2. Часть 1. Нежности телячьи. 8 марта 1968 года

                "Нежные прикосновения этой стервы Дженифер"
Продолжение от:
 1.  http://www.proza.ru/2016/02/28/272

 

                «… Что вы делали 8 марта, в пятницу, 1968 года?   
                Припомните,  если   сможете… Право, это очень важно».
                Николай Черкашин

   Да я вспоминаю…

  …Домик тот был совсем старенький, весь содрогающийся от грохота поездов на великой сибирской магистрали. Особенно ему досаждали гружёные составы, проходящие под покровом ночи в восточном направлении пространств, раскинувшихся во всю ширь суперконтинета.

   Край несметных богатств – закрепилось за этими  пространствами определение, настолько устойчивое, что употребляется теперь всякий раз, когда к тому подвернётся случай. И к не случаю – употребляется тоже. Машинально, без осознания самой сущности определения, давая таким образам понять, что оценка предмета определена – кем-то, когда-то! – однозначно на все времена.
   Но вот прошли века освоения этого края метрополией, и кажется, порой, что делалось это изначально-то с какой- то неохотой, всё нарастающей со временем. Не чувствуется широкого распространения энергичной предприимчивости, жадно ищущей способ обратить выпавшие возможности на пользу себе, и – это так естественно! – людям, что к тем же личностям, кто выпадал из дремлющего круга прихлебателей, да хоть как то преуспел в делах, отношение окружающих было не добрым, а порой и явно враждебным.
    Конечно, достижения имеются, славные годы  заявляют о себе, но почему-то  при этом всегда капризно, словно обижаясь на неподобающее случаю отношение, стараясь при этом  как бы доказать всякому столь очевидное.
Тогда как всё больше обозначает себя признанная всеми ловкость урвать первое попавшееся под руку, сбыть за бесценок, да залечь в тихой заводи, сохраняя барыши, да и себя тоже, до лучших времён.
       А как же обыватели? Преуспели ли здешние жители от несметных  этих даров природы; возвысились ли над своими, менее удачливыми соседями по планете, в обретении достоинства, богатства; просто счастливы ли, наконец, со спокойной уверенностью поднимая исполненные внутреннего достоинства взгляды от трудов своих в даль, изобильную прекрасными ландшафтами и видами на будущее?
Есть ощущение, что не вполне! Иначе, зачем же так мельтешить, что-то доказывая своими ссылками на то, что эвон сколько всего понакопано вокруг; сколько сдвинуто со своих мест; сколь много вырублено, добыто и освоено?
Тогда скажи - а на что же пошло то, добытое, где употреблено, куда, если надо, увезено, и на какую пользу  пущено?

       Да вот же – грохотали поезда над городской деревенькой Титово.

      И  что такого могли везти они всё больше из индустриальных центров страны к дальним её окраинам, где только военные могли предпринимать  что-либо, соответствующее масштабу перевозочных операций?
     Но службы обеспечения скрытности и безопасности перевозок знали своё дело, и этого было достаточно, чтобы, возникающие было вопросы, сами собой истаивали в глухой своей неопределённости…

