Собственно, бал

Они мгновенно оказались в алом зале перед столиком, похожим на таз. На этом столе-тазу показывался мультфильм: действовал почтальон Печкин с вопросом: "Где Захаров?"
А ему отвечал хор:
- Его нету, нет его! Зачем тебе он, и-го-го? Мультик, ты слишком любопытен. Для чего здесь должен быть он?
- А я играю в местную КГБ-шку, - отвечал персонаж в ушанке, - Хочу бесконтактной посылкой доставить на встречу с Вознесенским потому, что тот плачет, кулачками глазки трет: "песни петь Захару хочу я как Ротару, пришел к нему в Ленком и одарил пинком".

Когда вторжение в зал гостей произошло, перед их глазами возник подвижный Олег Янковский с полотенцем через плечо. Крадучись он обрулил стулья и встал. На полотенце в профиль был изображен Марк Захаров в венце римских императоров. Массируя ткань тигриными когтями, актер-официант развязно произнес:
- Что будете жрать, людоеды?.. Окорочка-фазаны, стерлядь, глинтвейн отсутствуют нафиг. Зато имеется кисель на кинопленочных потрошках.
От имени делегации начал речь обстоятельный Громыка. Перед этим он важно снял плащ, прикрутил его на вешалку. Туда же фиксировал морду обезьяны:
- Не довольны людоеды, Олег Мюнхгаузенович. Столовка работает из рук вон плохо. Все то же безвкусие вульгарного кинорежима. Что, в киселе вязкость времени символизируется? Бегемот, давай пробовать.
Он обернулся к коту, сощерясь философской миной. А Бегемотная рожа поджала уши, но кот тутже браво вытянулся, отдал честь:
- Я войль, капитан!
А Янковский, обнажив из под тонких губ зубы, хищно оскалился и прорычал:
- Бр-р! Это для вас, диссиденты, жидкость наполнения не изменилась. Потому, что вот! - Официант вытянул руку с кулаком, а из рукава артиста показался фламинго с лицом Утесова, выплюнул живую рыбу и уютно проскрипел:

Вот, Громыш-Искариот,
Светит совести диод?
Иль, как должно от Иуды,
Пищевые пересуды?

Втряхнув как снаряд в дуло фламинго обратно, официант занялся обязанностями. Магией его сервировки на стол гавкнулся большой алюминиевый жбан, подписанный "киселем", после чего к тому вспорхнули четыре шланга - по штуке на приглашенного. Янковский услужливо поправил всем стулья. После нехитрого обслуживания герои уселись. Схватив орудия питья и оценивая зал, начали поглощать.
Громыка к Янковскому заявил:
- Олег, где долгожданное "мы были пламенны и полны идей, доброго огня созидания, все закончилось унылым балаганом трупов", - спародировал он их, подняв из жилетки бокал с игристым.
Удаляясь, Актер хищно улыбнулся:
- Все по мере развития вещей. Как ты и учил, обезьяна.

Для удобства рядом был поставлен платный бинокль, в который надо опустить монету, чтоб створки отжались. Кот вынул из-за уха медный диск с оттиском себя, улыбнулся, бросил жертву в стереоскоп и впился бровями в окуляры.
- Что там, Полиглот? Лень взгляд обращать к этим слюнтяям, и монет нет, - рыкал пьющий разбойник Азазелло, профессионально игравший грубого бандита.
- Препротивнейшая аудитория, - комментировал мохнатый соглядатай, - Значит, так. Над столом с вином и сидящими на серебряном подносе в одном пиджаке на две головы порхает три близнеца. Над ними кружит дельфин. У того и мордасенция и котелок Никулина. В целом - в стиле наших номеров.
Марго подскочила:
- Дай глянуть! Что они так далеко нас усадили!?
Кот черного свойства уступил место леди, и Марго за него продолжила быть Губерниевым:
- Дельфин смеется и хлюпает плавниками.
Тут все услышали женский голос - не библиотекаршный - потому что близнецы, замеченные котом, заголосили:
- Я Гай и Дай. Разливаю по газетным стаканчикам кровь Кино. Пейте для очищения билета и получения витка борьбы, я пью раз...
Кот сел:
- Никто не верит ему. И я бы не верил...
У близнецов рука одного с римским знаком власти. У второго - просящая ладошка.
- Одни и те же разборки, - в целях дремать укладывался в кресле Азазелло.
Марго смотрела в окуляры:
- От них свет разит - добрые. У каждого свои лампочки.
- Доброе кино и надо делать, чтоб быть потом лампочкой на сабантуях, правильно я говорю? - Ехидничал кот.
- Все эти балы - картонные, пленочные, пенопластовые - происходят по одному сценарию. Жертвоприношение гордыне, выход из камина деклассированного элемента, отрывание самой глупой головы. Предлагаю допить кисель и все тут разнести... - Прогундел разбойник. К этому моменту он свернулся калачиком и закрыл в дреме глаза.
Марго била перископом по залу:
- Главно, что колени никто целовать не заставляет. Колено я не выдам даже самому гениальному режиссеру.

