Холодный ветер у окна 3 часть

Предыдущая часть   http://www.proza.ru/2016/02/28/2182


Утром участковый протянул протокол, распишитесь:
- Вы, Олег Иванович, зла на нас не держите. В таком деле лучше ошибиться, чем пропустить.
Олег Иванович попросил закурить.
- Вы теперь куда? Впредь будьте осторожнее, а то так на всю жизнь ушибиться можно.
Олег Иванович молча докурил и, затушив окурок, сказал негромко:
- В Захаровку поеду.
- Вещи собрать?
- Нет, работать. Школа, дети там у меня. Вы же разобрались во всём.
- Мы-то, конечно, разобрались, но глупо всей деревне доказывать, что ты не верблюд. Дело ваше, но такие подвиги, ей Богу, ни к чему.

Глупо или нет? - даже по прошествии стольких лет, он не мог ответить однозначно: пришлось жить с соседями, видевшими, как его увозили со связанными руками, да и в деревне долго ещё шептались: не виноват учитель  или «отмазался»?

А может и правда, было бы умнее доработать учебный год и прощай, Захаровка? А как жить дальше, зная, что ты трус? А эта сомнительная слава, как пятно солярки на воде, от неё и за тысячи километров не скроешься. Да и этой беззащитной девочке нужно  было знать, что не всем плевать на её страдания, - думал Олег Иванович.
«Нет, - шептал он, -  не о девочке ты думал, когда вернулся. Это ты ей, уехавшей от тебя, вдогонку пытался доказать, что достоин её любви»

Олег Иванович до рассвета не уснул от воспоминаний, мучивших душу.

Ночью тихая, с большим ртом женщина сошла с ума и её отвезли в другой дом.


- Я заметил, что она уже давно улыбается только губами, - сказал Лизе Олег Иванович.
- Не поняла? - подняла брови женщина
- Да, что тут понимать? Движение тела — без движения души. Вот вы тоже, Лиза, спину держите ровно, а гордости женской в вас совсем нет. Что же вы так себя не цените, Лиза?
Олег Иванович и Лиза сидели на скамейке во дворе.
- Я была счастлива три недели, - рассказывала Лиза. - он даже руки мне целовал. Дочь всё спрашивала, что он мне подарил. У них там это важно, а мне зачем его подарки.
- Так вы этого немца любили?
- Ну, не знаю, - Лиза явно смутилась. - Никто мне столько ласковых слов не говорил. Наши-то — немтыри.
- Знаете, Лиза, настоящие чувства часто бывают не крикливыми.
Лиза быстро кивнула:
- Да, да. Наши мужики порой и сами не знают, чего хотят. Помню, с одним познакомились на ремонте. Такой запущенный. Извините, когда шёл босиком, ногтями по полу стучал. Всё называл меня конфеткой. Выходи за меня замуж, - говорил, конфетка.
- Вот и вышли бы, отмыли бы, ногти постригли.
- И вышла бы, если б взял. А то одни смешки.
Олег Иванович смущённо молчал.
- У вас были не те мужчины, - после неловкого молчания произнёс Олег Иванович.
- А я ведь хозяйственная, - продолжала свой рассказ Лиза. - У меня две дочери. Мы с мужем одиннадцать лет прожили, а затем я их сама подняла. И внуков нянчила. Я не могу жить одна.
- А кто же может? - усмехнулся Олег Иванович и глаза его насмешливо посмотрели на Лизу.
- А мне самой-то много и не нужно было, я ведь много и не хотела.
Лиза неожиданно заплакала, не всхлипывая, молча, как женщина с большим ртом прошлым вечером.
Олег Иванович поднял руку, желая погладить Лизу по голове, но, подержав её на весу, опустил.
Из окна за ними наблюдали две женщины, хихикали. Одна всё время качала головой.

- А может, нельзя было много не хотеть? - спросил Олег Иванович. - Вы не хотели — вам и не давали.
- Да вы мужиков плохо знаете, - Лиза утёрла слёзы ладошкой — Начни капризничать, так он сразу уйдёт к другой, посговорчивее.
- Да и так же уходили, Лиза. Вы бы попробовали планку поднять. Что легко даётся — не очень-то и ценится. Похоже, вы тоже мужчин плохо знаете.
Лиза невесело рассмеялась.
- Эх, опоздали вы со своим советом! Может и стоило поднять эту планку, - сказала Лиза, немного подумав — Было бы хоть не так обидно, когда бросали.