     …Деревенька, где дотлевал домишко, волею судеб всё больше и больше оказывалась в окружении большого города, что, впрочем, нисколько не украшало её патриархальный облик, напротив, подчёркивая обнаружившую себя неуместность развалюхи в современной жизни.
     Хозяйкой домика была женщина преклонного возраста, одинокая, и нуждающаяся в средствах. А коль скоро в непосредственной близости от деревеньки развивался академический научный центр, и, особенно бурно, - студенческий городок, то сдача площади беспокойным жильцам из числа молодёжи и составляла основу её бизнеса.
В ситуации, когда беспутные студенты доставляли хозяйке достаточно ощутимые беспокойства, несомненной удачей  представлялось появление на свои скоропостижные и маловразумительные сессии заочников, как людей уже достаточно самостоятельных, и - что важнее того - состоятельных.
  Ещё меньше крохотного этого домика была – разумеется – кухонька, по стенам заставленная буфетами да комодами; были втиснуты здесь и две панцирные койки; рукомойник, в фанерном корпусе пытался укрыться за ситцевой занавеской; печь кирпичная занимала своё достойное место, за которое уходил закуток, отведённый хозяйкой для собственных надобностей; гордостью же нехитрых таковых интерьеров был круглый стол, покрытый тяжёлой скатертью с кистями по углам – на толстых точёных ногах прочно стоял он посреди комнаты. Ещё возле стола имелись крепкие два стула. В рассматриваемый нами момент они были придвинуты друг к другу и принимали гостей – два восторженных существа прилепились друг к другу и занимались тем, что умопомрачительно целовались.
Кто эти – пылкие любовники, и как дошли они до жизни такой, что без стыда и совести напрягали хозяйку жаром  былых её воспоминаний?
Когда женщине становилось совсем уже невмоготу, она вставала от постели и в своём затрапезном халатике босыми ногами шлёпала на кухню, отворачивалась к стене, включала там электрическую лампочку и бочком пробиралась вдоль стен к ведру с водой. Крупными глоткам напившись, она сворачивала столь бесцеремонно вскрытую картину  нашей конспирации в обратном порядке.
А что, прикажете, нам было делать, кроме как изображать прилежных учащихся – заочнице несмышлёной и бывалому старшекурснику – способных, видимо, и в кромешной темноте разбирать письмена  в так и не раскрытых учебниках, ложная демонстрация, которых, происходила как бы сама собою, нимало не навязчиво. Но всё же  ведь происходила. И этой хитрости было достаточно нам, чтобы сбросить возникшее было наше  оцепенение, да вновь заняться друг другом.



   А день этот и, может быть в эти же самые минуты, в некоей условной точке – «К»  её назовут сугубые специалисты наводить тень на плетень - океанское дно на  глубине 6500 метров  принимало в своё лоно ещё вот только что живых молодых парней, да крепких телом, не старых ещё их командиров  - экипаж субмарины ПЛ-574. Сколько их было – то  не вполне нам известно. Говорят, что всего лишь 97.  Или всё же - по другим данным -  98. Впрочем, столь незначительное расхождение в данных о наших  потерях имеет ли   значение перед лицом великих достижений нашего народа, когда это совершается  во имя мира во всём мире, когда всё во имя человека, всё для блага человека?
 

Именно таковой вопрос занимает меня с младых своих ногтей, когда я ещё мог подслушать разговоры подвыпивших мужиков из нашей деревни о славных страницах недавней нашей историй. Они, эти мужики,  уж как-то быстро освободили от своего присутствия белый свет для штатных пропагандистов и агитаторов, широко предъявляемых нам  то и дело возникающими ветеранскими организациями. Хор этот со временем стал  звучать всё более слаженно и бравурнее, диссонируя с тональностью не публичных говорков ветеранов, уже ушедших  в небытие.
Вероятно, диссонанс этот как-то по-особенному накладывался на диссонанс мой когнитивный, травмируя  тем самым неокрепшую психику подрастающего индивида.
Короче - индивид этот оказался раненным, и есть подозрение, что уже неизлечимо.

               
- Да, ладно ты, чё заскулил то, лучше скажи, что там c моряками этими случилось!
- Ну, это тёмная история. Её в двух словах не передашь. Там столько всего понаворочено.
- И всё же…
- Тогда сейчас – разберусь  вот со своими поцелуйными делами, да постараюсь растолковать. Только учти: всё это известно мне с чужих слов, да,  более того - недомолвок. Так что наберись терпения, а того лучше потрудись сам да разыщи высказывания этих моих информаторов - ведь сейчас ещё есть к тому возможность.