Вокруг наших героев на стенах висели старые рисованные афиши из "Бриллиантовой руки", "Ну, погоди", также газетные статьи о событиях в театре. А на сцене действа, куда било внимание четверки, Рязанов, который сидел в вязанном свитере с жилетом из смятых консервных банок баклажанной икры напротив близнецов, недоверчиво тех переспрашивал:
- Портвейн хорош, но не рановато для новых впрысков? И главное - дозрела ли кровь?... Молодые коконы еще зреют.
- Тяв-тяв. Много мы достигли?... А грязи принесли ведрами! - Это с противоположной от гостей стороны с колбасой на шее вбежал уже известный нам пес. Пудель прыгнул на колени Рязанову, тот его погладил и понюхал колбаску.

За пуделем в бальное помещение вошел мальчик в школьной форме. Он распахнул по залу широкие огненно-бархатные крылья с бахромой горящей кинопленки. Занимавшийся расточкой когтей кот, не глядя на заседание, обозначил действие:
- Вот и Коля Герасимов, ангел-клептоман из отдела патруля времени, спасший от пиратов дерево познания добра и зла. Я не удивлюсь, если за ним с люстры по сигаретной лестнице спустится какой-нибудь мульт-Папанов - великий волк.
Из "калачика" ткнул ему палец оппонент:
- Такой удар как прототип Коли дал по тьме, безнаказанным остаться не мог - актер погиб мучеником. Зато тут он обладает заслуженной привилегией.
- Курьером работать.... - Вновь съязвил кот.
Крылатый курьер подал главному свиток и приложил палец к губам. После - развернулся, нарисовал пальцем в воздухе пальцем огненный крест и как в дверь ушагал в него. Гайдай обнажил содержания свитка:
- А между тем, за вами пираты наблюдают. Сейчас от них будет сюрприз: великий "Лови".
Громыка оглядел своих зрением тоски и первый захотел уходить:
- Мне тут скучно, в отличие от вас. Перед тем как уйти, стоит бросить в зал твой подарок. Вопрос протухшего кино - у них открыт как раньше.
- Да, ты прав, - Кот принял рецепт в разработку и, оскалясь, раскрутил вцепившимся в ребра клетки Мироновым, после чего швырнул подарок в толпу и гаркнул:
- Лови!.. Вопрос Пра-атухшего Кино!
А к своим, сев, сказал:
- Это с ними еще Захарова нет с завершающими пятью печатями... На таможне придержали. Не знаю, чем их душить тогда.

К Громыке метнулся Герд, обернувшись гигантским пуделем, и, оскалившись, зажал того в стуле и запретил вставать. Прокувырявшись дугой, клетка попала в руки Гафту, который наминал хлеб с паштетом.
- Это что за Данелия!... Дальше передавайте.
В бутылке грузинского вина плавала рыбка:
- Я кому-то помешала?

