R. I. P

— Солнце, я...

— Что? Опять? Снова?

— Да.

Комната была неестественно чёрной. В фильмах ночные помещения отдают лёгким оттенком синевы, как смывшаяся краска на осветлённых волосах, в жизни свет фонарей обогащает их оранжевым или белым, а сейчас — просто тьма. Некогда спокойная, а сейчас наполняющаяся тяжёлыми вздохами и едва слышным сопением.

Никакого источника света.

И мне не спастись.

Сказать то, что я говорила уже, — и в очередной раз утихомиривать быстро бьющееся сердце, вытирать невидимые слёзы, которые так и не появятся, сжимать кулаки, чтоб ногти наконец-то поцарапали эту чёртову ладонь, — или оставить всё как есть и уйти без объяснений, совершенно не заботясь о чувствах такого чужого, но такого родного человека?

— Прости меня.

Всё заново. Фильм поставили на повтор, песню включили снова, Солнце заклинили мои слова.

Он даже сказать ничего не может.

И я не могу.

Но я могу подойти. Обнять. Уткнуться в грудь и выдавить из себя шутливо-спокойным тоном:

— Ты ж знаешь. Я вернусь. Я всегда возвращаюсь.

И только когда сил не остаётся.

Я открываю глаза.






Комната остаётся чёрной.

Только с улицы проникает свет. Сквозь те полупрозрачные занавески, над которыми он когда-то смеялся. Кошмар это или нет — я не знаю. Я не могу перевернуться на бок, чтобы не потревожить спящего у головы кота, не могу потянуться за плеером, потому что любая песня сейчас вызовет слёзы, не могу взять таблетки, потому что их надо принимать по расписанию, а не когда хочется. Не могу, в конце концов, даже двинуться, чтобы прогнать видение, силуэт, застывший посреди комнаты.

— Солнце?

Он не реагирует. Я моргаю.

Его нет.

И только тогда страх переходит в панику. Я дёргаюсь, пугая кота, заворачиваюсь в одеяло, словно это спасёт меня, и утыкаюсь лицом в подушку, лишь бы ничего не видеть и не слышать. Сердце, кажется, своим стуком бьёт по матрасу, сминая простынь. Дышать невозможно. Перед глазами — пустота.

Сдохнуть бы прямо сейчас, чтоб не чувствовать боли.

Кот потягивается и снова продолжает мирно сопеть. Кто-то ходит за стенкой. Дыхание в комнате — моё или чьё-то ещё? Это ощущение — мне кажется или кто-то меня гладит по голове?

Я всхлипываю — звук поглощает подушка.

Я хочу плакать — слёз нет.

Я задыхаюсь — даже не смею повернуть голову.

В конце концов, я засыпаю.

С тяжестью в груди и потными руками.

А он продолжает охранять мой сон.






— Я люблю тебя.

— Девушке своей это говори.

Этим же вечером я утешаюсь чужими словами, нервно глотая таблетку за таблеткой.

Этим же вечером я узнаю, что и тут оказался подвох.

Последние слёзы я выплакала, пока блевала после очередного приёма пищи. А иначе страдать как-то не получается.






Закрыть глаза — окажешься в другой вселенной.

Открыть глаза — мир становится реальным.

Всё просто.

Только контролировать это не всегда получается.

Когда ты сидишь на алгебре и записываешь формулы, а Солнце стоит рядом и издевательски смеётся каждый раз, потому что чёрная ручка снова зачёркивает неверные цифры. Когда болтаешь в столовой с одноклассниками, а Солнце прерывает тебя на полуслове, отправляя снова в туалет — порезать руку или бёдра. Когда ты идёшь на перемене по коридору, а напротив окна виднеются знакомые очертания. Только вот тогда ты можешь остановиться, посмотреть на людей, окружающих тебя, и подумать — а настоящее ли всё это? А приводит ли любовь к сумасшествию? А невзаимная? А к живому? А к мёртвому? А от мёртвого?

Существовал ли ты вообще, Солнце?

Откуда ты?

Кто ты?






Когда я снова начинаю плакать, он вытирает мне слёзы.

Я ненавижу предательство. Обман. Лицемерие.

Но это невозможно исключить из жизни. Ведь тогда всё нарушится. Вся та тонкая конструкция общества. Невозможно это сделать. Нереально. Не надо.

Когда я успокаиваюсь, он поглаживает меня по спине.

— Ну и зачем он тебе? Я же лучше.






Комната остаётся чёрной. Такой же пустой и тёплой. И никакой. Помещение не создаёт атмосферу. Стены не давят на затаившуюся клаустрофобию. Есть только пустота.

И тот силуэт, ждущий меня в самом дальнем углу.

Свет в конце тоннеля? Чушь. После смерти не будет ничего.

Только все останутся одни.

Я — нет.

И я больше не открою глаза.

— Ты же знаешь. Я вернулась. Я всегда возвращаюсь.