Из дому вышла Валентина Вадимовна. Щёки её румянились, из-под белой вязаной шапочки красиво выбились чёрные завиточки. Её провожала  Зинаида Ивановна
- О, у вас тут, я вижу, полная идиллия! - улыбающаяся доктор кивнула на Олега Ивановича и Лизу. - Парочки на скамейках сидят, как в парке.
- А что им ещё здесь делать? На всём готовом живут Время о душе подумать, а они всё туда же, - директриса поправила перстень на пальце, подышала на большой красный камень, потёрла его о рукав. Затем посмотрела в сторону Олега Ивановича и Лизы, губы её пренебрежительно скривились:
- Старьё.
И зашла в дом.

Во двор с шумом вошли двое мужчин. Один молодой и трезвый. Другой — Иван-забулдыга в рубашке с короткими рукавами, без обуви, сильно пьяный. Молодой вёл его, обхватив одной рукой, другой балансировал, отставив её в сторону.
- Ваш контингент? Забирайте, - подвёл, тяжело дыша, пьяного к крыльцу, на которое уже выбежала Верка. Иван плюхнулся на ступеньки.
 - Приветствую, б-братья по разуму, -пьяно махнул Верке и вышедшей следом за ней поварихе Галке. Уронил голову на колени, лицо мгновенно приобрело выражение блаженного покоя. Попытался уснуть.
- Вставай, вставай. - толкала его коленкой в мягкую спину Верка. - Сейчас Зинаида Ивановна выйдет — пойдёшь на помойку спать.
Из дому вышла Зинаида Ивановна. Следом -  располневший, с опущенными плечами, но ещё крепкий пожилой мужчина.
- Поднимай его, Степаныч, - скомандовала Зинаида Ивановна.

Степаныч, подхватив под мышки засыпающего Ивана-забулдыгу, попытался поднять его.
Иван встал и стоял, пошатываясь, возле крыльца.
Лицо директрисы скривилось:
- Другая бы тебя уже попёрла, а я вот терплю. Завтра проспишься, иди забор чини, а то наш интеллигент уже пузо протёр — весь день висит на нём.
- Эх, Зинаида-а-а, - Иван попытался обнять директрису, - добрая ты женщина. Не дай бог, кому встретить тебя в тёмном переулке.
Зинаида Ивановна отвела его руки, сморщилась раздражённо:
- Ты болтай, да не заговаривайся, а то враз  вылетишь к собутыльникам своим.
 Небось, присмотрел уже бичёвку какую? - у поварихи Галки от смеха тряслись грудь и живот.
Иван на четвереньках заполз на крыльцо. Галка попыталась помочь, он щипнул её за грудь, Галка, ойкнув, испуганно отстранилась. И тут же с Веркой залились смехом.


К концу первой половины дня не потеплело, только ветер утих. Из дома выходили обманутые ярким, никого не согревающим, солнечным светом, старики. Не проявляя ни к чему интереса, бродили они по двору и, зябко поёживаясь, спешили  обратно в дом.
Под деревом, на корточках, упёршись спиной в ствол, сидел Олег Иванович и шептал: «Человек имеет право быть счастливым. Быть несчастным — не по-божески. Это отступление. Это наказуемо».
Мимо прошли две женщины. Покосились на него. Одна, состроив гримасу, повертела пальцем у виска. Олег Иванович, рассеяно посмотрев на женщин, подумал: «Каждый проживает свою жизнь. Каков человек, такова и жизнь».

Вспомнил класс в своей школе. Три ряда парт, в каждом по четыре. Он стоит у доски, в одной руке тряпка, другой оттягивает кожу на шее над кадыком. Щурится. Ребята тянутся к окнам, там пошёл первый снег. Девочка с последней парты говорит громко, на весь класс:
 - Петька счастливый — ему на физре на лыжах ходить не надо.
Все смеются и поворачивают головы к толстому Петьке Глуховерову, тот грозит девчонке пухлым  кулаком, вторая рука лежит на парте, загипсованная по локоть.
- И я — счастливая, - говорит Ирочка Рихтер, - ко мне дедушка приехал.
Класс вновь взрывается смехом. Экая невидаль, дедушка!
- И чё смеётесь? Он мне день рождения будет отмечать, уже и сок в бутылках из Михайловки привёз. Сливовый.
- Подумаешь! - смеётся Серёга с первой парты.
Он всегда торопился посмеяться, боялся, что не успеет и его опередят — посмеются над ним. Серёга оглянулся на класс, всем своим видом  как бы приглашая повеселиться, но класс молчал.