Гафт передал подарок соседу - Рязанову. Тот дал заключение:
- Дальше по этапу. С этим Мино-тавром мы не работаем.
С этими словами он подкинул клетку и, как ворон взмахнув полами пиджака, на лету ее подхватил уже тройной Гайдай.
Внутри клетки Миронов жалобно смотрел на режиссера, а тот вгляделся в проволочный дирижабль. Тогда
Взяв ее перед собой на вытянутой руке, скашлянул и обратился:
- Как там, мы ж проходили - по-Шекспировски... Что, Йорик, ты существенного хотел мне сказать?
Актер клетки шепотом подсказал:
- Помню, тут глаза были полные Щукинской глубины...
- Не Мхатовоской?
Миронов отмахнул ладошкой:
- Всех нас создал Станиславский в борьбе с Мейерхольдом.
Историю Миронова подхватила Фурцева:
- А было это так: И пришел Станиславский в первый день актеров и сказал сцене: играйте..
ГайДай подхватил:
- И ввалился на второй Гайдай и закончил кино. Вот мы картонную водку пьем. Так давайте... - Близнецы хотели говорить дальше, но крылатый посланник Коля возник опять. Только большой - под потолок. А на маленьких крылышках начертано:
- Не торопитесь в бой. Вы сделали много. Отдыхайте. Бдите. Гости вроде размягчились. Уберите собаку.
Смоктуновский повернулся с края стола к ГайДаю:
- Леня, читай стишок, родной.
Развернув Колю прочь, Гайдай слился в одного - немного ассиметричным по лицу. И начал командовать:
- Гердт, к Фу. К Фурцевой!
Пудель сбежал ложиться под стул Фурцевой.
Сам завернул плавный рыбий шарф из чешуи вокруг шеи, глянул на всех нервно опытно и мимо бокала зачитал:

все сложнее нам себя сдержать, товарищи артисты...
уродлив переход от человека к символу.
через стиснутые бессилием зубы
хочется служить чему - свету.

мы надеялись очиститься за чужой счет
вот и сидим среди собак в клубе заключенных,
вытираясь пленкой кинематографа.
а ну-ка, Андрюшка, иди сюда!

Бегемот встал на стол и рьяно захлопал:
- Вот это полет! А слог - ломанный Маяковский!
Гафт, доев и отряхнув руки, наклонился к Фурцевой:
- Он всегда это читает. Очень скучный человек, я считаю.

А Гайдай, с дельфином над головой, взял тазик из-под салата, вытряхнул на скатерть кучку оливье из рубинов и скрепок, на что подфурционный Гердт заискивающе замахал хвостом. Сам налил тута Ессентуков и сняв пиджак поднес к клетке таз. Миронов, преданно глядя в глаза, точно зная, что делать, выставил из клетки босу ногу. Порхающий режиссер принялся омывать ее в тазу, уже с другими стихами:

- попрошу господина миронова
и высоцкого, себя и янковского
чтобы модных казенное войско
порубали лезвием плоским-ми

- За пяткой почеши и между пальцами протри! - Гаркнул мойщику просыпающийся Азазелло.
- Как-то неудобно вышло - немытый подарок подсунули... Стыдно мне до кошачей брезгливой степени.
- Тыр-тыр. Теперь кто не знает, припев! - Продолжал омыватель.

мойся ножка сладкая
от пальцей до ловкой пятки
Я отмою липкую грязь
у меня есть мыло и мазь

- А любви тут много - в этих приколах и издевательствах, - Оглядела зал Маргарита.
- Иррациональный беспредел, точка, - Заметил настольный кот.
- Классовое первоскотство поставлено на поток... - Дал мнение освобожденный Громыка.

Пока Близнец мыл и пел, зал актеров встал со стульев и на цыпочках закружил вокруг него хоровод.

  ...на алтаре ремесел Богодухо...
  Мойся Мойся товарищ Андрюха.

