Солист

  Один родственник жены рассказывал: я люблю петь. Но, в основном, приходится делать это дома. Соседям, правда, нравится, и они стуками в стену и в пол одобряют моё пение, очевидно, желая, чтобы голос звучал погромче. Мне понятен такой способ выражения одобрения моему звучанию со стороны соседей: в зале слушатели хлопают в ладоши, поскольку певец не изолирован от публики и слышит её одобрительные рукоплескания. Мне же через стены, разделяющие наши жилые соты, хлопки почти не слышны, потому народ в данных конкретных условиях нашёл подобную форму поощрения исполнителя.               
  Жаль, что у меня нет пианино или духового инструмента! Вот их могли бы услышать люди, проживающие за ближайшими соседями. Помню, несколько лет назад до нас доносились звуки, производимые на начальной стадии освоения клавишного инструмента в виде пианино какой-то юной душой, проживавшей аж в соседнем подъезде. Не скажу, что первые три года её обучения доставляли сильную радость при прослушивании её различных тренировочных гамм. В этот период особенно радостно становилось при завершении домашнего урока.               
  Но через годы можно было услышать и мелодичную классику, с делением звучания на форте и пиано.               
  А я-то со своим уже громко поставленным(самим собою) голосом сразу проникал в души слышавших меня вольных или невольных слушателей. Жена нередко в таких случаях говорила мне через дверь из соседней комнаты, чтобы я подождал немного, так как шла интересная для неё телепередача, а мой голос вроде бы заглушал её. Что ж, приходится терпеть и такую несправедливость.               
  Но вот когда я расходился в компании, скажем в кузове автомашины при поездках в лес, заглушить мой голос не могли и полдюжины голосов соучастников выезда. Ребята уверяли меня, что я мог бы перепеть даже александровский военный ансамбль песни и пляски, и даже если бы они сразу исполняли и песню и пляску.               
  Помню, в детстве(тогда мы жили в коммунальной квартире на Покровке) однажды я занял место в туалете. И когда почувствовал, что сейчас раздастся громкий звук, я решил заглушить его пением. А голос у меня тогда стал ломаться с переходом на басовые ноты. Так вот. Я так вскрикнул "Эй, ухнем!", что сильно испугал жившую в соседней комнате и проходившую в этот момент мимо старушку-соседку, купцам-родителям которой до Революции 1917 года принадлежала вся квартира(вместившая в советские времена целых семь семей).               
  Марья Ивановна проносила с кухни в своей громадной, оставшейся единственной, фамильной фарфоровой чашке с блюдцем чай, чтобы попить его неспешно и с удовольствием в своей комнате, в стороне от постоянно толпившихся на общей кухне посторонних глаз. В момент её прохода у двери, за которой находился я, у меня произошло изложенное выше звуковое извержение. С испуга соседка вскрикнула "Ой!" и выронила из рук своё наследственное достояние и не только обожглась горячим напитком, но и лишилась всего чайного комплекта.               
  Оказалось, фарфор от падения разлетается на мелкие осколки так же, как и хрустальная люстра способна рассыпаться от мощного резонирующего баса. По крайней мере, про Ф.И.Шаляпина так говорили. Я, конечно, пока ещё не Шаляпин, но и на поприще воздействия на хрупкие предметы, как видите, достиг определённых результатов.               
  А уж когда мы вдвоём с голосистым батей запевали на даче свою любимую "Эй, ухнем!", проезжавшие рядом по улице грузовые машины со стройматериалами к другим дачникам совсем не были слышны.               
  Нет. Всё-таки придётся завести в доме гобой или тубу, чтобы случайно своим голосом не повредить собственную хрустальную люстру. Да и жене предоставится возможность побольше смотреть её любимые телепередачи.