Как Сорока Мужика на себе женить хотела

    Жили-были Мужик, да Баба, да дети Мал и Мала. Жили- не тужили: Мужик на земле и по ремеслу работал, Баба по дому хлопотала, дети под ногами не мешались, своим делом занимались...
    По ту самую пору обитала в лесу Сорока-бобылка, красавица писаная: бровки чёрные,пёрышки точёные, белые бока, не замужем пока. Так и жила. Этому дала, этому — дала, да яичка не снесла; что и проку в гнезде жизнь молодую губить! Птенцы окрепнут и разлетятся, а Сокол твой ненаглядный уже с новой подругой хороводы водит. И то понятно — весело на птичьем балу, век бы кружиться, а не устанешь; пёрышки на ветру топорщатся, глазки блестят, - кружат, кружат Сороку то строгий Грач, то ветреные Гальцы чередой, то молодой иссиня-чёрный Ворон, то мудрый Филин дождавшись вечерней поры приглашает на тур вальса... нарядно свёркают стёклышки на крючковатом носу... А вот и Орёл, гордец из гордецов, заслонив крылами небо манит в свои объятия.
   Весело Сорока свою первую пору прожила. А на другой год откуда ни возьмись новых — чернобровых прибыло, да и прежние кавалеры Белобоку-красавицу заприметили, освистали, из леса прогнали. То ли беда? Много в наших краях лесов и рощиц, и всюду богато молодцев-кормильцев. Год за годом, весна за весной, и вот докука: юных пташек, что мошки, а из ухажёров-дарителей один старый Филин, да и тот больше по привычке, чем по надобности.
   И уж зима Сороку страшить стала; Филин в своё дупло не зовёт, а гнезда не вьёт...
Земля пушинка к пушинке белой периной покрыта. Деревенские, гляди-ка, веселятся: с горки детей кидают, сладкий дым из труб пускают, да огненые глаза Дому открывают. Манят те глаза Сороку, ох и манят... Призадумалась наша красавица, чем Бог послал, да и выдумала себе житьё сладкое, - чтобы в зиму сытой быть, мужа у жены отбить!
   Однако холодает к ночи, нету мочи, зато утро вечера мудрёнее. По утру всё и случись...
Снарядился Мужик в лес — дров нарубить, свежий снег примять. Выбрал место, скинул тулуп, и давай топориком тюкать. Ловко так,звонко. Приглянулся Сороке крестьянин: руки большие,сильные,как крылья, шёлкова борода колечками, глаза строгие, но весёлые.Хоть на Орла и не похож, всё ж не воробей! Ну а приглядела — хватай, пока другие не смотрят. Почистила Сорока пёрышки и давай по снегу, как по белой скатерти   похаживать. Чёрными крестиками строчку за строчкой прошивает, а Мужик и в ус не дует, знай себе топориком забавляется: дерево бьёт, да ветки себе забирает.
   Взлетела тогда Сорока на самую верхушку того дерева, что Мужик пытал, вскрикнула во весь голос, крыльями забила, глазки-бусинки за веко завела и пала на снег прямо-таки Мужику под ноги.
– Ишь,ты, сорока, околела, видать, - наклонился Мужик, чтобы прочь птицу откинуть, да та смекнула ко времени, крылами забила, задышала жарко, - Красивая какая, - тут только Мужик заметил, - Возьму с собой, Бабе покажу, детишкам, пусть порадуются.
  Закончил крестьянин работу, допустил Сороку себе за пазуху, домой направился. А Белобока его нежно пёрышками щекочет, считай, сделано дело; в тепле жить будет, в сытости. Мужик, он такой: щекочи его, хохочи, да красуйся. По людским меркам сама-то ещё молодка, а чтобы яйца нести, куры придуманы. Так-то!

   Вошёл Мужик с мороза в избу, распахнул тулуп:
– Принимай, Баба, подарёнку, вона краса-резны пёрушки!Чуть живёхоньку отогрел.
Взяла Баба Сороку, смотрит, что не велика забава, а велика забота, да делать нечего — накормила, в корзинку с-под лука спать уложила. Ай и вышло оттуда Бабе горе луковое. Дальше-то слушайте.
             