   Так вот: была она, моя тогдашняя  титовская визави, крепкая молодая особа, забайкальских кровей, радующая глаз своей неизбывной, тогда казалось, молодостью.
 Разумеется, будет бестактностью сознаться в том, что время не оставило в памяти ко сего дню и отзвука её имени. А ведь это - правда! Но что тут поделаешь - если так оно и есть?
    Тогда же всё было не в пример остро и ярко. Забыв о своих, более насущных делах, мы бродили, взявшись за руки, по улицам города ещё только  - хрустящим ледком поутру – вступающим в весеннюю пору. Душа моя была распахнута настежь, и я, разом позабыв всех былых своих возлюбленных, - весьма многочисленных после совершенного мною  в какой-то миг, раз и навсегда, совсем  будничного предательства многолетней своей Прекрасной Дамы, - готов был отдаться приблудным щенком Гименею в  любые – хорошие, а  того лучше! - хорошенькие руки!
 О каковом интересе так же выказывал лукавый взгляд моей спутницы,  особенно в тот момент, когда траектория наших блужданий проходила в непосредственной близости от городского Дворца бракосочетания.
   Да в ту пору я готов был быть мужем хотя бы и всем им, моим прелестницам, - вместе или же розно – как  на то будет предоставлено счастливым случаем!

   Но ещё большие виды на - вызревающие под сенью небес - телеса мои имел некий государственной важности субъект среднего рода, не раз уже заявлявший о своих притязаниях, бумажными повестками, пока ещё только предупреждающими об уготованной мне участи.
   Но ещё не пришла на то пора, и я не очень-то задумывался о предстоящем, держа затруднения в определении своих перспектив на будущее где-то в глубинах подсознания.

   В то же время актуальные мои обязательства перед прочими соискателями моего внимания разрешались далеко не столь успешно.
   Там совсем только недавно мной мученически был сплавлен  с рук маловразумительный курсовой проект. А тут  ещё на наше руководство нашла блажь  занять, разгулявшихся после практики, как бы возмужавших, балбесов подготовкой к  участию в конференции на тему, заявленную что-то вроде как «Новая техника и технология в буровом деле»
    Какой-то, как говорится, леший принудил меня  по сему неотвратимому случаю остановить прихотливый свой выбор на теме «Проект глубоководного бурения с использованием установки «Гломар Челленджер».
    И где – скажите! - в нашей глухомани можно было бы найти даже намёк на таковое новшество, когда, напомню, только начинался 1968 год?
    Ответ на этот вопрос искрит своей сакраментальностью.
    Действительно, если демоны задумают лишить человек разума, они найдут способ это сделать.
    Так  вышло и на этот раз.
    Каким-то образом я  не только совершил этот свой прихотливый выбор, но и нашел необходимые  для доклада источники информаций о работах, поразивших тогда меня своим высочайшим мастерством.

   (И по сию пору, когда душа моя устаёт барахтаться в зыбунах повседневной нашей косорылости, я  нахожу способ  и вхожу в мир высоких технологий, глубоких исследований, умело проводимых работ, почему-то случающихся всё больше на чужой, - а, порой, и чуждой – стороне. И заряжаюсь от этой виртуальности энергией существовать и дальше - человеком, достойным своему времени. Точно так же, как существенно позже, в пору своего - теперь уже былого - администрирования, бежал в трудную минуту от своих опостылевших дел куда-нибудь: в токарный, моторный, или электроцех, (да даже и в кочегарку!)  и жадно вдыхал там запах металла живого, нагретого воздействием  чьей-либо, а равно и моей еще не вполне атрофированной умелости).

    Что же до избранной мимоходом темы доклада, то это, действительно, была для меня новость абсолютная.

Glomar Challenger
It was on June 24, 1966, that the Prime Contract between the National Science Foundation and The Regents, University of California was signed. This contract began Phase I of the Deep Sea Drilling Project which was based out of Scripps Institution of Oceanography at the University of California, San Diego. Global Marine, Inc. performed the actual drilling and coring.
The Levingston Shipbuilding Company laid the keel of the D/V Glomar Challenger on October 18, 1967, in Orange, Texas. The ship was launched on March 23, 1967, from that city.