 Никому из них никогда День рождения не отмечали.

 Ирочка, Ирочка. Маленькая девочка, по которой сверяли свои поступки в классе. Сделают и оглянутся: как там Ирочка Рихтер отреагировала?

 Во время обеда, возле стойки, когда подошла очередь Олега Ивановича, он спросил наливающую в гранёные стаканы компот Любовь Петровну:
- Люба, а ты помнишь, как  отмечали Ирочке день рождения?
Любовь Петровна замерла с большой поварёшкой в руке
- Какое день рождения? - и сердито, поставив перед Олегом Ивановичем стакан с компотом, - Не знаю я никакого дня рождения.
Олег Иванович, подняв свой  разнос с обедом, произнёс:
- Извини, Люба, это я так., - и пошёл за свой стол, под цветок с искусственными ядовито-зелёными листьями.
- Компот свой заберите! - крикнула ему Верка вслед
- И чё орёшь! - одёрнула её Любовь Петровна.

 Через время, когда Олег Иванович доедал плоскую котлету с макаронами, к нему с полным стаканом подошла Любовь Петровна, поставив компот возле пустой тарелки, отодвинула стул, как бы решая сесть напротив, но не села, а оперлась всем телом на его спинку.
- Не пригласила Ирка меня на тот день рождения, - сказала она вполголоса и, помолчав, добавила, - Гусь свинье не товарищ.
Олег Иванович промолчал. Любовь Петровна задвинула стул.
 - А вы часто вспоминаете Захаровку? - неожиданно для Олега Ивановича спросила она.
Олег Иванович, помолчав, пожал плечами:
- А что мне там вспоминать?
- Там ваша жизнь прошла, там ваш дом был.
- Моя жизнь здесь. Дожить бы её, - Олег Иванович сглотнул и тихо прокашлялся. - А дом мой разобрали на кирпичи.

После обеда Олег Иванович вышел на улицу. Сверху всё так же синело холодное небо.
Сел на скамейку, прислонившись к остывшей стене дома. Громко стукнув дверью , на крыльцо вышла доктор, за ней — легко одетая Лиза. Остановились на ступеньках, доктор переложила из одной руки в другую сумку.
 - Да, ну, Лизавета Батьковна, - продолжила начатый в доме разговор Валентина Вадимовна. - Какое снотворное? Вы у нас женщина видная. Вам ещё спать, да  женихов во сне видеть. Доктор переложила сумку в другую руку и спустилась на нижнюю ступеньку.
 - За дочерью, она в Германии, переживаю. Знаете...
-  Ничего, ничего! Выбросьте из головы и не думайте ни о чём, - Валентина Вадимовна спустилась с крыльца. И, уже направляясь к калитке, слегка повернула голову:
- О чем вам  сейчас думать - всё у вас есть.
Доктор поспешила со двора и возле калитки ещё раз переложила сумку из одной руки в другую.


