Алькатрас. Плавучий

Ну, еще только тот пласт поднять: плаванье.
Когда я, отчаявшись уже куда-нибудь примениться в кошмарные 00-е, инженер-строитель, конструктор, закончила блестяще (как и всё и всегда, как говорил мой папа: "Либо отлично, либо - никак") торгово-кулинарное училище, и, горя жаждой приключений и дальними плаваньями, ринулась в очередное приключение. Муж тормозил изо всех силов - но что он мог, когда прет такая татарская сила!
Прошла школу в столовках-кафе, на холодном-горячем цехах, пирожки, салаты, котлетки...
В школьной столовой - это мой диплом в училище.
Попробуйте-ка в 6 утра 200 пирожков испечь!
Пришла я с красным дипломом и отсутствием практики (так, в школьной столовой и офицерском кафе - фигня).
В Беломорско-Онежском пароходстве, на высшем уровне расценили моё желание покорять дальние страны - мелко не плаваем. Сто раз изучили досье. Им еще коки  с высшим образованием не попадались. И, представьте! Мне выдали паспорт моряка!!! Синий. Роскошный. Да за этот паспорт убивают. Я с этим паспортом могла в три секунды в любом порту мира сойти на берег и просить гражданство.

Что мы и упустили с Мариусом в 1983 г. в Мурманске. Он задержал корабль  из-за меня на сутки - это бешеные деньги. Попал он! А меня моя мамка держала под замком, спрятав паспорт. Мариус ждал до конца. Судно ушло без меня. Мы расстались.

Потом допишу. Там много интересного. Тенерифе. Попугаи.

Отучилась я на повара-кондитера, присвоили мне 3-й разряд. Могу идти в любой общепит: столовка, кафе, ресторан. Практика суровая: холодный цех в офицерской столовой, горячий, о-очень! - в школьной - пирожки.

В пароходстве на меня вытаращили глаза: элегантная женщина и... повар. Никак. Тормозят. Опять пытают что да почему? Никак у них не вяжется: сидит перед ними красивая женщина, нога на ногу, загорелая, в узкой юбке, на каблуках и спокойным тоном низким голосом рассказывает, как она будет покорять Южный крест с помощью Беломорско-Онежского пароходства. Будучи коком на сухогрузе "река-море". Каботаж сначала, а потом большое море, заграница, Тенерифе и попугаи.

Подготовка была серьезная. Не такая, конечно, как была у меня в космонавтском отряде. Но спасаться при тонущем судне учили. И отбиваться от пиратов в Индийском океане тоже учили. Могу убить на кухне. Просто осколком тарелки. Тренировали нас на разных полигонах и в бассейнах. Я научилась бросать осколки тарелок в горло, прыгать с горящего судна, выплывать и догонять плот. Вот, кстати, погрузиться на него - дорогого стоит!
А когда всё загорится нахрен - надо идти в дыму, выставив руки вперед и ладонями к себе, не прикасаясь к кабелям, только не открытой ладонью! Закоротит, мышцы сведет и всё, погибнешь.

Я нарисовалась на этой ржавой кошмарной посудине, "Волго-Дон" или фиг её знает, уже не помню и помнить за ужасом не хочу, в Ростове, замена. Что-то из этих, "река-море", который ходят по Беломоро-Балтийскому каналу, потом по Волге до Каспия. Перевозят всякие грузы, контейнеры, насыпное...
 Меня встретили так, будто я адмирал.
Девчонка, кок, нет бы мне поговорить, присмотреться, совершенно затравленная - шмыг с борта.
Началось. Короче, попала я в Алькатрас плавучий. Описать ужасы плавучей тюрьмы невозможно.
Они не знали, что я этот кошмар описываю. Прятала. В Мариуполе пыталась сбежать. Поймали, отлупили, держали в трюме.
Смена с 6 утра: завтрак, потом второй завтрак, обед, полдник, перекус, ужин то-сё: изыски, соусы. Изощряюсь.
Сменщик приехал - брось ты! Макароны с сосисками - за глаза. Чего изощряешься?