The success of the Challenger was almost immediate. On Leg 1 Site 2 under a water depth of 1067 m (3500 ft), core samples revealed the existence of salt domes. Oil companies received samples after an agreement to publish their analyses. The potential of oil beneath deep ocean salt domes remains an important avenue for commercial development today)*

*(Гломар Челленджер
24 июня 1966 года был подписан Основной контракт между Национальным научным фондом и Регентским Калифорнийским университетом. Этот контракт положил начало первой фазе проекта глубоководного бурения, который базировался в Институте океанографии Скриппса Калифорнийского университета в Сан-Диего. Компания Global Marine, Inc. выполнила фактическое бурение и отбор керна.
Судостроительная компания Levingston заложила киль D/V Glomar Challenger 18 октября 1967 года в Ориндж, штат Техас. Корабль был спущен на воду 23 марта 1967 года из этого города.

Успех "Челленджера" был почти мгновенным. На участке 1 участка 2 под водой глубиной 1067 м (3500 футов) образцы керна показали наличие соляных куполов. Нефтяные компании получили образцы после соглашения о публикации своих анализов. Потенциал нефти под глубоководными соляными куполами океана сегодня остается важным направлением для коммерческого развития)

    Итак, я заглотил, таким образом, здоровенный кус информации, едва ли при этом вполне прочувствовав  её вкус и вряд ли, думается мне, переварив  столь ненароком подвернувшееся лакомство под соусом знакомства с уникальной системой позиционирования судна над точкой бурения с использованием возможностей спутниковой навигации, устройств подруливания и удержания  его от дрейфа; а также механизма попадания спускаемого бурового инструмента в подводную скважину..
    Видимо, доклад мой на эту тему не произвёл сенсации; скорее озадачил слушателей, как очередной вывих придурка, ибо не остался в памяти ощущением триумфа.
     Но, как говорится – проехали.
     Тем более что и ожидающий  ещё своего развертывания дипломный проект весьма недвусмысленно подвисал во времени из-за развернувшихся не на шутку любовных похождений разработчика.
        Однозначно, меня ожидали  неприятности.
Тогда добрая моя подружка, трезво оценив действенность моих телячьих нежностей, в какой-то благословенный миг сердобольно прогнала меня прочь от обольстительной себя,  подтолкнув поближе к уже заждавшимся проблемам.
Сим уязвлённый, я покинул мир, где царствует Любовь и, не медля, сошёлся с особой под названием Мудрость.
Не один уже день и ночь корпел я над бумагами; рука моя едва поспевала за потоком разбуженного и зело возбудившегося сознания, и рождала технический вымысел почти литературного свойства. Таковая особенность работы была присоветована мне  добрым человеком из геологической партии, где прошлым летом проходил я преддипломную практику, заключавшуюся в том, что изо дня в день отправлялся на смену – то утром, то в ночь - дабы  трудом своим добавить к многочисленным скважинам на горушке и без того уже истерзанной  за десятилетия деятельности (секретной в те поры!) разведочной партии -  скважины новые, пробуренные нами вот только что.
Однако же дело шло уже к осени, пора было бы и заканчивать так практиковаться, но начальство тянуло время, всё никак не освобождая практикантов от работы для  беглого уже сбора материалов, предусмотренных программой прохождения преддипломной практики.
В конце концов, мы, студенты, спустились с горы, впопыхах оформили свои расчёты с бухгалтерией, в считанные минуты забрали из спецчасти опечатанные наши девственно чистые рабочие тетради. Ещё нам сунули по папке каких то карт, схем и материалов и предупредили, что при написании отчётов и диплома никоим образом не упоминать искомое полезное ископаемое, дабы не получить закрытую защиту и связанную с ней усложненную процедуру работы над материалами.