- О чём так думаешь тяжело? - прервал размышления Олега Ивановича подошедший к нему Дед Егор.
- Да, вот думаю Егор, за какую такую вину  сиротством я наказан?
Дед Егор, кряхтя, уселся рядом, отложил в сторону шахматную доску, которая торчала у него из- под мышки, вытянул ногу.
- А может не всё вина твоя, что ты  душу рвёшь? Я вот себя виноватым не чувствую, - покачал головой,-  Никому я ничего не должен. Не украл, не убил, не предал, - усмехнулся, - жены чужой не возжелал. Всю жизнь вкалывал. Жить любил хорошо, в баньке любил попариться, пивка выпить. Любил с женой вкусно поесть. Жену любил. Невелик грешник! Соседу правда завидовал, тёщу не очень жаловал. Гостей не любил, мне и без чужих в своём доме хорошо было. Чужое не брал, но и своё не любил разбазаривать, но это уж извиняйте: не ангелом был рождён. Бог меня сотворил человеком, вот я и жил как человек. И спрос с меня должён быть как с человека.
- А не лукавишь ли ты, Егор? И я никого не убил, и соседу никогда не завидовал. А вот жену чужую возжелал, я и сейчас жду, что она ко мне вернётся.
- А може, и вина-то наша в том, что мы в таком мире живём, где не грех бросать слабых? - Дед Егор помолчал. - Может, люди так устроены, думать только о себе?
- Нет, слабых бросать в любой жизни — грех. Это не нормально.
- Ты вот учительствовал всю жизнь, забивал детям головы наукой, а чё о нормах-то не рассказал им? - рассердился Дед Егор — Небось, сам не шибко-то знал эти нормы, пока петух жареный в задницу не клюнул?
   Дед Егор отвернулся, погладил коленку вытянутой ноги. Затем опять, как бы нехотя, повернулся.
- Нам бог с женой детей не дал.  Може, поэтому и некого мне любить было? А за что не дал,  это я у него спрошу, когда встретимся, - усмехнувшись, кивнул вверх и, помолчав, добавил: - А вот жену свою я сильно почитал.
- А у меня и жены не было. Пустоцвет я.
- Так ты всю жизнь одинокий? - Дед Егор покосился на Олега Ивановича с сочувствием. Нахмурился.
- Я с мамой жил. У нас был родной дом. Сестра у меня в городе... Спилась она. Сын её в тюрьме где-то потерялся.
- Да-а-а. Вот и получается, что детей мы не родили, а ты...
Дед Егор  замолчал, а помолчав, неожиданно произнёс чью-то чужую фразу:
- А у тебя и семья не состоялась, - Дед Егор примирительно похлопал Олега Ивановича по коленке. - Пойду я, а то ветер холодный — суставы ноют, да и ты не сиди на ветру.

 «Семья не состоялась», - подумал Олег Иванович, и в который раз понял, что совершил непоправимое. Почему-то всплыло в памяти лицо мамы, полные виноватой обиды её глаза, когда она укладывала горячие ещё пирожки в чемодан Ирины.

Ирина уезжала ранним утром. Он не удерживал её. Позже не мог понять, почему он это сделал. Почему так случилось? Не сумел полюбить молодую красивую женщину? Нет, не сумел разлюбить ту, которую уже любил.

 Разговоров в деревне добавилось.


День всё тянулся и тянулся.
Во дворе сидели Олег Иванович и Иван-забулдыга. Сидели молча.  Иван курил. Ветер, как мышь в углу, шуршал сухими листьями под лавочкой.
- Что ж ты, Иван? Руки у тебя золотые: вон какое крыльцо смастерил — жил бы да радовался, - подошла к ним Кира Владимировна.
- Руки золотые, а гроша медного на стограммов не заработал, - посмотрел на оставшуюся сигарету Иван, жадно затянулся, обжёг пальцы, морщась. Щелчком отбросил окурок далеко в сторону.
Мимо прошла Лиза.
- Ладная у нас Лизуха, -  как-то по-хорошему проговорил Иван-забулдыга, глядя ей вслед
- Ума бы ей ещё, - осуждающе покачала головой Кира Владимировна
- Да на хрена бабе ум? - скривился Иван.
- Ну, не скажи.
Через какое-то время Кира Владимировна со словами: «Ладно, пойду в дом, а то ветер холодный» ушла.
 Мужчины продолжали сидеть. Долго молчали.
- Я в своей жизни сильно сожалею, что женщину одну хорошую обидел, - прервал молчание Иван-забулдыга.
- Из сожалений, Иван, ничего не родится, оно только душу сушит.
- Я про душу не думаю. Мне бабу хорошую жалко. А ты что за душу боишься? Страшишься наказания?
- Я — сам себе наказание. А ты чего такой храбрый?
- Да, не-е. Отхрабровался  я уж. Эх, разве думала маманя, что её Ванятку ногами пинать будут? И что мне душа, коли меня мордой в грязь?
Посидели ещё, Иван кивнул на карман Олега Ивановича:
- Там  не завалялось?
Олег Иванович достал тощую пачку сигарет, вытащил последнюю и, молча, протянул собеседнику. Тот взял плохо гнущимися пальцами, жадно закурил, глухо закашлял.
И ещё не прокашлявшись, слегка осипшим голосом произнёс куда-то в сторону:
- Эх, кабы мог — сиганул бы головой вниз. Да не могу — душа у меня трусливая.
А не боишься? Грех это.
- Не потому ли обозначили грехом, что иначе слишком много желающих было бы?
- А я всегда боялся сделать то, в чём потом буду раскаиваться.
Иван-забулдыга пожал плечами:
- Перестань цепляться за эту ересь. Ты никому ничего не должен.
- Ничего не должен? А что женщину обидел, сожалеешь. Где-то ты, Иван, врёшь.
Посидели, помолчали.
- А что, правда, хочется сигануть? - Олег Иванович кивнул в сторону.
- Жить нормально хотелось. А  не получилось, так лучше уж уйти отсель, но самому это сделать боязно,  - проговорил Иван, не подняв головы.

