая выбирала кусточек по вкусу, устраивала гнёздышко, затем сама устраивалась поудобнее…    
     Курочка как снесёт яичко, так радостно кудахчет. И все знают – акт творения свершился.
     На довольные вопли Мать посылала дочек, но те ленились, лишь к обеду делали обход, но находили всего два-три яйца. Мать сокрушалась: much ado about nothing – шуму много, результат ничтожен. Действительно странно. 
     Недоумевали бы мы и дольше, но однажды ко второму завтраку Тоська явилась с куриным яйцом в зубах. Не знаю, чего она хотела: то ли продемонстрировать свою находчивость, то ли  похвастаться добычей, то ли просто другого места не нашла, но эта дура устроилась у входа в палатку, с обычной решительностью разгрызла скорлупу и с аппетитом высосала белок и
желток.
     Стали следить за собачонкой: Тоська, тоже зная о курином счастье, прислушивалась и, небрежно делая всё большие круги по поляне и убеждаясь, что ею никто не интересуется, незаметно исчезала в кустах. Сожрав краденое яйцо, она вытирала морду о траву и возвращалась к на летовку. 
     Развернулось соревнование: кто раньше добежит – Тоська или девчонки.
     Чем кончилось?
     Куры несутся до полудня. Собачку спускали с цепи после обеда.
     Особенно тщательно Тоска блюла порядок на летовке во время еды. Столик, за которым мы ели, был невысок, ниже журнального; соответственно, мы сидели на миниатюрных скамеечках. А я вообще предпочитал обломок валуна. Экзотика. Однако имелось одно неудобство.   
     Наши трапезы проходили в окружении живности, хорошо изучившей повадки человеков. Куры ходили вокруг стола и выжидали; они знали, например, что вот этот очкарик (они имели в виду меня) не поднимает высоко руку с лепешкой. Улучшив момент, курица налетала, выхватывала кусок и отбегала, а там начиналась драка. Тоска разнимала. Потом она стала просто отгонять кур от стола. По своей инициативе. Наведя порядок, она ложилась на траву, и, извиваясь всем телом, с исконно азиатским сервилизмом подползала к столу в надежде на подачку, взгляд её красивых выразительных глаз выражал безмерную преданность и покорность. Если вдруг перепадало, она хватала, вскакивала, отбегала, проглатывала. Затем, задрав хвост, остервенело кидалась на кур.   
     С грустью я замечал, что животные враждуют между собой. Быки ненавидели собак, собаки – быков. (Кстати, быки обыкновенные представляют собой серьёзную угрозу. Отец говорил, что бычки к  трём годам становятся неуправляемыми и никого не признают, поэтому их отправляют на скотобойню. Я помню, как здоровый бык с налитыми кровью глазами доставлял на пастбище немало хлопот. Отец специально поехал в город, вернулся с хозяевами, они с трудом накинули петлю на рога животному и повели за собой. Остерегались, не били. Тоська пожелала свести счёты, ринулась на быка, намереваясь схватить его за сухожилие, но Отец пинком отбросил её в сторону). Петух набрасывался на Тоську, нарушившую какие-то правила, в отместку Тоська нападала на несушек. Тоська воровала кости у Белого, однажды он поймал её и искусал до полусмерти. Молодые петушки дрались между собой без всякой видимой причины; иногда хозяин стравливал их для утехи гостей. Гости на корточках образовывали кружок, в середине которого шла лютая битва. Зрители азартно кричали. Побеждённый отправлялся в котёл – ничего не поделаешь, естественный отбор. Утят сторожили от Лизы. Однажды я видел, как скромница Лиза пожирала цыплёнка. Морда была в крови, во взгляде – непримиримость…   
     Видимо, вообще живой жизни присуща злоба и ненависть…
     Тоська, веселая и жизнерадостная особа, как, кстати, и все дворняжки, была брюхата и в один прекрасный день подарила миру трёх щенят. Заранее она оборудовала себе нору в нагромождении валунов на одной из нижних полянок. Там и разродилась. Первыми об этом узнали девчонки и наперебой рассказывали, какие славные щеночки копошатся в тоськином домике. Счастливая мамаша находилась возле своих детей, отлучаясь только за пропитанием. Через неделю ночью случилась гроза. Тоська испугалась грома, прибежала к нам и до утра оставалась в палатках. После завтрака девчонки отправились на проверку. Вернулись они в слезах: щенки утонули.
     А собака бегала по поляне не чувствуя утраты…
     Я знал Тоську в течение нескольких летних сезонов, она не менялась и охотно несла нелёгкую службу, охраняя пастбище и летовку. Можно было бы рассказывать бесконечно долго о проделках собачонки, но в суете быстротекущей жизни многое просто забылось и из всего случавшегося запомнился ещё такой эпизод.
     В свободное время я бродил по тропинкам, то выбитым в толще глин, то словно наброшенными на скальные породы. Тропинки переплетались, поднимались вверх и также стремительно спускались к горным ручьям, каждая была неповторима. Если Тоська замечала, что я ухожу, она обязательно увязывалась за мной. Однажды я пошёл на дальнюю речку за перевалом, где совершал омовения и производил стирку. Тоська побежала следом. На поляне сучка огляделась по сторонам, деловито присела на копчик, расставила задние лапы и с самым серьёзным выражением на морде выдавила длинную, сантиметров сорок, нет, семьдесят, непрерывную зелёно-коричневую верёвочку кала. Я был поражён природным бесстыдством и долгое время спустя, проходя мимо этого места, невольно смотрел на траву, словно хотел увидеть бессмертное произведение Тоськи. Но в природе ничего не пропадает и уже к вечеру того же дня насекомые закончили кушальный праздник.
     Я думал, что Тоська жила долго, а состарившись, ушла из дома и больше её не видели. В действительности сложилось иначе: Отец отправился на соседнюю летовку, собачка увязалась за ним, по простодушию и дружелюбию подбежала к тамошним псам и они разорвали Тоську на части.




Было в 2006. Написано 2006 - октябрь 2013.