     Почему ответственный тот работник геологической партии столь легкомысленно отнёсся к своим обязанностям обеспечить предустмотренный режимом  порядок работы с закрытыми материалами? Объяснить досконально трудно, но существует некое понятие, что если объявится необходимость упрятать  кого надо в узилище, то формальный повод найдётся на каждого из нас, сколько бы ты не предохранялся.

Теперь же проектант на волне разгулявшегося вдохновения  свободно, в свободных же пространствах, строчил слово за  словом, стараясь всё-таки  выполнять рекомендации доброго советчика и в спешке не запутаться в определениях относящихся в виртуальному месторождению, технический способ разведки которого мне предстояло обосновать.
        Когда же рука знатно-искусного  творца совершенно уже уставала  строчить на бумажных просторах своими глубокомысленными каракулями, я переключал - опять же! - её или их (будет в этом случае  более правильно связать их, чудесно творящих,  органов в пару) на выпекание чертежей, настолько при этом войдя в раж, что многочисленные малые окружности на чертеж клапанной крышки некоего избранного мною компрессора наносились, не прибегая к услугам «балеринки», - ловким движением руки ложились правильные кружочки на плоскость ватманского листа.
Поспешая таким вот образом, стремительно входил соискатель диплома в график написания проекта, ободряя тем и технического руководителя и назначенных уже рецензентов возникающего - откуда ни возьмись! - труда.
Получив в какой-то беспробудный день весьма благоприятные отзывы на исполненную так вот работу, я - не приходя в сознание! - сдал материалы своему руководителю, дабы получить окончательный отзыв.
И, едва успев очнуться, узнал новость, заключающуюся в том, что завтра состоится бракосочетание.
Нет, естественно, – не моё.
Но моей кузины.

Оставим, однако же, мою кузину облачаться в свадебные наряды, а хлопотливых родственников её готовить застолье, приличествующее важности события, и совершим вираж в те времена, где всё только ещё начиналось. Туда, где улавливаю  я для себя первые прикосновения  этой самой, заявленной в заголовке нынешнего труда, Дженифер.


      Не одному мне довелось родиться в деревне. Да ещё такой несуразной, как моя малая родина, заброшенная судьбой в самый центр огромного суперконтинента. Когда-то места эти были, видимо, весьма хороши для проживания. Но это было давным-давно - тысяч этак с двадцать пять лет собираются в местных почвах артефакты древних поселений.
А почему бы и нет? Здоровый климат, щедрая природа, реки светлые, леса густые,  да, соседствующие с ними, степные просторы – чем не жизнь для невзыскательного человека.
Однако же подошли новые времена, и стало не столько трудно жить здесь (впрочем, и вправду – тяжко), сколько невыразимо прекрасной представлялась жизнь там, где нас нет, далеко за горизонтом.
Короче, дитя наш, едва научившись бегать, не какать в штанишки, а ходить в школу и тыкать в книжку свой неумытый пальчик, уже воспарил над обыденностью, где требовал своих забот большущий их  огород; вечно голодный поросёнок визжал, ожидая приношений в виде рубленой крапивы с намятой варёной картошкой; куры, кудахча, кидались под ноги, и тяжело вздыхала парная корова, из которой всякий раз - эка невидаль! - появлялся очередной телёнок.
В  книжках разъяснений насчёт всех этих прозаизмов не находилось, зато было многое другое, от чего хотелось предстать перед слишком уж рано объявившейся возлюбленной Дамой своей этаким героем. Что, действительно, куда как важно, даже если тебе едва только миновал первый десяток лет!

       Итак, решено - он будет военным моряком!
 

  Стоп!  Вот, оно – первое прикосновение к Дженифер, ещё только эфемерное, такое, из чего нельзя выделить что-либо избранным для этой цели курсивом.
 