С этими словами мытье завершилось, и все в одночасье прыгнули в свои стулья. Только Гердт и Гафт теперь дрались за стул рядом с Рязановым. Гердт был проворнее, потому что имел животное обличие. Он быстрее вскочил. И Гафт теперь тянул того прочь за хвост.
Певший ведущий обратился к Гафту:
- Никаких хвостов! Ты же знаешь правила - кто опоздал - тот водит.
Грустный актер, грозя Гердту кулаком, пошел на место Гайдая. Но его спасли. Потому что в этот момент в зал веселья виновато проник Евстигнеев, в котелке и фраке охранявший пленку входа:
- Извиняюсь, там инспектор пришел. Неуплачено за электричество - слова его.
Гайдай обернулся:
- Как же, мы перешли на автономное. И я сам ходил на почту неделю назад. Квиток засунул.
- Вы не переживайте за это. Автономность отключаю.
Тут Актер дернул веревочку, висевшую рядом с его лицом - она шла с полы котелка. И темнота свалилась на заведение.

Зал замолчал. Потом дрожащий голосок дал еще строфу:

шлюхи смеются... лакают ложками
гости сейчас уйдут домой с кошками

После короткого молчания голос Близнеца рявкнул:
- Нет, ну ты посмотри на него. Официант, освещение. Довольно стихов.
Солдатик, мы помним про твое день рождения!
Хватит обладать силой инопланетного происхождения.

И вновь помещение озарилось. Потому что Янковский раскинул под потолок с руки полотенце, которое растянулось там, прилипло и засветило. Евстигнеев замер пантомимой в отрешенной скульптуре. Когда актеру омыли ступни, и все расселись, он сам, широко закидывая пятки назад, вытерся, подарил публике поклон. Гайдай ответил достойно сдержанно. После близнецы синхронно щелкнули пальцами, и Пес, сидевший сытым впился зубами в клетку и перекусил пруты. Освобожденный лилипут пижонски вышел на стол чистыми ногами, огляделся и плюхнулся задом в розовый пудинг - как в кресло (на пудинг ему указал Горин, молчавший и созерцавший). С кресла Миронов над головой поднял плакатик: "к потомкам Cтаниславского обращаться ласково и только по кличкам"
Гайдай улыбнулся ко всем:
- Бал только начинается!.. Программки у директора по 5 копеек.