Олег Иванович увидел в пожухлой траве брошенный Иваном окурок и ему захотелось поднять его и докурить.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, в дом пришла женщина. Женщина была приезжая. Незнакомка спросила Олега Ивановича, представившись его бывшей ученицей.

Когда Олег Иванович вошёл в кабинет директора, навстречу ему поднялась рыжеволосая женщина:
- Здравствуйте.
Пауза
- Здравствуйте, - глаза Олега Ивановича на мгновенье вспыхнули радостью. Лицо сначала посветлело, а затем опало.
- Здравствуйте, вы меня узнали? Вспомнили? - голос женщины немного дрожал от волнения.
- Вы очень похожи на своего отца.
Какое-то время они молча стояли друг перед другом, затем, спохватившись, Олег Иванович предложил ей выйти во двор. Они сели на единственную скамейку под домом.

- Простите, - Олег Иванович вздохнул, долго смотрел на свои руки, безвольно лежащие на коленях, - я знаю, вы из далека приехали, а я вам даже чаю не могу предложить.
 - Ничего. Я с удовольствием посетила эти места, это же моя родина, - и, помолчав, добавила, - здесь как-то мало что изменилось.

Солнце сделалось большим пятном с нечёткими контурами. Всё вокруг замедлило своё движение. Вечерело.

- Что у моей мамы было с вами, - спросила приезжая женщина.
- Видите ли, это глубоко личное.
Женщина сидела, положив руки на колени.
- Видите ли, так случилось, что я любил вашу маму
- Мама перед смертью просила найти вас.
- Зачем? - Олег Иванович провёл ладонью по лицу сверху вниз.
- Я не знаю, но она просила. Она всегда помнила вас.

Солнце спряталось за деревья. Наступала темнота. Женщина поднялась. Следом за ней встал и Олег Иванович.
- Я вам фрукты привезла, - женщина достала из сумки прозрачный пакет с апельсинами.
   Олег Иванович поспешно задержал её руку:
- Что вы, что вы? Нас хорошо кормят. У нас здесь всё есть.
- Знаете, я очень в детстве любила апельсины. Возьмите, пожалуйста.
Олег Иванович взял туго набитый пакет, не удержал его, и оранжевые шары, как теннисные мячики, раскатились по земле. Женщина рассмеялась как-то по-детски и стала торопливо собирать апельсины.

Она ушла, когда совсем стемнело. Олег Иванович остался сидеть на скамейке в кругу света, падающего из окна за спиной, который, как на сцене, выхватывал из темноты его сгорбленную фигуру.

« Ты её обманул, - думал Олег Иванович. -  Ты маменькин сынок, а настоящего мужика женщины сразу чувствуют» «Нет,нет, - потряс головой, - она любила меня. Такие женщины не решаются на поступки не любя. Они не лгут»
«Да, но женщины не любят трусов, - шептал он и тёр  пальцами лоб, - Я не струсил. Я не мог оставить родной дом, маму. У меня была школа, мои ученики»
«Не ври. Ты испугался её силы, силы её поступков. Её любви, -    он усмехнулся, - сам-то ты не способен был на такое. Ты боялся, что она скоро поймёт и бросит тебя, как мастерски исполненную подделку. Такой женщине нужно было соответствовать»

Олег Иванович вспомнил себя молодым, сидящим в тёмном классе. Вот он встаёт, подходит к окну. Бьёт рукой по раме. Прижимается лицом к тёмному стеклу и тихо, жалобно плачет.
Олег Иванович поднял голову и прислушался к своим мыслям, вызванным воспоминаниями.
И опять, в который раз в своей жизни он подумал, что, наверное, она не любила его — от любимых не уезжают


Продолжение   http://www.proza.ru/2016/02/28/2290