И всё же,  уже начиная с 1960 года, что бы ни делал юноша – всё было посвящено подготовке  к предстоящему воплощению в морского офицера.
 «Пособие по военно-морскому делу» - раздобытая неведомыми путями, книга эта  всегда была у него в пределах досягаемости. Хотя её содержание: разные типы морских судов, бегущий и стоячий такелаж, паруса, реи, фор-марсель, бом-брам-стеньга-стаксель, морские узлы,  дельные вещи -  было изучено досконально, ценой взбучек от матери за ненадлежащее исполнение обязанностей по уходу за домашним хозяйством. Уже представали в его воображении, как въяве составы красок, данные в описании, они благоухали; просмоленные канаты перебивали их дух; надраенная до блеска палуба уже скрипела под его ногами во снах; крутая волна  обрушивалась на корабль и с шумом скатывалась в потаённое море через подветренные шпигаты, когда корабль уходил в фордевинд.

       Случались, однако, дни когда вскипали в неокрепшему уме школяра новые фантазии, и он прямо на уроке выдирал из подвернувшейся тетради листок в клетку и наносил на его поверхность разрез некоей горы, выделял в её контурах искусственно устроенную полость со множественными горизонтами, соединёнными шахтами, оборудовал их специальными подъёмниками, обдуманно размещал камеры специального назначения, с установками автономного электро, – водо- и прочего  снабжения, системами кондиционирования воздуха и прочими прибамбасами.
Наваждение это охватывало его довольно часто, отчего тетрадки его теряли внешний вид, достойный пионера. Учителя терялись в догадках – что же он делает с этими тетрадками и в отчаянии ставили в дневник двойки, а, случалось  и жирный кол!

       Тогда отрок возвращался к морской тематике. И снова все строения их полуразвалившейся усадьбы опутывала сеть сигнализации.
И был день, когда мать будущего – несомненно! - адмирала махнула рукой на предстоящие перспективы  усугубления своего одиночества и предъявила райвоенкомату  это одуревшее от фантазий чадо в качестве заявителя на место в нахимовском училище.
Не молодой, но ещё и не вполне старый офицер сельского военкомата как-то недобро посмотрел на матушку:
- Смотри, на двадцать пять ведь лет отдаёшь, мамаша! Соскучишься – будешь жалобы писать, да уж поздно будет.
- Чего уж там – ведь житья не даёт – махнула бессердечная  мать в сторону настырного молодца.
- А вот нет разнарядки в нахимовское-то. А пойдешь ли в суворовское?
- Ну, нет! – решительно ответствовал отрок, уже решив для себя, что есть и другие подступы к осуществлению мечты.

  Год 1964 ознаменовался выпуском из восьмилетки, и сразу же ушло его письмо во Владивостокскую мореходку, откуда не замедлил прийти вызов на вступительные экзамены.

Но тут, Дженифер, дотоле действовавшая скрытно, достаёт свой виртуальный револьвер и производит выстрел в упор.
Зачем ей это было нужно, не знаю, но она  вступила в сговор с таинственным тем военкоматовским офицером  и такого подпустила мороку, что я оказался в техникуме, где мне надлежало получить специальность, название которой, при всей своей начитанности,  я услышал тогда впервые.

        Ну, техникум, да что такого особенного? Но, однако же, тут далеко не всё просто, как можно было бы предположить, имея в виду масштабы отечественной системы высшего и среднего специального образования. И, действительно, нимало не задумываясь о возможных основах функционирования столь мощной образовательной машины, я исправно переходил с курса на курс как бы в промежутках времени между вечеринкам и другими атрибутами пребывания в среде юного студенчества помаленьку вбирая в себя премудрости геологоразведочного производства, не успевая во всём разобраться вполне, но лихо обходя некие уж явно экзотические предметы вроде пресловутого ёП ГРР (это что-то о нормах выработки) или политэкономии социализма.
        Политические реалии и без того сами входили в меня всякий раз, когда я использовал возможности прохождения производственных практик для физического ознакомления с географией обширных пространств отечества.
        Тогда я и избавился от - до этого мастерски внушённой - иллюзии, заключающейся в том, что всё плохое – это да! – ещё случается здесь, у нас, а вот там, где нас нет – как раз-то и существуют въяве те высокие достижения нашего народа, о которых сообщают нам самые современные средства массовой информации.
Оказалось на практике – что везде  как-то поразительно не только одно и то же, но случается местами  и такое, что ай да ну! 