Марго обернулась к своим, допившим кисель, собравшимся уходить. Те увидели, что женщине как никогда хочется досмореть. Поистине, Марго трясло от любопытства. С удивительной жадностью она кидала взор на сцену. Что-то предвкушала. О чем-то догадывалась. Волнение ее было непонятным. Хотя свермистического и не происходило ничего. Просто раздвоенный режиссер мыл ноги читавшему газету карлику-актеру, стоявшему в клетке, ну и так далее. И все же в ожиданиях Марго не ошиблась.
Евстигнеев, отключивший свет, ожил из пантомимы и в котелке с тросточкой приземисто прогибаясь, сказал такие слова:
- Любезнейший главарь, прошу задуматься или обратить внимание.
- А что такое, Дядя?
- На женщину из наших гостей. Кроме, предательского Громыкионе и двух падших нейтралитетов, мы имеем честь видеть и новую хранительницу нашей свечи.
- Которая играет роль ведьмы?
- Простите, любезнейшие... Но раки - к враке. Одну из ролей - не самую удачную. У нее был период умопомешательства, когда она ушла к Врагу. Но вспомним, что наше вмещение состоялось благодаря своевременному аффекту героини в литературной и театральной среде. Ключ на ее шее - этим ключом жертвы и терпения, госпожа Рита вовремя открыла нам ворота.
- Да, а ведь мы вошли легко и безболезненно.
- Мы все тут театр разыгрываем - а между тем, без кое-кого он вообще бы не существовал.
Все молча смотрели на Марго. По той пошла нервная дрожь.
"Что еще за один розыгрыш? Зав. культурой не она была!.. И женой Станиславского и Нимеровича-Данченко тоже - не она была. Что-то как-то очень важно прожила" - Крутились мысли в голове гостьи.
Громыка и кот улыбались библиотекарше, словно знали подвох в сценарии.
- Давайте уже покончим с идолами.
Евстигнеев продолжал:
- Вы прекрасно знаете, о чем я. Куратором искусства во весь наш век... И в самые трудные времена служила эта женщина! И женой она была только одного человека. Первого единственного писателя. Того, который задал нам планку. Такую, которую никто не смог изогнуть.
- И потом ушла в библиотечный монастырь каяться за вероотступ. Знаем-знаем, - Сягал скепсисом Невинный.
- Да. Где и была свечой.
Евстигнеев перекинул из руки трость в другую и взял со стола закрытую банку сгущенки. Прорезов в ней дыру тростью, задрал вверх и испил полившуюся струю:
- Короче, спасибо вам, Хранительница. Сгущенки не дам.
Зал заурчал хором:
- Благодарим, будьте королевой. За роль ведьмы - кайтесь. На то вам и последние времена!
Пошли словечки от отдельных персон. Маргарита дрожала от неожиданности.
- Ей дана была власть, и она открыла ей дверь кино... Хотя и пала - ведь нельзя же что-то совершить великое - и остаться собой, - Обсуждала Фурцева с дельфином, ставшим Никулиным. При этом Никулина она держала на блюдце перед собой. И он с него отвечал:
- Да, что-то сделать безнаказанно совершенно невозможно.
- Библиотекарь, мы приглашаем вас в нашу компанию.
От шума радости подул ветерок. Полотенце с ликом Захарова, которое Янковский бросил на спинку пустого стула, колыхнулось, лик режиссера задрожал, выпучился и оттдуда киномастер вылез целиком. Он был в шортах, в майке и маленького размера. Тем же полотенцем утерся и сел на стул:
- Я, похоже, последний, кого ждали для кворума... Как там на таможне, спросите? Почему-то какие-то рыжие коты в церкви на лбу кресты рисовали.
По столу к театральному мастеру в игрушечном джипике проехал Леонид Броневой. Он был такой же мини, как Миронов и Захаров. И за его транспортом на шнурке волочилась тарелка с селедкой. К ней полотенцевый режиссер и приступил. А пес зарычал на сидевшего в кресле из пудинга и читавшего "Правду Советского кино" МиниМиронова. Под рык пудинговый чтец вздрогнул, уронил чтиво в Захаровскую селедку, глядел завороженно, встал, щелкнул босыми чистыми пятками как каблуками, гусарски поклонился, снова сел. Пес лизал гениального лилипута, языком поднимал его сиденье. Хитренько улыбаясь гостье, Гайдай сделал рукой какой-то круговой жест: что-то вроде французского выражения преклонения. Но Маргарита дала оценку осторожную:
- Как и во всех талантливых войсках тут весело и глупо.
- Нет-нет. Нам пора! - Тут кот начал выталкивать Марго в спину из зала. Та была в недоумении и без сил.
Остальные двое из компании поднялись.
- Спасибо за кисель-соль. Но мы люди приличные. Олег, сочтемся. Пойдем, мадам или как вас там - регулярная Королева.
- Действительно, пора шагать, - под локоть повел Азазелло.
- А что такое? Разве нельзя здесь остаться и править? - Теряла почву под ногами кинокураторша.
- Этим лишь бы засосать в улей и веселиться. Это химеры. А нам надо жить... Ключик только им верните, Они найдут ему приминение. А вам награда не здесь, а там где вас ждут по-настоящему.
Громыка стоял ближе всех к выходу и манил пальцем:
- Кыс-кыс.
Через миг они покинули коробку веселья и оказались вне пленки. А снова в питерской гостинице. На кровати. Перед окном с дождем.
Кот подковылял к подоконнику и почесал задней лапой за ухом:
- Красивый город. А смоется нафиг, японский городовой. Просыпайтесь, Маргарита Николаевна! Время вливаться в питерскую реальность. Буль-буль.
С этой фразой библиотекарша проснулась и взялась за голову.

http://proza.ru/2015/03/21/1493 - к началу
http://proza.ru/2016/01/30/379 - к концу


Рецензии