    Собралась хозяюшка на вечернюю дойку, а Сорока — шасть к Мужику на полати:
– Ты, Баба, не буди нас поутру рано, мы всю ночь  в ладушки играть будем, притомимся, а утром сон самый сладкий...
  Пригорюнилась Баба, да делать нечего ; коровка навряд дожидаться станет. Доит, кормилицу-то, а слёзы у самой льют и льют, так вот и набралась солона вода до полного ведра. То-ли ещё беда; одна-сама на лавку спать пошла. Всплакнула и тут было, да уж Солнышко взошло, слёзки подсушило, работать разрешило. День в заботах прошёл, а к вечеру хлопоты, и те отдыхают.
  Так вот, созывает хозяйка семью к столу, привечает и гостью. Сорока, хоть и не родня, а по повадкам — ровня! Свою кашу крылом смахнула, в мужикову миску заглянула, у деток лучшие кусочки поклевала, а Бабе в горшок наплевала.
   Потушили свечку, Сорока — шасть к Мужику на печку:
– Ты, Баба, не трогай моего суженого, у тебя руки грубые, натруженные, а у меня, Сороки-белобоки, пёрышко к пёрышку, коготок к коготку, я уж так Мужика пощекочу, ты и не домыслишь! 
Поглядела Баба на свои руки, устыдилась, пошла горшки перемывать.

 Засобирался Мужик на ярмарку. Оделся почище, свой товар взял, да жилицу белобокую на телегу подсаживает: «Себя, - говорит, - миру показать еду, а и красу свою ненаглядную потешить. А ты, мать, толстовата, да одета плоховато.»
  Осерчала Баба: прежде всякий раз её с собой брал, а теперь Сорока на возу барыней едет. Осерчала, значит, бабонька, да обиду затаила: «перетерплю,»-думает и за дела принимается.

    А Ярмарка в том году завидная была: народу со всех деревень понаехало, да всякий похваляться. Мужик наш тоже любил ремесло показать, а плотник-то он знатный; так избы топориком расписывал, что твои кружева! Сей же раз... настрогал цельный воз свистулек деревянных, и каждая сорочьей головкой вперёд смотрится, инда в хвост ей дунуть  - фыркает, какая и свиристит. Вишь чего, народ у нас не злой, а всё глазливый; недолюбливали  Мужика за житьё его ладное, да руки золотые, стороной ходили — резные ставенки охаивали. А тут обступили возок, свистульки копеечные разбирают, в усы смеются, да на Красу-Белобоку поглядывают, схожесть сличают, видят, что сорока, каких полон лес, а в глаза мужичку нахваливают: ох, мол, и хороша, кабы разодеть по городскому, прям барышня, а коли очки, так и умна покажется.
Мужик и рад стараться-кланяться, накупил всяко-разно новой зазанобе:
На лапки — сапожки,
В ушки — серёжки,
Шубку с полушалком,
Эх, ничего не жалко!
  Да так разошёлся, что стал каждого встречного-поперечного на свадьбу звать. Совсем рехнулся от сорочьей щекотки. Или, может , клюнула она его куда в думное место. Поди узнай! 

  Да только и взаправду стали гости в назначенный день сбираться, и все разом в избу мужикову нагрянули. С подарками, а как же, и баяниста не забыли. Забыли только Бабу упредить, не подготовилась она к такому веселью, щами утрешними пришлось гостей потчевать. А пока те кислы щи хлебали, чего погуще дожидали, схватила баба сковородник, и давай мужа охаживать, пока гнев не сошёл.
    А сорока — ну что с неё возьмёшь, -  птица пустоголовая. Выкинула Баба обидчицу за сараюшку, хвоста, правда, надрала допрежде.
     А что Мужик? Мужик обмогнулся в срок, а как свадьба назначена — гулять надо!
 И было выпито тогда по ведру на брата, да по два на свата; женихом с весёлого глаза посадили Фрола, бобыля векового, а в невесты ему определили Агафью подслеповатую.
 Так они не в обиде: смолоду ещё друг дружку заприметили, только поначалу тятька Агафьин против был, а потом Фрол забыл, зачем сватался. А вот, поди ж ты, случись через сто лет, - вдвоём и жить сподручно, и помирать не скучно.

       Вот бы и сказке конец, да только... что же белобока наша, брошенка?
Скажу и про то: ох и долго жила Сорока, пока перья все по одному не растеряла, а кормилась тем, что сказывала-пересказывала, как с мужиком жила. Гоготали птицы, свиристели, галдели, а что поклевать всё одно горемыке перепадало.
       И вы, коли где увидите ту Сороку, хлебных крошек дайте, да сказку послушайте.
 А верить — не верьте; где ж это видано, чтоб путный Мужик на Сороке женился?!
   
***

Закрывайте, парни, глазки,
переваривайте сказки.
 Сказка — ложь, да в ней намёк,
Добру-молодцу урок.
А мужик не пуганный,
что пень неструганый;
Сесть — сядешь,
да задницу засадишь...