Когда я смотрю сейчас на своих как бы сверстников взятых из сегодняшних времён, то бросается в глаза их поразительная недоразвитость. В этой ситуации вынужденного противопоставления я  как бы раздваиваюсь: с одной стороны – бренный я, с опытом прожитых лет, которому непозволительной кажется расточительность молодого человека, умудряющегося не использовать (всегда не малые) возможности самореализации себя; с другой же стороны – во  мне живёт всепоглощающая тревога за этого человеческого детёныша. И эта тревога – она пересиливает всё: и раздражение от непонятного стиля существования, и беспокойство за предстоящие в связи с этим свои неудобства, и, может быть, зависть от проявляющейся, так бесхитростно, их способности просто прожигать жизнь, ни о чем и ни о ком всерьёз не беспокоясь.   Как жаль становится тогда это существо, и думаешь тогда – зачем  же оно появилось на белый свет?  Затем ли, чтобы в тайне от своих очумелых родителей и многочисленных казённых воспитателей суметь сохранить в неприкосновенности свою инфантильность, которую теперь уже так досадливо ощущать ему в себе, что так и хочется совершить какой-нибудь дерзкий прыжок и заявить о себе уже не как о рослом ребёнке, а как об изверге, ничего, в сущности, не умеющего в жизни – только что жрать, да совершать поступки, которые иначе как испражнения дури, не назовёшь.
    При всём том хочется верить, что эта внешняя броскость проблемы обманчива, и что они, эти люди того моего возраста, могут вполне встроить себя в сегодняшнее время, не только не хуже, а гораздо более успешней, продвинутей и плодотворней чем ты, такой-рассякой многомудрый, тоже, кстати, ничего героического не совершивший в жизни и со своей рассудительностью так и не достигший вершин положения в обществе, не наживший ни богатства, ни славы, да просто гарантий пристойного существования в старости.
Да, я хочу утратить зоркость своего язвительного взгляда, и признать своё поражение в столкновении поколений, уже потому только, что достаточно испил из чаши жизни, а вот они, может быть, даже ещё  и не прикоснулись к щедротам мира.
      И сейчас вот таким образом я благодарю провидение, как опытнейшего лоцмана, проведшего ладью моей жизни в опасностях соприкосновения с высокими возможностями, которые открывались всякий раз, когда мой жизненный путь пересекался со сферами, которые, развившись вполне и без моего дальнейшего участия, составляют гордость моей родины, но проявившуюся так при этом нелицеприятно, что лучше бы об этом помолчать, находясь в приличном-то обществе. Респект и уважуха тебе, моя Дженифер, мой лоцман в юбке.
 
Так оно или не так на самом деле – эта тема предстаёт явно не имеющей никакого значения, когда наступает пора действовать военкомам.
Ещё ты совсем ребёнок, а планы, как распорядиться тобою составляются, уже расписываются сроки, уже запускается механизм  выявления, обследования и отлова контингентов  и личное твоё дело неизбежно  попадает в некое структурируемое образование под названием «команда».

В своё время узнал и я, что числюсь в команде «220а», которой,  - намекнули, - обозначается плавсостав  подводного ВМФ. Новость эта, однако, никак не взволновала  меня – к тому времени, я чувствовал в себе уже многие действительно наработанные навыки труда, которые можно бы с пользой использовать на практике. Однако реальные перспективы их применения весьма плотно перекрывала неизбежность призыва в армию. А куда там конкретно – уже, почему-то, не имело значения. Деваться некуда – если уж суждено, то отбарабаню не хуже других.
Не в тюрьме же ведь!

           Далее   http://www.proza.ru/2016/02/28/642