Мусор должен принимать специальный мусоровоз, нет, выбрасывают за борт. Прихожу на капитанский мостик к капитану, с возмущением. Он мне:"И тебя туда отправим, если будешь вякать. Несчастный случай. Такое случается".

Хорошее начало.

Потом он закупает на стоянках  вместо говядины, по договору, гнилую лошадину. Разница - капитану в карман. И так на протяжении всего рейса. Гнилое мясо я долго отмачивала в уксусе. Капитан, не стесняясь, кладет себе в карман незаработанное. Я же должна выкручиваться перед командой. Сообщить об этом ужасе никому и никак - Алькатрас, плавучая турьма.

Итак, 64 дня сплошного ужаса. Алькатрас? Ха-ха. Отдыхает.
Я взошла по трапу  на это облезлое чудо в белоснежных шортах, в черной майке, загорелая, красивая, заносчивая. Мне 46 полных лет. Чего бояться. Тертая-перетертая. Казалось бы.
Сошла с трапа затравленной драной кошкой весом в 1,5 раза меньше. На сережину грудь. Как всегда.

Стармех, редкостная уголовная сволочь, заценил и цыкнул: "Моя. Остальные в очередь".

Этого кодекса я не знала. Не готова была. Глаза распахнуты, паспорт моряка, Тенериве, Антанариву. Мираж...
Это, вот ТО, к чему я была не готова, началось с первой же ночи. Спала я с тесаком под подушкой вполглаза.
Потом я поняла, что женщине ходить в море надо под прикрытием: капитан, старпом... Я же пришла с улицы, как всегда, голая.

Сережа мне слал радиограммы. Смотрю, с утра команда хмурая, со мной не разговаривают. А чё? Радиограмма от Сережи: "Тикай!"
 
Изощрялась для них, сволочей: грузинская, мексиканская кухни, борщи украинские, галушки всякие с драниками, узбекский плов...****ь! Стекла им толченого! Неблагодарное быдло. Я, после этого кошмарного рейса, полгода дома к плите не подходила, отвратило. Сережа готовил.

Вот так, а тебя задушат и выбросят за борт - несчастный случай, сама виновата.
Первый порт, в котором я могла сбежать - Мариуполь. Догнали, поймали, отдубасили, бросили в трюм.
 
О моряках самые "приятные" воспоминания. Правда, и среди этой швали попадались люди. Помогали скрытно. Сочувствовали, но никто не заступался: им же надо в загранку попасть, а тут заступись за кока - и застрянешь в каботаже. Простая, мерзостная логика.
Когда нынче вижу всякие репортажи об их спасениях и тонутиях  - не испытываю братских чувтсвсвсв... Уж  извините, к российским морякам. Сволочье. Этот мусор, набранный по помойкам, а капитан - подлец, его надо в наручниках снимать с рейса, как в моем случае.
Я к нему на мостик иду с жалобой: меня стармех домогается, сил нет.
А он меня, капитан, пинками сбрасывает с мостика с матюгами.
Это как?
Мне бежать некуда, я в тюрьме.
Потом допишу. Там долго и страшно.

Я очень хочу, чтобы этого капитана и стармеха, я не помню их имен и рож, наказала жизнь. Они заслужили.
Ничего страшнее, чем этот рейс, в жизни я не переживала. Даже петрозаводское СИЗО с его чудовищными обитателями бледнеет.

Уже на этом блюдце, на Азовском море, встали мы на рейд. Закончилось всё: топливо, еда. Самое страшное - у них закончилось курево.  Вот это ужас!

Я собираю в трюме макароны вперемешку с крысиным говном. Пеку клеб из не знай чего. Сушу на юте махорку. Подходит судно. Мне, сидящей на юте с картошкой, сверху бросают пачку сигарет. Ловлю в передник, не верю глазам: Опал!
Команда ко мне, по одному, с виноватыми глазами, даю, суют за ухо.

Сбежала я все-таки от них в Ростове. Это было сложно.

Потом допишу. Там тьма интересного и трагичного. Иногда смешного..